Алгис Будрис
Алгис Будрис (1931-2008), как и ранее кратко рассмотренная мною Кэтрин Маклин, почти не знаком русскоязычным читателям. В самиздате переведен ряд его крупных вещей, но массовым тиражом издано буквально три или четыре рассказика. Как и Маклин он не относится к звездам первой и даже второй величины. Он опубликовал относительно немного (по меркам современных авторов НФ) — если я чего-то не упустил — 9 романов, 3 или 4 повести и около 100 рассказов. Однако многие его произведения отмечены критиками и любителями фантастики, хотя лауреатами Хьюго или Небьюлы они не становились.
Среди его рассказов выделяются три и все они не переводились на русский язык даже в самиздате. Это: “The end of summer” (1954), “Nobody bothers Gus” (1955), “Wall of crystal, eye of night” (1961). Первый из них имеет три попадания в большие антологии Best SF и финальную номинацию на Хьюго, у второго — шесть попаданий в большие антологии Best SF и тоже есть финальная номинация на Хьюго, у третьего — четыре попадания в большие антологии Best SF. Бесспорно, они не могли не привлечь моего внимания как фаната Золотого Века. Просто читать по-английски я не люблю, так как с содержанием знакомишься, но вот многие нюансы проходят мимо. Поэтому перевести второй рассказ “Nobody bothers Gus” — самый известный и главный рассказ Будриса — я никак не мог.
Знакомлю с переводом этого рассказа всех желающих фантлабовцев.
Алгис Будрис
Никто не досаждает Гусу
Двумя годами ранее Гус Кусевич медленно ехал по узкой задней дороге в Бунесборо.
Это была приятная местность для медленной езды, особенно поздней весной. На дороге больше никого не было. Деревья распустились пышной богатой тёмно-зелёной листвой, ещё не опаленной летним зноем. Был свежий и прохладный полдень. Не доехав до городской черты Бунесборо, он увидел обветшалый коттедж, выставленный на продажу вместе с участком в четверть акра.
Он остановил свою машину, соскользнул с сиденья и стал рассматривать дом.
Тот требовал окраски, стены меняли свой цвет от белого до серого, вся отделка выцвела. Не хватало черепицы, на крыше зияли квадраты черноты на выбеленных солнцем кедровых досках, на некоторых окнах неизбежно были треснутые стёкла. Но рамы не покривились, а крыша не обвисла. Трубы стояли прямо.
Он посмотрел на разбросанные ветром по лужайке и кустарнику клочья сена. Его широкое невзрачное лицо сложилось в тихую улыбку, ограниченную шрамами. Его руки зачесались взять лопату.
Он вышел из машины, перешёл дорогу, подошёл к двери коттеджа и переписал данные дилера по недвижимости, которые были на карточке, прикреплённой к двери.
Ныне, почти два года спустя в начале апреля Гус удобрял почву своей лужайки. Он установил за домом сетчатый экран и просеивал через него почву. Потом он смешивал её с размельчённым торфом и развозил в тачке по лужайке, раскидывая в маленькие кучки. Затем он заботливо граблями разгребал эти кучки по свежей траве так, чтобы земля закрывала только корешки и не мешала расти листикам. Он стремился закончить до начала второго тайма матча Гигантов против Кодаков. Он очень хотел посмотреть игру, так как у Rодаков подающим был Хэлси, а он добродушно симпатизировал Хэлси.
Гус работал без лишних движений и ненужной затраты энергии. Один или два раза он делал перерыв и выпивал пива в тени в розовой беседке, которую поставил перед домом. Несмотря на раннее утро, солнце жарко пекло и он снял рубашку.
Он ещё не успел закончить, как перед домом опустился избитый флайер. Под шквалами его роторов спустился долговязый человек в поношенном саржевом костюме. Его волосы липли к его голове. Он смотрел на Гуса неуверенно.
Гус мельком взглянул на флайер, пока тот спокойно опускался. Он разобрал едва читаемую надпись “Офис клерков графства Фэлмоут”, написанную на обшарпанной двери, пожал плечами и продолжил свою работу.
Гус был крупным мужчиной. Его плечи были тяжёлыми и широкими, его грудь была могучей, с толстыми чёрно-серыми волосами. Его живот с годами немного потяжелел, но был покрыт мощными слоями мышц. Его руки были тоще, чем бёдра у многих, а кулаки огромны.
Его лицо было изборождено сетью морщин и складок. Его плоские щёки пересекали две глубокие борозды, бегущие по обеим сторонам изогнутого носа, переходящие в складки вокруг его широких губ и уходящие далее к челюстям. Его бледно-голубые глаза вращались над высокими скулами, покрытыми морщинками. Его коротко остриженные волосы были белы как хлопок.
Регулярное нахождение на открытом воздухе дало его телу загар, а лицо было вообще перманентно коричневым. Загар на его теле прерывался в некоторых местах белыми пятнами от рубцов и шрамов. Тонкая линия от ножевой раны начиналась от верха его шортов и тянулась по правой стороне живота. Другие значительные слои рубцов находились у костяшек его тяжёлых пальцев.
Клерк посмотрел на почтовый ящик и сверил имя на нём с конвертом, который держал в своей руке. Он остановился и снова посмотрел на Гуса с таинственной нервозностью.
Гус внезапно понял, что появление клерка, вероятно, не является обнадёживающим. От просеивания и разгребания земли в воздухе стояла пыль. Она вместе с потом покрывала его лицо, грудь, руки и спину. Гус знал, что он не выглядит джентльменом даже тогда, когда чисто вымыт и блестяще одет. Понятно, что он не мог винить клерка за его испуганный вид.
Гус попытался обезоруживающе улыбнуться.
Клерк облизал свои губы, прочистил горло лёгким кашлем и, кивнув головой на почтовый ящик, сказал:
— Это верно? Вы мистер Кусевич?
Гус кивнул.
— Это верно. Чем я могу вам служить?
Клерк держал конверт.
— Получите извещение от Окружного Совета, — пробормотал он, но очевидно ему требовалось чрезвычайно много усилий, чтобы связать Гуса с розовой беседкой, с аккуратно рассаженными и заботливо ухоженными грядками растений, с живой изгородью, с уложенной камнями дорожкой, с небольшим прудиком с золотыми рыбками под ивой, с окрашенным в белый цвет коттеджем, в котором были аккуратные окна с яркими ставнями и занавесками за искрящимися стёклами.
Гус ждал, пока мужчина соберётся со своими мыслями, но что-то внутри его тихо оборвалось. Он уже прошёл через множество таких моментов недоумения с другими людьми, так что он был привычен к ним, но сегодняшний случай был не совсем обычным.
— Хорошо, проходите в дом, — сказал он после приличной паузы. — Здесь очень жарко, а у меня в холодильнике пиво.
Клерк заволновался опять.
— Мне только надо доставить вам это извещение, — сказал он, продолжая оглядываться вокруг. — Место вам досталось прелестное, не правда?
Гус улыбнулся.
— Это мой дом. Мужчина любит жить в прелестном месте. Вы торопитесь?
Казалось, клерк задумался о чём-то. Потом встрепенулся, осознав, что ему задали прямой вопрос.
— Что?
— Вы не спешите? Зайдите в дом, выпейте пиво. Никому не хочется полыхать в жаркий весенний полдень.
Клерк нехотя улыбнулся.
— Нет … пожалуй, нет.
Он просветлел:
— Помните о моём извещении.
Но Гус затащил его в дом, хитро улыбаясь. Никто не посещал его с тех пор, как он перебрался сюда — клерк был первым визитёром. Здесь не бывали ни посыльные, ни доставщики, так как Бунесборо был столь мал, что вы сами должны были делать свои покупки. Не бывали тут, конечно, и работники почтовых служб доставки, так как Гус не получал никакой почты.
Он проводил клерка в гостиную.
— Садитесь. Я сейчас вернусь.
Он быстро вышел на кухню, достал пиво из холодильника, поставил на поднос стаканы, насыпал в вазу чипсов и кренделей и принёс всё это в гостиную. Клерк стоял, рассматривая библиотеку, которая занимала две стены гостиной.
Наблюдая за его лицом, Гус с неподдельным сожалением понял, что этот мужчина не относится к кругу тех людей, которые не сомневаются, что такая глыба как Гус Кусевич может прочесть любую из этих книг. С клерком ещё можно было бы о чём-нибудь поговорить, если развеять его заблуждения. Но он был явно убеждён, что физически очень мощный человек слишком глуп, чтобы читать книги. Особенно такой человек, как Гус. Был бы это один из юнцов колледжа, нахватавшийся политики, но здоровяк не может себя так вести.
Гус понял, что от клерка чего-то другого и ожидать нельзя было. Ему надо было раньше разобраться, стоило компанействовать с клерком или нет. Гус всегда был голоден до компаний, но сейчас он понял, раз и навсегда, что он уже не хочет никаких компаний.
Гус поставил поднос на стол, быстро откупорил пиво и вручил его клерку.
— Благодарю, — пробормотал клерк. Он сделал глоток, громко выдохнул и вытер рот тыльной стороной ладони. Он снова осмотрел комнату. — И много вы отдали, чтобы купить всё это?
Гус пожал плечами.
— Многое я сделал сам. Полки, мебель и подобные вещи. Некоторые картины я купил, как и книги и магнитофонные записи.
Клерк крякнул. Он явно был не в своей тарелке из-за того извещения, которое принёс. Гус встретил его удивлённым, что было в порядке вещей, но было ошибкой угощать его пивом — теперь приходилось вежливо ждать, пока он закончит с ним, чтобы задать ему вопросы.
Гус подошёл к телевизору.
— Вы бейсбольный болельщик? — спросил он клерка.
— Конечно!
— Скоро будет игра Гиганты-Кодаки.
Гус включил телевизор. Он сел на стул, подложив маленькую подушечку, чтобы не испачкать сиденье. Клерк ходил по комнате, посматривая на экран и делая маленькие глотки своего пива.
Начался второй период и в самый горячий момент сета на экране появилась знакомая фигура Хэлси. Гибкий молодой левый крайний совершал броски своим обычным плавным движением, как будто совсем без усилий, но мяч пролетал мимо отбивающих с таким свистом, который был отчётливо слышен в микрофон.
Гус кивнул на Хэлси:
— Он великолепный питчер, не правда?
Клерк пожал плечами.
— Похоже, да. Хотя лучшим игроком у них является Уокер.
Гус вздохнул, словно он что-то опять забыл. Клерк определённо не обращал большого внимания на Хэлси. И он испытал некоторое раздражение к этому человеку за его типичные предубеждения о том, что хорошо, а что нет, кто имеет право выращивать розы, а кто не имеет.
— Вот так сразу, — сказал Гус клерку, — вы можете вспомнить, какой в прошлом году установил рекорд Хэлси?
— Нет, не скажу, — вновь пожал плечами клерк. — Было бы неплохо, если бы я мог так много помнить. Было 13-7, что-то такое.
— У-ух! Как Уокер сделал это? — кивнул Гус.
— Уокер! Он выиграл двадцать пять периодов. А тут трое не-нападающих! Как он это сделал? Ух!
Гус помотал своей головой.
— Да, Уокер хороший питчер, но он не запитчил других не-нападающих. И он одержал победы только в восемнадцати периодах.
Клерк наморщил лоб. Он было открыл рот, чтобы поспорить, но остановился. Он выглядел самоуверенным, пока не понял, что память его подводит.
— Да, думаю, вы правы. Это Сэм Хилл заставил меня думать, что Уокер очень крутой малый. Вы знаете, я всю зиму говорил так об Уокере, и никто не сказал мне, что я ошибаюсь, — клерк почесал свою голову. — Но кто-то у них управлял игрой! Что за ерунда! — сказал он, нахмурившись.
Гус молча наблюдал, как Хэлси делал третий страйк, и на его лице медленно сформировалась улыбка. Хэлси был ещё очень юн, но делал уверенные шаги. Он бросался в игру со всей энергией и наслаждением, словно был опытным игроком в самом расцвете сил, и там, на поле, под солнцем он был хорош, как никакой другой бейсболист до него.
Гус следил, как скоро Хэлси увидит ловушку, которую сам себе организовал.
Это было не соревнование. Не для Хэлси. Для Кристи Мэтьюсона это было соревнование. Для Лефти Гроува и Диззи Дина, для Бобба Феллера и Слэтса Гулда это было соревнование. Но для Хэлси это был своего рода пасьянс, который всегда раскладывался.
Очень скоро Хэлси осознал, что ему не стоит мешать себе в этом пасьянсе. Если бы вы знали, что намеренно обманываете себя и не можете победить — разве это хорошо? В эти дни Хэлси понял, что на Земле нет игры, в которую он бы не победил — было ли это физическое соревнование, организованное и называемое игрой, или пинбольная машина с миллиардами крючков, называемое Обществом.
И что затем, Хэлси? Что затем? Если ты узнаешь, пожалуйста, от имени какого-нибудь братства, которое мы разделяем, сообщи мне.
Клерк подал голос:
¬— Это не имеет значения, я думаю. Я всегда могу посмотреть в своей книге рекордов дома.
Да, можете посмотреть, прокомментировал сам себе Гус. Но вы никогда не осознаете, о чём это говорит. Если вы так сделаете, значит, забыли и никогда не вспомните.
Клерк выпил своё пиво, поставил пустую бутылку на поднос и мог теперь вспомнить, зачем он пришёл сюда. Он вновь осмотрел комнату, словно память была своего рода сигналом.
— Очень много книг, — прокомментировал он.
Гус кивнул, следя за тем, как Хэлси вернулся на позицию питчера.
— Вы прочитали их все?
Гус покачал головой.
— А как насчёт одной, написанной Миллером? Я слышал, что это замечательная книга.
Так, у клерка был узкий интерес по определённому аспекту определённого рода литературы.
— Я её поддерживаю, — ответил Гус искренне. — Я как-то прочитал первые три страницы.
После них он уже понял, как всё пойдёт дальше и кто что будет делать, и потерял интерес к книге. Библиотека была ошибкой — всего лишь одной из дюжины простых экспериментов. Если он хотел ознакомиться с человеческой литературой, он мог легко подобрать её, просматривая книжные магазины, вместо того, чтобы покупать книги и делать по существу то же самое дома. Он не мог надеяться вызвать какое-либо эмоциональное сочувствие независимо от того, что он сделал.
Хотя стоит признать, что ряды бесполезных книг лучше голых стен. Атрибуты культуры были своего рода оплотом, хотя культура изученная, а не прочувствованная значила не больше для него, чем культура инков. Как бы он не пытался, инком ему не стать. Как и майя или ацтеком, ну может за исключением их дальних родственников.
Но у него не было своей собственной культуры. Была пустота, которая болела, т.е. безродность, полное отсутствие места, на которое можно стать и сказать: “Это моё собственное”.
Хэлси выбил в иннинге первого отбивающего с помощью трёх питчей. Затем он запустил медленный плавающий мяч там, где у отбивающего была самая лучшая позиция отбить мяч, и даже не поднял глаз, когда тот со свистом улетел с площадки. Он выбил следующих двух игроков с помощью суммарно восьми питчей.
Гус медленно покачал своей головой. Это был первый симптом, когда ты уже не заботишься о том, чтобы гибко относиться к предоставляемой форе.
Клерк держал конверт.
— Здесь, — сказал он резко, наконец, преодолев свою нерешительность и решая выполнить своё дело, вопреки очевидной нервозности из-за возможной реакции Гуса.
Гус открыл конверт и прочитал извещение. После этого он оглядел комнату. Тёмное облако, должно быть, набежало на его лицо, так как клерк ещё более заволновался.
— Я … я хочу, чтобы вы знали, что я сожалею. Думаю, все мы так делаем.
Гус поспешно кивнул.
— Конечно, конечно.
Он встал и посмотрел в переднее окно. Он криво улыбнулся, глядя на заботливо разбросанную по ухоженной лужайке почвенную подкормку. Лужайка медленно изменялась по его замыслу — он запахал её в прошлом году, убирал камешки, засеивал, поливал, перелопатил все участки со цветами … ах, сейчас уже не было смысла заниматься этим. Все его замыслы, коттедж, вообще всё было обречено, так вот.
— Они … они решили … двенадцатиполосная дорога … грузовая магистраль, — объяснял клерк.
Гус рассеянно кивал. Клерк подошёл ближе и сказал:
— Мне сказали сказать вам это. Не в письменной форме.
Он подошёл ещё ближе и, прежде чем начать говорить, осмотрелся вокруг. Он доверительно взял Гуса за голое предплечье.
— Любую цену предлагают вам, — пробормотал он. — Всё будет о'кэй, если вы не станете слишком жадничать. Окружное правительство платить не будет. И даже не штат. Вы понимаете, что я говорю?
Гус понимал, что имеет в виду клерк. Двенадцатиполосную дорогу никто другой строить не будет, кроме национального правительства.
Он понял и ещё кое-что. Национальное правительство не станет строить такую дорогу, не будь весомых причин.
— Автомагистраль между Холлистером и Фарнхэмом? — спросил Гус.
Клерк побледнел.
— Точно не знаю, — пробормотал он.
Гус хитро улыбнулся. Пусть клерк сам догадывается, как он узнал. Это не такой уж большой секрет, по крайней мере, не после того, как оценка проведена и цель стала очевидной. Но клерк не стал долго догадываться.
Гуса прошил укол упрямой несговорчивости. Её источник был в гневе, подымавшемся из-за утраты коттеджа, и не было причин, почему не дать ей развиться.
— Как вас зовут, — спросил он вдруг.
— А … Гарри Данверс.
— Хорошо, Гарри, предположим, я могу остановить строительство этой автомагистрали, если захочу? Предположим, я скажу вам, что любой бульдозер, появившись здесь, будет выведен из строя, что ни одна лопата не коснётся здесь земли, что ни одна шашка динамита не взорвётся, если они вздумают её взорвать? Предположим, я скажу вам, что если они проведут тут автомагистраль, она мягко завернётся, как мороженое и утечёт как река, как только я этого захочу?
— Что?
— Дайте мне вашу ручку.
Данверс механически вытащил её и вручил ему. Он положил её между ладонями и скатал в шарик. Он бросил его на толстый коврик и поймал, когда шарик резко отскочил от коврика. Гус пальцами придал шарику цилиндрическую форму. Он открутил крышку с бутылки, расплющил её двумя пальцами, нацарапал на ней и вновь вернул старую форму. Затем с помощью ногтя он выдавил чернила и нацарапал имя “Данверс” ниже металлического слоя. Затем он закрутил крышку обратно, и вручил ручку клерку.
— Сувенир, — сказал Гус.
Клерк уставился на неё.
— Всё нормально? — спросил Гус. — Вам любопытно, как я это сделал, и кто я такой?
Клерк помотал своей головой.
— Хороший фокус. Вы фокусник и должны тратить много времени, чтобы практиковаться, нет? Не скажу, что я могу позволить себе тратить столько времени на хобби.
Гус кивнул.
— Неплохо. Звучит как практическая точка зрения, — сказал он и подумал: “особенно когда мы все автоматически ограничиваем наше любопытство. А у тебя какая точка зрения?”
Он посмотрел поверх плеча клерка на лужайку, и на его лице возникло печальное выражение.
Только Бог может создать дерево, подумал он, глядя на кусты и цветы. Следует ли нам искать свои вызовы в ландшафтном садоводстве? Следует ли нам становиться садовниками для богатых домовладельцев, управляя старыми ржавыми грузовиками, заправляя газонокосилки, ползая на коленях по лужайкам с ножницами, заходя на кухню и прося кружку холодной воды в жаркий солнечный день?
Автомагистраль. Да, он может остановить её. Или заставить пройти мимо него. Но не было способов не вызвать любопытства, не больше, чем способов остановить его сердце, шаг за шагом. Он напряг свой мозг до предела — никто никогда и не увидит коттеджа, лужайки, розовой беседки и побитого жизнью старого человека, пьющего своё пиво. Или даже видя их, но не обращая на них никакого внимания.
Но в первый раз, когда он попал в город или когда умер, сдерживающее поле было выключено, ну и что? Любопытство, потом исследование, потом возможно часть теории, тут и там подогнанная к чему-либо. И что потом? Погром?
Он помотал головой. Люди не выиграют, они чудовищно проиграют. Вот почему он не мог оставить людям подсказку. Он не был склонен к забою овец и сомневался, что у его коллег есть такая склонность.
Его коллеги. У Гуса рот растянулся в улыбке. Единственным, в ком он мог быть уверен, это был Хэлси. Должны были быть и другие. Но способов обнаружить их не было. Они не вызывали у людей каких-либо реакций и не оставляли следов, по которым их можно было проследить. Их можно было обнаружить, если только они сами себя показывали, как Хэлси. К сожалению, между ними не было личной телепатической связи.
Гус удивлялся, что Хэлси надеется сообщить о себе, чтобы с ним связались. Он удивлялся, что Хэлси подозревает о наличии подобных ему. Гус удивлялся, что Хэлси сообщает лично ему, так как имя “Гус Кусевич” попало в бумаги случайно.
Это зарождение моей расы, подумал он. Первое поколение — и это очень важно, что где-то есть и женщины.
Он повернулся к клерку.
— Я хочу столько, сколько я и заплатил за это место, — сказал Гус. — И не больше.
Глаза клерка расширились. Потом он расслабился и пожал плечами.
— Ваше дело. Но я бы хорошенько подоил правительство.
Да, думал Гус, ты бы без сомнения так и сделал. А я нет, потому что не могу забрать конфеты у детей.
Итак, супермен собрал свой багаж и вышел за пределы людской дороги. Гус про себя усмехнулся. Сдерживающее поле. Сдерживающее поле. Трижды проклятое, всегда благожелательное, надёжное, автономное, защитное сдерживающее поле.
Эволюция, к несчастью, не осознаёт, что есть такая вещь, как человеческое общество. Она создаёт из человеческого материала существо с определённой модификацией, практическое пси. И чтобы защищать этот слабый новый вид, чьи представители так редки, она даёт им идеальный камуфляж.
Результат: когда юный Августин Кусевич был зачислен в начальную школу, обнаружилось, что у него нет свидетельства о рождении. Ни один роддом не подтверждал его рождения. Жёстким фактом было то, что в течение нескольких дней родители как-то забыли об его существовании.
Результат: когда юный Гусси Кусевич поступал в высшую школу, обнаружилось, что он не поступал в среднюю школу. И не имело значения то, что он называл имена учителей, названия рабочих тетрадей, номера учебных классов. Не имело значения и то, что он воспроизводил табели успеваемости. Оригиналы отсутствовали, а мучительные опросы были забыты. Но никто не сомневался в его существовании — люди помнили о нём, о том, что он делал и что делалось с ним. Однако помнили так, словно вычитали всё это в крайне скучной книге.
У него не было друзей, не было подруги, не было прошлого, не было настоящего, не было места, чтобы проявить себя. Если бы существовали привидения, только среди них он мог бы найти равного себе товарища.
В подростковом возрасте он обнаружил, что совершенно не вовлечён в человеческую расу. Он изучал её, потому что она являлась заметным элементом окружающей его среды. Но он жил вне неё. Ничего нельзя было сказать об его личных человеческих качествах — мотивациях, морали, привычках. Моральные устои никак не отражались на нём. И он, конечно, никак не реагировал на них.
Жизнь крестьянина в древнем Вавилоне интересует только нескольких историков и этнологов, но никак не того, что хочет быть древневавилонским крестьянином.
Имея решение уравнения для человеческого общества со своей бесстрастной точки зрения и ведя себя как натуралист, обнаруживший, что олень очень обожает зелёные листья осины, он погрузился в физическую разрядку. Он открыл для себя трепет сражения и победы в нём, заставляя кого-нибудь щёлкать его по носу.
Он мог бы стать постоянным рабочим в доках Манхэттена, если бы один из грузчиков не ударил его ножом для резки картона. Культурный спрос на него был очевиден. Но ему пришлось убить грузчика.
Это было концом его нерегулируемого личного сражения. Он почувствовал не ужас, а отвращение, и понял, что ему надо избегать убийств. Не было никакого следствия, никаких розысков.
Так что на этом всё и закончилось, но привело его к единственно возможному уклонению от той ловушки, в которой он родился. Интеллектуальное соперничество было бессмысленным, а вот спортивное стало выходом. Спорт одновременно регулировал его усилия и подводил их под журналистское освещение, что делало его жизнь целостной и даже известной. Люди постоянно забывали его достижения, но когда они обращали внимание на рекорды, они несомненно встречали его имя. А досье могло ошибаться. Школьные рекорды могли исчезнуть. Но что-то более сильное, чем сдерживающее поле, требовалось, чтобы отбросить гору новостей и статистических данных, которые толкают в спину даже посредственных атлетов.
Гусу казалось, и он много об этом думал, что такая прогрессия была бы неизбежной для любого мужчины его типа. Когда три года назад он впервые увидел Хэлси, эта его гипотеза подтвердилась. Но какая польза ему была от Хэлси? Проводить сеансы взаимного утешения? Он не собирался устанавливать с ним контакт.
Клерк прокашлялся. Гус повернул в его сторону свою голову с удивлением. Он совсем забыл о нём.
— Ну, думаю, я пойду. Помните, вам дано только два месяца.
Гус сделал неопределённый жест рукой. Этот мужчина доставил своё извещение. Почему он не признает, что сослужил ему службу?
Гус печально улыбнулся. Какую службу сослужил Homo Undescriptus, человек неописанный, и куда он пойдёт? Хэлси спускался с холма по хорошо заметному следу. Где были другие? Они были на другой тропе, не было видно даже их голов. Он и подобные ему могли узнать друг друга только с помощью тщательного просмотра и отсева, следовало следить за людьми, на которых не обращают внимания.
Он открыл дверь клерку, увидел дорогу и вновь его мысль вернулась к автомагистрали.
Автомагистраль пройдёт через Холлистер, который был железнодорожным узлом, на Фарнхэм, где располагалась военная авиабаза Воздушных Сил. Его давние вычисления по социоматематике дали предсказание, что на этой авиабазе будет построен и запущен в космос первый межзвёздный корабль. Грузовики будут мчаться по этой автомагистрали, кормя раскрытую пасть людьми и материалами.
Он облизал свои губы. Где-то высоко в космосе, за пределами Солнечной системы была другая раса. Отпечаток их визита сюда был очевиден. Люди встретятся с порождениями пришельцев. И он мог предсказать результат: люди победят.
Он сомневается, что Гусу Кусевичу стоит исследовать вызовы, которые лежат среди звёзд. Даже с альбомами для вырезок, полными разных сообщений и статей, он едва смог сделать так, чтобы его успехи проникли в общественное сознание. Хэлси, который переписал все бейсбольные рекорды в книгах, известен как отличный МЕСТНЫЙ игрок-питчер.
Какие свои полномочия он может предъявить Воздушным Силам? И кто их назавтра уже вспомнит, даже если он что-то и предъявит? Что будет с записями о его прививках, его медицинских осмотрах, его тренировках? Кто будет помнить о том, чтобы у него была постель, были запасы продуктов, чтобы учесть его потребности среди общих потребностей, когда придёт время учитывать кислород?
Спрятаться? Ничего более простого. Но, опять-таки, кто не умрёт, если жить в тесной клетушке в условиях жёсткой экономии? Какую овцу он убьёт и с какой целью в следующем своём исследовании?
— Ну, всего хорошего! — сказал клерк.
— До свидания! — сказал Гус.
Клерк спустился с крыльца и сел в свой флайер.
Я думаю, сказал Гус себе, что было бы лучше для нас, если бы эволюция была чуть менее покровительственной и чуть более вдумчивой. Случайный погром не нанесёт нам заметного вреда. Гетто по крайней мере решит проблему ухаживания.
Наше семя уже пролилось на землю.
Внезапно Гус побежал к флайеру, словно чем-то подстёгнутый, тем, что он не мог назвать. Сквозь открытую дверь флайера он увидел, что клерк смотрит куда-то вниз с тревогой.
— Данверс, вы же спортивный болельщик, — сказал Гус поспешно и понял, что его голос звучит слишком взволнованно и что он пугает клерка.
— Да, это так, — ответил клерк, отпрянув немного от Гуса.
— Кто является чемпионом мира в супертяжёлом весе?
— Майк Фрэйзер. Нет?
— Кого он победил в бою за титул? Кто претендовал на звание чемпиона?
Клерк сжал свои губы.
— Ух. Прошли годы … Ну и дела. Не знаю. Не помню. Я мог бы глянуть.
Гус медленно выдохнул. Он полуобернулся и посмотрел на коттедж, лужайку, цветочные клумбы, дорожку, беседку и прудик с рыбками под ивой.
— Никогда не помнят, — сказал Гус и пошёл обратно к домику, пока клерк подымал свой флайер в воздух.
От телевизора шёл гул. Гус оценил ситуацию в игре. Она стремительно развивалась. Хэлси выбил одного нападающего, и питчер Гигантов ответил тем же. Счёт был 1 – 1. Гиганты были в игре, им оставался последний аут в девятом иннинге. Камера сфокусировалась на лице Хэлси.
Хэлси посмотрел на отбивающего с абсолютным равнодушием в своих глазах, потом завёлся и бросил мяч.
цитировать
свернуть ветку
