Actions

Work Header

Вы слишком давно не просыпались

Summary:

Господин Река хотел показать ему своё новое творение, но он не привык сдерживаться.

Notes:

тгшки авторов:

bad miracle
Феникс Бастет

 

загляните пожожда!

Work Text:

Рука режиссера скользит по его колену — это премьерный показ, и мистер Река действительно хотел показать Воскресенью своё новое творение, действительно хотел его впечатлить, но он больше не может сдерживаться.

Что более важно — это премьерный показ для них двоих.

Настолько известный человек может получить кого угодно — а желает он едва ли не единственного недоступного ему. Взгляд Воскресенья режет его, как нож - подтаявшее масло:

— Я думал, что режиссер должен общаться со зрителем более... изысканным языком. Не настолько напрямую.

— Мой дорогой господин Воскресенье, в искусстве нет ничего запретного. — Попытка оправдать себя? Да перед кем — перед Воскресеньем или самим собой?

— Сомневаюсь, что рука, ползущая по моему колену, является художественным приемом.

— Когда б вы знали, из какого сора... — усмехнулся мистер Река. — Да и вам, кажется, это по вкусу.

Воскресенье встал. 

— Знаю. Я тоже заканчивал этот факультет, господин Река. Всего доброго.

— Ну вот. — Река не последовал за ним; лишь его взгляд не оставлял Воскресенье. — А я думал, Вам будет любопытно узнать... развязку.

— Вы слишком скучны, чтобы мне стало любопытно.

И всё же — он не ушёл.

— Неужто творение вам милее творца?

Река знал — собеседник поймёт его намёк.

Сердце Воскресенья сжалось. На мгновение показалось, что в комнате закончился весь воздух. Перед внутренним взором замелькали сцены... сцены всего того, что успело произойти между ним и Галлахером.

— Видимо, так и есть.

Река поднялся с сиденья, медленным шагом приближаясь к нему.

— Что ж... боюсь, такого актёра, каким был он, мне уже не найти. А Вы? Не хотите вспомнить студенческие годы и принять участие в маленькой постановке?

Они были... чем-то неуловимо похожи. 

— Зачем мне отдаваться в руки режиссера, чье творение смогло больше, чем он сам?

— Вам ли не знать — творение не может больше, чем его создатель. — Река улыбнулся — улыбка у него была совсем другая. — Вам ли этого не знать?

— Меня трахал Галлахер, а не вы. 

Грубость, сорвавшаяся с языка, одновременно обожгла щеки огнем.

— Я знаю. Но это всегда можно исправить.

Господин Река его словами, кажется, ни на йоту не был смущён. Крылья Воскресенья прижались ближе к голове, а щеки заалели пылающими маками.

— О, вот теперь вы стесняетесь. Я даже... странно — ревную к собственной выдумке, — хмыкнул Река. — А ведь под ним вы были так прекрасны.

— Как... Откуда...

Горло Воскресенья пересохло.

Пальцы господина Реки скользнули по его алеющей щеке.

— Откуда? Вы и впрямь не подозреваете, зачем режиссёру нужны актёры?

— И зачем же? — вопрос сорвался с языка подобно перу, выпавшему из крыла.

Щелчок пальцами.

Треск проектора снова щекочет слух, но теперь на экране не новая кинолента известного режиссёра. О нет, теперь кинозал заполняют стоны и вздохи из динамиков, а на экране — сплетение тел. Воскресенье хочет то ли сгореть на месте, то ли не отрывать взгляд от этой картины больше никогда. Он... безумно скучает. И возбуждён. И чувствует огонь, пожирающий его, именующийся - Река.

— Эта сцена вам двоим особенно удалась. — И что-то в его голосе колкое, ядовитое... Река не привык сдерживать себя, тем более так долго.

— С каких это пор режиссер хочет стать актером?

Река ответил не сразу. И правда, с каких пор ему будет мало одного небольшого камео?

— С тех пор, как вы впервые посмотрели на него так. — Он останавливает плёнку на крупном плане лица Воскресенья.

Слезы на щеках — след мокрого удовольствия, и какое-то робкое, влюбленное счастье, недоверчиво поступающее сквозь черты его лица.

Река перевёл взгляд с Воскресенья на экране на Воскресенье во плоти.

— Едва я впервые увидел вас таким, я возненавидел его, — сказал он негромко.

— Почему... Почему... Зачем тогда это все...

Он казался совершенно потрясенным.

— Замысел изменился.

Река взял его за руку и поднёс ту к своим губам.

Горячие губы коснулись выреза в его перчатке, а затем кожи коснулся язык. Так любил дразнить Воскресенье и он.

Прерывистый выдох - и абсолютно мертвый взгляд.

— Вы же тоже... выдумка.

— Так ведь и вы слишком давно не просыпались.

Его ладони скользят по талии Воскресенья. И мир наконец неохотно, медленно открывает глаза.