Chapter Text
Ли Сонун, больше известный даже среди тех, кто очень далек от андегаундной сцены, именно по своему сценическому имени — Табло, обычно приходит к Юнги, как к себе домой: ни тебе предупреждений, ни смс, а если звонок, то сразу в дверь. Потому что их с Юнги уже давно язык не повернется назвать только друзьями, они скорее семья, если бы Табло умудрился состряпать себе маленького талантливого хулигана в тринадцать.
Брат? М-нет, слишком много в глазах старшего отцовского удовлетворения, когда он смотрит, как, будучи не в настроении, Юнги фристайлом диссит на все вокруг, а затем из вредности лезет еще Иджону под руку, что бы тот ни делал, если он занят чем-то, что не Юнги.
Так что нет, точно нет. Этот пиздюк — второй любимый ребенок Табло. Сразу после Хару, разумеется, и плевать, что не родной. Тем более, что, в отличие от Хару, маленькой, но уже самостоятельной леди, с Юнги можно так славно и почти в любой момент пропустить по пивку, если жена с дочкой вдруг решили на выходных навестить родственников.
Именно поэтому Табло застает Юнги, который вообще-то рассчитывал, что открывает доставщику, в не совсем, так сказать, товарном виде — залюбленным, залапанным и разнеженным до состоянии розовой сахарной ваты.
Иджон видит, как Юнги украдкой бросает взгляд в зеркало — не топорщится ли длинная футболка в стратегически очевидных местах, а после там же — в зеркале — перехватывает взгляд Иджона и подмигивает.
— Не помешал? — мычит Табло, уже стягивая кроссовки, наступая им на задники.
— Да если бы я не открыл, ты бы сам зашел,— фыркает Юнги. — Мы вообще-то ужин ждали, но ты тоже заходи, так и быть.
— Мы? — повторяет Табло на автомате, хотя заранее знает ответ, его все здесь знают без исключения: там, где есть Юнги, скорее всего будет и Иджон, и наоборот, а там, где кого-то из них нет, то скоро будет. — Ты еще не переехал к нему? — хмыкает Табло, когда Иджон тоже показывается из полутьмы спальни.
— Как раз собираюсь, — кивает Иджон и, не позволяя никак отреагировать на это, добавляет: — Вот поменяю код на двери, и придется кому-то в следующий раз пить пиво с РМ-ом.
— Ничего не имею против Намджуна, впечатляющих мозгов человек, — говорит Табло, — но с чего вдруг этот подростковый бунт? Тебя наконец допустили до императорского тела, и ты решил, что делиться им не намерен? Или, наоборот, не допустили, и ты бесишься?
— Не задавай глупых вопросов, хён, — фыркает Иджон.
— И действительно, — возвращает Табло скучающим тоном и не меняясь в лице, на что вестись нет смысла, скорее это обычно означает, он сейчас продолжит. — Но вы бы все же одевали «ребенка» понадежнее, прежде чем выпускать к людям. Доставщики бывают разные. А твой вон выглядит, будто подрался с собакой, и она, куда допрыгнула, туда и укусила.
Юнги за его спиной с большими глазами оглядывает свои голые ноги, наконец различая красный след от зубов у нижнего края коротких домашних шорт, и переводит задумчивый взгляд на Иджона.
— Ауф! — произносит тот, мол, сори нот сори, ты был не против, а очень даже за, проблемы?
— Вот и я о том же, — говорит Табло, уже втискиваясь за стол на кухне. — Подозревал, что вам совсем мозги отшибет, когда вы наконец сойдетесь. Включите хоть одни, ну или хотя бы меняйтесь.
— Наконец… — передразнивает его Юнги.
Табло с ехидным видом подпирает ладонью лицо:
— Хочешь об этом поговорить, малыш?
— Блядь, нет.
— Вот и правильно. Совет да любовь. Но отвага, пожалуйста, без слабоумия. Нам лишние скандалы не нужны, хватает проблем в мире под солнцем.
— Включил модус отца?
— Отключить? И где мое пиво?
Это немного странно, размышляет Иджон в параллели с общим разговором, как обыденно и легко Табло принял новый поворот в их истории. Словно само собой разумеющееся и будто бы не было никаких сомнений, что рано или поздно это произойдет. За Иджоном вот такой уверенности не водилось. Да и сейчас все ощущается еще слегка эфемерным, моргнешь, а Юнги снова смотрит просто и без лишней нежности — ты домой или как обычно на диване? Диван, бесспорно, охуенный, но в кровати с сопящим во сне Юнги намного теплее и вне конкуренции. Иджон этот диван, который столько раз его спасал и мучил, готов сжечь к херам собачьим, чтобы впредь на него не возвращаться. Юнги, конечно, будет орать…
Иджон вздрагивает, приходя в себя от прикосновения к шее.
— Че завис? — спрашивает Юнги и руку не убирает, та так и остается лежать на плече Иджона на границе между воротником футболки и чувствительной кожей над ключицей, легкая, теплая и загадочно волнующая, как оголенный высоковольтный провод.
— Мозги пытается включить, не видишь? Эррор, эррор, — подсказывает Табло. — Оставь человека в покое, дай отдохнуть от своего великолепия. Ты же с него и до этого не слезал, а теперь… Кхм… — сбивается он, безуспешно пытаясь спрятать усмешку. — А отличное пиво, сам готовил?
— Я уже не рад тебя видеть, бать.
— Сочувствую.
— Я же говорю, нужно пароль на двери обновить, — включается Иджон. — А лучше вообще переехать и телефон сменить.
В этот момент в дверь снова звонят, и Иджон, снимая руку Юнги со своего плеча, сжимает его пальцы, прежде чем встать:
— Давай лучше я.
Когда он возвращается, Юнги с рассеянном видом барабанит по столу, а Табло задумчиво вращает пиво в своей бутылке.
— Сплетничали обо мне? — наугад тыкает Иджон.
— Ага, — кивает Юнги, — хвастался, какой у тебя… Да блядь! Что у нас сегодня за темы такие стремные? Поговорить больше не о чем?
— Так это твои шутки, — тянет Иджон.
Он расставляет по столу коробки, достает к ним палочки, салфетки, пару бутылок воды из холодильника и маленькие стаканчики для нее из посудомойки. За столько лет он ориентируется на этой кухне уже не хуже, чем на собственной. А если еще учесть, что дома Иджон, случается, проводит времени меньше, нежели здесь, и терпеть не может есть в одиночестве, чем Юнги, зараза, всегда бессовестно пользовался — со своим даром готовить из всего, что под руку попадется, какое-то божественное хрен знает как называется, — то Иджон давно его со всеми потрохами, в прямом и в переносном смысле.
— Когда остальным расскажете? — интересуется Табло как бы между делом.
— А что обязательно, чтобы все официально были оповещены? — ворчит Юнги. — Им вот не пофигу наши камин-ауты?
Почему-то, несмотря на небрежный тон, он возится с бутылкой как-то уж слишком сосредоточенно. В процессе скручивания крышки умудряется смять тонкий пластик в ладони, пролить на себя и шипит фирменное «щ-щ-щ-ль», стряхивая капли с тонкой футболки прямо на пол. Иджон на автомате протягивает ему бумажные полотенца, и тот смотрит в ответ с неожиданной резкостью:
— Сопли мне теперь тоже подтирать будешь?
— Юнги, какие-то проблемы? — поднимает бровь Иджон.
Потому что не хочет и не будет больше ничего оставлять на потом, наелся этого с лихвой, и ему хватит. Если какие проблемы, то Табло ничуть не помеха, чтобы выяснить, все ли у них в порядке. Раз уж тот вдруг выступил поводом для этой странной нервозности, которой наедине между ними не было.
Юнги под его взглядом осекается и трет ладонями лицо.
— Никаких. Я не знаю. Чет высадило…
— Ты не хочешь говорить остальным? Значит, не будем, — произносит Иджон.
Вслух это звучит немного неприятнее, чем в его голове. Но в сравнении между ничем и чем-то за закрытыми дверьми он уже сделал свой выбор, которого на самом деле просто не подразумевалось.
— Я не собираюсь тебя прятать, Иджон. Мы же все время вместе, как ты себе это представляешь?
— Вот и будем как раньше, по сути, ничего не поменяется. Нет камин-аута — нет проблем, так ведь?
— А ты чего молчишь? — ворчит Юнги, зыркая в сторону блаженной невозмутимости Табло. — Устроил тут и сидит, пиво пьет.
— У меня жена, и у нас с ней все официально, — произносит тот. — Даже дочь есть, представляешь?
— Хуевые какие-то у тебя советы, бать.
— У нас с ребятами такой выбор никогда не стоял, так что мне тебе не с чего отсыпать глубокомысленного опыта, решай сам. Просто помни, что свои точно просекут, рано или поздно. Возможно, чтобы не объяснять всем по десять раз и не растягивать во времени, проще сделать это один и сразу оптом. Ну да, возможно, поначалу придется потерпеть немного. Вечер шуточек в духе «кто кого» тебе шкурку сильно не подпортит. А если вдруг кто осмелится позволить себе лишнего, так ведь всегда можно посоветовать хорошего стоматолога и дверь, в которую можно выйти. Зачем тебе такие люди в окружении?
— А если это… важные люди?
— Важнее, чем Джони?
Юнги вскользь кидает взгляд на Иджона, а после весь прямо скрючивается весь от досады:
— Бли-ин, ненавижу головняк. Но ты прав. Как обычно, впрочем.
— То есть если бы преподобный Табло не осветил твои сомнения своей мудростью, мы бы так и дергались по каждому поводу? — ворчит Иджон. — Супер, че.
— Скорее я бы всех сразу и без разбору посылал, — хмыкает Юнги. — Потому что нечего лезть к моему и в мое. Кому какая разница, с кем я сплю.
— И ешь, — добавляет Табло, — и из студии не вылезаешь, да буквально от себя не отпускаешь далеко. Все давным-давно в курсе, что вы с Иджоном коты-близнецы. У вас же головы синхронно поворачиваются, если кого-то одного зовешь.
— Ой, не трынди мне тут.
— Господи, Юнги, ты такой упрямый. И за своим упрямством будто не хочешь видеть очевидного. Да — всем плевать, с кем ты спишь. Но значение имеет то, кто важен для тебя.
— Почему я один получаю? — хмурится Юнги, оглядываясь в поисках чего-то. — К Иджону что, нет вопросов?
Он поднимается, чтобы выщелкнуть из щели у микроволновки забытую электронку и уже тянет к губам, как Иджон забирает ее у него прямо из пальцев. А к приоткрытому от замешательства рту коротко прижимается:
— Не сегодня.
Иджон до конца не уверен, что это не заставит Юнги вздыбиться по новой, оттого, что ему что-то там «нельзя», что Иджон проворачивает такое на глазах у посторонних и что, в конце концов, целует его опять же не наедине. Но вместо всего этого во взгляде Юнги мелькает проблеск понимания вперемешку с «я тебе это припомню», и он глухо шепчет:
— В моем же доме щемят, докатились.
Табло фыркает, судя по виду, с умилением, весельем и совершенно без должного уважения с сочувствием.
— Я согласен, — мотает Юнги подбородком в его сторону, — меняем пароли и телефоны, баста.
Когда уже за полночь Иджон выходит из ванной, лениво на ходу досушивая волосы, Юнги что-то изучает в телефоне, устроившись при этом ровно поперек кровати в позе звезды. То ли заранее так любезно предлагает прислониться к себе где-нибудь, то ли еще не привык, что в этом пространстве он теперь не один и нужно с кем-то делиться. С такого ракурса Иджон может видеть и собственные следы на внутренней стороне бледного бедра, и по-домашнему не одернутую футболку, которая выставляет на обозрение уязвимую полоску кожи на боку. Иджон так-то и побольше уже видел прошлой ночью, но его все равно еще прикладывает с непривычки тем, что сейчас можно смотреть, не мучаясь и не исподтишка.
Он останавливается рядом с чужой голой ступней, торчащей с края кровати, и пару секунд размышляет, не пощекотать ли из вредности, или легонько толкнуть коленом, чтобы обратить на себя внимание. Вдруг Юнги во что-то там нырнул с головой и забыл, что он не один, а вовсе не собирался тут демонстрировать себя вот так, без цензурных шашечек.
— Хён, — тихо зовет Иджон.
Юнги никак не реагирует.
— Хё-он, — повторяет Иджон чуть громче. — Хё-о-он. Юнги-я.
— Да что?
Юнги переводит на него взгляд, но не сдвигает ноги, не поправляется, не жмется, просто переключает внимание и смотрит с ожиданием, спокойно. Внутри Иджона, будто яд с клубничным вкусом, вновь расползается предательская нежность.
— Я еще ничего не спросил, а ты уже согласился, — хмыкает Иджон.
— Да где?
— И еще раз.
Иджон тихо смеется в ответ на напряженное лицо Юнги, который пытается понять, что он несет. И лезет сверху, наступая коленом между разведенных ног, так грешно и правильно.
— Блин, Джони, с тебя капает… — ворчит Юнги.
Волосы Иджона, пока он нависает сверху, естественным образом стекают вниз, образуя тем самым коридор, в конце которого только сморщенное лицо Юнги и крохотные трогательные мурашки на его шее от пары упавших капель воды. Но Юнги его не отпихивает, только слегка ерзает и смотрит.
— Вот мне интересно, и как ты с такой нелюбовью к воде еще мыться умудряешься, — тянет Иджон с легкой издевкой. — Или так только, лапки облизываешь?
— Очень смешно, — фыркает Юнги. — А ты, значит, теперь претендуешь на то, чтобы облизать там, где я не дотягиваюсь?
— А что, есть заявки?
— Не выебываться. А то, видишь ли, прочухал, что все дозволено, и теперь будто проверяешь, как много и как далеко.
— Конечно, проверяю, — соглашается Иджон. — Вдруг мне что-то и где-то нельзя, и ты опять распсихуешься. Лучше обсуждать такие вещи на берегу, пока ты не захотел сбежать от того, что тебе не нравится.
Юнги закатывает мученически глаза и все-таки толкает его в плечо, роняя на соседнюю подушку.
— Мне не нравится, когда ты выставляешь меня какой-то истеричкой.
Он переворачивается следом, сгибает ноги в коленях, потом немного думает и втискивает одну между ног Иджона, подтягивая к себе. А еще очень милым жестом, подкладывает обе ладони себе под щеку.
— Мне не нравится, что я чувствую, будто ты тоже сомневаешься — во мне или в нас, и пытаешься под меня подстроиться. Я этого не хочу. У нас у обоих есть свои косяки и особенности. Прятать их нет смысла, если не вылезет сейчас, то потом, и выйдет только хуже. Я тебя тоже, ты же помнишь?
— Как многозначительно и расплывчато.
— Прекращай иронизировать, это напрягает.
— Это защитное.
— Я понимаю. Но от меня-то зачем?
Иджон подтягивается к Юнги еще ближе, вплотную, и утыкается в него лбом, вскользь прижимаясь к губам, но ненадолго. Зарывается пальцами в волосы и там медленно с оттяжкой гладит.
— Наверное, я боюсь, что это закончится так же быстро, как и началось…
— Ну о-очень быстро, десять лет не прошло, — бубнит Юнги.
— Как будто я тебя вынудил согласиться, потому что иначе бы ушел.
— И что, думаешь, не вернулся бы?
— Я не знаю, смог бы. Если бы и да, то все равно была бы какая-то лажа.
— А сейчас? Тоже она?
Иджон несколько секунд обдумывает ответ.
— Нет. Сейчас я хочу быть с тобой здесь и нигде больше. На любых ус…
— Так, стоп, — останавливает его Юнги и прижимается еще одним коротким раздраженным поцелуем. — Никаких, нахрен, условий. Ты со мной, я с тобой, точка. Нужно рассказать друзья — расскажем друзьям, будешь лапать меня на улице — получишь по лапам, мало не покажется. Если есть, что сказать, то давай говорить, потому что полутона меня тоже не устраивают. Я не собираюсь играть в отношения, Иджон-а. Я с самого начала тебе это сказал — если что-то будет, то чтобы было по-нормальному.
— Отношения, — эхом повторяет Иджон.
— Ага.
— У нас.
— Нет, блин, у Табло с его женой. Джони, ну прекращай.
— Спасибо.
— За что?
— Что… чувствуешь, что ли, мои сомнения. Меня всегда это в тебе поражало и тянуло, и привязывало все крепче — что ты так просто можешь меня услышать, даже если я чего-то не договариваю.
— Мы же коты-близнецы, — хихикает Юнги. — Два идиота по цене одной вписки.
— А целовать уже можно? Или мы ждем, пока я высохну?
— Опять двадцать пять, Джони…
— Да пошути-ил я, — смеется Иджон, хотя на самом деле нет, но он еще переучится, не все же сразу. — Хочу целовать и буду целовать, — Иджон снова заваливает Юнги на спину и прищуривается. — Помяукаешь для меня, кошара?
— Ар-р-р…