Work Text:
Рука режиссера скользит по его колену — это премьерный показ, и мистер Река действительно хотел показать Воскресенью своё новое творение, действительно хотел его впечатлить, но он больше не может сдерживаться.
Что более важно — это премьерный показ для них двоих.
Настолько известный человек может получить кого угодно — а желает он едва ли не единственного недоступного ему. Взгляд Воскресенья режет его, как нож - подтаявшее масло:
— Я думал, что режиссер должен общаться со зрителем более... изысканным языком. Не настолько напрямую.
— Мой дорогой господин Воскресенье, в искусстве нет ничего запретного. — Попытка оправдать себя? Да перед кем — перед Воскресеньем или самим собой?
— Сомневаюсь, что рука, ползущая по моему колену, является художественным приемом.
— Когда б вы знали, из какого сора... — усмехнулся мистер Река. — Да и вам, кажется, это по вкусу.
Воскресенье встал.
— Знаю. Я тоже заканчивал этот факультет, господин Река. Всего доброго.
— Ну вот. — Река не последовал за ним; лишь его взгляд не оставлял Воскресенье. — А я думал, Вам будет любопытно узнать... развязку.
— Вы слишком скучны, чтобы мне стало любопытно.
И всё же — он не ушёл.
— Неужто творение вам милее творца?
Река знал — собеседник поймёт его намёк.
Сердце Воскресенья сжалось. На мгновение показалось, что в комнате закончился весь воздух. Перед внутренним взором замелькали сцены... сцены всего того, что успело произойти между ним и Галлахером.
— Видимо, так и есть.
Река поднялся с сиденья, медленным шагом приближаясь к нему.
— Что ж... боюсь, такого актёра, каким был он, мне уже не найти. А Вы? Не хотите вспомнить студенческие годы и принять участие в маленькой постановке?
Они были... чем-то неуловимо похожи.
— Зачем мне отдаваться в руки режиссера, чье творение смогло больше, чем он сам?
— Вам ли не знать — творение не может больше, чем его создатель. — Река улыбнулся — улыбка у него была совсем другая. — Вам ли этого не знать?
— Меня трахал Галлахер, а не вы.
Грубость, сорвавшаяся с языка, одновременно обожгла щеки огнем.
— Я знаю. Но это всегда можно исправить.
Господин Река его словами, кажется, ни на йоту не был смущён. Крылья Воскресенья прижались ближе к голове, а щеки заалели пылающими маками.
— О, вот теперь вы стесняетесь. Я даже... странно — ревную к собственной выдумке, — хмыкнул Река. — А ведь под ним вы были так прекрасны.
— Как... Откуда...
Горло Воскресенья пересохло.
Пальцы господина Реки скользнули по его алеющей щеке.
— Откуда? Вы и впрямь не подозреваете, зачем режиссёру нужны актёры?
— И зачем же? — вопрос сорвался с языка подобно перу, выпавшему из крыла.
Щелчок пальцами.
Треск проектора снова щекочет слух, но теперь на экране не новая кинолента известного режиссёра. О нет, теперь кинозал заполняют стоны и вздохи из динамиков, а на экране — сплетение тел. Воскресенье хочет то ли сгореть на месте, то ли не отрывать взгляд от этой картины больше никогда. Он... безумно скучает. И возбуждён. И чувствует огонь, пожирающий его, именующийся - Река.
— Эта сцена вам двоим особенно удалась. — И что-то в его голосе колкое, ядовитое... Река не привык сдерживать себя, тем более так долго.
— С каких это пор режиссер хочет стать актером?
Река ответил не сразу. И правда, с каких пор ему будет мало одного небольшого камео?
— С тех пор, как вы впервые посмотрели на него так. — Он останавливает плёнку на крупном плане лица Воскресенья.
Слезы на щеках — след мокрого удовольствия, и какое-то робкое, влюбленное счастье, недоверчиво поступающее сквозь черты его лица.
Река перевёл взгляд с Воскресенья на экране на Воскресенье во плоти.
— Едва я впервые увидел вас таким, я возненавидел его, — сказал он негромко.
— Почему... Почему... Зачем тогда это все...
Он казался совершенно потрясенным.
— Замысел изменился.
Река взял его за руку и поднёс ту к своим губам.
Горячие губы коснулись выреза в его перчатке, а затем кожи коснулся язык. Так любил дразнить Воскресенье и он.
Прерывистый выдох - и абсолютно мертвый взгляд.
— Вы же тоже... выдумка.
— Так ведь и вы слишком давно не просыпались.
Его ладони скользят по талии Воскресенья. И мир наконец неохотно, медленно открывает глаза.