Work Text:
— ...тогда этот Юэ пришлет официальный запрос по поводу расследования, — подытожил Юэ Цинъюань.
— Да, — сухо кивнул Шэнь Цинцю. — И пусть глава Юэ приведет уже в порядок свою канцелярию. Последний запрос с Цюндина дошел до этого Шэня в трех экземплярах. А он все же смеет надеяться, что понимает с первого раза.
— Прости, Цинцю-шиди, — тут же наклонил голову Юэ Цинъюань. — Должно быть, послания задержались на Аньдине. Этот Юэ разберется.
Он замолчал и, дождавшись недовольного взгляда Шэнь Цинцю, начал неохотно вставать из-за стола. Сомкнул руки на прощанье.
— Через неделю этот Юэ отправится на переговоры с школой Вэйхуа. Если Цинцю-шиди пожелает присоединиться…
— Сначала расследование в Шаньяо, — отрезал Шэнь Цинцю. — Там может понадобиться кто-то повнимательнее обычного мастера с Цинцзина. Если же нет, этот Шэнь подумает.
Разумеется, Юэ Цинъюань просиял улыбкой — будто Шэнь Цинцю не подумать обещал, а отправиться с ним немедленно, без сопровождения и на одном мече стоя. Невыносимо предсказуем.
Шэнь Цинцю следил за ним все то время, пока он шел к выходу. Пока отодвигал в сторону дверь, пока переступал порог, пока прикрывал за собой резную створку. Потом в комнате стало тихо, и Шэнь Цинцю с мрачным ожиданием заглянул под стол.
Плоская лакированная коробка ненавязчиво поблескивала узором на крышке.
Да он что, отвод глаз на них чарует? И не устает же…
Юэ Цинъюань оставлял ему такие вот подарочки каждый раз, когда заявлялся в Бамбуковый дом. Каждый! И делать это ухитрялся до того незаметно, что Шэнь Цинцю обнаруживал неладное только после его ухода. Прошлую коробку он, помнится, нашел под бумагами на рабочем столе — к которому Юэ Цинъюань, между прочим, даже не приближался. Он совершенствуется таким глупым способом, что ли? Нахальная бестолочь!
Из-под крышки густо и сладко пахло. На листе плотной бумаги лежали, касаясь друг друга боками, изящно украшенные пирожные. Слоеные корзиночки с яично-медовым кремом, желе из трех видов миндаля, «борода дракона» с нитями на разных сортах карамели… Наверняка еще и с начинкой из кокосовой пасты. Или, скажем, перетертых засахаренных орехов. Шэнь Цинцю украдкой сглотнул и сердито поставил коробку на стол.
Вот кто, кто разрешил Юэ Цинъюаню приносить ему сладости? Да будто то, что он все же оказался не предателем, а лишь безнадежным идиотом, неспособным связать два слова, давало ему такое право! Шэнь Цинцю еще не простил его настолько, чтобы брать пищу из его рук. Он сомневался даже, что это когда-нибудь произойдет вовсе: сколько ему пришлось пережить из-за того, что один опрометчивый болван поспешил с обретением меча и оказался на год отрезан от внешнего мира? А сколько — после, когда тот же самый болван мялся и вздыхал вместо того, чтобы сразу рассказать, в чем было дело? Да пусть за счастье считает, что Шэнь Цинцю вообще позволяет ему приходить! И с подарками и угощениями не лезет. Может быть, года через три — чтобы Юэ Цинъюань промучился столько же, сколько сам он бродил по дорогам или ненавидел весь мир, считая себя преданным ради сытной жизни… Ну, хотя бы через два.
Ждать загаданные Шэнь Цинцю года три Юэ Цинъюань не собирался. Это первые пару недель он, обруганный последними словами за дурное молчание, торопливость и общую глупость, ходил весь ошалелый от счастья. Потом он кое-как пришел в себя и стал развивать успех. Звал Шэнь Цинцю на Цюндин для обсуждения тех дел, которым с лихвой хватило бы и закрытой переписки. Осторожно, но настойчиво заявлялся сам: сплошь по вопросам школы, разумеется, на что-то более личное пока даже Юэ Цинъюаню недоставало наглости. С месяц назад еще и сладости подбрасывать начал. Причем тайком: знал, бестолочь, что в открытую Шэнь Цинцю угощения не примет. Это ли не нахальство?
В первый раз Шэнь Цинцю едва не приказал отнести коробку на кухню и раздать за ужином мастерам пика. Но пирожные были украшены так, что даже самый безголовый ученик понял бы: это единый набор, который кто-то зачем-то разделил на части. А ну как догадались бы и принялись сплетничать? Ну а при мысли просто выбросить такую кучу еды — в детстве он бы этой коробкой на пару дней наелся! — у Шэнь Цинцю только что шерсть на загривке не вставала дыбом. Никакого выхода. Приличного выхода, в смысле.
Зато на вкус пирожные оказались еще лучше, чем на вид.
Эти тоже пахли, как целый праздничный стол. Шэнь Цинцю вздохнул и подцепил из коробки изящный цветок миндального желе.
В него еще и начинку положили. Из загущенного сладкого молока. Ну не коварство ли, а?
— Болван, — пробормотал Шэнь Цинцю. — Думаешь, подкупишь угощениями? Да тебе года три эти пирожные носить придется, прежде чем прощу. Нет, лучше пять.
И все же как он их умудряется прятать, пока не уйдет? Нужно будет в следующий раз остановить и вытрясти ответ. И, так уж и быть, позволить тоже взять пару пирожных. Сам-то не пробует небось, все, как в детстве, Шэнь Цинцю пихает. Бестолочь самоотверженная, ничему не учится.