«Юрий – Гагарин, Зиганшин – татарин, Никита – Хрущев, а ты кто таков?»

Популярнее, чем Beatles

В начале 1960-х годов в СССР в ходу была такая детская считалочка:

Юрий — Гагарин,

Зиганшин — татарин,

Никита — Хрущев,

А ты кто таков?

Попадание в герои этого незатейливого жанра, пожалуй, было и остается высшим признаком популярности в народе и, пожалуй, в этом отношении даже анекдоты не столь значимы, не говоря уже об официальных признаниях заслуг. О космонавте Юрии Гагарине и о первом секретаре ЦК КПСС Никите Хрущеве все понятно и сейчас. А Асхат Зиганшин — кто он таков?

Так вот, в те времена даже маленькие дети (кстати, не только в СССР, но и в США) посчитали бы этот вопрос просто глупым. В Зиганшина и его команду, как уже было сказано, играли дети, о них слагали песни маститые и не очень отечественные композиторы и поэты, снимались фильмы, много и неустанно писали газеты и журналы, проходили теле- и радиопередачи, пресс-конференции, встречи и приемы на разных уровнях у нас и за рубежом, им вручил ордена сам министр обороны СССР Родион Малиновский и поздравил телеграммой руководитель Советского Союза Хрущев. Мэр Сан-Франциско вручил им символический ключ от города произвел их в его почетные граждане.

Известна фраза музыканта Джона Леннона, которая в свое время наделала по всему миру много шума, скандалов и чуть не сорвала гастроли битлов в США: «Мы популярнее, чем Иисус Христос». Насчет Христа — вопрос, конечно, спорный, но что касается Зиганшина, то по крайней мере в те годы наша итуру́пская четверка явно затмевала своей славой ливерпульскую по обе стороны океана. Сам Асхат Рахимзянович в одном из телеинтервью, но уже в далеком 2005-м, вспоминал: «Слава богу, ровно через год Гагарин полетел, и от нас наконец отстали…»

17 января 1960 года на Дальнем Востоке, от берега острова Итуруп Курильской гряды, шторм сорвал и вынес в открытый океан небольшую плоскодонную баржу с экипажем на борту Фото: Kaidor, wikimedia.org, CC BY-SA 4.0

Who is Mr. Ziganshin?

Кто же такие Mr Ziganshin & Ко? Что они совершили такого, что их ставили в один ряд с первым человеком в космосе и кумирами всей молодежи планеты?

17 января 1960 года на Дальнем Востоке, от берега острова Итуруп Курильской гряды, шторм сорвал и вынес в открытый океан небольшую плоскодонную баржу с экипажем на борту. Спустя 49 дней неуправляемую посудину заметил авианосец военно-морских сил США. На ее борту американцы обнаружили четверых измученных, уже бредивших от голода и находившихся на грани смерти военнослужащих Советской армии. Это были младший сержант Зиганшин, рядовые Филипп Поплавский, Иван Федотов и Анатолий Крючковский. Они являлись солдатами срочной службы, вчерашними деревенскими пацанами, попавшими в стройбат — далеко не самые элитные войска. Словом, простыми, но в то же время настоящими советскими парнями.

Автобиография командира экипажа Зиганшина, старшего по званию и должности, а также самого старшего по возрасту (ему был 21 год, остальным — по 20 лет), к тому времени состояла из нескольких стандартных строк: родился 13 июня 1938 года в селе Шентала Куйбышевской области в татарской семье. Родители переехали туда из Черемшанского (бывшего Первомайского) района Татарской АССР. Был самым младшим в семье, две его сестры жили в Татарии. Был и старший брат. Асхат окончил 8 классов деревенской школы и поступил в училище механизации сельского хозяйства. Два года отработал в МТС трактористом на колхозных полях. В августе 1958-го был призван в ряды Советской армии. У его подчиненных — примерно то же самое.

В отличие от голливудских кинозвезд, они не спасали мир от неминуемой угрозы, не выполняли какой-то специальной боевой задачи, у них не было даже оружия (в одном из интервью Зиганшин сказал: «Мне после этой истории ружье зачем-то подарили, а я в детстве раз синицу из рогатки подстрелил, до сих пор жалею: зачем подстрелил?»). И все же дух, поведение, решения и действия экипажа баржи Т-36 по выживанию человека в экстремальной ситуации вот уже десятки лет изучают спецслужбы, спасатели, психологи, другие гражданские, военные и даже космические специалисты. Тот почти двухмесячный дрейф стал легендой и занимает особое место в пантеоне российской воинской славы. Их фото прямо с борта американского авианосца мгновенно облетели весь мир. Советских солдат даже наши потенциальные противники сразу стали называть не иначе как героями.

Почти двухмесячный дрейф стал легендой и занимает особое место в пантеоне российской воинской славы. Их фото прямо с борта американского авианосца мгновенно облетели весь мир Фото: USS Kearsarge crew, wikimedia.org, Общественное достояние

Неприкосновенный запас продовольствия был сдан на берег в нарушение инструкции

Как стройбатовцы оказались сначала на барже, а потом в океане? Военный историк, капитан 1-го ранга ВМФ Российской Федерации Николай Черкашин объясняет в документальном фильме телеканала «Звезда»: «На Итурупе в то время находился воинский гарнизон, туда подходили на разгрузку большие корабли. Но близко к берегу подойти они не могли: мелководье. Поэтому были использованы вот такие танко-десантные баржи типа Т-36. Они должны были ходить до грузовых судов, стоящих на внешнем рейде, и потом возвращаться в порт выгружать то, что большие корабли привезли. В этом заключалась главная задача этих барж.

Экипаж баржи состоял из четырех человек. Согласно инструкции, на борту должен был храниться неприкосновенный запас продовольствия, рассчитанный на 10 суток. Но, из-за того что эти баржи в тот период уже числились на зимней сухой стоянке, НЗ был сдан на берег, на склад».

Вот что рассказал о том случае Зиганшин в интервью историческому научно-популярному журналу «Родина»: «Оборудованных причалов на Итурупе отродясь не водилось. В заливе Касатка суда привязывали к рейдовым бочкам или мачте затопленного японского корабля. Жили мы не в поселке Буревестник, где базировался наш отряд, а прямо на барже. Так было удобнее, хотя на борту особо не развернешься: в кубрике помещалось лишь четыре койки, печка да переносная радиостанция РБМ. В декабре 1959-го все баржи уже вытащили тракторами на берег: начинался период сильных штормов — в заливе от них не укрыться. Да и ремонт кое-какой предстоял. Но тут пришел приказ о срочной разгрузке рефрижератора с мясом. Т-36 вместе с Т-97 опять спустили на воду. Обычно на барже был запас продуктов — галеты, сахар, чай, тушенка, сгущенка, мешок картошки, но мы готовились к зимовке и все перенесли в казарму».

К причалу плоскодонки были пришвартованы стальными тросами. В ночь с 17 на 18 января 1960 года над Итурупом прошел циклон. От сильных штормовых волн скрепленные между собой две баржи сорвало со швартовки. Чтобы эффективнее противостоять шторму, решено было расцепить суда и маневрировать порознь. Экипаж одной самоходки смог рассчитать силу волны и выбрать курс, чтобы судно выбросило на берег. Второй барже под командованием Зиганшина сделать это не удалось. Баржу стало сносить в открытый океан.

Включив двигатель, Т-36 вынуждена была отойти подальше от берега, потому что это грозило гибелью: берег был скалистый, баржа практически не управлялась, и они только пробили себе днище. Вода, поступавшая в пробоину, заливала машинное отделение. При этом все время надо было маневрировать, чтобы не разбиться о скалы. В какой-то момент баржу сильно тряхнуло, и вышла из строя рация. Как вспоминал потом Крючковский, «экипаж решил бросить якорь, но цепь обледенела, примерзла и нечем было ее отрубать».

Шторм неумолимо вытащил баржу с пробитым днищем в открытый океан. К востоку от острова Итуруп нет никакой суши на тысячи километров. Мощности двух двигателей утлого плоскодонного суденышка явно не хватало, чтобы бороться с гигантскими волнами размером с пятиэтажный дом.

Итурупская четверка, как потом назвали в мировой прессе наш экипаж, продержалась 7 недель, сохранив не только собственные жизни, человеческое достоинство, но и верность Родине, гражданский и воинский долг (на фото слева Филипп Поплавский и Асхат Зиганшин) Фото: USS Kearsarge crew, wikimedia.org, Общественное достояние

Если бы не командир, экипажу выжить бы не удалось

«В этой критической ситуации настоящие лидерские качества проявил старший по возрасту и по званию Асхат Зиганшин, — продолжает Черкашин. — Не имея никаких подручных материалов, чтобы залатать пробоину, он предложил сделать это оригинальным способом: прижать изнутри домкратом к борту доску. Течь удалось минимизировать, но случилась новая беда: в первые же часы в океане от ударов волн о борта судна стало отказывать корабельное оборудование…»

Выдающиеся, что называется, врожденные командирские качества Зиганшина впоследствии отмечали все эксперты и специалисты. Все сходятся во мнении, что если бы не командир — экипажу выжить бы не удалось. Не обладая никакими специальными познаниями в морском деле и не будучи экспертом по выживанию, он интуитивно выбрал правильную стратегию, один из элементов которой — точный счет дням в плену стихии.

Военный психолог Алексей Захаров полагает, что главное для любого человека, который попадает в экстремальную ситуацию, — не терять ориентиров в пространстве и во времени. «У меня были часы с календарем, — вспоминал командир баржи. — Поначалу даже катерный журнал заполнял: настроение экипажа, чем кто занимался (солдаты почему-то называли свои баржи катерами — прим. ред.)».  

Он делал это на случайно завалявшихся листках, обрывках газет, когда и обнаружил тот самый номер «Красной звезды», где сообщалось, что в указанном районе Тихого океана Советский Союз будет проводить запуски ракет, поэтому из соображений безопасности до начала марта там запрещено появляться любым судам — гражданским и военным. К заметке прилагалась схематичная карта региона. «Мы с парнями по звездам и направлению ветра прикинули и поняли, что дрейфуем аккурат в эпицентр ракетных испытаний, — рассказывал Зиганшин в интервью «Родине». — А значит, была вероятность, что нас искать не станут. Так потом и оказалось.

На второй же день на берег Итурупа выбросило спасательный круг с нашей баржи и разбитый ящик из-под угля с бортовым номером Т-36. Обломки нашли и решили, что баржа и ее экипаж погибли, налетев на скалы. Родным командование отправило телеграммы: ваши сыновья пропали без вести. Хотя, может, никто и не думал напрягаться, организовывая масштабные поиски. Из-за несчастной баржи отменять пуск ракет? Успешные испытания для страны были гораздо важнее четверых исчезнувших солдат… Но мы-то надеялись на лучшее и ничего об этом не знали, продолжали дрейфовать».

Зиганшин сообразил, что, скорее всего, никого они не встретят на своем пути. Оставалось надеяться только на свои силы. Поэтому он предложил ребятам распределять, четко дозировать все то продовольствие, которое у них имелось. А был у них мешок картошки, полбанки свиного сала, банка тушенки, буханка хлеба, немного крупы. Почти сразу выяснилось, что, пока команда боролась со штормом, вся картошка рассыпалась по трюму и пропиталась мазутом. Но выбирать не приходилось.

За время дрейфа они съели 7 пар кирзачей

Данила Михайловский, инструктор по выживанию, сообщил в документальном фильме из серии «Легенды армии», что у них был незначительный запас пресной воды, что-то около чайника, а далее пришлось брать воду из системы охлаждения двигателя. Вода была технической, ржавой, с металлическим привкусом, но тем не менее пресной. Вода стала главной ценностью на барже. На день рождения рядового Крючковского в качестве подарка ему преподнесли пару лишних глотков. Вот что он вспоминает об этих своих именинах: «В тот день ребята поздравили меня: Толик, вот тебе положено по этому случаю лишних два глотка. Я говорю: спасибо за поздравления, за то, что помните об этом, но лишний глоток воды пить не буду. Пусть она останется на пото́м. Она и оставалась на пото́м, когда нас уже спасли, — целых три стакана. Обидно, могли бы и выпить…» Не сразу, но они научились собирать и дождевую воду, но она погоды в их запасах не делала.

Рассказывает военный историк Черкашин: «Дневной рацион приходилось сокращать все больше и больше, и когда в конце концов осталась одна картофелина, то они ее съели 23 февраля и таким образом отметили свой профессиональный праздник». Картошку приходилось особым образом вымачивать и резать: она, как уже было сказано, во время шторма рассыпалась по днищу и пропиталась мазутом. Картошка закончилась на 36-й день дрейфа.

Зиганшину принадлежала идея резать «на лапшу» кожаные ремни и варить из них что-то наподобие похлебки. Именно ему пришло в голову долго кипятить в морской воде, а затем жарить на сковородке кожаные фрагменты кирзовых сапог. Ответственность за гастрономические эксперименты командир брал на себя: сначала пробовал сам и только потом, спустя сутки, убедившись, что желудок способен это переварить, разрешал есть обувную кожу остальным. За все время дрейфа они съели 7 пар кирзачей.

Готовил Зиганшин собственноручно. «В обычных условиях командир не должен стоять на камбузе, это обязанность рядовых, — объяснял он впоследствии. — Но на второй или третий день Федотов стал кричать, что мы умрем с голоду, вот ребята и попросили, чтобы я взял все в свои руки, контролировал ситуацию. Наверное, им так было спокойнее…» Хотя младший сержант был старше товарищей всего на один год, но в его словах, поведении было нечто такое, что делало его в глазах подчиненных непререкаемым авторитетом.

Ели раз в сутки. Каждому доставалось по кружке супа, который кок-командир варил из пары картофелин и ложки жира. Еще добавлял крупу, пока не закончилась. Воду пили трижды в день — по крохотному стаканчику из набора для бритья. Но вскоре и эту норму пришлось урезать вдвое.

Пробовали есть мыло, зубную пасту. Пытались ловить рыбу, но, как сказал тот же Зиганшин, она не такая дура, чтобы клевать на пустой крючок. У них не было никакой наживки, все более-менее съедобное шло в дело, т. е. в собственный, а не рыбий желудок. Хотели было соорудить крючок из ржавого гвоздя, какую-то снасть из консервной банки, но, по словам Крючковского, толку от этого не было: «Случалось, что акулы и проплывали мимо нас, ну что с того? Из „удилищ“ у нас был какой-то небольшой багор поломанный. Ну а даже если бы и убили мы эту акулу, то что дальше? Как ее на палубу затащишь? Короче говоря, ни одной рыбешки мы так и не поймали».

«Чуваки не унывают, на гармошке рок лабают»

На 40-й день вслед за кожаными ремешками от рации и сапогами решили пустить в суп последнее, что поддерживало их моральный дух и настроение, — гармонь, оставленную на борту предыдущим экипажем. Поплавский очень хорошо на ней играл. Он и пел хорошо. Солдаты горько шутили, называя кожаные фрагменты гармони мясом высшего сорта: в отличие от сапог, они не были пропитаны гуталином и их не надо было вываривать в морской воде.

Когда ребята вернулись домой героями, в Москве возникла разухабистая песенка на народные слова, которую исполняли не только во всех ресторанах, но биг-бенды со сцены:

Как-то в Тихом океане

Тонет баржа с чуваками,

Чуваки не унывают,

На гармошке рок лабают.

Зиганшин-рок, Зиганшин-буги —

Зиганшин родом из-под Калуги.

Зиганшин-буги, Зиганшин-рок —

Зиганшин съел второй сапог.

Зиганшин утверждал, что за все время никто не попытался стащить что-то с общего стола, урвать лишний кусок. Да это и не получилось бы, все было наперечет. Но не в этом дело. Спасшие их американцы были поражены: в первый же раз, когда ребятам на борту авианосца дали еду, они передавали друг другу тарелки!

«БИЗНЕС Online» недавно писал о голоде и его проявлениях. По утверждению ученых, после 1–2 недель без пищи, когда организм человека сжег свой запас жировых клеток, начинается его разрушение. В том числе и головного мозга. Человек еще сохраняет способность мыслить логически. Но в этой логике начинается аномалия, совершаются действия и поступки, необъяснимые в нормальных условиях. У них уже нет ни чувства стыда, ни брезгливости. Они на все готовы, в том числе и на убийство самых близких людей, лишь бы добыть пропитание. На этой стадии и начинается людоедство. Совершенно спокойно могут убить или съесть своего умершего родственника, даже собственного ребенка…

Зиганшин вспоминал, что механик пассажирского теплохода Queen Mary, на котором они после спасения плыли из Америки в Европу, рассказывал, что оказывался в подобной ситуации: его судно в сильный шторм на две недели осталось без связи. Из 30 человек экипажа несколько погибли. Не от голода, а из-за страха и постоянных драк за пищу и воду… Да разве мало случаев, когда моряки, оказавшись в критической ситуации, с ума сходили, бросались за борт, съедали друг друга?

Итурупская четверка, как потом назвали в мировой прессе наш экипаж, продержалась 7 недель, сохранив не только собственные жизни, человеческое достоинство, но и верность Родине, гражданский и воинский долг. И это восхищало не только американцев, но и всех во всем мире.

«Мы не сомневались, что обязательно спасемся»

«Чтобы не думать без конца о жратве и не сойти с ума, я старался загрузить ребят работой, — рассказывал через много лет корреспонденту журналу «Родина» командир легендарного экипажа. — В начале рейда недели две, день за днем, пытались вычерпать воду из трюма. Под ним располагались цистерны с топливом, теплилась надежда: вдруг там осталась солярка и мы сможем запустить двигатели. В светлое время суток гремели ведрами, сколько было сил, в темноте открывать люк не решались, чтобы не допустить разгерметизации отсека, а за ночь забортная вода опять накапливалась — осадка-то баржи чуть выше метра. Сизифов труд! В итоге добрались до горловин цистерн, заглянули внутрь. Увы, топлива не обнаружили, лишь тонкую пленку на поверхности. Задраили все наглухо и больше туда не совались…

Пока дрейфовали, ни страха не было, ни паники. Не сомневались, что обязательно спасемся. Хотя и не думали, что проведем в океане почти два месяца. Если бы дурная мысль забрела в голову, дня не прожили бы. Прекрасно понимал это, сам не раскисал и ребятам не давал, пресекал любые пораженческие настроения. В какой-то момент Федотов пал духом, стал срываться на крик, мол, хана, никто нас не ищет и не найдет, но я быстро менял пластинку, переводил разговор на другое, отвлекал.

В нашей команде были два украинца, русский и татарин. У каждого свой характер, манера поведения, но, поверите, до ссор ни разу не доходило. С мотористами Поплавским и Крючковским я служил второй год, Федотова знал хуже, он пришел из учебки и почти сразу попал к нам вместо загремевшего в лазарет матроса Володи Дужкина: тот наглотался угарного газа из печки-буржуйки. В начале дрейфа Федотов держал топор под подушкой. На всякий случай. Может, опасался за жизнь…

Лишь на последнем отрезке дрейфа потихоньку начала отъезжать крыша, пошли галлюцинации. Мы почти не выходили на палубу, лежали в кубрике. Сил совсем не осталось. Пытаешься подняться и словно получаешь удар обухом по лбу, чернота в глазах. Это от физического истощения и слабости. Голоса какие-то слышали, звуки посторонние, гудки кораблей, которых в действительности не было».

Силы оставляли экипаж. Четверка начала прощаться друг с другом. Они договорились, что последний оставшийся в живых напишет их имена на видном месте. Выбросили за борт бутылку с прощальной запиской.

«Последние дни дрейфа были очень тревожными, — рассказывает командир экипажа Т-36. — У нас оставалось полчайника пресной воды, один сапог да три спички. С такими запасами протянули бы пару суток, вряд ли больше».

Федотов, Зиганшин, Поплавский на палубе «Кирсаржа» Фото: USS Kearsarge crew, wikimedia.org, Общественное достояние

«Вдруг американцы подумали, что русским нравится болтаться посреди океана?»

«7 марта услышали какой-то шум снаружи. Сначала решили: опять галлюцинации. Но не могли же они начаться одновременно у четверых? С трудом выбрались на палубу. Смотрим — над головами кружат самолеты. Спустились низко-низко, кажется, рукой дотянуться можно. Тут уже мы окончательно поверили, что мучениям конец, помощь пришла. Стоим, обнявшись, поддерживаем друг друга.

Из люков высунулись пилоты, сбросили веревочные трапы, показывают знаками, как подниматься, что-то кричат нам, а мы ждем, когда кто-нибудь спустится на баржу и я, как командир, поставлю свои условия: «Дайте продукты, топливо, карты, и мы сами домой доберемся». Так и переглядывались: они — сверху, мы — снизу. Вертолеты повисели-повисели, топливо кончилось, они улетели. Их сменили другие. Картина та же: американцы не спускаются, мы не поднимаемся. Смотрим: авианосец «Кирсардж», с которого вертолеты взлетели, разворачивается и начинает удаляться. И вертолеты следом. Может, американцы подумали, что русским нравится болтаться посередине океана?

В этот момент мы по-настоящему струхнули. Поняли: сейчас сделают нам ручкой и — тю-тю. Хотя даже тогда мысли не было, чтобы бросить баржу. Пусть хоть на борт к себе поднимают! Из последних сил начали подавать американцам знаки, мол, дурака сваляли, не бросайте на погибель, заберите. К счастью, авианосец вернулся, подошел поближе, с капитанского мостика на ломаном русском нам прокричали: Рomosh vam! Pomosh! И опять вертолеты в небо подняли. На этот раз мы не заставляли себя уговаривать. Я влез в спущенную на палубу люльку и первым поднялся на борт вертолета. Мне сразу сунули в зубы сигарету, я с удовольствием закурил, чего не делал много дней. Потом и ребят подобрали с баржи».

Спасённые Крючковский, Поплавский, Зиганшин Фото: USS Kearsarge crew, wikimedia.org, Общественное достояние

«Впервые я откровенно сдрейфил, даже больше, чем на барже»

«На авианосце тут же повели на кормежку. Налили по миске бульона, дали хлеб. Мы взяли по небольшому кусочку. Показывают: берите еще, не стесняйтесь. Но я парней сразу предупредил: хорошего понемногу, поскольку знал, что с голодухи нельзя обжираться, это плохо заканчивается. Все-таки вырос в Поволжье в послевоенное время…

Американцы выдали чистое белье, бритвенные приборы, отвели в душ. Только я начал мыться и… рухнул без сознания. Видимо, организм 49 суток работал на пределе, а тут напряжение спало, и сразу такая реакция.

Очнулся через три дня. Первым делом поинтересовался, что с баржей. Санитар, присматривавший за нами в корабельном лазарете, лишь плечами пожал. Тут у меня настроение и упало. Да, здорово, что живы, но кого мы обязаны благодарить за спасение? Американцев! Если не злейших врагов, уж точно не друзей. Отношения у СССР и США в тот момент были не ахти. Холодная война! Словом, впервые за все время я откровенно сдрейфил. На барже так не боялся, как на американском авианосце. Остерегался провокаций, опасался, что нас в Штатах оставят, не разрешат вернуться домой. А если отпустят, что ждет в России? Не обвинят ли в измене Родине? Я же советский солдат, комсомолец и вдруг попал в пасть акулам мирового империализма…

Сказать по совести, американцы относились к нам исключительно хорошо, даже специально вареники с творогом сварили, о которых мы мечтали на барже. Коком на авианосце служил потомок эмигрантов с западной Украины, он знал толк в национальной кухне… Еще был забавный эпизод, когда переводчик принес нам две бутылки русской водки. Говорит: по вашей просьбе. Мы сильно удивились, а потом посмеялись. Видимо, хозяева перепутали воду и водку. И все же в первые дни после спасения я всерьез подумывал о самоубийстве, примерялся к иллюминатору, хотел выброситься. Или на трубе повеситься…»

К родителям Зиганшина приходили с обыском

Через 40 лет после дрейфа, в 2000 году, Зиганшина пригласили на юбилей в родные края, в Самарскую область, и только тогда он узнал, что к его родителям приходили с обыском. После окончания официальной части к нему подошла женщина и, сильно смущаясь, попросила прощения за мужа-милиционера, который вместе с особистами в 1960-м шастал в его доме по чердакам да подвалам. Наверное, власти подумали, что ребята дезертировали, уплыли на барже в Японию. Родители Зиганшина, тихие скромные люди, ничего не сказали ему по его возвращении. Что сын нашелся, а не погиб и не пропал без вести, в марте 1960-го они услышали по «Голосу Америки». И даже не они сами, а соседи прибежали и сказали, что про их Витьку по радио передают. Асхатом его звали только домашние, а остальные именовали Виктором. И на улице, и в школе, и потом в армии…

Американцы сразу сообщили, что выловили в океане четверых русских солдат, а советские власти неделю решали, как реагировать на новость, что с ними делать. Вдруг они предатели или перебежчики? Лишь на 9-й день, 16 марта 1960 года, Хрущев послал экипажу поздравительную телеграмму, а в «Известиях» на первой полосе появилась заметка «Сильнее смерти».

«К этому времени мы успели дать пресс-конференцию, — продолжает Зиганшин. — Прямо на борту авианосца. С Гавайских островов прилетел переводчик, неплохо знавший русский, с ним — несколько десятков журналистов. С телекамерами, фотоаппаратами, прожекторами… А мы деревенские парни, для нас это все дико. Может, потому и разговор получился коротким. Посадили нас в президиум, мороженое каждому принесли. Какой-то корреспондент спросил, говорим ли по-английски. Вскочил Поплавский: „Thank you!“ Все рассмеялись. Потом поинтересовались, откуда мы родом, из каких мест. Ребята ответили, я тоже сказал, и вдруг у меня из носа ручьем хлынула кровь. Наверное, от волнения или перенапряжения. На том пресс-конференция и закончилась, толком не начавшись. Отвели обратно в каюту, поставили у дверей часовых, чтобы никто без спросу не ломился».

«Остаться за океаном предлагали аккуратно»

«Правда, в Сан-Франциско, куда мы прибыли на 9-е сутки, пресса свое наверстала, сопровождала на каждом шагу. О нас и по американскому телевидению рассказывали. Я раньше про это чудо техники лишь слышал, а тут включаю — идет сюжет о нашем спасении. Мы обросшие, исхудавшие… Я почти 30 килограммов сбросил, и ребята примерно по столько же. Помню, потом показывали «фокус»: становились втроем и обхватывали себя одним солдатским ремнем.

Остаться за океаном предлагали аккуратно, спрашивали, не боимся ли возвращаться. Мол, если хотите, предоставим убежище, условия создадим. Мы категорически отказывались. Боже упаси! Советское патриотическое воспитание. До сих пор не жалею, что не соблазнился никакими предложениями. Родина одна, другой мне не надо. Про нас потом и говорили: эти четверо прославились не тем, что гармошку съели, а что в Штатах не остались.

В Москве в первые дни опасался, как бы не упекли на Лубянку, не упрятали в «Бутырку», не начали пытать. Но в КГБ нас не вызывали, допросов не устраивали, наоборот, встретили у трапа самолета с цветами. Вроде бы даже звание Героев Советского Союза хотели дать, но все ограничилось орденами Красной Звезды. Мы и этому были рады.

Хемингуэй приветственную телеграмму мне прислал. Лежала дома, а потом затерялась. От Алена Бомбара письмо приходило, от Тура Хейердала».

Как уже упоминалось, о подвиге экипажа Т-36 написали песни многие известные поэты и композиторы, творчество которых официально одобрялось. Среди них — Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Аркадий Островский, Эдуард Колмановский и Лев Ошанин. Написал на эту же тему и молодой Владимир Высоцкий песню под названием «49 дней», которую многие источники и исследователи его творчества склонны назвать его первой песней. Уже тогда, в 1960-м, Высоцкий был Высоцким: выбиваясь из общего ряда, он создал неоднозначное произведение. С одной стороны, он восхищался подвигом и людьми, его совершившим:

Зиганшин крепился, держался,

Бодрился, сам бледный, как тень,

И то, что сказать собирался,

Сказал лишь на следующий день:

«Друзья!» Через час: «Дорогие!»

«Ребята! — Еще через час, —

Ведь нас не сломила стихия,

Так сломит ли голод нас?

Забудем про пищу, чего там,

А вспомним про наших солдат…»

«Узнать бы, — стал бредить Федотов, —

А что у нас в части едят…»

С другой стороны, он возмущался по поводу славословия на эту тему в официальной советской прессе (впрочем, другой в стране не было), называя его пособием «для начинающих и законченных халтурщиков… Таким же образом могут быть написаны поэмы о покорителях Арктики, об экспедиции в Антарктиде, о жилищном строительстве и о борьбе против колониализма. Надо только знать фамилии и иногда читать газеты».

В 1962 году на «Мосфильме» по сценарию Юрия Бондарева, Владимира Тендрякова и Григория Бакланова режиссер Генрих Габай снял фильм с тем же названием, как у Высоцкого, — «49 дней» по мотивам реальной истории о Т-36. Но лента так и не получила широкого экрана: в 1972-м вместе с женой и детьми режиссер эмигрировал в Израиль, затем — в США. После его отъезда фильмы Габая в СССР перестали показывать. «Зиганшинские мотивы» прослеживаются также и в культовом «Романсе о влюбленных» Андрея Михалкова-Кончаловского.

Что касается судьбы самой итурупской четверки, после завершения своей тихоокеанской и советско-американской эпопеи, после досрочного увольнения в запас и шикарного отдыха трое из них воспользовались предложением и без экзаменов были приняты в мореходное училище. Федотов отказался. К этому времени решился вопрос, который мучил и одновременно поддерживал солдата в дни страшных испытаний: во время рейда у него родился сын, и он решил провести первое время с семьей. Впрочем, и он чуть позже окончил речное училище в Благовещенске. В общем, так или иначе, но свои дальнейшие судьбы они связали с водной стихией.

Асхат Рахимзянович после учебы служил в составе аварийно-спасательного дивизиона Ленинградской военно-морской базы. Работал на разных судах сначала с пожарными, затем с водолазами. После выхода на пенсию был сторожем яхт и катеров на берегу залива в Стрельне. Никто из его команды не искал и не снискал особых должностей, званий и не извлек прочих выгод из своей фантастической популярности. Но этим и близки были зиганшинцы миллионам людей на планете Земля.

Сегодня в живых остался единственный участник беспримерного рейда. Крючковский живет в Киеве. А Зиганшина не стало 20 июня 2017 года, он умер в Стрельне, почетным гражданином которой является так же, как и далекого заокеанского Сан-Франциско.