Касториадис, Корнелиус

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Корнелиус Касториадис
фр. Cornelius Castoriadis, греч. Κορνήλιος Καστοριάδης
Имя при рождении греч. Κορνήλιος Καστοριάδης
Дата рождения 11 марта 1922(1922-03-11)
Место рождения Стамбул
Дата смерти 26 декабря 1997(1997-12-26) (75 лет)
Место смерти Париж
Страна
Альма-матер
Место работы
Род деятельности философ, экономист, писатель, преподаватель университета, психолог, политик, психоаналитик
Основные интересы марксизм, континентальная философия и экономика
Вероисповедание атеизм
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе

Корне́лиус Касториа́дис (фр. Cornelius Castoriadis, греч. Κορνήλιος Καστοριάδης, 11 марта 1922, Стамбул, Османская империя — 26 декабря 1997, Париж, Франция) — французский философ, экономист и психоаналитик греческого происхождения. Один из ведущих теоретиков группы «Социализм или варварство».

В 15-летнем возрасте во время диктатуры И. Метаксаса вступил в подпольную коммунистическую организацию. Через некоторое время разочаровавшись в Коммунистической партии, вступил в самую левую троцкистскую группу Спироса Стиноса. В 1945 году присоединился к троцкистской группе Интернациональная коммунистическая партия (французская секция IV Интернационала).

Касториадис и Клод Лефор основали ультралевую группу «Социализм или варварство» и публиковали журнал с таким же названием. В условиях Холодной войны и «манихейского» раскола в послевоенной Франции критика официальных левых с левых позиций была обречена на маргинальное положение[1]:141. После долгих лет изолированного существования группа раскололась, однако её идеи оказали большое влияние на участников событий мая-июня 1968 года, что признавал, например, Даниэль Кон-Бендит. В 1959 внутренний конфликт спровоцировала статья Касториадиса «Революционное движение в условиях современного капитализма». Несмотря на попытки блокировать публикацию, статья появилась в 1960 году. В ней Касториадис утверждал, что проблемы левого движения связаны с самим марксизмом, а старая идея о революционном пролетариате больше не актуальна[1]:142. Длительный конфликт привел к расформированию группы в 1966 году.

Наиболее известная работа Касториадиса — «Воображаемое установление общества» (1975), представляющая собой важный этап в развитии современной французской политической философии[2]:87 .

Теоретический синтез

[править | править код]

Касториадис начинал свою карьеру как критик с марксистских позиций бюрократической системы в Советском Союзе[3]:308, однако впоследствии разработал собственную оригинальную философскую концепцию, порвав с марксизмом и в значительной степени с Марксом[4]:3. Он не вписывался ни в современную ему французскую философию, ни в структурализм, ни в постструктурализм, которые он резко критиковал[5]:83. Касториадиса в большей мере можно назвать философом, близким к древнегреческой традиции, а предшественниками его скорее были досократики, Платон, Аристотель и стоики, чьи идеи были переработаны с учетом реалий XX столетия[5]:83.

Все творчество Касториадиса сосредоточено вокруг нескольких главных вопросов: как люди могут самоорганизовываться? Как и в каких формах общество самоорганизовывается? Как сообществу граждан удается устанавливать свои собственные законы?[6]:8

В зрелый период Касториадис осуществляет синтез ряда идей, сближая философию как рефлексивную мысль с практической  жизнью,  формулируя её связь с демократией  и  проектом  индивидуальной  и общественной автономии.  Касториодис  уходит от  «объективных законов»  истории и обращается к разным авторам (Маркс, Парсонс, Фрейд и Леви-Стросс), видоизменяя некоторые их концепты[7]:61. 

 У Маркса заимствуются две идеи: общество как динамичное целое и связь теории с политической практикой. При этом отвергается  идея объективных законов общественного развития, которая в крайней форме может привести к таким вещам, как сталинизм. 

Социальные институты и символическое измерение

[править | править код]

Общество и история тесно связаны с символическим измерением, хотя и не сводятся к нему. Индивидуальная и коллективная деятельность (труд, потребление, экономическое производство, война, любовь, воспитание детей), необходимая для существования общества не есть символическая деятельность, по крайней мере, не всегда. Но она невозможна вне символов. Символы существуют прежде всего в языке, а также на другом уровне социального — в институтах[7]:64.

Касториадис адаптирует  парсонсоновское понятие  института, однако существенно  изменяет его смысл, расширяя функционалисткую трактовку, чтобы найти середину между  случайностью и закономерностью появления и развития институтов. Институты представляют собой выражения исторических попыток творчества и  не сводятся к функциям, приобретая символическое измерение: только с помощью прояснения их символических значений возможны их создание и изменение[8]:407. Институты не сводятся к символам, но их существование возможно только в рамках символическом измерения, и они образуют символическую сеть[7]:64. К таким символическим сетям (или системам) относятся экономика, право, власть, религия и т. д. Роль этих сетей заключается в связывании значений (представлений, распоряжений, предписаний) с символами (означающее) и навязать эту связь всему обществу. При этом невозможно точно зафиксировать границу между символическим и функциональным.

Чтобы уйти от интерпретации символических сетей как знаковых в духе структурализма Леви-Стросса,  Касториадис вводит связку «символическое» —  «воображаемое» . Таким образом, символы отсылают не друг к другу, а к области воображаемого (данное понятие заимствуется из психоанализа Жака Лакана)[7]:61.

Воображаемое и магма

[править | править код]

Воображаемое — это бесконечный общественный процесс творчества значений, то есть символов, форм или образов.

Термин «воображаемое» (фр. imaginaire, англ. imaginary) восходит к латинскому слову imago, которое было переводом греческого phantasia. Касториадис находит истоки понятия у Аристотеля в трактате «О душе». Согласно Касториадису, Аристотель разделял конвенциональное и творческое воображаемое. Широкое распространение получило первая трактовка — как фантазии, воображения, всего, что не сводится к пяти чувствам. Второе понимание совершенно другое. Это элемент, который выходит за рамки и чувств, и разума, а также находится вне оппозиций истинно/ложно и бытие/небытие. По Касториадису, Аристотель признавал его как необходимое условие для деятельности души и понимал, что способность души мыслить (а, значит, разграничивать чувственное и познаваемое) основана на чем-то, что нельзя адекватно помыслить или почувствовать. Эта способность к логическим категоризациям выходит за их рамки, как и за рамки бытия/небытия[9]:32—33.

Касториадис критикует Аристотеля за то, что тот не был достаточно последователен и не видел творческой силы воображаемого, а считал (как позднее и Кант), что оно неизменно и статично. Причину такого подхода Касториадис усматривает в том, что и Аристотель, и Кант не выходили за горизонт индивидуального субъекта. Именно поэтому понятие творческого воображаемого было слишком узким, оно по сути сводилось к творчеству в сфере искусства[9]:34. Касториадис предлагает другое, социально-историческое измерение. Творческая сила воображаемого связана с созданием социальной жизни в её исторических формах. Творчество носит не только психический, но и социально-исторический характер.

Однако первопричина воображаемого находится вне общества и вне реальности, в «душе» каждого индивида. Эта причина — источник  воображения — называется «псюхе» и относится к дообщественному бессознательному состоянию индивида. Понятие «псюхе», или «психической монады», связано с психоанализом и подразумевает принципиальную неполноценность психической жизни индивида, который постоянно находится в поисках «утраченного»[10]:87.

Псюхе бесконечно производит новые воображаемые значения и репрезентации, которые способствуют проявлению самой активной рефлексии индивида[10]:87.  Для обозначения связки между символическими институтами и воображаемым вводится понятие «социальных воображаемых значений» — базовых значений, конструирующих то или иное «коллективное воображаемое»[11]:52. Эти значения структурируют идеи, ценности, цели и идентичности, вокруг которых формируется общество[4]:4. Поскольку эти значения ускользают от наблюдения,  используется метафора «магмы» — творческой энергии, создающей социальный мир[10]:87.  Лакановская идея о принципиальной неудовлетворенности и неполноценности индивида трансформируется в «первопричину» социально-исторического творчества. Именно эта магма и создает общество и историю[8]:406—407.

Однако отношения между обществом и индивидом сложны и предполагают наличие власти. Коллективное воображаемое в  лице социальных институтов имеет над индивидом скрытую (имплицитную) власть и формирует его через осваивание индивидом воображаемых общественных значений. Эксплицитная же власть  направлена на сохранение общества и находится в измерении политического. Это измерение шире, чем государство, но оно не простирается на всё общество[7]:70. 

Проект автономии

[править | править код]

В истории существует два типа обществ — общества гетерономии и общества автономии[5]:82.

В обществе гетерономии отсутствует рефлексия над собственными нормами, правилами и структурой (например, теократии, монархии, кастовые общества, тоталитарные общества и т. д.) В гетерономном обществе источник законов находится вне социального поля (например, в божественной воле или законах истории), и соответственно, законы могут быть установлены или интерпретированы только выразителями божественной воли или исторической истины. Гетерономное общество есть общество закрытое, поскольку оно не может поставить под вопрос свою социальную организацию. Ригидность и неспособность к изменениям гетерономных обществ приводит к их постоянной закрытости[6]:12.

Автономные общества, наоборот, могут быть реформированы самими членами общества. Автономные общества были в истории только двух видов: древнегреческий полис и современные западные общества эпохи модерна, куда которые входят в том числе итальянские республики эпохи Ренессанса, США, западно-европейские государства эпохи Просвещения в период с 1750 по 1950 года[5]:82.

Касториадис утверждает исключительную важность изменения, инновации и творчества в осознанной и автономной деятельности в рамках истории, критикуя «логику идентичности», которая, по его мнению, доминировала в западной философии со времен Платона, и отмечает, что «общество есть по своей сути сама история, а именно история изменений  самих себя»[10]:87.  Такого рода сознательные творческие изменения и есть процесс автономии. Под автономией подразумевается не только возможность индивида создавать законы, но и возможность менять своё будущее и осознавать себя в таком качестве[12]:200. Автономия направлена на постоянное переустановление политического измерения (то есть изменение институтов эксплицитной власти) через политику, всегда являясь некоторым процессом, а не конечным результатом. Проект автономии (от  демократии Древней Греции до наших дней) имеет дуальный характер  —  он осуществляется  в  индивидуальном и  общественном измерениях[12]:200.

Автономное общество формируется при участии в принятии решений всех индивидов через совместное политическое творчество. Любое политическое преобразование предполагает также психическое изменение ментальных структур членов общества, что означает невозможность изменений в организации общества без их признания самими индивидами. Общество, которое признает собственные законы, всегда способно их изменить[6]:11—12.

В плане ментальных структур, можно сказать, что  проект автономии есть процесс освобождения  воображения псюхе, которое изначально всегда подавляется[7]:72. 

Политика  — это коллективная  деятельность, предметом которой является все общество[7]:70. Она имеет место тогда, когда существование данного общества ставится под вопрос посредством рефлексивной мысли и последующей критики[11]:53. Основным местом реализации политики является демократия[11]:53. Политика связывается с проектом  автономии, которая заключается в способности индивидов изменять социальный мир и преодолевать отчуждение[10]:87. Отчуждение трактуется шире, чем у Маркса, и представляет собой следствие замещения воображаемого формальной общественной структурой, то есть это общественное отчуждение или отчуждение самого общества[5]:82.

Изобретение политики в Древней Греции и есть проект автономии, которой ведёт к появлению общества как такового; данные процессы происходили одновременно с возникновением философии, ставящей под сомнение верования и разрушающей принятые догмы. Касториадис отмечал два таких прорыва в истории: первый в Древней Греции, а второй — в Европе XII—XIII веков, либо даже раньше (XI—XII века)[13]:289.

В Греции впервые в истории общество вырабатывало и изменяло законы. Политика в Афинах была делом всех и каждого через прямое участие граждан во всех делах полиса. Власть в афинской демократии была интегральной частью жизни полиса, она реализовывалась только гражданами. Власть не была отделена от самих граждан, и полис не был государством в современном смысле слова. В отличие от современной системы бюрократии, в полисе политическая власть граждан осуществлялась через создание «публичного пространства». Именно в этом пространстве (и только там) и формируется демократия. Касториадис противопоставляет «публичное» «частному», вслед за Ханной Арендт[6]:8.

Современные общества

[править | править код]

Касториадис критиковал как западные бюрократические системы, так и системы восточного блока, в которых он обнаруживал глубинное сходство[6]:9.

Несмотря на то, что современные западные общества являются автономными, к ним неприменимо понятие демократии. Касториадис использует термин «либеральные олигархии». Демократия есть власть демоса, народа, а западные режимы находятся под властью отдельных социальных групп (финансовые и промышленные группы, бюрократия разного уровня, политические элиты и т. д.) В современных обществах суверенитет народа утверждается с помощью политической мистификации, которая фактически запрещает ему участвовать в проекте самоорганизации общества, то есть в проекте автономии[6]:9. У населения есть права, но они носят неполный, частичный характер (хотя нельзя сказать, что они просто формальны). Оно никак не контролирует правительство, не принимает законы и не осуществляет правосудие. Население может только санкционировать наличное положение дел через регулярные выборы[6]:13.

Статьи, интервью и выступления

[править | править код]

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 Whitebook, Joel. Requiem for a Selbstdenker: Cornelius Castoriadis (1922-1997) // Constellations: An International Journal of Critical and Democratic Theory. — Oxford; Cambridge (Mass.): Blackwell Publishers, 1998. — Vol. 5, № 2. — P. 141—160. — ISBN 0351-0487.
  2. Doyle, Natalie J. Rediscovering Political Sovereignty: The Rebirth of French Political Philosophy // Gerard Delanty, Stephen P. Turner (еds.) Routledge International Handbook of Contemporary Social and Political Theory. — N.Y.,etc.: Routledge, 2011. — ISBN 0-415-54825-X, 978-0-415-54825-0.
  3. Khilnani, Sunil. French Marxism — existentialism to structuralism // Terence Ball, Richard Bellamy (eds.) he Cambridge History of Twentieth-Century Political Thought. — Cambridge: Cambridge University Press, 2008. — P. 299—318. — ISBN 0-521-56354-2.
  4. 1 2 Howard, Dick. Introduction // Klooger, Jeff. Castoriadis: Psyche, Society, Autonomy / Social and Critical Theory. — Leiden: Brill, 2009. — Vol. 6. — ISBN 978-9004-17529-7.
  5. 1 2 3 4 5 Murphy, Peter. Castoriadis, Cornelius // George Ritzer (ed.) Encyclopedia of social theory. — L., etc.: Sage Publications, Inc., 2005. — Vol. 1. — P. 82—83. — ISBN 0-7619-2611-9.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 Jahanbegloo, Ramin. Autonomie et democratie chez C.Castoriadis // Projet. — P., 1988. — № 210. — P. 7—16.
  7. 1 2 3 4 5 6 7 Фурс В. Н. Социально-критическая философия после «смерти субъекта» // Фурс В. Сочинения. В 2 т. — Вильнюс: ЕГУ, 2012. — Т. 1. — С. 45—107. — ISBN 978-9955-773-54-2.
  8. 1 2 Ablett, Phillip. Castoriadis, Cornelius (1922–97) // George Ritzer (ed.) The Blackwell Encyclopedia of Sociology. — Oxford: Blackwell Publishing, 2009. — P. 406—407. — ISBN 978-1-4051-2433-1.
  9. 1 2 Larsen, Øjvind. Imaginary democracy // Danish yearbook of philosophy. — Copenhagen, 1999. — Vol. 33. — P. 31—52.
  10. 1 2 3 4 5 Karalis V. Castoriadis, Cornelius (1922–97) // John Protevi (ed.) The Edinburgh Dictionary of Continental Philosophy. — Edinburgh: Edinburgh University Press, 2005. — P. 86—87. — ISBN 0-7486-1715-9, 0-7486-1716-7.
  11. 1 2 3 Gregorio, Francesco. Le germe grec dans la philosophie de Castoriadis // S. Klimis (dir.), L. Van Eynd (dir.) L’imaginaire selon Castoriadis. Thèmes et enjeux / Cahiers Castoriadis. — Bruxelles: Publications des Facultés universitaires Saint-Louis, 2006. — № 1.
  12. 1 2 Bottici, Chiara. Castoriadis, Cornelius // George T. Kurian, editor in chief. The Encyclopedia of Political Science. — Washington: WashingtonCQ Press, 2011. — P. 200—201. — ISBN 978-1-933116-44-0.
  13. Martuccelli, Danilo. Cornelius Castoriadis: promesses et problèmes de la création // Cahiers internationaux de sociologie. — Presses Universitaires de France, 2002. — № 113. — P. 285—305. — ISBN 978-2130528845. Архивировано 12 августа 2014 года.

Литература

[править | править код]

на русском языке

на других языках

  • Curtis, D. A. Cornelius Castoriadis / Beilharz, P. (Ed.) Social Theory: A Guide to Central Thinkers. — Sydney: Allen & Unwin, 1992.
  • Heller, A. With Castoriadis to Aristotle; From Aristotle to Kant; From Kant to Us. / Heller, A. & Feher, F. (Eds.) The Grandeur and Twilight of Radical Universalism. — New Brunswick, NJ: Transaction, 1991.
  • Joas, H. Institutionalization as a Creative Process: The Sociological Importance of Cornelius Castoriadis’s Political Philosophy // American Journal of Sociology, 1989, 94(5).