Archive of Our Own ^beta

Все четыре экзамена Эдик сдал на отлично. Даже как-то неудобно было перед остальными одногруппниками. Не начали бы говорить, что он блатной или что преподы к нему излишне лояльны. Когда Эдик поделился своими опасениями с Яшкой, тот покрутил пальцем у виска.

— Больше спи, меньше выдумывай, — сказал он. — Вот мне трояк чуть не влепили...

— Но не влепили же, — парировал Эдик. — Значит, не считается. А на повышенную стипендию не сдал в этом семестре больше никто.

— Сдал, я слышал. Один парень на втором курсе... — Яшка замолчал.

— И кто он?

— Говорят, внук ректора.

— Вот видишь! — Эдик не на шутку начал паниковать.

— Иди лучше Хлебникову покажи, — Яшка кивнул на зачётку, которую Эдик сжимал в руках.

— А, да. Точно, — Эдик вздохнул.

Хлебников ждал его на хирургии. Не прямо так ждал, нет. Он сказал, что у него дела на кафедре, и в универ они поехали в итоге вместе. В историю про «дела» Эдик не поверил ни разу. Когда он пришёл к Хлебникову, тот самым наглым образом спал, развалившись в своём кресле. Эдик с минуту стоял и смотрел на Константина Николаевича, не в силах начать его будить. Вместо того, чтобы с утра ехать с ним на экзамен, уж лучше бы дома выспался.

Эдик неоднократно ловил себя на том, что думает о квартире Хлебникова, как о доме. И это ему нравилось.

— Ну что ты там стоишь и сопишь? — спросил вдруг Хлебников, не открывая глаз. — Сдал? Что поставили?

— Пятёрку, — сказал Эдик. Он машинально поправил горловину своей чёрной водолазки.

— Молодец, — похвалил его Хлебников. — Значит, послезавтра поедем на семинар.

Эдик фыркнул:

— Пригласительные уже готовы, меня бы в любом случае туда пустили.

— Я бы не пустил, — Хлебников прищурился. Потом не сдержался и улыбнулся. — Ты молодец, — похвалил он Эдика снова, но уже искренне. — Сложная была сессия?

— Не то чтобы... — Эдик постепенно чувствовал, как отпускает его напряжение, плотным комом стоящее в груди. Сессия закончена, впереди почти две недели выходных. И ни к чему не обязывающее посещение семинара по кормам.

То есть, это он так думал, что всё будет легко и без последствий, а если бы знал, как на самом деле выйдет, бежал бы с этого семинара сломя голову. И Хлебникова бы с собой прихватил. В принципе, из-за Константина Николаевича всё и случилось...

***

Лекция о передовых методах кормления сельскохозяйственных животных и презентация продукции проходила в малом зале гостиницы «Интурист». У Эдика с Хлебниковым проверили пригласительные и указали номера сидений — их места располагались в самом первом ряду, сразу перед сценой.

— Прямо ВИПы, — хохотнул Эдик, пропуская Хлебникова вперёд.

— И не говори. Надеюсь, организаторы ничего не напутали, — ответил Хлебников. — А то вылезать потом...

Зал постепенно заполнялся народом, Хлебников читал рекламные проспекты, изредка хмыкая.

— Что-нибудь интересное? — спросил Эдик чисто из вежливости.

— Не уверен, что в условиях нашего животноводства эта система будет рентабельной, — ответил Хлебников. — Разве что заимствовать их идеи с расчётом на будущее развитие отрасли в целом... Они выходят на прибыль за счёт дешёвого производства, которое просто невозможно наладить в условиях нашей климатический зоны.

— Да?

— Гляди, значительную часть года крупный рогатый скот выпасают на альпийских лугах. А в нашей средней полосе лето длится всего...

— Начинается, — перебил его Эдик. В зале постепенно начал гаснуть свет.

— Ты просто не хочешь слушать, — шепнул Хлебников, ехидно поглядывая на него.

— Костя, ты это уже рассказывал на втором курсе, — так же тихо ответил Эдик. Никто не должен был услышать, что он назвал своего преподавателя по имени.

Глаза Хлебникова сверкнули. Эдик машинально сглотнул. Он нарывался, верно. Сейчас ему ни до каких семинаров не было ни малейшего дела, пусть он горит синем пламенем. Отсидеть бы до перерыва и утащить Хлебникова домой. У них останется свободна половина дня и целая ночь. Они ещё столько всего не пробовали... Праздники на даче были слишком короткими. Эдик замечтался и поэтому, когда на сцене появился представитель компании, почти не обратил на него внимания. Только и заметил, что это был мужчина лет шестидесяти с тростью в руке и странным шрамом на щеке, словно от кислотного ожога. Мужчина поздоровался, — на русском он говорил с мягким акцентом, какой бывает у тех, кто слишком долго прожил за границей, — и начал рассказывать про достижения своей компании. Эдик изобразил вежливое внимание, а сам принялся думать о том, чем они с Константином Николаевичем могут заняться сегодня вечером.

— Знаешь, чего бы я хотел?.. — шепнул Эдик Хлебникову. — Костя?

Тот не ответил.

Он вообще ни на что не реагировал. Смотрел на мужика на сцене, не отрываясь.

— Костя? — позвал Эдик снова.

Губы Хлебникова сжались в тонкую полоску. Взгляд сделался сумасшедшим. Таким взглядом смотрят, когда убивают.

— Константин Николаевич? — уже громче произнёс Эдик и, чтобы привлечь внимание Хлебникова, положил ему руку на запястье. Хлебников скинул его руку и привстал. Тотчас же старик на сцене прервался и сказал:

— У вас, должно быть, есть какие-то вопросы? Убедительная просьба, дождитесь окончания лекции, и мы сможем их обсудить.

Хлебников уселся на место, вот только Эдик чувствовал, как он напряжён.

— Константин Николаевич, что случилось? — спросил он.

Хлебников повернул голову, будто только что Эдика увидел, и коротко бросил:

— Потом.

Похоже, они с этим дядькой знакомы, — понял Эдик. И Хлебников этого дядьку... Что? Боится? Нет, вроде бы. Ненавидит? Эдик осторожно пролистал рекламные проспекты и прочёл план семинара. Вводное слово читал Сатанов Юрий Иванович, ведущий специалист в области биохимии.

До самого перерыва Хлебников просидел, словно на иголках. Эдик за это время весь извёлся, волнуясь и нервничая. Что такого сделал этот Сатанов, что Константин Николаевич на него так смотрел?

Во время перерыва их пригласили в соседний зал, где уже были расставлены столы с кофе, чаем и маленькими пирожными. Эдик смотрел попеременно на еду и на Хлебникова. Вроде ведь поесть собирались на халяву, но какая уж тут халява, когда Константину Николаевичу так хреново?

— Ты иди, — сказал наконец ему Хлебников, будто заметил его нерешительность и трактовал её по-своему. — Иди поешь. Не нужно стоять возле меня.

— Ты скажешь, что происходит?

— Ничего не происходит... — Хлебников облизнул бескровные губы. — Я твой преподаватель, а ты — обычный студент, Эдик. Всё в порядке, не волнуйся.

Вот тут можно было бы и обидеться, но Эдик решил послушаться. Дело серьёзное, раз Хлебникова так припекло, что он решил напомнить ему об осторожности и соблюдении субординации.

— Хорошо, — Эдик кивнул. — Но потом...

— Потом. Иди, — процедил сквозь зубы Хлебников. Эдик обернулся и увидел, что к ним направляется этот ведущий биохимик Сатанов.

Эдик кивнул и отошёл к столам. Пару пирожных он съест, а заодно и за Хлебниковым незаметно присмотрит.

— Костик, ну здравствуй, — услышал он и чуть не подавился злосчастным пирожным.

— Так это действительно ты, — проговорил Хлебников.

— Неужели ты мог бы усомниться? А как же знак, который ты мне оставил на прощание, Костик?

Тьфу, как так можно коверкать его имя? Эдика перекосило. Он схватил со стола пластиковую кружку с кофе и сделал глоток. И стал слушать дальше. Хлебников пробормотал что-то настолько тихо, что он не услышал. Плохо. Может, поближе встать?

— Я не держу на тебя зла. Даже не стал убирать шрам, хотя знаешь ведь, хирурги в Штатах первоклассные. Я всё время о тебе думал...

Эдик в шоке развернулся и увидел, что Сатанов схватил Хлебникова за руку, а тот пытается отцепить от себя его пальцы, по возможности незаметно. Что делать, подойти или не вмешиваться?

— Прекрати, мы не одни, — донеслось до Эдика, и он вздохнул с облегчением. По крайней мере, Хлебников не позволит этому хмырю распускать руки.

— Мне плевать на всех. Я приехал, чтобы найти тебя, Костик. Всё остальное не имеет значение. Эта ваша Россия... Что тогда, что сейчас, никакого уважения к индивидуальностям. Штаты дают больше возможностей для самореализации. Кем я был здесь? Несчастным учителем химии. А кто я там? Ты видишь?.. Костик, я хочу, чтобы ты поехал со мной, и отказы не обсуждаются. Не смей перечить мне, или я снова...

Эдик в ужасе от услышанного обернулся и успел заметить, как Хлебников оттолкнул от себя старика. Тот, потеряв равновесие, выронил свою трость. Она с грохотом упала на пол. На них начали оборачиваться люди. Эдик не мог больше стоять и не вмешиваться. Он быстро подошёл, схватил с пола трость и подал её владельцу.

— Вы уронили. Возьмите, пожалуйста.

— Спасибо, молодой человек, — ответил Сатанов и смерил Эдика пристальным взглядом с головы до ног. Будто измазал чем-то грязным. — Это один из твоих студентов, Костик? — спросил он.

— Не при нём, — сказал Хлебников, и в его голосе послышалась угроза.

— Напрасно ты стараешься сохранять видимость пристойности, — парировал Сатанов. — Знаю я, как здесь у вас, в России, относятся к таким, как мы. Одно моё слово...

— Проваливай, — процедил Хлебников, сузив глаза.

Сатанов хмыкнул.

— Хорошо. Не будем ссориться. Ты наверняка сердишься, что я появился без предупреждения, я всё понимаю. Ну что ж, на сегодня я тебя оставлю... С условием, что ты придёшь на следующий семинар. Так что до скорого свидания, Костик.

Сатанов развернулся и с достоинством отошёл прочь, а Хлебников произнёс, глядя ему вслед:

— Ничуть не изменился. Думает только о себе... Сволочь.

Кажется, Эдик впервые услышал, как Хлебников позволил себе выругаться. Похоже, дело было серьёзное.

— Что делать будем, — угрюмо спросил он. — Константин Николаевич?

Хлебников посмотрел на него не сразу. О чём-то думал. Эдику пришлось окликнуть его ещё раз.

— Что делать? А зачем что-то делать? — вопросом на вопрос ответил Хлебников.

— Но он же...

— Пф-ф. Ерунда.

— Разве? — Эдик выгнул бровь. Научился этому у Хлебникова.

— Дома поговорим, — прервал расспросы Хлебников. — Лучше покажи мне, какие пирожные самые вкусные. Ты уже все попробовал?

Эдику хотелось зарычать. Хлебников был непробиваем. Или старался таким казаться?

***

Самыми вкусными оказались пирожные с лимонной начинкой внутри, украшенные сверху шоколадным кремом. Хлебников тщательно облизал пальцы после того, как отправил в рот третье пирожное. Эдик сглотнул.

— Не делай так, — шепнул он, подойдя поближе. Если Хлебников будет облизывать пальцы на людях с таким видом, на него не только тот Сатанов, на него все кидаться начнут!

— О чём ты? — да неужели он не понял?

— Я смотрю на тебя и думаю о всяком, — сказал Эдик.

Хлебников вскинул брови.

— Может, поедем домой? — предложил Эдик дальше.

— А как же семинар? — спросил Хлебников.

— Но корма для кошек и собак будут во второй день.

— М-да? — Хлебников опять посмотрел на пирожные, словно раздумывая, будет ли он ещё их есть. Эдик вздохнул. Терпеть это у него больше не было сил.

— Ты же больше не работаешь в сельской местности, и поэтому...

— Мне интересно всё, — Хлебников дёрнул плечом. — А следующий семинар будет только послезавтра, так что...

Была не была...

— Я хочу быть с тобой, — проговорил Эдик.

И добился своего. Хлебников вскинул на него глаза.

— Ладно. Пойдём.

Эдик забыл, как дышать.

Он честно дотерпел до дома, хотя трогать и прикасаться к Хлебникову хотелось всю дорогу. Эдика окутал запах его кожи, привлекали исподволь брошенные и случайно пойманные взгляды. В лифте он не выдержал — всё, сорвался. Поймал в зеркальной панели отражение взгляда Константина Николаевича, шагнул к нему со спины, вжал в стену, отгибая воротник пальто и прижимаясь губами к шее. Хлебников вздохнул, и от его рта на зеркале появилось запотевшее облачко.

— Стоп... Хотя бы нажми на стоп... — пробормотал он, но Эдик не успел, они доехали до своего этажа.

Дверь Хлебников открывал дрожащими руками, гремя связкой ключей. Эдик не сводил глаз с его пальцев и думал о том, как хочет, чтобы эти пальцы прикасались к нему, лаская и сжимая... Наваждение какое-то! Хлебников распахнул дверь и шагнул за порог, Эдик поспешно вошёл следом, с размаху захлопнул за собою дверь и прижал Хлебникова к ближайшей стене.

— Свихнулся? — полузадушенным шёпотом спросил Хлебников.

— Да, совсем, — ответил Эдик, скидывая с себя куртку прямо на пол. Куртку, и свитер, и рубашку.

Хлебников улыбнулся, умудряясь каким-то образом снисходительно смотреть на него сверху вниз.

— Тогда уж и меня раздень, — сказал он. — Только медленно.

Его голос ударил под дых. Эдик перевёл дыхание и протянул руки к его одежде.

***

Вечером пришло сообщение от Фадеева: «Привет, давно не общались, как насчёт посидеть завтра?» Хлебников только-только вышел из душевой, Эдик, сидя на разворошенной кровати, раздумывал, что писать в ответ. В принципе, семинар будет только послезавтра, в клинике у них вроде как отпуск. Почему бы и нет? Если только у Хлебникова не будет никаких планов. У Эдика всё вылетело из головы, когда он увидел, как Хлебников берёт из шкафа чистые вещи и одевается.

— А ты куда? — спросил он.

— В клинику. Что, разве я тебе не сказал? — удивился Хлебников. — Полина звонила, у них там на вечер намечается сложная операция. Сказали, хорошо будет, если и я приеду... Опухоль нижней челюсти у болонки. Хотим попробовать кое-что из передовых методов.

— Да? — бледно спросил Эдик.

Хлебников одевался и говорил на ходу:

— Я читал доклад по реконструктивной хирургии. Авторы предлагали пересаживать аутотрансплантат, лоскут костной ткани вместе с питающими его сосудами. Ты представляешь, Эдик? Возьмём часть ребра...

— Я тоже поеду, — внезапно решил Эдик. — И, наверное, даже на сутки остаться смогу. Только завтра вечером мне будет нужен отгул...

— А что такое? — Хлебников деловито застёгивал манжеты. Он посторонился, давая Эдику подойти к шкафу.

— Яшка встретиться предложил.

— Вот это правильно. Почему бы вам действительно не встретиться. Тебе нужно и со сверстниками общаться...

Странно. Хлебников разговаривал так, будто думал о чём-то своём. Ещё каких-то полчаса назад Эдик не замечал этой отстранённости, но сейчас она проявилась в излишней задумчивости и суетливости. Эдик обернулся и успел заметить, что Хлебников теребит верхнюю пуговицу своей рубашки. Такое с ним бывало, только когда он напряжённо обдумывал что-то постороннее.

— Кость, всё нормально?

— Абсолютно, — Хлебников посмотрел на него и улыбнулся. — А почему ты спрашиваешь?

Он оставил пуговицу в покое и поправил воротник.

— Тот мужик из Штатов. То, что он тебе говорил...

— Эдик, — Хлебников нахмурился и вздохнул. — Я не хочу рассказывать о том, чего нет. Его появление ничего для меня не значит.

— Точно? Он ведь...

— Эдик, — Хлебников слегка повысил голос.

Блин. Не хватало ещё, чтобы они ругались из-за этого Сатанова. Эдик угрюмо вздохнул и молчал до самого выхода.

***

Операция прошла успешно, но прогноз Хлебников делать опасался. Королёва Катя тоже не могла сказать ничего определённого. Эдик, стоя в сторонке, с интересом наблюдал, как они работали в паре. Хлебников определённо мог сделать всё сам, но вместо этого он позволил почти всю работу провести Катерине, только иногда помогая ей советами или подавая нужный инструмент.

После операции собаку перенесли в стационар и положили на пол, на мягкую подстилку. Больше животных в стационаре сейчас не было, да это и кстати. Выходя из наркоза, собака меньше будет нервничать.

— Последишь за ней? — спросил Хлебников, ставя болонке капельницу. Капельница помогала животному выйти из наркоза, снимала его токсическое воздействие, а ещё устраняла явление гипоксии и нарушение перфузии коронарных и мозговых сосудов. — Следи за ней, если проснётся и будет пытаться вставать.

Эдик аж возмутился. Он что, первокурсник, который первый раз операцию увидел? Зачем Константин Николаевич говорит ему очевидные вещи?

Но почему-то Эдик решил не возбухать и не показывать, что обиделся. Просто кивнул и уселся рядом на стуле. У него был с собой телефон, а ещё в стационаре лежало несколько скучных, но умных справочников по эпизоотологии, и Эдик всерьёз приготовился дежурить возле пациента всю ночь.

— Если что-то будет не так, сразу зови, — добавил Хлебников.

— Хорошо, Константин Николаевич, — покорно ответил Эдик.

Нет, с Хлебниковым точно было что-то не так.

— Костя, но сейчас же моя смена, — сказала Катерина.

Эдик стиснул зубы. Чего он не понимал, так это почему эта рыжая пигалица, вчерашняя студентка, тыкала Хлебникову и звала его по имени. Вроде не особо близкие друзья они были, а поди ж ты. Это бесило. Почему Эдик, в таком случае, не может точно так же звать Хлебникова по имени при посторонних? Ну погодите, дайте ему только универ закончить...

— Ничего страшного, — Хлебников устало улыбался. — Мне всё равно делать сегодня нечего. Я понаблюдаю её...

— Михаил Данилович специально дал тебе дни, — настаивала Катя, — а ты ими не пользуешься.

Ах, значит, на Широкова её панибратство не распространяется? Эдик засопел.

— Не спорь.

— Ну, Костя...

Переговариваясь, они вышли из стационара. Эдик, насупившись, проводил взглядом спину Константина Николаевича. Замечательно. Что есть он, что нет его, — Хлебникову наплевать. Эдик достал из кармана сотовый телефон и отпечатал Яшке ответное сообщение:

«Без проблем, встретимся завтра вечером».

От Яшки почти сразу пришло:

«Отлично, тогда в семь в общаге. Надеюсь, адрес ты ещё помнишь?!»

Эдик невольно улыбнулся, написал «Договорились» и спрятал телефон в карман.

Дверь приоткрылась, и на пороге встал Хлебников. С двумя кружками чая в руках.

— Я подумал... Мы с тобой ничего не ели с того кофе-брейка, — сказал Хлебников. — Чаю хочешь?

Эдик вскочил со стула; ножки проехались по кафелю. Костя... Только его Костя.

Эдик шагнул к нему навстречу и поцеловал прямо в губы. А Хлебников не мог сопротивляться, пока руки у него заняты кружками.

— Спасибо, — пробормотал Эдик, когда в лёгких закончился воздух, и пришлось вдохнуть.

— Ну ты берёшь? — выговорил Хлебников прямо в рот Эдику.

Эдик схватился за одну из кружек, поначалу не замечая, что обжигает руки о её горячие бока. Зашипел и взялся за ручку, перенёс кружку к подоконнику. И тут в коридоре снаружи послышалась какая-то возня. Эдик услышал голоса, смех, шаги и обернулся. Хлебников стоял над болонкой и, осторожно прихлёбывая чай, смотрел, как капает раствор в системе капельницы.

— ...а я уже уходить собиралась, хорошо, что не ушла, — раздался голос Полины, и дверь распахнулась.

— Что там такое? — недовольно спросил Константин Николаевич.

В стационар внесли огромный букет алых роз. Просто огромный.

— Константин Николаевич, это вам! — сказала Полина.

— Только не написано, от кого, — добавила Катя.

— Кость, он та-акой красивый! — всплеснула руками Марина Капитоновна. — Ты только посмотри!

Розы были крупными, на длинных черенках, и цветков было штук тридцать, не меньше.

— Какая вульгарщина, — прокомментировал Хлебников, не спеша принимать букет.

— Кость, ты знаешь, от кого это может быть? — продолжала Марина. — Кто это мог прислать?

— Благодарная клиентка? — спросила Катерина.

— Вряд ли, — возразила Полина. — Вот тут карточка «С любовью».

— Какая милота! — снова засуетилась Марина. — Когда букет дарит девушка, это так необычно, так смело! И он такой красивый!..

— Он вам нравится? — спросил Хлебников. — Мне ни к чему. Поделите между собой и унесите с глаз моих долой.

— Кость, ну ты чего?

— Правда, можно?

— Можно, можно. Марина, мне его ставить некуда. Да и как я поеду с этим веником в метро? Он с меня ростом. Нет уж, забирайте. Полина, давай, выноси отсюда это безобразие.

Девушки, шушукаясь и переговариваясь, вышли из стационара. Хлебников обернулся к Эдику и прокомментировал:

— Каков наглец, да?

— Это от него? — уточнил Эдик. Хотя чего уточнять, и так было ясно.

Он бы никогда не подарил Константину Николаевичу розы. Потому что у него не хватило бы на это денег и смелости.

— Ладно. Плевать, — Хлебников вернулся к своему чаю. — Сходи, поспи, если хочешь. Я тут посижу. За состоянием собаки лучше смотреть постоянно. У меня тут наготове лекарства...

— Я лучше побуду с тобой, Костя, — возразил Эдик.

Хлебников кивнул. Снова он думал о чём-то своём. Эдик решил не тормошить его и не настаивать. Он просто будет рядом с Константином Николаевичем, что бы ни случилось.

***

— А где колбаса? — первым делом спросил Эдик, оглядев стол.

Сырная нарезка, «Дарницкий» хлеб, солёный лосось, пара бутылок с какими-то иностранными этикетками, — Фадеев был в своём репертуаре, — и никакой колбасы.

— Да видеть её уже не могу... И вообще, я ушёл со склада, — чуть замявшись, признался Яшка.

— А чего так?

— Времени перестало хватать. Да и Стас верно говорит, нужно уже думать о чём-то более серьёзном, а на складе никакой стабильности и карьерного роста.

— О как, — Эдик сел на табуретку и протянул Яшке пакет с банкой маринованных огурцов и оливками.

— Ага.

— «Стас», значит?

Яшка тупо посмотрел, потом коротко заржал.

— Да ну тебя. Не Станислав же Юрьевич, особенно когда это... Ну... Ну ты понял, — и Яшка полез в протянутый пакет, зашуршал им с преувеличенным вниманием.

Эдик решил не задавать глупых вопросов. В принципе, какое ему дело? У Яшки всё хорошо, судя по его внешнему виду, вот и славно. А то будто бы он, Эдик, пошёл бы бить морду Сакакову, если бы у профессора с Яшкой что-то не ладилось. В конце-концов, с мордобоем Фадеев и сам неплохо справлялся.

— Так где ты сейчас решил карьерный рост искать? — спросил Эдик. Более нейтральный вопрос.

— Да пока устраиваюсь в типографию, а после окончания обучения попробую в аспирантуру.

Эдик заулыбался.

— А помнишь, как Хлебников отобрал у тебя журнал? Ты его на лекцию приволок...

— Ага, смешно получилось. Интересно, он его читал?

— Чего там читать, там одни полуголые бабы были. Разве что картинки рассматривал...

Эдик прыснул, представив Хлебникова в очках, перелистывающего журнал. Потом почему-то представил, как Хлебников присаживается прямо на свой преподавательский стол и раздевается. Вот на нём только галстук, боксёры и пресловутые очки; волосы растрёпаны, щёки горят румянцем, глаза пристально смотрят на него, на Эдика.

Чёрт.

— А что у тебя тут? — спросил Эдик, схватив ближайшую из бутылок.

— Ром, — ответил Яшка. — Ты пьёшь?

— Пока не знаю, — Эдик усмехнулся. — Давай проверим.

Яшка поставил на стол два низких гранёных стакана и полез в холодильник за льдом.

— Ух ты, — прокомментировал Эдик, увидев кроме льда ещё и нарезанный лимон.

— Ага, теперь всё по-научному.

***

— И, в общем, не знаю, — говорил Эдик, разглядывая через наполненный светлым ромом стакан тарелку из-под сыра. — Он не говорит, что это за Сатанов. Хмырь лезет к нему, будто имеет на него какое-то право. А Костя - молчит. Притворяется, будто ничего не происходит. Знаешь, как это бесит?

— Знаю, — с сочувствием кивал Яшка. — Я же Стасу тогда истерику закатил, когда с бабой его увидел. А тот такой: «У нас ничего не было», а у самого взгляд шальной, ну совершенно блядский. Думаешь, я совсем свихнулся?

— Думаю, нет. Мало ли что. Имеешь право предъявить претензии, раз уж вы вместе.

— Вот и я так думаю. Я сперва всё орал на него, а потом понял, что я как баба. Истерики закатываю, визжу, ногами чуть не топаю. Ну и...

— Чего?

— Дал ему в морду. Чтобы по-мужски так. И говорю: «Я ж люблю тебя, сволочь. Что ж ты делаешь?»

Эдик хмыкнул.

— Прямо так и сказал?

— Ага, прямо так. Знаешь, так погано ещё никогда не было.

— Угу...

— Я ж понял: удобно ему со мной, наверное. Глаз с него не свожу. Поманили — побежал, погладили — ножки раздвинул. Ну, чем не девка? Разве что член есть, так на это можно не смотреть... Так херово всё... И я ему всё высказал, короче. А он такой: «Да ты чо, да ты всё не так понял»...

— Э, погоди-ка... — Эдик попытался поймать мелькнувшую и пропавшую мысль, но Яшка его не слушал и рассказывал дальше.

— В общем, я ему сказал, что если он не хочет, то я не настаиваю, можем разбежаться, только какого хера он мне мозги-то мурыжил. А Стас за лицо держится такой, из носа кровь хлещет, и говорит, какое, мол, разбежаться, я тебя никуда не пущу. Чёрт, Эдик, ты понимаешь, вам тоже просто надо поговорить. Скажи ему, что именно тебе не нравится...

— Да говорил уже. Всё уже говорил. И так спрашивал, и эдак...

— Мда...

— Угу. Слушай. Так вы с Сакаковым...

— М?

Эдик сглотнул. Ускользнувшая мысль вернулась. Но как-то неловко было такое спрашивать. В смысле, будь он совершенно трезв, — будь они трезвы оба, он бы это спросить не смог. А так алкоголь можно использовать как оправдательный фактор своему неуёмному интересу. И хоть они и не сильно напились... Эх, была не была.

— Кто кого?

— В смысле?..

— Ну вы... Кто из вас...

— А-а-а! Я понял, — Фадеев покивал, откинулся на локоть, при этом чуть-чуть не смахнув банку с рассолом. Похоже, Фадеев, в отличие от него, сильно запьянел. Впрочем, ему-то хорошо, он уже в общаге, и койка под боком, зато Эдику тащиться в метро...

— Мы меняемся, — сказал Яшка. — С тех пор, как выяснили отношения. А то раньше всё только Стас... Ну ты понимаешь.

Эдик кивнул.

— И... И как оно? Когда тебя?

Яшка с пристальным вниманием посмотрел на оставшийся в бутылке ром. Эдик решил, что нужно делиться, откровенность за откровенность.

— Я ведь чего спрашиваю... Костя — он никогда. Всегда только я. Блин... — Эдик вздохнул и тоже уставился на этикетку бутылки. Говорить было тяжело. Хоть Яшка и дружбан, и всё такое... — Я даже не думал, что это можно. В смысле, Костя никогда не предлагал, понимаешь?

— А отчего не предлагал? Ну может он принципиально снизу, бывают же такие. Вы с ним вообще на эту тему разговаривали? — Яшка проявил серьёзное внимание. Возможно, чересчур серьёзное, и всё дело было в алкоголе и желании "поделиться секретами". Вот только раньше они в таком состоянии про девчонок, как правило, разговаривали. А сейчас вот разговор совсем не о них шёл.

Эдик пожал плечами. На даче у них всё спонтанно вышло. Он и сам до последнего не знал, какая у него в их паре будет роль. А если бы хоть немного поворочал мозгами и задумался, то понял бы, что им нужно было с Костей перед этим поговорить и всё выяснить до, а не после.

— Как-то всё само сложилось, — задумчиво пояснил он.

— Ну когда "само" — это тоже хорошо, — ответил Яшка. — Но лучше всё же поговорить. Мало ли, чего ему самому хочется. А ты и не знаешь, не спрашивал, верно?

Эдик кивнул: верно.

Он и так и эдак крутил мысль о том, что Костя может захотеть смены ролей. И понял, что согласился бы, если бы ему предложили. С одной стороны, это означало, что он окончательно и бесповоротно влюбился в Костю, раз готов отдать ему ведущую роль. С другой стороны, он и так это знал. Что любит, и всё такое прочее. Сомнений в этом у Эдика не возникало. Вот только кое-что тревожило.

— А это вообще как? — неуверенно спросил Эдик у Яшки. — Ну, в смысле, не сильно больно?

Яшка медленно-медленно моргнул и расплылся в пьяной улыбке и поиграл бровями.

— А ты попробуй и узнаешь!

— Да ну тебя, придурок! Что, сказать не можешь? — Эдик аж возмутился.

Яшка засопел.

— Ну... В общем, нормально это. Мне, в принципе, подходит. Стас — он, похоже, опытный в этом деле. Я даже иногда думаю, с кем он до этого был.

Эдик хмыкнул. Лицо у Яшки сделалось такое задумчивое и слегка грустное.

— А потом говорю себе, что не хочу я ничего знать о тех, кто у него был до меня. Вот ещё. Сейчас я с ним, и остальное не важно.

Говорил он правильно. Узнать о прошлых любовниках и врагу не пожелаешь. Вон, например, узнал Эдик о Сатанове. Не всё правда узнал, но уже одно его присутствие отравляло ему настроение. Ещё и молчание Кости добивало. О чём он не говорил Эдику? И почему?

— Давай что ли ещё выпьем? — предложил Эдик после короткого молчания. Яшка крутил пустую рюмку и на предложение выпить отозвался с энтузиазмом.

Они выпили, и Яшка рассказал бородатый анекдот про ветеринарного врача и его пациентку козу. Эдик поржал, невесёлые мысли о Сатанове вылетели из его головы. Потом они выпили ещё, но уже чисто символически, потому что Фадеев начал зевать, и стало ясно, что если Эдик не хочет вторую ночь ночевать вне дома, то ему пора собираться. И так уже приедет поздно, а с утра та несчастная конференция продолжится. Может, Костя не пойдёт, может, удастся его отговорить?

— Поеду я, наверное, — сказал он, цепляя из банки последнюю оливку.

— Ну давай, — легко согласился Фадеев. — И если что, если надо будет с этим Сатановым разобраться, ты зови, ясно? Мы ему живо в табло надаём.

Эдик покачал головой, невольно улыбаясь. Руки марать не хотелось, но от предложения Яшки ему было приятно. Дружеская поддержка, как-никак.

— Ладно, братуха, бывай.

— Бывай, — они на прощание пожали друг другу руки, и Эдик поехал домой.

Домой к Косте.

***

Он ехал в метро и думал. Про то, как избавиться от Сатанова, хоть это было и нереально. Как заставить его прекратить свои дурацкие ухаживания. Про то, как поговорить с Костей. Рассказать, как бесит его этот старикашка. Рассказать, что волнуется.

Эдик не знал, как преодолеть эту стену, которую Хлебников воздвиг между ними своим притворным «у меня всё хорошо». Пытаясь решать проблемы в одиночку, тот делал только хуже. Пытаясь представить дела так, будто проблемы нет вовсе, Хлебников обманывал не только себя, он обманывал ещё и Эдика.

Или стоит ему доверять больше? Подождать ещё? Не начинать разговор? Но ведь Яшка советовал им поговорить.

Мысли перескочили на Яшку с его профессором. Вот поди ж ты. Раньше Эдик никогда не думал, что ему будет важно, кто с кем спит и в какой позе. Ну вместе и вместе, так чего ж под одеяло-то заглядывать? Оказалось, что отношения у Яшки с Сакаковым развивались совсем по иному сценарию, нежели у него с Костей. А вот если бы... Если бы у них с Хлебниковым всё было по-другому? У Эдика аж во рту пересохло, когда он представил... Ну, представил. Себя с Константином Николаевичем. И чтобы Константин Николаевич его брал, а не наоборот. Если бы на даче после Нового года Хлебников был более активным и дал бы ему понять, что хочет Эдика для себя, снизу?

Он зажмурился.

Он ехал в метро, практически в пустом вагоне. И мысли, которые бродили в его голове, были самые для метро не подходящие. Не для этого места, не для этого времени. Вагон трясло, лампы под потолком перемигивались. Рядом с Эдиком и напротив сиденья пустовали. Но в противоположном конце вагона сидела слегка подвыпившая компания. На остановках они что-то шумно и со смехом обсуждали, а потом — вышли.

Эдик отчаянно гнал от себя мысли о Хлебникове; стоило лишь о нём задуматься, как тело обдавало жаром. Похоже, ему хотелось бы «поменяться», как сказал Яшка. Хотя бы просто попробовать. Чтобы Хлебников был сверху и брал его. А как бы он это делал? Быстро или медленно? Что бы он при этом говорил? Как бы его касался и где?

Эдик открыл глаза, тяжело дыша. В своих фантазиях он лежал спиной на кровати и смотрел на Хлебникова снизу вверх, широко раздвигал ноги, а Костя раскачивался на нём, то приближаясь, то удаляясь; его волосы мазали Эдика по щекам; они целовались, Эдик с силой обхватывал его коленями и...

А, чёрт. Он уснул в метро и чуть не проспал свою остановку!

Проклятый Яшка со своими советами. Теперь ему эротические сны сниться будут. Одно хорошо, пока Эдик ехал, он практически полностью протрезвел.

На телефоне его ждала смска от Хлебникова. Тот спрашивал, будет ли Эдик ночевать дома и оставлять ли ему ужин. Эдик увидел сообщение уже стоя на эскалаторе. Он набрал номер Хлебникова и сказал, что придёт минут через пятнадцать и спросил, нужно ли что-нибудь купить в круглосуточном магазине по дороге. Хлебников ответил, что ничего не нужно, и он будет ждать Эдика поскорее.

Он хотел выдать в ответ что-то такое, чтобы Хлебников понял: Эдику его не хватает, он о нём думал и хочет его... но не смог найти слов.

— Я скоро буду, — сказал он вместо этого. — Постарайся не заснуть.

Хлебников фыркнул в трубку, или, быть может, это были помехи?

— Постараюсь, — пообещал он.

***

Эдик открыл дверь своим ключом и крикнул:

— Это я!

Хлебников, одетый в халат, стоял и ждал его в коридоре. Концы волос у него были всё ещё влажные, наверняка после душа, а на носу оказались надеты очки для чтения. Эдик оглядывал его, спешно раздеваясь.

Скинув обувь, он шагнул к Хлебникову. Тот поднял лицо и встретил его поцелуй.

Эдик подумал, что будь он собакой, сейчас бы наверняка радостно вилял хвостом оттого, каким Костя с ним бывает. Он его ждал, встретил в дверях, поцеловал. Это так здорово!..

Эдик сам не заметил, как прижал Константина Николаевича к стене. Когда их поцелуй закончился, они оторвались друг от друга, тяжело дыша.

— Ты пил, — сказал вдруг Хлебников.

— Ага, — ответил Эдик. — Ром.

— Хемингуэй любил ром, — глаза Хлебникова смеялись.

— Подожди меня, — попросил Эдик. Он снова начал его целовать, короткими прикосновениями губ: щёки, губы, подбородок.

— Холодный, — пожаловался Хлебников, дотронувшись рукой до его щёк.

— Ещё какой, — пробормотал Эдик. — Подожди меня, я скоро приду, ладно? — выговорил он, наконец заставив себя оторваться от Хлебникова.

— Как скажешь, — согласился тот, отступая в сторону спальни.

Эдик метнулся в комнату, схватил полотенце и скрылся в ванной. Теперь как никогда ему пригодятся те самые «советы начинающему гею», которые он прочитал в сети. Чёрт. Только бы Костя согласился. Впрочем, почему он не должен согласиться? Вопрос в другом. Эдик читал, что некоторым анальный секс не нравится. Неудачный опыт или грубый партнёр, неопытность, излишняя чувствительность... Господи, да от всего этого у него голова кругом шла. И волновался он так, что потели ладони. Хлебникову, например, сразу понравилось, когда Эдик занялся с ним сексом. Нравилось — это было, так удовольствие разыграть нельзя, да и к чему его разыгрывать? Хлебников не такой человек, который будет щадить чужие чувства ради каких-то условностей. Так что Эдик был твёрдо уверен: у них с Константином Николаевичем всё хорошо. А если он сейчас перестанет психовать и как следует подготовится, то будет ещё лучше.

Эдик пустил воду в душевой. В крайнем случае, он потерпит. Просто дурак он был, что не давал Косте всего по собственной глупости. Предложить поменяться нужно было уже давно! Он ведь и в «советах» читал, что смена ролей только укрепляет отношения, но почему-то в тот момент не обратил на те слова никакого внимания.

Размышления о Хлебникове не способствовали спокойствию: у Эдика была эрекция, и при мысли о том, что сейчас придётся заняться подготовкой, она становилась всё сильнее.

Нужно было подумать о чём-то другом, чтобы сегодняшняя ночь не закончилась, не начавшись. Об экзаменах? О сверхурочных в клинике? О скучных лекциях и рутинных занятиях, которые предстоят Эдику, как только начнётся учёба?

Нет, всё было не то.

И тут он вспомнил о Сатанове, о том, как тот хватал Хлебникова за руки при всех и своим старческим голосом сально звал его «Костик».

Чёрт побери. Эдик приложит все усилия, чтобы уговорить Хлебникова пропустить завтрашний семинар!

Эрекции как не бывало. Эдик невесело усмехнулся и продолжил своё мытьё.

***

— Костя, я тут подумал... — мямлил Эдик пятнадцатью минутами спустя. — Ты бы не хотел...

— Не хотел чего? — спросил Хлебников, посмотрев на него поверх очков. Этот взгляд, совершенно преподавательский, творил с Эдиком что-то невозможное. Наверное, он действительно извращенец, разве от этого можно возбуждаться?

— Так ты будешь ложиться или всю ночь там простоишь? — спросил Хлебников тем временем. Он встал с кровати и шагнул к полотенцу, которое Эдик бросил на стул.

— Дай я повешу, — буркнул Эдик, на все лады костеря себя за забывчивость. — Снова ты меня подловил.

— В смысле? — Хлебников застыл, держа в руках конец полотенца. — Подловил?

— Ну ты вечно за мною свет выключаешь или посуду моешь, если я сразу забываю... И сейчас вот тоже...

Хлебников вздохнул.

— Тебя это раздражает?

— Что? Нет!

— Марина тоже всё время бесилась, — признался Хлебников с улыбкой. — А я не могу... Привык уже. После того, как мы остались вдвоём, мне приходилось о ней заботиться, и в какой-то момент я перестарался... Она мне, помню, всё высказала.

Эдик присел на краешек стула и слушал. Хлебников впервые рассказывал что-то из своей жизни просто так. Не ветеринарные истории, не случаи с учёбы, а просто о своих родственниках. Говорил о том, что у него было внутри, а не о том, что и так было видно всем и каждому.

— Так что ты извини. Я не должен был вести себя, словно ты мой подопечный, Эдик.

— Да нет, ничего...

— Так о чём ты хотел меня спросить?

Вот оно. Стоит только заикнуться раз, и Хлебников не успокоится, пока не вытянет из него всю правду целиком. Эдик закрыл глаза, в темноте такое было проще говорить.

— А ты не хотел бы поменяться в постели?

Хлебников всё молчал, и Эдик наконец открыл глаза.

— Что, нет?

— Погоди, я немного не понял, чем именно поменяться? Подушками? — неужели Костя пытается пошутить? Самая жалкая попытка, которую Эдик когда-либо слышал. Или Хлебников над ним просто издевался? Снова?

— Нет, не подушками. Кость, я бы хотел, чтобы ты меня трахнул.

Хлебников сел на кровать.

Эдик почувствовал, как в лицо ему плеснула волна жара. Может быть, не стоило говорить об этом так пошло и откровенно?

— А с чего вдруг...

— Ни с чего. Просто подумал.

— Эдик, ты уверен? — снова этот внимательный и осторожный тон, как в тот раз, когда они впервые были вдвоём в клинике на кухне.

— Честно? Нет, не уверен. И мне пиздец как стрёмно. Но я хочу попробовать. Потому что... — Эдик наконец посмотрел Хлебникову в глаза, — ...потому что меня это заводит, — признался он наконец. — Я об этом думаю — и всё. Как представлю, что ты делаешь это со мной, так просто...

— Иди сюда, — перебил его Хлебников. Протянул руку, и Эдик машинально встал со стула и шагнул вперёд, к его руке. — Если что-то не понравится, тут же скажи, хорошо? Я остановлюсь, — серьёзно произнёс Хлебников.

Ух, от его взгляда просто мурашки по коже. Эдик кинул полотенце, которое комкал в руках, обратно на стул. Хлебников ничего ему не сказал. Да и заметил ли?

— Как мне... — замешкался Эдик. — Как мне ложиться? На спину или...

— Считается, что для первого раза лучше на четвереньках, — голос Хлебникова дрогнул.

— Только не вздумай и теперь лекции читать, — потребовал Эдик.

— Так и знал, что ты это скажешь, — в голосе Хлебникова проскочила усмешка, но Эдик её не увидел, потому что как раз в этот момент заползал на середину кровати.

— Свет выключишь? — попросил он.

Хлебников молча встал и отошёл к выключателю, но свет погасил не сразу. Чёрт, неужто он на Эдика смотрел? Эдик встал на четвереньки, его задница вздёрнулась вверх, а Хлебников на это смотрел?! Эдик нервно хохотнул, пытаясь чем-нибудь заполнить образовавшуюся гнетущую тишину.

— А помнишь, как мы познакомились? — спросил он. — Корову помнишь? Блин, я сейчас как та корова... Чёрт, что я такое несу...

Наконец свет погас, и Хлебников вернулся на кровать.

— Эдик, если что-то не понравится, ты сразу говоришь мне.

— Да слышал я уже, — отмахнулся он.

— Я хочу, чтобы не только слышал, но и сделал, понимаешь? — Хлебников шелестел одеялом, укладываясь рядом, и прикасаться к нему не спешил. — Ты сейчас слишком нервничаешь.

— Будешь тянуть, стану нервничать ещё больше, — натянуто хохотнул Эдик.

— Хорошо, — сказал Хлебников и положил руку к нему на бедро.

Эдик замер и затаил дыхание. Рука Хлебникова скользнула к его ягодицам, пальцы осторожно коснулись расселины и снова вернулись на бедро.

— Если и дальше станешь так зажиматься, у нас ничего не получится, — обронил Хлебников.

Эдик про себя чертыхнулся и попытался расслабиться, даже раздвинул ноги чуть шире, переступив коленями по кровати, прогнулся глубже, сильнее выставляя задницу. Руки у Хлебникова были тёплые-тёплые.

— Ох, чёрт, — пробормотал Эдик, когда почувствовал, как внезапно пальцы начинают гладить его у самого входа. Скользкие пальцы. А он даже не услышал, как Хлебников открыл флакон со смазкой.

— Всё нормально? — спросил Хлебников.

— Да... Нормально... — выдавил Эдик, прислушиваясь к своим ощущениям. Пальцы двигались по кругу, и в этом движении не было ничего страшного или неприятного. Эдик вздохнул глубже. И оказался совершенно не готов к тому, что один палец внезапно проникнет внутрь. Эдик негромко охнул и непроизвольно зажался. Хлебников тут же убрал руку.

— Стой... Всё хорошо, — отдышавшись, поторопился сообщить ему Эдик. — Кость, давай... Давай ещё. Я скажу, если будет что-то не так.

Про себя Эдик пообещал, что скорее язык себе откусит, чем запросит пощады.

Один палец он принял спокойно, и даже боли никакой не было. Разве что ощущения странные, ужасно непривычные, да и вообще, разве может подобное проникновение быть приятным? Но ради Кости он потерпит. И вообще, если уж Костя находил в этом виде секса какое-то удовольствие, то, быть может, и он тоже сможет втянуться?

И тут Эдик стиснул зубы, чтобы не обругать себя вслух. Каким же он был эгоистом. Ему нравилось быть с Костей, до умопомрачения нравился секс с ним. Так неужели он сам не постарается для него и не сделает ему приятно? Эдик прогнулся в пояснице. Пускай Костя берёт его. Пускай ему будет хорошо. Из-за подобных мыслей у него голова пошла кругом. Он прогнулся ещё ниже, откровенно подставляясь. От его движения пальцы Кости проникли глубже, чем до сих пор, и Эдик ощутил тянущее ощущение внутри. А вместе с ним — вспышку возбуждения, такого ошеломляющего, что не смог смолчать, простонал. И тотчас всё пропало. Осталось лишь затухающее воспоминание.

— Ещё, — шепнул Эдик в подушку. Он скомкал в кулаках одеяло. — Костя, можешь так ещё?..

— Как, вот так? — спросил Хлебников, снова вталкивая в него пальцы.

Эдик выдохнул короткое «хах» и зажался, попытался стиснуть пальцы внутри, чтобы продлить контакт.

— Нравится здесь? — не унимался Хлебников. — Ты, оказывается, такой чувствительный. Неужели сам не знал?

Эдик попытался отрицательно мотнуть головой, но только проехался щекой по подушке. Вдруг он ощутил на своей коже дыхание, а следом за этим — прикосновение губ, короткий поцелуй. Хлебников целовал его бедро, и поясницу, и... Когда язык прошёлся по нежной коже позади мошонки, Эдик запрокинул голову в беззвучном вскрике. Он должен был свести ноги вместе, отстраниться и никогда больше не позволять Косте прикасаться к нему так. Но вместо этого Эдик начал выгибаться, подставляясь под язык и под пальцы, начал коротко постанывать на каждом выдохе, стал дышать часто-часто. Он не мог кончить от одних только пальцев и языка, но тем не менее готов был это сделать. Вдруг Хлебников, словно чтобы помешать ему закончить всё быстро, вытащил из него пальцы. Эдик уронил голову на постель и глубоко задышал, переводя дух. Пальцы теперь касались лишь его входа, не проникая внутрь. Пальцы — и язык. Когда Костя раздвинул его растянутые горячие мышцы и проник внутрь языком, Эдик зажмурился до цветных пятен перед глазами. Что он творит, что творит?!

— Я сейчас так кончу, — жалобно сказал он, неимоверным усилием сдерживаясь. Язык дразнил чувствительные мышцы, беспрепятственно проникая внутрь сквозь растянутый пальцами вход. — Костя!..

— Кончай, — сказал Хлебников своим тихим невозможно искушающим голосом. Сказал — и ввёл внутрь пальцы, безошибочно прижимая и потирая простату. Эдик с криком сжался. У него не было ни малейшего шанса сдержаться. Мучительная вспышка оргазма заставила его протяжно застонать. Он кончил так ярко, так долго, так ошеломительно — и ни разу не притронулся к своему члену.

— Чёрт... Чёрт, — бормотал Эдик, стараясь отдышаться. Оргазм нахлынул и отступил, затаился в его теле дразнящим желанием. — Костя, — прошептал Эдик, бессильно прижимаясь к подушке щекой.

— Я здесь, — ответил Хлебников.

Эдик слабо засмеялся.

— Понравилось? — спросил Хлебников.

— Ещё как... — пробормотал Эдик. Он осторожно перевернулся на бок. Рук он не чувствовал, да и всего тела тоже, раз уж на то пошло.

— Что, уже засыпаешь? — шепнул Хлебников, прижимаясь к его телу.

Эдик почувствовал твёрдость его члена и вспышку собственного внутреннего голода. Оргазм этот голод совершенно не утолил. Засыпает он, как же. Да у него стоит так крепко, будто бы это не он кончал только что, срывая горло от крика.

— Я хочу тебя, — сказал Эдик, выгибая спину. Хлебников мягко толкнулся вперёд. От его жадного вздоха Эдик ощутил дрожь предвкушения. — Костя... Ну давай... Вставь мне...

Он чувствовал, как член прижимается к его ягодицам, такой твёрдый, такой желанный... Он наверняка будет лучше пальцев! Эдик изогнул поясницу и слегка приподнял ногу, чтобы Косте было удобнее. Когда его задницы коснулись пальцы, Эдик прошептал «да» и качнулся назад.

Сперва снова были только пальцы, они раскрывали и ощупывали его изнутри, скользили внутрь и наружу. Хлебников вставлял их неглубоко, медленно, каждый раз полностью вытаскивая и заставляя тело Эдика раскрываться с каждым новым толчком. А потом к расслабленным мышцам прижалась головка члена, большая, гладкая, горячая. Эдик завёл руку назад, пытаясь направить её в себя, но Хлебников оттолкнул его. Он оттянул в сторону ягодицу Эдика и начал осторожно и постепенно входить внутрь. Слишком медленно, бережными движениями, покачивая бёдрами взад и вперёд. Он прижался грудью к спине Эдика, и теперь каждый короткий толчок можно было ощущать всем телом. Казалось, они даже дышат в унисон. Эдик прикрыл глаза, сосредоточившись на движениях. Член распирал его внутри и казался очень толстым. Он так растягивал его, что было невероятно, почему Хлебников двигается, а боли Эдик не чувствует.

Рука Хлебникова погладила его плечо и скользнула на грудь. Какое-то время Хлебников просто гладил Эдика, но потом с некоторым усилием провёл короткими ногтями по груди Эдика и спустился к животу. Эдик вздрогнул от неожиданности, поджимая мышцы брюшного пресса.

— Ты ничего не говоришь, — шепнул Хлебников на ухо. — Нравится? Всё хорошо?

— Всё очень даже хорошо, — он попытался усмехнуться, но не успел. Рука Хлебникова спустилась ещё ниже, пальцы обвили член.

— Ох... Эдик... — простонал Хлебников, с силой толкаясь внутрь и чуть не переворачивая его на живот.

— Говорю же, — Эдик изо всех сил схватился за подушку, — всё хорошо...

— Да... — новый толчок, и от голоса Хлебникова у Эдика словно звёзды вспыхнули. Внутри него рождался новый ошеломительный оргазм, разгораясь постепенно, будто солнце.

— Костя... Ещё, — попросил Эдик и сжался от нагнетающегося напряжения. Хлебников шумно вздохнул, переводя дыхание. Эдику казалось, что он спиной чувствует бешеное биение его сердца. Пальцы сжались на члене, двигаясь вверх и вниз под самой головкой. Эдик качнул бёдрами, сбивая заданный Хлебниковым ритм. Ему хотелось... Хотелось... Хлебников застонал и ускорил свои толчки. Именно та скорость, именно та сила и нужна была Эдику. Он выдохнул:

— Сейчас снова кончу...

И Хлебников ответил:

— Давай... Давай, Эдик... Хочу, чтобы ты кончил. Сейчас. Ну?..

Эдик зажмурился, тщетно пытаясь сдержать нарастающее напряжение. Голос Хлебникова, просящий его кончить — разве этому можно сопротивляться? Эдик простонал. Оргазм прошил его насквозь, полыхнул и взорвался в его теле. Эдик смутно осознал, как Хлебников сжимает пальцы на его члене, как влажно те двигаются, почувствовал, как Хлебников толкается в него, догоняя собственное удовольствие, замирает, резко вздохнув ему на ухо. С губ Хлебникова сорвался то ли всхлип, то ли стон. У Эдика не было сил даже чтобы пошевелиться, второй оргазм его просто опустошил. Хлебников прикоснулся губами к его плечу, влажной рукой погладил по животу. Отодвинулся, и Эдик ощутил, как выскальзывает из его тела опавший член Хлебникова. Он глухо охнул и непроизвольно зажался. Хлебников тут же скользнул рукой между ягодиц, поглаживая сжавшиеся мышцы.

— Ты как, всё в порядке? — спросил он.

— В душ надо, — пожаловался Эдик. Не хотелось ему ни в какой душ. Вообще.

— Я сейчас, — шепнул Хлебников, отстраняясь. Он слез с кровати и вернулся, похоже, с Эдиковым полотенцем. Почувствовав прикосновение мягкой ткани к своей коже, Эдик тихо вздохнул.

— Иди сюда, — сказал он Хлебникову, разворачиваясь на спину. Закинул руку ему за плечо и притянул к себе. Сквозь сон Эдик ещё ощущал, как его укрывают одеялом и как Хлебников ложится рядом.

Сегодняшний вечер был пределом его мечтаний. И Эдик совершенно точно не был готов к тому, что последует с утра.

***

— Ты что, поедешь туда?

— А почему нет?

— Но, Костя! Там же этот урод к тебе пристаёт!

— Какой урод? Ах, ты про Сатанова.

— Вот именно, про него.

— Пускай пристаёт. Мне всё равно.

— А мне не всё равно!

— Если не хочешь, можешь не ехать. Но я поеду. В конце концов, я должен послушать докладчиков. Ради этого и затевалась поездка... Знал бы, что тебе это не интересно, взял бы кого-нибудь другого с кафедры кормления.

— Костя... Блин.

— Что?

Эдик сидел на кровати и с горечью смотрел, как Хлебников деловито снуёт по комнате, собираясь на семинар. Ключи, проездной, мобильник... А Эдик так рассчитывал уговорить Хлебникова не ехать сегодня в ту гостиницу. И совершенно не ожидал, что его просьбу воспримут настолько отрицательно. Хлебников сказал: «Поеду, и точка» и больше никаких доводов не слушал, с каждым словом Эдика распаляясь всё сильнее. В какой-то момент Эдик даже подумал, что Костя делает это ему наперекор. С утра в голову лезла всякая ерунда.

— Ты меня совсем не любишь, — пробормотал Эдик, тяжело вздыхая.

Хлебников, одетый только в белую рубашку и костюмные брюки, отошёл от окна. Он шагнул к кровати, присел на неё боком и приобнял Эдика.

— Совсем-совсем не люблю, — прошептал Хлебников ему на ухо. А потом поцеловал в щёку. — Нисколечко. И вчера мне с тобой очень не понравилось. Поэтому я бы лучше уехал на семинар, чем остался бы сейчас с тобой.

— А если бы остался? — спросил Эдик.

— Тогда бы мы с тобою занимались любовью с утра до вечера...

Эдик хмыкнул, раздумывая о заманчивых перспективах.

— Не болит? — между тем спросил Хлебников.

— Что? — и тут Эдик понял, о чём он спрашивал. Его обдало жаром. — Нет. Кажется, всё нормально.

Задницу немного саднило, но ведь пройдёт, ничего криминального не случилось.

— Мне тоже очень понра... — Эдик поправился, — очень не понравилось вчера. И я совершенно точно не хочу ещё.

Хлебников усмехнулся.

— Тогда вечером, — пообещал он. — А сейчас решай, ты едешь со мной или нет?

Эдик вздохнул.

— Конечно, еду.

Хрена с два он оставит Хлебникова одного на растерзание этому старому развратнику из Штатов!

***

Поначалу всё было в порядке. Сатанова на горизонте не наблюдалось. Докладчики рассказывали, слушатели вежливо хлопали. Эдик даже увлёкся одной из лекций, в презентации шли интересные фотографии. Надо же, а он и не знал, как именно производят все эти сухие корма для собак и кошек! А сейчас он видел фабрику по производству таких кормов. В общем, было интересно. И Эдик расслабился.

Мерзкий развратный старикашка появился в перерыве. Подсел к Хлебникову на соседнее кресло и поздоровался.

Эдик почувствовал, что готов последовать примеру Яшки и начать бить морды, только не Хлебникову, а Сатанову. Нечего приставать к нему! Хлебникову это не нравится, неужели не видно?!

Из-за шума крови в ушах Эдик сперва ничего не слышал. Но потом заставил себя успокоиться и прислушаться. Тем более, что Сатанов вёл себя настолько бесцеремонно, что даже не таился.

— У нас такое не принято, — говорил тем временем Хлебников. — Люди могут начать задавать вопросы, а мне бы не хотелось лишнего внимания.

— Подумаешь, люди, — отвечал Сатанов. — Вечно ты беспокоишься о всякой чепухе, Костик. А нужно просто наслаждаться жизнью. Богом тебе дана всего одна жизнь, и смешно тратить её на то, чтобы бояться своей тени...

— И тем не менее, — настаивал Хлебников. — С этими людьми мне ещё работать после твоего отъезда. И лишних сложностей я бы не хотел.

— О, боже! Да какие сложности будут от букета цветов?! Костик, ты меня всё больше удивляешь. Ты так изменился...

— Время летит, Юрий Иванович. Я вообще-то повзрослел, если вы не заметили.

— Заметил, Костик, — старик заквохтал. Смех у него был такой же противный, как и голос. — Но время очень... Как это по-русски... Очень пощадило тебя. Глядя на твоё лицо, я не могу не вспоминать, каким ты был на старших курсах... Как сидел на моих уроках. Маленький Костя Хлебников. Хорошенький, будто девочка, но гораздо, гораздо лучше...

Хлебников раскашлялся.

— Хорошо. Я принял во внимание твою стеснительность...

— Стеснительность? Да что вы? — перебил его Константин Николаевич.

— ...поэтому, думаю, этот подарок тебе понравится больше. Возьми, Костя, вот. Возьми их, пожалуйста. Это — подарок для взрослого мужчины.

Эдик покосился в их сторону. Он не мог больше изображать равнодушие, не мог притворяться, что будто увлечён чтением рекламного проспекта с продукцией компании. Сатанов положил на колени Константина Николаевича какую-то коробочку. Что было внутри, незаметно разглядеть не получалось. Да и плевать. Что бы этот старый хрен не подарил, Хлебников наверняка откажется! Но всё равно Эдик пожалел о том, что отсел подальше, как только начался перерыв. В рекреацию, где проводился кофе-брейк, он в любом случае уходить не собирался, раз уж туда не пошёл Хлебников, но сидеть вдвоём рядом в пустом зале, дожидаясь окончания перерыва, было бы слишком подозрительно. Да, конечно, а теперь «подозрительно» себя вёл чёртов Сатанов.

— Часы? Я не могу их принять, Юрий Иванович. Это дорогой подарок.

Снова это противное квохтанье, изображающее смех.

— Ну конечно, преподаватели в вашей России совершенно нищие. Не могут позволить себе ни одной качественной вещи, вынуждены экономить на всём. Я помню, как мне жилось здесь, Костик. Очень хорошо помню.

— Тогда зачем...

— Костик, поедем со мной. Прошу тебя, поедем. Там я помогу тебе раскрыть твой потенциал, там тебя оценят по достоинству. Ты — талантливый врач, прекрасный преподаватель, я наводил справки. Если ты поедешь со мной...

— Я никуда не поеду! — перебил Хлебников, несколько повысив голос. — Сколько раз мне повторить, чтобы ты понял? И это мне не нужно, забери их себе обратно, — он швырнул коробку с часами в руки Сатанова и резко поднялся со стула.

Эдик еле успел подобрать ноги: Хлебников пронёсся мимо него, как мимо пустого места. Сатанов остался сидеть, сложив руки на рукояти своей трости. Эдик поднялся и отправился следом за Константином Николаевичем. Вот только где его искать теперь? Эх, прав был Эдик, тысячу раз прав: приезжать сюда снова было плохой идеей.

Хлебникова он нашёл у выхода в небольшую гардеробную комнату. Константин Николаевич сидел на кожаной банкетке, сложив руки на коленях и уставившись на противоположную стену.

Эдик подошёл и сел рядом.

— Костя? — осторожно позвал он.

В гардеробной не было ни души. Только за стойкой дремала старушка-гардеробщица, да в углу тихо бормотал маленький цветной телевизор. Часть вешалок была занята чужой зимней одеждой. Часть пустовала. Их голые металлические остовы и ветвящиеся рога напоминали странные деревья, потерявшие листья.

— Костя, — он осторожно толкнул его локтем в бок. Потом, наплевав на конспирацию, взял Хлебникова за руку. И к чёрту всех.

— Он был замом декана. А ещё преподавал химию, — внезапно сказал Хлебников. — Чтобы получить зачёт, приходилось идти к нему. И просить. Минет — четвёрка. Полноценный половой акт — пятёрка. Мы с Мариной жили вдвоём после смерти матери. Приходилось как-то выкручиваться, мне нужна была повышенная стипендия, а её назначали только отличникам или таким вот... Любимчикам.

Эдик молчал. Он тоже уставился на стену. Как знать, может, когда смотришь на стену, становится легче?

— Я знал предметы. Но он не давал мне шанса просто учиться. Оценки приходилось зарабатывать. А самое страшное...

Эдик сглотнул.

— Самое страшное было в том, что я ни в чём его не винил. Потому что думал, будто люблю его. Прощал ему многое. Но только не предательство. Однажды он решил поделиться мною со своими приятелями.

Эдик заметил, что сжимает руку Хлебникова изо всех сил. Должно быть, это было больно, но Хлебников даже не попытался отстраниться. Эдик просунул ладонь под кисть его руки и сплёл их пальцы вместе.

— Дело шло к концу пятого курса. Только-только началась весна. Он ждал меня вечером на кафедре, я пришёл туда, но он оказался не один, а с друзьями.

Хлебников замолчал. Вздохнул и покачал головой. Эдик увидел, что он улыбается.

— Они что-то сделали с тобой? — спросил он, поёжившись. Кто рассказывает о таких вещах с улыбкой? Ему сделалось не только мерзко, но и страшно.

— Не успели. Как только я узнал, что хочет от меня эта компания, то психанул и устроил настоящий погром. Прямо на кафедре химии, — Хлебников снова усмехнулся. — Склянка с уксусной кислотой улетела прямо Юрию Ивановичу в лицо. Ну... шрам ты видел, так что понимаешь: ожог получился жуткий. Юрий начал грозить мне отчислением, а я закричал, что сдам всю их компанию. Кто-то из тех людей попросил его не усугублять и без того сложное положение. «Сложное положение», представляешь? — Хлебников покосился на Эдика и снова отвернулся, продолжив рассказывать. — После окончания обучения и сдачи государственных экзаменов у нас шло распределение на работу. Я попросил отправить меня в область. Отработал там два года, да и остался.

— А...

— Почему? — Хлебников пожал плечами. — Я чувствовал, что мне так нужно. Возвращаться сюда сил не было. Жить и знать, что я могу повстречать здесь Сатанова? Не знаю, Эдик... Я больше не мог выносить эти мысли. Не мог и всё...

— Ладно, я понимаю, — перебил его Эдик.

— И сейчас он приезжает сюда... И что? Он думает, я забыл?..

Хлебников выпутал свою руку из руки Эдика и встал.

— Поехали домой, — сказал он. — Я узнал здесь всё, что хотел.

Эдик был с ним полностью согласен. Если бы он остался здесь ещё на минуту, злость пересилила бы его здравый смысл, и он бы накинулся на Сатанова с обвинениями и кулаками. Разумеется, он бы ничем не смог объяснить нападение на человека, иностранного гражданина к тому же. Наверняка бы вызвали полицию. А скандалы Эдику были не с руки. Привлекать к ним с Хлебниковым ненужное внимание? Нет. Как правильно заметил Сатанов позавчера, отношение у людей к таким, как они с Хлебниковым, было предвзятым.

Эдик получал их одежду у сонной гардеробщицы и думал. Рассказ Хлебникова показался ему таким неполным и коротким, что хотелось подробностей, а спросить их было нельзя. Костя и так открылся перед ним, доверил частичку своего нелёгкого прошлого, видно было, что говорит он с трудом, и нужно быть совсем бесчувственным идиотом, чтобы ковырять в этой незажившей ране ещё больше... Возможно, когда-нибудь Хлебников расскажет ему что-нибудь ещё. Возможно, это что-нибудь будет о светлой страничке в его жизни. Эдику было ценно всё, и он был благодарен за любую малость, ведь как иначе он узнает Хлебникова? Только так, через разговоры.

Эдик подумал, что Константин Николаевич — сильной души человек, раз оправился после такого потрясения, не замкнулся в себе, был приветлив с окружающими, смог стать хорошим врачом и...

Внезапно от размышлений его отвлёк Хлебников. Он протянул руку и взъерошил волосы Эдика.

— Ну ты как? Оделся?

Эдик спешно застегнул молнию на пуховике, чуть не защемив кожу на шее.

— Ага.

Хлебников внимательно посмотрел на него, а потом направился к выходу. Чёрт. Нужно было что-то сказать, что-то сделать, как-то отвлечь его от мыслей о Сатанове и заодно показать, что ему, Эдику, наплевать на то, что происходило с Хлебниковым в прошлом. Что он был дорог ему именно сейчас таким, каков он есть.

На улице падал колкий снег, а ветер швырял его в лица прохожим. Ну класс, так и не поговорить будет. Время отчаянно убегало от Эдика. Ещё немного, и будет поздно утешать и что-то делать. Ему казалось, что с каждой минутой Хлебников от него отдаляется. Это, конечно, было не так, они по-прежнему были вместе, но ощущение не проходило.

Они добрались в метро и прошли через турникеты. Эдик первым шагнул на эскалатор и развернулся к Хлебникову лицом. Тот встал через ступеньку выше него и принялся с отсутствующим видом расстёгивать своё пальто. Эдик приблизился и сказал негромко:

— Костя, а научишь меня кое-чему?

— М? — спросил Хлебников.

— Прямо сейчас, когда приедем.

— Чему тебя научить? — спросил Хлебников.

Эдик положил руку поверх его руки, лежавшей на резиновом поручне.

— Научи меня, как надо делать минет, — нагло заглядывая Хлебникову в глаза, сказал Эдик.

Взгляд Хлебникова пронзил его насквозь.

— Да что ты? И с чего вдруг такие идеи?

Эдик сглотнул. Его сердце колотилось, как бешеное.

— Хочу тебе отсосать. Давно об этом думаю.

— Эдик...

Он шагнул вверх на ступеньку, встал к Хлебникову вплотную, приблизился к его уху губами и прошептал:

— Хочу взять у тебя в рот.

— И обязательно было...

— Чтобы ты звал меня по имени и говорил, что надо делать и как именно тебе нравится.

— Эдик...

— И чтобы, когда ты кончишь...

— Говорить это прямо сейчас было обязательно? — мрачно спросил Хлебников, отнимая у него свою руку.

— А что?

— Если ты не заметил, кругом полно народу, — взгляд Хлебникова мало что не метал молнии.

— Мне всё равно, — сообщил Эдик.

— До дома ещё нужно доехать.

— Это недолго.

— Разворачивайся, эскалатор кончился.

Эдик обернулся через плечо: и правда.

— Ну так как?

— Что как? — раздражённо переспросил Хлебников. Эдик заметил на его лице мрачную усмешку.

— Научишь?

— Научу, не волнуйся, — ответил Хлебников, глядя по сторонам. Его взгляд скользил со стороны в сторону, по людям и стенам вестибюля, но нигде не задерживался подолгу.

— Нам на другую сторону, — подсказал Эдик, когда Хлебников повернул не к тем путям.

Они зашли в поезд слишком близко от эскалатора, в вагон набилось битком народу. Хлебникова прижало к Эдику со спины. Нет, так будет не поговорить. Поезд тронулся, и Эдик развернулся, чтобы оказаться перед Хлебниковым и смотреть ему в глаза. Какая-то тётка заворчала и чуть не заехала ему локтем по рёбрам «молодой-человек-не-толкайтесь», да как же.

— Ты же не против? — спросил Эдик, повысив голос. Всё равно ничего не слышно.

Губы Хлебникова изогнулись в прекрасно знакомой Эдику усмешке, ядовитой и нахальной. Он протянул руку, просунул её под пуховик Эдика и обхватил его со спины, прижимая к себе. Пальцы скользнули по пояснице, прошлись за поясом джинсов. Эдик решил, что это «да».

Поезд на большой скорости нёсся в туннеле, вагон сильно качало. С каждым толчком Эдика бросало на Хлебникова. Самое неподходящее время для эрекции, но Эдик возбудился и ничего не мог с этим поделать. Хоть бы никто из окружающих не заметил, хотя похоже, никому до них нет дела.

— Я бы хотел прямо здесь, — нагло заявил он, наклонившись к уху Хлебникова.

— Придётся подождать, — ответил ему Хлебников и вовремя убрал руку: поезд подъезжал к станции.

Часть толпы вышла на следующей остановке. Хлебников шагнул к сиденьям и скомандовал Эдику:

— Сядь, успокойся, — а сам остался стоять.

Эдик с трудом дождался пересадочной станции. Вид Хлебникова в расстёгнутом пальто совершенно его не успокаивал. Эдик представлял, как расстёгивает его брюки, как стягивает их вместе с бельём на бёдра, как смотрит на него Хлебников и... Ох, чёрт, ну почему ехать так долго? Эдик поднял лицо, встретился взглядом с Хлебниковым и одними губами прошептал:

— Костя...

Тот отвернулся, но теперь улыбка не сходила с его губ. Скорей бы доехать, а дальше... Дальше Эдик приложит все усилия, чтобы Хлебников думал только о нём и больше ни о ком другом.

Наверное, чтобы поиздеваться над ним, не иначе, Хлебников встал так, чтобы его ноги касались коленей Эдика. Держать себя в рамках становилось всё сложнее. Эдик хотел бы, чтобы Костя встал ещё ближе, прямо между его ног. Когда объявили нужную остановку, Эдик вскочил и пулей пронёсся к дверям. Кровь у него уже вовсю кипела. Надо ли говорить, что до дому они доехали в рекордно короткие сроки.

***

— Боюсь, я долго не продержусь, — сказал Хлебников с небольшой заминкой.

Эдик усмехнулся:

— И кто сегодня у нас несдержанный?

— Нечего было дразнить меня всю дорогу! — парировал Хлебников с возмущением.

— Да ладно, тебе нравилось, — Эдик раздевался, спинывая с ног кроссовки и одновременно расстёгивая пуховик.

— Не берусь утверждать, — Хлебников расстёгивал пальто неспешно, пуговицу за пуговицей. Будто решил помучить Эдика своей медлительностью.

— Давай повешу, — Эдик взял у него пальто и повесил на ближайшую вешалку рядом со своей верхней одеждой.

Хлебников дотронулся до его руки, потянул за запястье, повёл за собою. Они шли в спальню. Эдик затормозил на пороге гостиной.

Хлебников тоже остановился.

— Скажи, если передумал, — предложил он.

— Ну что ты сразу «передумал»? Я тебя поцеловать хочу, — ответил Эдик.

В прошлый раз он на Костю накинулся, как бешеный, и они чуть в лифте не начали сексом заниматься. Поэтому сейчас Эдик старался изобразить хотя бы видимость спокойствия. Это было... Ну, это было бы по-взрослому.

— Ладно. Давай, целуй, — Хлебников улыбнулся и потянулся к нему за поцелуем.

И всю сдержанность Эдика как ветром сдуло, стоило ему только дотронулся до Кости губами. Горячий рот впился в его собственный. Эдик почувствовал вкус Кости, уже ставший таким знакомым. Их языки встретились, касаясь друг друга, Эдик застонал и отстранился, прикусив Хлебникову нижнюю губу. Хлебников положил руку ему на затылок, прижимая к себе и не давая прекратить поцелуй. Эдик зажмурился и пошатнулся. Под ногами оказалось диванное сиденье. Он опустился на него со всего размаху, чуть не падая. Хлебников, потеряв равновесие, плюхнулся рядом, прервал поцелуй и громко засмеялся.

— Ох, чёрт, — приговаривал он, смеясь до слёз. — Ну блин...

— Чего смешного? — спросил Эдик, не зная, куда глаза-то девать. Над чем смеялся Хлебников, непонятно. Наверное, над ним, над Эдиком? Больше ничего смешного в комнате не было.

— Как дети малые, ей богу, — фыркнул Хлебников, отсмеявшись. — Дорвались!

Эдик вздохнул.

— Эй. Не вздумай мне тут обижаться, — Хлебников ткнул его локтем в бок. — Слышишь?

— Слышу, — кивнул Эдик. — Только от нашей разницы в возрасте всё равно никуда не деться.

Хлебников вдруг взглянул на него серьёзно-серьёзно и спросил:

— А для тебя эта разница сильно важна?

Эдик мотнул головой. Он даже губу закусил от отчаяния.

— Ты мне нравишься, Кость. Какая разница, кому сколько лет, ну правда, — проговорил он, нахмурив брови.

— И ты мне нравишься, — с лёгкостью в голосе ответил Хлебников. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. — Так что к чёрту её, эту разницу?

— К чёрту, — согласился Эдик.

— Кстати, ты же чему-то там научиться хотел? — с ехидцей в голосе напомнил Хлебников.

— И до сил пор хочу, — подтвердил Эдик. Слова Кости вернули его в то лихорадочно-торопливое состояние, в котором он пребывал пару минут назад.

Он развернулся на диване, нависая над Хлебниковым. Рукой облокотился о диванную спинку совсем рядом с его лицом. Поймал взгляд его глаз, приблизился для короткого поцелуя и вновь отодвинулся. Хлебников смотрел на него, не поднимая головы от дивана, целовал его рот, когда Эдик наклонялся, дразнил его губы языком и даже зубами. Эдик загорался с каждой минутой всё сильнее. Судя по тому, как расширились зрачки Кости, он тоже был возбуждён. Эдик наклонился и поцеловал его горло. Хлебников весь извернулся, чуть не уходя в сторону из его рук. Вздохнул со всхлипом.

— Тебе нравится здесь, — утвердительно произнёс Эдик. — А где ещё?

— А?

— Где ещё мне тебя поцеловать?

Хлебников расплылся в улыбке, а потом поднял руки и начал расстегивать на себе пиджак. Эдик перехватил его пальцы.

— Я сам, — он шепнул это Косте на ухо, а потом, недолго думая, лизнул мочку его уха языком.

Хлебников неожиданно охнул.

Ага.

Посасывая и слегка прикусывая кромку его уха, Эдик быстро расстегнул на Косте пиджак и рубашку, провёл раскрытой ладонью по груди, через майку задевая соски. Он увидел, как пальцы Хлебникова сжались в кулаки. Ему нравится, но он пытается сдерживаться, — так трактовал Эдик увиденное.

— Ничего, если мы её снимем? — спросил Эдик, потянув полу рубашки к себе.

— Ничего, — ответил Хлебников, слабо улыбаясь.

Минутная передышка, пока он раздевался, Эдик смотрел на него.

— А ты? — спросил Хлебников Эдика, когда увидел, что тот раздеваться не собирается.

Эдик хмыкнул и сдёрнул через голову свитер, оставшись в тонкой рубашке.

— А я потом. Ты меня научить должен, — ответил он, пытаясь пригладить наэлектризовавшиеся волосы.

— Хорошо, — улыбка Хлебникова превратилась в вызывающую ухмылку. Он снял майку и отложил её в сторону. — Тогда поцелуй меня ещё, — попросил он.

Эдик нагнулся над ним, поставив колено между расставленных ног на диван. Хлебников смотрел ему в глаза снизу вверх. Чёрт, у него такой взгляд!

Эдик зажмурился, ныряя в поцелуй, будто в омут. Пальцы Кости в его волосах, на плечах и шее. Так хорошо. Рукой Эдик провёл вниз от груди Хлебникова к животу. Остановился над пряжкой брючного ремня, кончиками пальцев надавливая в ямку пупка. Дыхание Хлебникова прервалось. Он оторвался от губ Эдика, хватая ртом воздух.

— Расстегни, — сказал он, отдышавшись.

Эдик взялся за ремень и принялся вынимать его из шлёвок, звякнул пряжкой, вцепился в петлю и пуговицу. Хлебников втянул живот, помогая ему расстёгивать брюки. Эдик не удержался и погладил его через одежду, такого твёрдого и крепкого.

— Эдик, — Хлебников смотрел на него, сурово нахмурившись.

— Что? — он изобразил невинное любопытство.

— Будешь распускать руки, и всё закончится, не начавшись.

Эдик закусил щёку изнутри, чтобы не расплыться в улыбке. Отчего Хлебников такой сегодня? Неужто только из-за того, что Эдик сам сказал, будто хочет сделать ему минет?

Он быстро расстегнул его брюки, и Хлебников сам стянул их к коленям, — брюки и трусы, — и снова уселся на диван, слегка поморщившись.

— Не добрались до кровати, — пояснил он, видя внимательный взгляд Эдика.

— Ну и не страшно. В следующий раз доберёмся, — ответил Эдик, опуская глаза вниз.

Член у Кости сейчас был потемневший от прилива крови к головке, по всей длине перевитый венами. Паховые волоски тёмно-серого цвета. Член увеличился, натянув крайнюю плоть, из щели на округлом конце головки выступила капля прозрачного секрета. Эдик сглотнул, машинально вдыхая запах Кости. В ушах заколотилось, забилось от зашумевшей крови.

Хлебников протянул руку и погладил Эдика по щеке. Эдик вскинул на него взгляд.

— Для начала оближи губы, — шепнул он Эдику.

Эдик от его шёпота завёлся до чёртиков, аж в глазах на секунду потемнело. Сейчас Хлебников ему снова будет лекции читать, но... Плевать, пускай. Он быстро облизал нижнюю губу и склонился над головкой члена Кости, прижавшейся к животу.

Рука Хлебникова осторожно поглаживала его щёки и лоб. Эдик взял член в руку и слизнул каплю выступившей смазки кончиком языка. Вкус был горьковатый, быстро расходящийся во рту, а запах — уже знакомый, мускуса и самого Кости. Эдик смело взял головку в рот. Облизывать не хотелось, хотелось жадно глотать, хотелось сделать Хлебникову так же приятно, как было тогда самому Эдику, в клинике.

— Глубоко не надо, — прозвучал хриплый голос Хлебникова над ухом. — Для достижения ощущений достаточно стимулировать только головку, помогая себе...

Эдик умудрился сглотнуть, держа член во рту. Язык его при этом прижал головку к нёбу, проехавшись по туго натянутой уздечке.

— ...помогая себе рукой, — докончил Хлебников с запинкой.

Эдик поднял на него глаза; для этого ему пришлось почти выпустить член изо рта. Он размазал свою слюну по влажной коже пальцами.

Хлебников смотрел на него с таким видом, будто убивать собрался, яростно и неукротимо.

Эдик двинул головой вниз и вверх, и вправду стараясь глубоко не захватывать. Языком он попробовал обвести головку по кругу, не выпуская её изо рта. Потом несильно пососал, потом толкнулся кончиком языка в углубление уретры, и тогда Хлебников неожиданно вздёрнул бёдра вверх. Член упёрся ему в глотку, Эдик чуть не закашлялся... И замер. Костя застонал. Чуть слышно, вполголоса, но это было... Чёрт, это было что-то.

— Прости, — зашептал Хлебников, отдышавшись. — Не сдержался.

Эдик погладил его бёдра, чтобы показать, что он не в обиде. Интересно, а насколько глубоко он мог бы впустить в себя Костю без риска задохнуться? Он провёл пальцами по внутренней стороне бёдер его и осторожно наклонил голову ниже, впуская в себя член, пока головка не упёрлась ему в глотку. Он задержал дыхание и попытался сглотнуть.

— Эдик, не нужно, — зашептал Хлебников. — Не твори ерунду.

Нет так нет. В другой раз он ещё потренируется, — дал себе Эдик обещание.

Вместо этого он протянул руку дальше, ощупывая и оглаживая мошонку Кости. Тот раздвинул ноги пошире, давая ему доступ. Когда Эдик сжал руку горстью, Костя снова издал какой-то звук, но смотреть на него Эдик уже не стал. Кажется, он понял, что Косте нравится. Несмотря на то, что Хлебников просил его не брать член глубоко, ему нравилась теснота. Эдик задержал дыхание и снова попытался пропустить его член поглубже, одновременно рукой сжимая и перебирая мошонку. Костя произнёс что-то невнятное и положил руку Эдику на шею. Эдик отодвинулся, хватанул ртом воздух, жадно сглотнул и снова вернулся к Косте. Он начал тщательно вылизывать головку его члена по кругу, уделив особенное внимание устью уретры. Как и раньше, Костя вздрогнул и, — тут Эдик почувствовал, как его сердце застучало, как безумное, — и сжал руки на его шее, подтягивая его ближе. Эдик послушно подался вперёд, машинально задерживая дыхание. Вперёд и чуть отступить, снова вперёд... Хлебников застонал уже неприкрыто, не сдерживаясь. Он позвал Эдика по имени и попытался его отпихнуть, — не тут-то было. Эдик зажмурился и двинул рукой по члену, ощущая, как тот дрожит и как вздрагивает сам Костя. В ушах прозвучало:

— Эдик, нет! — а потом Костя кончил.

Эдик плотно сомкнул губы и стал глотать. Он сразу решил, что хочет этого. Хлебников бы не согласился, если бы он ему сказал... Чёрт, наверняка бы не согласился, снова начал бы говорить чушь про «ты ещё не готов» и «это может быть неприятно». Неприятно, кстати, почти не было. Вкус был странный, и сравнить-то не с чем, но Эдику понравилась сама мысль о том, что он сделал минет Косте. А ради того, чтобы ему было хорошо, можно и потерпеть.

Он проглотил всё до капли, но выпускать Костю изо рта ему не хотелось. Эдик даже застонал, вылизывая головку и чувствуя, как член становится мягче, постепенно опадая. Он определённо хотел ещё. С Костей он становится настоящим секс-маньяком.

— Ну и зачем, — прошептал Хлебников, поддевая пальцами его подбородок и заставляя поднять голову.

Эдик напоследок поцеловал Костю в живот и улыбнулся, оттирая губы тыльной стороной руки.

— Мне так захотелось, — ответил он.

Хлебников покачал головой, будто в это было трудно поверить.

— А сам ты как? — спросил Хлебников, переведя взгляд ниже.

— Никак пока... — Эдик глубоко и протяжно вздохнул, только сейчас замечая, как больно ему оттого, как его собственный член распирает застёгнутые джинсы. — Поможешь?

— Спрашиваешь! — Хлебникову такие ухмылки нужно запретить. Они смотрятся, как явная угроза. — Иди сюда, — сказал Костя, расстёгивая его джинсы и пристально его рассматривая.

Эдик придвинулся ближе и схватился дрожащими руками за спинку дивана. Первое же прикосновение губ выбило из него дух. Чёрт, он никогда не научится делать это так же хорошо, как Костя.

Он попытался замереть и не двигаться, памятуя о том, как трудно ему приходилось, когда член упирался в горло, мешая дышать, но у Кости, кажется, таких трудностей не возникало. Он брал его так глубоко, что у Эдика темнело перед глазами. Сдерживаться не получалось. Он стиснул пальцами диванную обивку и со сдавленным всхлипом втолкнулся вперёд. Костя обхватил его за бёдра, крепкими пальцами сжимая ягодицы. Эдик застонал и кончил, отчаянно выкрикивая имя Кости.

Ох.

— П-прости, — промямлил он, обмякая у Хлебникова на коленях.

— Ты сегодня быстро, — как ни в чём не бывало, ответил он.

Эдик улыбнулся и поправил:

— Мы оба сегодня быстро.

— Что верно, то верно, — Хлебников немного помолчал, рассеянно поглаживая Эдика по плечу. А потом вдруг выдал: — И ты ещё говорил, будто тебя учить надо. Ты же отличник с повышенной стипендией, и так всё знаешь.

— Эй! — иногда Эдику хотелось его стукнуть. Сейчас был как раз такой случай. Похоже, шутить и прикалываться над ним будут пожизненно.

Хлебников рассмеялся, а потом спросил:

— Ну что, в душ?

— Ладно, — пробурчал Эдик. В душ хотелось, что правда то правда. А уж вместе с Костей — и подавно.

***

Хлебников осматривал болонку, Катерина стояла рядом с ним, а Эдик находился неподалёку, возился с системой для капельницы и готовил необходимые для внутривенного введения лекарства и витамины.

— Пока положительный прогноз делать опасаюсь, но на данный момент состояние стабильное, — сказал наконец Хлебников.

— Ну это уже хорошо, — неуверенно произнесла Катя.

— А Станислав Юрьевич её смотрел? — спросил вдруг Хлебников.

Эдик аж вскрытую ампулу чуть не уронил. Случаи, когда Хлебников и Сакаков обсуждали пациентов, можно было по пальцам одной руки пересчитать. Ну, то есть, в нерабочее время они могли найти темы для беседы, но в том, что касалось учёбы, теории или лечения, они зачастую придерживались диаметрально противоположных точек зрения. Методы Сакакова Константин Николаевич частично осуждал, далее переходил на характер, критиковал какую-нибудь мелочь, Сакаков тут же начинал беситься, спорить, Хлебников смеялся и сыпал язвительными замечаниями ему в лицо... В общем, каждый их разговор был редким зрелищем, на которое вполне можно было продавать билеты.

И тут Хлебников сам спрашивает о мнении Сакакова? Эдик вздохнул. Наверное, раз дело серьёзное, им обоим придётся усмирить характер, чтобы поработать вместе.

— Нет, не спрашивали, насколько я знаю, — ответила Катя.

— Тогда давай сейчас сходим к нему, — предложил Хлебников.

Эдик увязался следом. Такое нельзя было пропустить.

Сакаков как раз прощался с хозяевами своего очередного пациента. Похоже, это был их постоянный клиент, кот с ожирением. Наверняка Станислав Юрьевич ставил ему капельницы или прописывал новую диету. Впрочем, в работу Сакакова Эдик не лез и подробностей лечения кота не знал.

— Полечка, запиши, пожалуйста, на Барсика постановку капельницы и взятие анализов, — диктовал Сакаков, стоя у стойки администратора. — Вам нужно прийти через день, мы поставим ему укольчик...

Хлебников хмыкнул, но промолчал и честно дождался окончания разговора Сакакова с хозяевами кота. Наконец счастливые котовладельцы покинули клинику, Сакаков развернулся и посмотрел на них: на Катерину с Хлебниковым и на Эдика.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Пока нет, — в тон ему ответил Хлебников.

— То есть, теперь ты подошёл, и обязательно что-то случится?

— Как знать, всё от тебя зависит.

Катерина вздохнула и взяла дело в свои руки. Кстати, Эдик всё чаще замечал у неё подобные миротворческие замашки.

— Станислав Юрьевич, нам нужно, чтобы вы посмотрели нашу собачку...

— Это та, которую вы оперировали позавчера? — уточнил Сакаков. — Да видел я её. Судя по всему, сердце сильное, может быть, и выживет.

— Когда это ты успел её посмотреть, — ехидно спросил Хлебников.

— Когда кое-кто из наших фельдшеров заболел, и мне самому пришлось делать уколы животным в стационаре.

Хлебников помолчал, а Эдик прямо-таки физически ощутил, как ему хочется отпустить какую-нибудь колкость.

Тем временем дверь клиники распахнулась, и в вестибюль вошёл очередной клиент.

Эдик машинально обернулся.

К ним через вестибюль шёл Сатанов Юрий Иванович.

К Хлебникову шёл.

«Блин», — одними только губами выдохнул Эдик. Какая нелёгкая принесла сюда этого старого хмыря?

Полина, ничего не подозревая, поздоровалась с посетителем. Сатанов на её голос даже не отреагировал, дохромал до Хлебникова и остановился. Тот смотрел на своего бывшего преподавателя нечитаемым взглядом. Эдик не заметил ни досады, ни злости на лице Хлебникова. Полное равнодушие. В любое другое время это бы означало, что Хлебников полностью контролирует ситуацию, но почему-то сейчас Эдик не был так в этом уверен. Этот Сатанов всю жизнь его Косте чуть не поломал, тот ведь сам рассказывал. Вряд ли он на самом деле так спокоен, как пытается показать. На всякий случай Эдик подвинулся вперёд.

— Костик, я приехал за тобой, — проскрежетал Сатанов. — Ты ведь хорошенько обдумал моё предложение и наверняка передумал?

— Даже не собирался, — ответил Хлебников тихим голосом.

— Но почему? Поехали. У меня есть деньги, ты сам видел, я совладелец компании! Я хочу спасти тебя отсюда, забрать — таково моё решение. У тебя ещё столько возможностей в жизни, и здесь ты не сможешь их реализовать...

— Спасибо за предложение, но я прекрасно реализую свои способности здесь, — процедил Хлебников. Эдик заметил, как по его щекам ходят желваки.

— Кто это? — прошептала Катерина, обращаясь к Станиславу Юрьевичу.

Тот нахмурился и отрицательно мотнул головой.

— Костик, ты как был упрямым мальчишкой, так им и остался, — Сатанов повысил голос и схватил Хлебникова за руку. — Пойдём, поговорим в машине без свидетелей, и я уверен, что смогу убедить тебя...

Эдик было шагнул вперёд, но кто-то дёрнул его за халат. Он обернулся и увидел Полину.

— Я к Михаилу Даниловичу, — шепнула она и быстро скрылась в коридоре, двигаясь совершенно бесшумно.

— Я никуда с тобой не пойду! — Хлебников повысил голос, теперь в нём слышался гнев.

— Но ведь нам так было хорошо вместе, — возразил Сатанов. — Ты был таким хорошим мальчиком, Костик...

— Совсем из ума выжил? — скривился Хлебников. Он вырвал руку из цепких пальцев Сатанова. — Да ты меня принуждал!

— Эй, — окликнул Хлебникова Станислав Юрьевич.

— Плевать, — обернулся тот. — Мне терять нечего.

— Костик, подумай. Никто не даст тебе того, что могу дать я, — гнул своё Сатанов. — Подумай, от чего ты отказываешься.

— Подумал уже! — огрызнулся Хлебников.

Тут Эдик услышал из коридора шаги. Полина сходила за директором клиники, молодец. Да вот только сможет ли что-то сделать Широков против богатого иностранного учёного? Что он сможет ему противопоставить, если дойдёт до открытого конфликта? Это сейчас Сатанов упирает на чувства и апеллирует только к Хлебникову, а если начнёт мстить его защитникам? Кого зацепит первым? Эдику было страшно, чего уж скрывать. Но... «Плевать», — сказал Хлебников. Эдику тоже было плевать на последствия. Пусть только попробует Сатанов что-нибудь сделать, увидит, что не на тех напал.

— Костик, ты не в себе...

— Кто здесь не в себе, так это ты, — низким голосом ответил Хлебников. Эдик никогда не слышал, чтобы тот так говорил: с угрозой, почти рыча. — Очнись, я уже не твоя послушная марионетка и приказы выполнять не буду, и уезжать отсюда никуда не собираюсь. У меня здесь всё: работа, друзья...

Эдик подобрался к Хлебникову и осторожно положил руку ему на плечо.

— ...и у меня здесь любовь, — внезапно голос Хлебникова снова изменился, и всяческая угроза из него пропала. Он повернулся к Эдику и притянул его к себе, ближе.

— Но, Костик! — охнул Сатанов. Как отметил Эдик, взгляд у него сделался шокированным.

— Отстаньте от него, — сказал Эдик, обращаясь к старику. — Костя теперь со мной.

Кто-то ахнул позади. Кто-то из девушек.

— Жалко, что я не могу теперь заявить на тебя, куда следует, — произнёс Хлебников, обращаясь к Сатанову. — За всё то, что ты сделал мне и другим ученикам... Но зато сейчас я могу засудить тебя за преследование. Если хочешь скандала, оставайся, я тебе устрою скандал.

— Костя, — Эдик осторожно сжал его плечо.

— Да, ты прав. Он этой возни не стоит, — Хлебников усмехнулся. — Так что просто уезжай отсюда и забудь меня. Навсегда.

Ох. После этих слов Хлебников повернулся к Эдику и улыбнулся ему с торжеством в глазах. Эдик не смог сопротивляться, да и кто бы смог? Он сгрёб Хлебникова в объятия. На глазах у Сатанова. На глазах перед всей клиникой. Он не мог в эту минуту думать о последствиях своих действий, он подчинялся внезапному порыву. На одну долгую секунду Хлебников замер в его объятиях, такой родной, близкий, что дальше некуда, свой, единственный... А потом отстранился — с улыбкой до ушей, сверкая глазами.

— Ну вы... Блин! — произнёс Станислав Юрьевич, и это словно разбило пузырь тишины и вакуума, в котором все они находились. Катя завизжала и захлопала в ладоши. Полина заахала.

— Молодец, — просто сказал Широков, хлопнув Хлебникова по спине.

Эдик смотрел на них на всех и не понимал, с ума они все что ли посходили? Чего радуются? Они ж с Константином Николаевичем геи. Зачем им хлопают?

Вдруг его отодвинули в сторону. На шею Хлебникова кинулась Марина.

— Костя, — всхлипнула она. — Я за тебя так рада... Так рада!

Хлебников обнял её со слегка растерянным видом.

— Ты чего, плачешь что ли? Давай успокаивайся, — приговаривал он, поглаживая её по спине.

— Вы с Эдиком такая хорошая пара, так друг другу подходите, — Марина шмыгала носом.

Ужас, она и правда плакала из-за них? Эдик озирался по сторонам. Полина смотрела на них с Хлебниковым во все глаза. Странный у неё был взгляд, от него делалось слегка неуютно. Марина, утирая слёзы, отошла к Широкову, и тот осторожно приобнял её за плечи. Эдик, к своему стыду, услышал «наконец-то», которое Марина шепнула Михаилу на ухо. Хлебников снова притянул Эдика к себе, на этот раз обнимая за талию.

— Ну что, студент? — произнёс он тихо, чтобы слышал один Эдик. — Не жалеешь?

— Нет, ни о чём не жалею, — ответил Эдик, сдерживаясь. Хотелось обнять Хлебникова в ответ, но он лучше потерпит до дому, незачем людей ещё больше шокировать. Хотя куда больше? Стоит подумать о том, как они себя будут вести дальше. Вот Марина, например, разговаривает с Широковым в рабочее время сдержанно и не позволяет себе лишнего. Вот и Эдик тоже не хотел особо привлекать внимание. Хватит вот этого заявления, люди и от него всполошились, будто праздник какой-то случился. Кстати, надо будет потом Яшке рассказать, он не поверит!

Хлебников прижался к нему и мягко поцеловал в щёку. Эдик почувствовал, как загорелось у него лицо от смущения.

— А остальное дома, — шепнул ему Хлебников, убирая руку. Эдик бросил случайный взгляд в сторону и вовремя успел заметить, как за Сатановым закрылась дверь клиники. Ушёл? Просто так ушёл и даже ничего не сказал напоследок? Хотя что он будет говорить? Снова угрожать или хватать Хлебникова за руки? Ушёл — и слава богу.

Эдик вздохнул с облегчением.

— Мы домой поедем, — между тем говорил Хлебников Катерине. — Раз с собакой всё хорошо, то моё присутствие не требуется...

— Да ладно, Костя, оставайся! — нахально перебила его Катя, шутливо изобразив, будто пытается ударить Хлебникова кулаком в плечо. — Подежурим вместе.

— Нет уж, мы поедем, — Хлебников подхватил Эдика за локоть. — Да, Эдик?

Он промямлил что-то вроде «да» и спрятал глаза. Полина проявляла к ним с Константином Николаевичем какой-то ненормальный интерес. Не сводила с них глаз. Эдик чувствовал себя как под прицелом камеры. Ох, и всё-таки хорошо, что сегодня была смена Полины, а не Карины-«папарацци». Уж та бы всё сфотографировала на плёнку!

Хлебников вызвал им такси, так что до дому они доехали быстро, минуя толпы людей в метро и грохочущие поезда. А дома...

— Чувствую себя, будто молодожён какой-то, — сказал Хлебников, входя в квартиру.

— Я тоже, — ответил Эдик. — Глупое ощущение.

— Мне нравится, — Хлебников ехидно покосился на него.

— Интересно, чем?

— Молодожёны много занимаются любовью? — спросил Хлебников, поднимая голову к потолку.

— Много и часто? — Эдик заулыбался.

— Вот именно, много и часто, — согласно кивнул Хлебников. Он протянул руку и начал расстёгивать молнию на пуховике Эдика. Раздвинул полы в стороны, прижал ладони к его телу. Эдик шагнул ближе.

— Хочу тебе кое-что показать, — мурлыкающе тягучим голосом сказал Хлебников.

— Что? — спросил Эдик. Где-то внутри него росла мелкая нетерпеливая дрожь. Ещё немного, и он не сможет себя контролировать, набросится на Константина Николаевича. Нельзя же всё время заводиться с полуоборота! И что делать, если держать себя в руках не получается?

— Ты об этом ещё наверняка не думал... Пойдём-ка в кровать, — Хлебников улыбнулся, и от его взгляда у Эдика чуть колени не подогнулись. На ватных ногах он направился в спальню. Хлебников прошёл следом и закрыл за ними обоими дверь.

***

Хлебников спал, была глубокая ночь. А Эдику не спалось. Он лежал на боку, подперев голову рукой, смотрел на спящее лицо Кости и думал.

Думал о том, что жизнь странным образом развернулась вширь, так что теперь Эдик мог заглянуть далеко-далеко вперёд на любое количество лет и узнать, что будет дальше. Дальше — они будут всегда вместе. Что бы ни случилось и кто бы ни случился впредь. Вполне возможно, им придётся столкнуться с непониманием и иногда — даже поскандалить, прежде чем они смогут о чём-нибудь договориться. Вполне возможно, что трудности будет доставлять и реакция людей на их отношения — наверняка не обойдётся без этого, но и пусть. Это всё мелочи, ведь они вдвоём будут рядом друг с другом, и это главное. Эдик закончит универ и перейдёт в аспирантуру. И потом они будут работать с Хлебниковым в клинике. И всё у них будет хорошо...

Он и не заметил, как под утро заснул. За окном светало, начинался новый день.

Новый день их с Константином Николаевичем жизни.