Work Text:
— Эр Ги? Это вы? Такой... — Ричард смущенно отвел глаза, явно подбирая правильное слово. Граф Ариго прижал огромные уши, отмеченные белыми пятнышками и встопорщил усы, готовясь зашипеть на незадачливого оруженосца. Однако мальчишка оказался умнее, чем он думал о нем раньше и выдавил из себя неожиданное: — стройный и мускулистый! А разве вы не должны оборачиваться леопардом?
Успокоившийся было Ги прищурился и раздраженно зашипел, впиваясь когтями в новую бархатную обивку софы — все же честность в оруженосце одержала верх над тактом. Похоже, Окделлы и впрямь не созданы для жизни при дворе! Стоило понадеяться на вежливость, как этот... вепрь вытоптал все эдельвейсы в его хрупкой ранимой душе!
— Эр Ги, простите, я вас не хотел обидеть! — Ричард виновато потупился, избегая смотреть в янтарные кошачьи глаза, - я совсем не то имел... то есть, не имел.. вы не поняли!
Ткань с треском разошлась под натиском когтей: пусть софу снова придется перетягивать, лучше и вовсе приказать найти новую, зато какое удовлетворение! Конечно же, надорец ни кошки не понял, где ему узнать, как приятно терзать когтями сначала крепкий бархат, затем — мягкий пух подушек, из которых так и летят во все стороны белоснежные перышки, как от настоящей птицы, только никакой крови, возни и криков! Пачкать светлую шубку, богато украшенную темными пятнами от природы, Ги не любил, а охотой на живую дичь и вовсе брезговал: эта глупая добыча могла его покалечить, отбиваясь. И ладно еще, восхитительная от природы шкурка пострадает, так ведь и в облике человека у него останутся омерзительные шрамы. Фи!
— Окделл, вы же учили землеописание в Лаик, — плавно потянувшись всем телом, Ги с разочарованием перетек в человеческий облик. Он не собирался таиться еще и в собственном доме! Раз уж оруженосец изволил выздороветь и обзавелся более-менее здоровым цветом лица, то пора придумать ему какое-нибудь поручение. — Вы обязаны знать, как выглядит королевский леопард.
— Королевский? Но... мэтр рассказывал только про обычных леопардов, — растерянность удивительно шла северному герцогу. Он даже не сразу сообразил подать своему монсеньору покрывало, впрочем, Ги не чувствовал неловкости от того, что находился в, так сказать, первозданном виде. — Также он упоминал, что некоторые считают багряноземельских черных львов разновидностью леопарда, но эти звери недостаточно изучены... эр Ги, я правда впервые увидел зверя, подобного вам!
Ги Ариго понял, что не ошибся, рискнув проигнорировать запрет кардинала Сильвестра. Старика волновала наивность надорских вепрей и их удивительная приверженность к древним замшелым обычаям. Он опасался, что доверчивый юный герцог непременно попадет в чьи-нибудь сети и станет инструментом в руках опытных интриганов. Взвесив все “за” и “против” Ги уразумел, что перечисленные недостатки являются достоинствами и, поскольку других таких сокровищ в Талиге не водилось, поспешил сцапать надорца собственными когтями. К тому же, герцог Алва как-то подозрительно пристально смотрел на сероглазое чудо, явно строя на его счет схожие планы.
— Какой позор, — Ги театрально закатил глаза, драматично прикладывая руку ко лбу, — я не ожидал многого от ваших менторов, судя по вашему наряду, Надор либо слишком беден, либо слишком старомоден, либо и то, и другое... но в Лаик! Чтобы в Лаик! Не рассказывали о королевских леопардах! Придется преподать вам урок! Берите пергамент и записывайте, так лучше запоминается, да, прямо за моим столом, там нет ничего секретного, не стесняйтесь, Ричард. И так, королевский леопард, - Ариго даже в человеческом облике умудрялся мурлыкать от удовольствия, — опаснейший из хищников во всех известных землях, превосходящий ловкостью и силой даже багряноземельских львов и саграннских барсов...
***
Когда эр Ги назвал его имя на площади, Ричард даже расстроился — мысленно он уже упрашивал близнецов взять его с собой в Торку и сражался против дикарей-дриксов в заснеженных ущельях, совсем как покойный отец. Он постеснялся сказать эру Августу, что ни брат королевы, ни комендант столицы в качестве наставников ему не подходят: в Надоре считалось, что важнейшим условием для первого превращения было пребывание в естественной для внутреннего зверя среде. В противном случае дар эория мог пробудиться, почуяв опасность — а ситуация для этого была бы совершенно не подходящей! Например, брат прадеда по линии матушки, урожденной Карлион, погиб в возрасте десяти лет от роду, забравшись на высокое дерево: как рассказывала эрэа Мирабелла, мальчик посмотрел вниз и испугался, от чего началось превращение. Тонкие веточки не смогли удержать тушу медведя и он рухнул вниз, разбившись о скалы. А если он, Ричард Окделл, превратится в вепря во время дуэли? Или, что гораздо хуже, во время какого-нибудь важного приема во дворце? Нет, нет, Ричард, немного грустил из-за того, что его запретили выбирать, но это в самом деле было к лучшему! К тому же, ни эра Ги, ни эра Людвига никто никогда не видел во втором облике — что, если они и вовсе не были эориями или хотя бы навозниками? Матушка говорила, что такое случается, когда настоящий отец ребенка не обладает даже зачатками дара предков!
Но все обернулось совершенно чудесно — эр Ги оказался не просто зверем, а настоящим королевским леопардом! С тех пор, как Ричард увидел его истинную форму, он поверил — ему достался самый невероятный, самый лучший во всем Талиге эр! Ричард даже не думал, что могут существовать настолько прекрасные животные: с невероятно длинными стройными лапами, тонким изящным хвостом и восхитительно огромными ушами! Эр ни капли не стеснялся своего чудного облика и предпочитал проводить в нем как можно больше времени в особняке на площади Леопарда. А еще он постоянно тренировался, как истинный хищник и требовал непременного участия Ричарда в этих занятиях. Поначалу было, конечно, очень сложно передвигаться по дому, в котором из-под любого дивана могла высунуться когтистая лапа, а поворот за угол означал, что новые туфли с комочками меха окажутся в клыкастой пасти, но вскоре Ричард привык носить с собой разные предметы, которые занимали эра не меньше шнурков на сапогах — зеркальца, привязанные к ниточкам перья, мячики, изготовленные из мышиных шкурок. Иногда к этим игрищам присоединялся брат эра Ги и тогда Ричарду оставалось только наблюдать, как два королевских леопарда долго кружат, пихая друг друга по мордочкам длинными лапами, хлещут полосатыми хвостами по пышным коврам, а затем, не выдержав, сплетаются в пятнистый клубок, яростно кусаясь и пинаясь. Удивительные звери и совсем не похожи на кошек Леворукого, хоть размерами ушли от них совсем не далеко.
Еще эр Ги сказал, что Ричарду нужно тренировать свою силу — пусть в человечьем обличии это было затруднительно, но, чтобы облегчить задачу, эр позволил носить себя на руках. Иногда он укладывался оруженосцу на плечи, щекотно урча в ухо, иногда — Ричард подхватывал его, как ребенка, и гулял с ним в саду, почесывая лобастую мордочку и подбородок. Впрочем, изредка звериная природа брала свое — например, когда говорящий ворон выбирался из своей клетки и принимался летать по дому, выкрикивая всякую похабщину. Эр объяснил, что выкупил птицу у торговца, предположив, что им может оказаться раненный Первый Маршал, в очередной раз запропастившийся куда-то — да так, что никто не мог его отыскать! Правда, почти на следующий день герцог Алва соизволил выйти из запоя и явиться на выпускной в Лаик, а его пернатый двойник так и остался жить у графа Ариго.
В этот вечер эр разрешил Ричарду погулять по Олларии с кузеном — Наль приходил к ним и раньше, но граф опасался, что оруженосец недостаточно окреп после нелепой истории с раненной рукой. Впрочем, Ричарду и самому не очень хотелось: в особняке была чудесная библиотека, в которой нашлись несколько шкафов с романами. Конечно, книги про военным наукам тут тоже были, но они не привлекали его внимания так сильно, как поэтические истории о прекрасных дамах и бесстрашных рыцарях. Но Наль упорствовал, эр посчитал разумным дать ему выходной и даже ссудил немного денег, окончательно лишив Ричарда отговорок. Он так и не понял, зачем нужно было идти в трактир, если дома у эра Ги готовили не в пример вкуснее, а к сытному ужину всегда подавали строго один бокал сладкого эпского, но Наль явно разбирался в правилах столичной жизни куда лучше него.
Кузен настоял, что они непременно должны отведать мяса по-кагетски, вымоченного перед обжаркой в вине и каких-то особых специях. Это должно было быть вкусно и у эра такого не подавали, поэтому Ричард не увидел смысла отказывать.
Зря.
Не успел герцог Окделл отдать должное кухне в “Солнце Кагеты”, как в таверну ввалился Эстебан Колиньяр, окруженный свитой подпевал, словно медведь — пчелами. Впрочем, он и в самом деле был медведем, хоть и не настоящим: Дик хорошо помнил, как выглядят взаправдашние медведи. Матушка в зверином облике была огромной, как скала, а ее шерсть была черной, с белой отметиной в виде птицы на груди. Настоящая горная медведица, она могла свалить небольшое деревце ударом лапы, а уж как ловко выхватывала форель из бурного Нада — заглядение! Колиньяр же за время обучения в Лаик успел всех достать своим зверообликом: дескать, он такой молодец, умеет перекидываться получше некоторых бездарей, растерявших дар крови. Вот только получалось из него какое-то бурое недоразумение, косматое и сутулое, даже медведем назвать стыдно! Правду говорили в Надоре, что “навозники” получили свой дар не от Создателя и посланников его-Ушедших, а от Леворукого. Враг всего священного так стремился запутать людей и сбить с пути Истины, что наделил своих верных прислужников волшебством — но сила его была столь мала, что их звери вышли слабыми и ничтожными, словно бледные копии настоящих.
— Ричард Окделл, — конечно же, Эстебан не соизволил проигнорировать однокорытника и, расплывшись в любезном оскале, устремился прямо к их столу. — Какая встреча! Не видел вас с тех пор, как Ее Величество давала бал по случаю Дня рождения! Неужели вы настолько загружены службой у маршала?
— Загружен, — мрачно отрезал Ричард, демонстрируя свое недовольство. Как же замечательно было жить, не помня о существовании Колиньяра, его бы воля — не видел бы его вообще никогда, даже если бы это означало изгнание из Талига. — У меня много неотложных дел.
— Но сейчас-то вы, надеюсь, свободны от своих обязанностей? — Эстебан взгромоздился рядом, с удовольствием наблюдая, как испуганно бледнеет Наль, пытаясь слиться со стеной.
— Свободен, — честно подтвердил Ричард и чуть не взвыл от внушительного пинка Наля. Кузен явно о чем-то пытался предупредить, но публично устраивать ссору и прогонять однокорытника, пусть даже такого назойливого и противного, как Эстебан, было неприлично: — Эр отпустил меня на целый вечер.
Когда Эстебан предложил после ужина отправиться играть в кости, Наль попытался вмешаться, но Ричард посчитал, что отказываться от игры неприлично. Пообещав заглянуть в “Руку судьбы”, он любезно попрощался с ненастоящим медведем и спокойно продолжил ужин.
— Ты с ума сошел, — возмущенно шипел Наль, — это же Колиньяр, у его семьи горы золота, он может себе позволить глупы риск, а ты?! Что скажет матушка, если узнает, что ты проиграл все содержание, и кому? “Навознику”! Кости — забава Леворукого, а ты — герцог Окделл! Тебе за один стол с ним сесть и то не по чину...
— Прекрати! Эстебан будет распускать слухи, что я или струсил, или у меня нет денег.
— Но у тебя на самом деле их нет.
Пришлось пообещать хлопочущему, будто наседка, кузену, что проиграет не более десяти таллов. Впрочем, переместившись в “Руку судьбы” Ричард потерял все сорок два. Выиграв лишь в первый раз, он безуспешно продолжал бросать кости в надежде вернуть утраченное, но раз за разом выигрывал банк, который держал Эстебан. Немного утешало, что так же не везло и другим: Наль даже начал гундеть, что банк не может выигрывать постоянно. Сам он сесть за игру так и не решился, предпочитая давать дурацкие советы и напоминать о бедственном положении Надора, чем изрядно раздражал.
— Предлагаю всем бедным, но гордым, выйти, — расхохотался Эстебан после очередной эскапады Наля о каких-то дырявых гобеленах, которые без соли доедает надорская моль. Конечно же, Ричард не мог допустить такого позора и решительно потянулся к костям. Ему даже повезло немного отыграться, когда Наль завел новую шарманку — мол, время позднее, пора возвращаться, маршал будет недоволен.
— Бедный маршал не сможет заснуть без хорошей колыбельной, — фыркнул Северин и визгливо захрюкал, намекая на что-то явно непристойное. Ричард напряженно засопел, закипая от ярости и снова схватился за кости. Вскоре он проиграл все деньги и поставил на кон Баловника.
— Ты что творишь, — взвился Наль, отчаянно цепляясь за рукав Ричарда — это же лучший конь в Окделле, как ты объяснишь это матушке? Как будешь ездить? Я... Я, как старший, запрещаю тебе играть!
— Ты смеешь указывать главе дома? — всего мгновение назад Ричард ни за что не позволил бы себе грубить кузену, но ярость ослепила его, застилая мир вокруг багровой пеленой. — Помни свое...
“Место” потонуло в грохоте, с которым тяжелые копыта обрушились на стол, проламывая дубовые доски. Крохотные глазки-бусинки сощурились еще сильнее, почти скрываясь в длинной серой шерсти, загривок вздыбился иглами-щетинками, а влажный пятачок, вокруг которого торчали сразу две пары внушительных клыков, уткнулся в нос Колиньяра. Воцарившуюся в таверне тишину нарушало лишь тяжелое сопение взбешенного вепря.
— Впечатляюще, — пробормотал Северин, невольно ставший причиной явления чудовища народу. Он, как и многие, слышал о том, что потомки Четверых оборачивались кем-то поистине впечатляющим, но не придавал этому большого значения. В конце концов, даже те, кто именовал себя “эориями” ничем не отличались от своих звериных прототипов. Вепря в учебниках по землеописанию изображали как некую “дикую свинью с густой шерстью”, но то ли сьентифики не уделили должного внимания деталям, то ли сказки про божественных потомков не были выдумкой. Так или иначе, посреди зала возвышалась поистине монументальная зверюга с очень недобрыми намерениями — и, перекинувшись, Эстебан бы с этой тварью не справился.
Пауза затягивалась, даже придавленный кабаньей тушей Наль старался дышать потише и стонать без единого звука, опасаясь привлечь внимание озверевшего Окделла. Откуда-то из-под потолочных балок сорвалась пичуга с ярко-красным пятнышком на груди и заметалась над вепрем с громким писком. Вепрь недовольно дернул ухом, хрюкнул, но продолжил нависать над побелевшим, как полотно, Эстебаном. Но птица не унималась: не сумев завладеть вниманием, она спикировала прямо к оскаленной морде и тюкнула клювом пятачок – раз, другой, третий... Кабан яростно взревел, замотал чудовищной башкой, пытаясь не то сбить, не то сцапать наглую ласточку пастью, рванул следом за ней к окну, вынеся стекло вместе с рамой.
— Хвала Создателю, — пробормотал Эстебан, выдыхая, — господа, поскольку герцог Окделл несколько занят, предлагаю продолжить игру без него.
— Вы не можете! — захрипел Наль, ощупывая изрядно помятые бока, — как дворянин, вы обязаны помочь обратившемуся впервые человеку! Вы... мы все должны!
— Виконт Лар, понимаю ваши чувства к кузену, но мне кажется, пока не появилась эта чудная птаха, помощь нужна была не герцогу, а всем нам, — чтобы отыскать кости среди обломков стола и битых стекол, Эстебану пришлось опуститься на пол. — Так что нам следует дождаться, когда Его сиятельство успокоится и вспомнит, что должен стоять на двух ногах.
—Смотрю, игра идет полным ходом, — с грохотом распахнув дверь, в зал вошел герцог Алва. Невзирая на поздний час, он выглядел так, будто только поднялся с постели и надел свежесшитое платье. Не давая присутствующим опомниться, он танцующей походкой приблизился к тому, что осталось от стола и безошибочно выудил из щепок пару кубиков. Пока Эстебан с восхищением любовался не то длинными изящными пальцами, не то игрой света в камнях многочисленных колец, Первый Маршал Талига ловко подкинул кость и цокнул языком: — Как я и думал, залито свинцом. Полагаю, если бы не это прискорбное обстоятельство, герцог Окделл выиграл бы... скажем, весь банк?
— Д-да, — Эстебану не очень хотелось расставаться с деньгами и возвращаться к коменданту с пустым кошелем, но перечить самому Кэналлийскому Ворону? О, нет, он не самоубийца, никакие деньги не стоят дурного настроения Алвы. И что ему не сиделось где-нибудь в приличном месте?
— Восхитительно, — Ворон самодовольно ухмыльнулся и спрятал кости в карман, — виконт Лар, будьте добры забрать выигрыш кузена и передать ему при встрече. Герцог попал, скажем так, в неловкую ситуацию и был вынужден воспользоваться помощью моих людей, чтобы отбыть к своему монсеньору.
— Благодарю, — вежливо кивнув, Наль дрожащими руками принял от Эстебана монеты и, не переставая кланяться герцогу Алва, попятился к выходу. Лишь оказавшись снаружи он перевел дух и вознес хвалебную молитву Создателю, так удачно пославшему Первого Маршала к проклятущей таверне.
***
Ричард плохо помнил, что произошло в тот вечер, сколько бы эр не пытался его расспрашивать — он знал, что в первый раз быстро вернуть себе человеческий облик невозможно. Отец когда-то говорил, что провел не менее шести дней, носясь по надорским лесам в веприной шкуре: поначалу вернуть контроль мешала злоба, а затем животные инстинкты напрочь вытеснили все людское и ему так понравилась эта новая жизнь, что он и сам не хотел оборачиваться. Эр Ги сказал, что его первый раз окончился тем, что матушка велела спрятать столь любимые им сливки в кладовую и повесить на дверь тяжелый замок, который можно было отпереть лишь ключом. Не сумев добраться до лакомства с помощь лап и зубов, эр Ги сам догадался превратиться в человека. Он предположил, что перед Ричардом встала схожая задача, но в чем же она состояла?
В памяти отпечатались лишь острые мелькающие крылья и крохотный клюв, а на носу красовались яркие отметины — но что же произошло? Почему Ричард так быстро превратился в человека, еще и прямо перед отрядом кэналлийцев? Когда Наль принес ему гору денег и рассказал о встрече с Первым Маршалом, Ричард удивился: он точно не встречал герцога Алва той ночью, иначе непременно бы отомстил за отца! Что бы смог Ворон, будь от трижды великолепным фехтовальщиком, против него?! Ни человеком, ни птицей он ни за что бы не справился с вепрем самого прародителя Лита!
Эр Ги считал, что эту тайну необходимо раскрыть и даже позволил Ричарду взять еще несколько выходных, чтобы отыскать и расспросить свидетелей. Он даже предложил начать ездить с ним во дворец: там можно было случайно столкнуться с самим Первым Маршалом и задать все вопросы ему. Но, когда Ричарду это удалось, Алва — этот кэналлийский разбойник, безбожник и убийца — только рассмеялся и совершенно бесстыже растрепал ему волосы рукой:
— Некоторые тайны, юноша, должны оставаться неразгаданными. Знания опасны.
От накатившей злости Ричард едва не превратился снова, но вовремя сдержался. Он не хотел, чтобы его замечательному эру, который очень не хотел выставлять свой звериный облик на всеобщее обозрение, пришлось превращаться и усмирять вепря. Дождавшись, пока Алва, насвистывая похабную песенку, скроется из виду, он пропыхтел себе под нос, успокаиваясь:
— И за это вы тоже ответите. Я вас поймаю, ызарг пернатый!