Archive of Our Own ^beta

Море обнимет, закопает в пески.
Закинут рыболовы лески.
Поймают в сети наши души.
Прости меня, моя любовь.
Поздно.
О чём-то думать слишком поздно.
Тебе, я чую, нужен воздух.
Лежим в такой огромной луже.
Прости меня, моя любовь.
© Земфира, «П.М.М.Л.»

Он медленно обходил своё жилище, едва касаясь кончиками пальцев тёмных стен, поглощающих каждую случайно попавшую в плен капельку света. Каменная кладка мерцала безупречной чистотой, но память высвечивала очертания незримого следа божественной крови. Самое огромное пятно расплывалось по правую руку, у алтаря. Кровь текла широкой рекой, опоясывая зал. Хэ Сюань остановился возле алтаря, стёр пальцем пыль с золотой вязи имени на урне и бросил взгляд в левый угол. От головы Повелителя Вод Ши Уду не осталось даже размытой кляксы.

Ещё один круг. Хэ Сюань измерял шагами периметр личного святилища. Стена, алтарь, стена, стена, стена, стена, дверь, стена. Свечи дрожали, истекая воском, и потрескивание искр в нитях сгорающего фитиля оживляло комнату. Тёмные воды моря сохраняли спокойствие только в отражении острова, но там, на поверхности, бурлили и яростно закручивались в водовороты. Желудок Хэ Сюаня так же скручивало голодом, а в мыслях плескалось беспокойство. Он тосковал по ощущению отупения и наполненности, с которым так сладко проваливаться в сон. Месть как хищная птица вырвалась на волю из клетки прошлого и улетела, оставив наедине с четырьмя урнами праха и самим собой. А он, и в самом деле, не слишком харизматичный собеседник.

Оборвав очередной круг на полушаге, Хэ Сюань покинул святилище и прошёл в личные покои. Обитель, наполненная пустотой и тишиной, стала ещё мрачнее. Забравшись в горы смятых одеял и подушек, он закинул руку за голову и провалился в подобие безвременного сна. Его тревожили сомнительные желания. Легко справляться с подобным в недолгой человеческой жизни, наполненной постоянной усталостью, моральными устоями и нехваткой времени. В посмертии же от них не спрятаться, избегание только усиливает голод и интерес. В конечном итоге Хэ Сюань сдался и научился наслаждаться.

Досыта отлежавшись, но так и не ощутив покоя, Хэ Сюань вышел из дома и пересёк границу отражения.

Звуки буйствующей стихии ударили по ушам. Он вскинул руку, подзывая костяных рыб. Солёные воды плеснули на берег, цепляя края чёрного одеяния. Существа вывалили из челюстей залежи поднятых со дна сокровищ. Хэ Сюань перебирал почерневшие и проржавевшие драгоценности, пока не нашёл неплохо сохранившиеся магические боевые звёзды. Их он забрал с собой, бросив остальное разлагаться во влажном солёном воздухе.

Мусорное божество было не одиноко в неприглядной деятельности. Се Лянь всего лишь занимался сбором мусора открыто и на суше, а Хэ Сюань весь последний год разгребал дары моря. Что-то продавал, что-то подбрасывал морякам. Жалкие же горсти монет, поднятые со дна, служили скорее украшением. Ему нравилось заполнять пространство деревянными сундуками, в распахнутых ртах которых тускло поблёскивали золото и драгоценные камни. Бесполезное занятие оттягивало на себя внимание и время, которое можно было потратить с большей пользой. Однако же медитативное уединение позволяло напитаться меланхолией и спокойствием.

Несмотря на огромные размеры личной мастерской, рабочий стол казался небольшим. Впрочем, даже собственный мир Хэ Сюаню казался довольно небольшим. В глубинах комнаты на неосвещённых полках громоздились инструменты, артефакты и заготовки. Отполировав звезды, Хэ Сюань поправил коробку и перестелил её бархатом с парадной накидки Повелителя Земли.

Первый год свержения Цзюнь У выдался для него не слишком прибыльным. Отсутствие Повелителей Воды и Ветра простые люди заметили не сразу, а повторить фокус Хуа Чэна с храмами он так и не собрался. В разрушительную работу требовалось погрузиться, составить перечень основных храмов, пройтись по ним огнём, повторить при выполнении ремонтных работ и доходчиво объяснить причастным, на чьё имя отныне возносить мольбы. Хэ Сюань же пребывал в опустошённом состоянии, перебираясь из одного угла дома в другой. Тем не менее он собирался погасить часть долга и нанести визит вежливости в Дом Наслаждений. От талантливого студента он сохранил знание о необходимости чистой кредитной истории для получения новых займов.

Время для визита Хэ Сюань также подобрал со знанием дела, попавшись на глаза Се Ляню. Тот, узнавший его, вежливо поклонился и проводил в приёмный зал. Прежде чем уйти с Хуа Чэном во внутренние комнаты, Хэ Сюань вручил заготовленный подарок. Он осознавал, для чего использует рискованный странный жест, но презирал собственное лицемерие с безразличием. Заглянув в бездонную пустоту его глаз, Се Лянь поблагодарил за подарок и открыл сразу.

Потратив не более двух десятков слов, Хэ Сюань собрался удалиться. На выходе его задержал Се Лянь, защебетавший столь живо, что закостеневший в уютной глухомани Хэ Сюань с трудом успевал вслушиваться. В безостановочном потоке он расслышал предложение «как-нибудь отужинать» и равнодушно кивнул, а поскольку «как-нибудь» приходилось не на сегодняшний вечер, откланялся и покинул резиденцию.

Шумные улицы Призрачного города пахли странной — соблазнительной для демона — едой, однако же Хэ Сюань искал обычной, человеческой. Ему хотелось угнездиться в пустой харчевне и бесконечно сгребать в себя с тарелки всё новые и новые порции. Тлеющие угольки обиды разгорались, выжигая изнутри.

Воспользовавшись заклятием сжатия, он оказался в горячо натопленной кухне. Повёл носом и нашёл еду вполне удовлетворительной. Последний раз Хэ Сюань посещал это место в образе Повелителя Земли. Убранство успело поблёкнуть, новизна — затереться, но цены остались приемлемыми. Впрочем, в прошлый раз Хэ Сюань досыта погулял на деньги Ши Уду; захмелевший Цинсюань трепал языком в большой компании и почти не обращал внимания на непрестанно жующего приятеля.

Хэ Сюань опустился на скамью, сделал заказ и упёрся локтями в стол. Украшенные морскими пейзажами стены в своё время привлекли Цинсюаня, его светлые одежды с бирюзовым подбоем выгодно смотрелись на ярком фоне. «Повелителю Ветра всегда шестнадцать», всплыло в памяти. Звук поставленных на стол тарелок отозвался эхом, вызывая из прошлого и раздражающе звонкий смех. И всё же он тревожил меньше, чем задушенные рыдания. Хэ Сюань подвинул к себе еду и медленно заталкивал её палочками, почти не жуя. Он впал в подобие транса и с каждой новой тарелкой испытывал всё более бездонный голод. С противоположной стены мерцала путеводная звезда.

Справившись с запасами этого дома, Хэ Сюань бросил на стол несколько золотых монет. Его внезапно одолела тоска по почти неперевариваемой дряни, съеденной в Святилище Водных каштанов. Желудок, который справлялся с демонами, переваривал тяжёлый, словно камень в тысячу цзиней, кусок мяса почти полтора дня.

Новый срок платежа подходил через три месяца, так что Хэ Сюань раздумывал, как собрать денег, и собирался присмотреть новый подарок, на случай если выветрится след ауры с предыдущего.

* * *

С Се Лянем Хэ Сюаню нравилось иметь дело. Весьма предсказуемый в своих привычках, тот жил по расписанию, болтаясь между поручениями Верхних небес по трём-пяти знакомым местам. В Призрачном городе, наполненном демонической ци, Хэ Сюань легко терялся. От святилища Водных каштанов приходилось держаться в отдалении, но место прекрасно просматривалось. А для получения сведений о поручениях Се Ляня Хэ Сюань освежил личину божества средних небес и проведал дворец Линвэнь.

Дожидаясь, пока освободится богиня самой неблагодарной работы, Хэ Сюань привычно перебирал сваленные в кучу прошения к Повелителю Земли. Небеса едва не рухнули на землю, несколько жизней небожителей совершили крутой поворот, чьи-то оборвались, но в этом заваленном свитками дворце каждый день утверждалась незыблемость обыденности.

Отчего бы не потратить минутку бесконечной жизни и не благословить строительство лошадиной фермы? Фермеры благодарят с размахом, если не молитвами, так кониной. К исполнению прошений Хэ Сюань всегда подходил с преувеличенной дотошностью. В целом работа божества его устраивала, как и помощь обычным людям. Раздражало лишь чужое имя, высеченное на дощечке в храме.

Определившись с занятостью Се Ляня на ближайший квартал, Хэ Сюань удалился, прихватив пару свитков, адресованных Мин И. Визит прошёл незамеченным: Линвэнь так и не смогла выкроить время на малознакомого небожителя и спихнула его на младшего служащего.

Опасаясь привлечь внимание Хуа Чэна, для нового воплощения Хэ Сюань выбрал птицу. Горихвостки славятся своей самостоятельностью, так что излишних навыков игры не потребовалось. Хэ Сюань свил гнездо в паре сотен цуней вверх от святилища Водных каштанов; веточки для него собирал в сумерках, избегая сердобольного Се Ляня и его докучливого участия. К счастью, ожидание закончилось на излёте второго месяца.

Се Лянь — вместе со следующей за ним горихвосткой — оказался в грязной заброшенной деревне. В лагере нищих пахло остро и тяжело, возвращая в темницы прошлого. На широкой поляне у костра собралась лохматая толпа в рванье. Хэ Сюань выбрал местечко под крышей полуразрушенного дома и нахохлился, наблюдая. Подлетать ближе не было нужды — портить бездомным суп демонической ци пусть даже крохотной тушки Хэ Сюань не собирался. Краешек сознания занимали шорохи ночи, потрескивание костра и невнятные разговоры.

Между тем к собравшимся на поляне нищим хлынула новая группа. В общий гомон ввинтилась разухабистая песня, и следом — звонкий чистый смех. Горихвостка слетела с крыши и подыскала себе место поближе. Невысокий крепкий мужичок рассматривал пришедших, почёсывая грубой пяткой ногу, и игриво цокнул языком, перехватив встревоженный взгляд Цинсюаня.

— Гля, какая козочка, — заметил он своему соседу. — Я б не отказался ухватить такую за рога.

— Губищи свои поганые закатай, — посоветовал сидящий у самого костра нищий, старший в общине. Он похлопал по бревну, и мрачные бородатые рожи раздвинули ряды для подопечного. — Грешно блаженных обижать. В следующей жизни родишься без ног и хер о камни счешешь.

Бывший Повелитель Ветра за год немного вытянулся, а утонченная стройность перешла в худобу. Цинсюань вытянул босые длинные ноги к костру и, не дожидаясь вопросов, принялся пересказывать впечатления о походе к монахам за целебными травами. Бородатый пытался всунуть ему то миску с жидкой похлебкой, то половинку мантоу, но тот каждый раз отмахивался. Сбитые ноги казались неправдоподобно тонкими, но изгибы икр и ярко очерченные косточки на щиколотках притягивали взгляд.

— О, Ваше Высочество, — оборвав рассказ на полуслове, опомнился Цинсюань. — Чем обязаны?

Се Лянь придержал плотно затянутую горловину мешка риса.

— Пришёл просить об одолжении.

Знакомые нищие приняли гостинец и, прежде чем отпустить товарищей, всучили Се Ляню миску с булочкой.

— Даочжан, заставь своего друга поесть.

— Вам не стоит лишать тело еды, — осторожно напомнил Се Лянь. — Это оттого, что она непривычна?

— Как вам сказать, — Цинсюань забрал у него булочку и пожал плечами. — Я и раньше ел мало, а теперь разучился даже хотеть. Брата это тоже из себя выводило. А неудобство причиняют только обмороки, но скорее моим товарищам, чем мне. Вам не кажется несколько ироничным, что я на этом пути недостаточно страдаю?

Се Лянь не нашелся с ответом, но опустился на бревно невдалеке от поляны и спросил:

— Вы были у монахов?

— Абсолютно бесполезное путешествие, — зашептал Цинсюань. — Эти старейшины натуральные болваны: дали обет молчания и скончались прежде, чем передали навыки чтения древних наречий. Теперь адепты не могут расшифровать дневники. Пришлось опуститься до воровства, но зато у меня появился отличный сборник рецептов. Я очень придирчивый вор... В некоторых книгах говорилось о массажах и воздействии на акупунктурные точки, но я давно в них не верю. К счастью, нашёлся монах, увлечённый травяными настоями и приготовлением еды.

— Хотите найти лекарство от огненного поветрия?

— А почему нет? — Цинсюань отщипнул кусочек от булочки и поджал ноги. — В самом деле, надо же чем-то заниматься.

— Юйши Хуан просила передать: она будет рада, если вы займётесь этой работой у неё.

Цинсюань упрямо замотал головой:

— Я рад вам, но больше не имею отношения к миру небожителей. Эта страница перевёрнута.

— Вы боитесь Хэ Сюаня?

— Я... Мой мир в руинах. Не хочу до конца жизни оплакивать развалины. Если я остаюсь жив, пусть будет хотя бы польза. Всего-то нужно прожить смертную жизнь и умереть. Если повезёт, это не займёт много времени.

Кажется, испытания грязью и голодом проходили для Цинсюаня мягче, чем когда-либо для Хэ Сюаня. Сложно было понять, отчего он так глянулся грубым вонючим странникам. Злость полыхнула, растворяя сонное отупение, и разгорелась в захлестнувшую ярость. Птица издала пронзительный крик и истаяла дымком чёрной ци. Нищие повскакивали на ноги, Цинсюань съёжился и закусил ноготь на большом пальце.

— Похоже на чайку, — успокаивающе заметил Се Лянь.

— На равнине им самое место.

* * *

Хэ Сюань успел переброситься парой слов с настоящим Повелителем Земли. Такой же, как множество других, отстраненный самодовольный небожитель, отвечающий на вопросы свысока. Всю его нехитрую биографию Хэ Сюань знал до последнего крючка. Самым слабым местом, как, впрочем, у многих, оказалось именно честолюбие. Мин И волновали контакты с ближайшими коллегами, повелевающими стихиями.

Вся компания высокоранговых небожителей казалась совершенно недосягаемой, но Хэ Сюань находил ранг Мин И наиболее перспективным. За кое-какие мелкие сведения о Ши Уду выбранный небожитель снизошёл до бесед, но от встречи в мире людей отказывался. Скрипя зубами, Хэ Сюань мутил объёмное дело, чтобы переключить того с карьерных подвигов на героические свершения — ему хотелось успеть занять место, прежде чем Мин И познакомится с братьями Ши. Но тот внезапно сам подобрал ключ от своей темницы.

Хэ Сюань заметил, как внимательно молодой небожитель перебирает поручения, словно выискивая в них нечто полезное и не находя. Создав несколько новых воплощений, Хэ Сюань принялся со всех сторон обжаривать эту несговорчивую котлетку. Критерии поиска тянули в западную часть страны, где влияние нового Повелителя Земли было довольно слабым. Он ломал голову, что именно могло понадобиться Мин И в пустыне, пока на одном из череды скучнейших вечеров не вслушался в беседу Пэй Мина.

— У тебя опять все Средние небеса выпрашивают путёвки в песочное царство?

— Я подаю два списка, — тем же насмешливым тоном отозвалась Линвэнь. — Желающим и желающих. Ши-сюн бесится, потому что не успевает портить им прогулку своей недовольной физиономией. Он ещё не просил тебя выехать на подмогу?

— Я вчера жаловался, как страшно занят с демоническим борделем, — Пэй Мин сделал символический глоток вина. — Не могу отвлечься ни на минуту, но стараюсь поторопиться. Буквально из штанов выпрыгиваю. Когда у него кончается сезон штормов? Проведаю Цинсюаня накануне, разгоню ухажёров.

Хэ Сюань спустился к выходу, высматривая Повелителя Земли:

— Генерал Мин, не могли бы вы оказать мне услугу?

Мин И с сомнением посмотрел на служащего Средних небес, но осторожно ответил:

— Если это окажется в моих силах.

— Мне нужно передать послание Повелителю Ветра, но боюсь, мой ранг недостаточно высок. Вы не могли бы составить мне компанию? Это...

— Конечно, — быстро ответил Повелитель Земли и раздражённо вспыхнул от собственной несдержанности.

— ... не займёт много времени, — закончил Хэ Сюань ровно, словно не обратив внимания на оплошность.

Отвлеченный от дел Хуа Чэн позабыл о раздражении, с удивлением рассматривая разряженного в пух и прах Повелителя Земли. Тёмные одежды хотя и казались неброскими, но каждый знак отличия и лёгкий кожаный доспех сверкали новизной.

— Высокомерные снобы, — подытожил он, забирая пленника. — С благословением небожителей.

До пустыни Хэ Сюань добрался к закату, дотошно проклиная Мин И, Хуа Чэна, жалкие человеческие страсти и песок, в котором увязали ноги. Он сверился с переданными ориентирами и наконец нашёл шумную компанию из десятка молодых людей. Они буквально слетали с горы на плоских деревянных досках, поднимая за собой сыпучие песчаные волны. Когда Хэ Сюань приблизился, на вершине осталась только фигура в бело-голубых развевающихся одеждах. Он удивился собственной удаче. Младшего брата Ши Уду, Цинсюаня, он видел только мельком, в отдалении, но узнал с первого взгляда.

— Хотите прокатиться? — спросил он.

Улыбка и озорные искорки в глубине прозрачных глаз вызывали подозрение. Хэ Сюань успел изучить контингент небожителей, разочаровался и добродетелей с их стороны не ожидал.

— Какая глупость, — грубость сорвалась с языка раньше чем он осознал её. — Можно изваляться в песке без лишних приспособлений.

— Разве это не весело?

— Что здесь может быть веселого? — поняв, что уже испортил все впечатление, Хэ Сюань сменил тон на безразличный. — Я не ребёнок.

— Ну что ты, конечно нет, — серьёзно кивнул Цинсюань, бросая на песок отполированную плоскую доску с двумя креплениями для ступней. — Хотя я рад, что ты предупредил. А как ты веселишься?

— Я не трачу время на бестолковые... — он запнулся, потому что его буквально обошли вокруг, внимательно осматривая с ног до головы и даже потрогали за рукав.

— Так вот ты какой, — восхищённо заметил Цинсюань. — Я так тебя ждал.

Хэ Сюань испытал секундный прилив паники. Неужели этот молчаливый жук Мин И успел-таки за его спиной познакомиться с Повелителем Ветра?

— Какой? — мрачно спросил Хэ Сюань.

— Я начал бояться, что возносятся только снобы, — довольно усмехнулся Цинсюань, прижав к губам сложенный веер и поиграв бровями. — Всегда мечтал встретить настоящего зануду.

— В чём разница?

— У снобов есть чувство юмора.

«У меня оно тоже есть», — оскорблённо подумал Хэ Сюань. И даже высказал мысль вслух, хотя, как бы отчаянно ни рылся в памяти, реальных доказательств этому не находил. В его семье, пожалуй, только юмор считался бесполезным навыком и никоим образом не культивировался.

— Давай, — Цинсюань подтолкнул его в спину веером. — Докажи.

Хэ Сюань бросил яростный взгляд через плечо. Но вступать в спор на этом этапе показалось по-детски неуместным, а смятение не позволяло подобрать правильных слов. Он шагнул вперед и, вставив правую ногу в кожаную лямку, затянул на узел. Когда взялся за вторую, его крепко обхватили за пояс сзади, втиснули левую ногу рядом и подтолкнули вниз.

— Согни колени, — скомандовали ему. — Наклонись… Не будь таким деревянным.

Ветер швырнул в лицо песок. Хэ Сюань прищурил глаза и старался повторять движения, повинуясь стоящему за спиной Повелителю Ветра. Довольный смех вызывал раздражение: Хэ Сюань понял, что его обвели вокруг пальца и использовали отчасти утяжелителем, а отчасти — огромной завесой от песка и ветра. И всё же на скорости в самом деле захватило дух, а глаза у Непревзойдённого демона от песка не болели. Пустыня, раскинувшаяся внизу, напоминала застывшее рыжее море. По небу к садящемуся солнцу тянулись пухлые ватные облака. На несколько мгновений уши перестали слышать, Хэ Сюань растворился в мелькающем вокруг пейзаже.

Они проехали далеко вниз, но остановились, оставшись на ногах. Цинсюань вытянул ногу из крепления и всё же свалился в песок. Неуклюжесть вызвала досаду, но не злость. Хэ Сюань высвободил вторую ногу, шагнул вперёд и протянул руку, помогая подняться.

— Я же говорил, ты — зануда. Снобы в этот момент лопаются от злости… Или иронизируют. Меня зовут Ши Цинсюань, Повелитель Ветра... Но ты можешь звать меня «Ваше Превосходительство», — закончил он, сияя улыбкой.

— Обойдусь, — огрызнулся Хэ Сюань, оскорблённый и болезненно смущённый хамской фамильярностью.

— Не сердись, — Цинсюань подхватил доску правой рукой. — Ты первый, кого я обнимаю за талию, не успев познакомиться...

Он вдруг остановился, опустил голову и подозрительно завсхлипывал. Хэ Сюань обернулся, не решаясь уйти и не желая попасться на очередную уловку. Цинсюань захрюкал, бросил доску, плюхнулся на неё и захохотал.

— Прости, я правда ничего не могу с собой поделать, — сказал он, отсмеявшись. — У тебя такое лицо, что оно само с языка слетает. Тебе стоит представиться, иначе я начну звать тебя «братец душнилка».

— Я... — Хэ Сюань кашлянул, едва не ляпнув настоящее имя. — Я — Повелитель Земли, Мин И.

— Дай мне руку, Мин-сюн. Колени подгибаются.

— Сам виноват, — огрызнулся Хэ Сюань, собираясь уйти.

Тем не менее он вернулся, принял руку и грубовато дёрнул Цинсюаня вверх.

* * *

Совладав с раздражением, Хэ Сюань сосредоточился на хлопочущем у кастрюли Се Ляне. Заметил, как в большой котел ухнула неудачно стоявшая на краю полки баночка с приправами. Туда же отправился неочищенный корень имбиря и неровно порубленные лотосы, вместе с ножом. Хуа Чэн проводил нож взглядом и сказал растерянно ощупывавшему столик Се Ляню:

— Потом найдётся, гэгэ и так уже всё порезал.

Тот кивнул и забросил в мутновато-фиолетовую от свёклы жижу кривые пельмешки.

— Поужинаете с нами? — предложил он, расставляя тарелки.

— Благодарю, — ответил Хэ Сюань, опускаясь за стол.

Заметно удивившись, Се Лянь разложил поздний ужин по тарелкам, пристроив в центре стола выловленные кругляшки лотоса. Пропитанные свекольным отваром, они порозовели и выглядели как куски неизвестного, уже изрядно изъеденного личинками мяса.

— Гэгэ, как это называется?

— Танцующий фламинго, — с лёгкой заминкой ответил Се Лянь.

Хэ Сюань подцепил палочками кусок лотоса и разжевал, чувствуя, как немеет нёбо. Следом он забросил сцепленный в однородный ком пельмешек. На зубах отчего-то заскрипела яичная шелуха. Впрочем, подумал Хэ Сюань, фламинго — птица, а птицы должны нести яйца. В определённой логике Се Ляню нельзя отказать.

Волшебное зелье продвинулось по пищеводу в желудок. Кажется, он даже услышал звук, с которым оно провалилось на дно. Все ресурсы немедленно устремились на переваривание месива, а сам Хэ Сюань испытал блаженное отключение от всех чувств разом. Хотя желудок ныл, ему остро хотелось забраться в гнездо одеял и отдаться болезненному процессу. Он с трудом поднялся. В ушах звенел голос Се Ляня, отчего-то страшно похожий на голос Цинсюаня, и превращал голову в улей с жужжащими пчелами.

Оглянувшись на пороге, Хэ Сюань опомнился и вернулся к столу:

— Прошу меня извинить.

Затем завернул оставшиеся темно-серые комки в широкие листья бамбука, бережно спрятал за пазуху и направился к двери.

— Ваше... Превосходительство, — смущённо окликнул его Се Лянь. — Вам действительно понравилось?

— Это невыносимо, — ответил Хэ Сюань. — Премного благодарен.

Се Лянь обменялся настороженным взглядом с Хуа Чэном и осторожно предложил:

— Вы заглядывайте, я ещё что-нибудь приготовлю.

— До конца года мне хватит, — приложив ладонь к тёплому свертку, сообщил Хэ Сюань.

Се Лянь вышел следом, притворил за собой дверь и позвал в темноту ещё раз:

— Ваше Превосходительство, простите мою бестактность, но… Вы получили удовлетворение от возмездия? Или у вас ещё остались нерешённые вопросы с Ши Цинсюанем?

Удивительная способность Се Ляня хлестнуть невинным вопросом как пощечиной Хе Сюаня не смутила. Разумеется он уступит дорогу. Хэ Сюань почти три месяца искал возможность ответить на долгожданный вопрос. Хотя он рассчитывал, что Се Лянь и Повелительница Дождя дожмут Цинсюаня и перетащат под крыло, но излишней надежды не питал. Юйши Хуан уважительна к чужим безрассудным решениям, а Се Лянь бесполезен в вопросах спасения и утешения. Сочувствие в понимании принца Сянлэ имеет форму молчания, и оберегает он — от собственной разящей прямоты и тяги к приключениям. Гораздо лучше у него получается глубоко вляпываться, а спасенные либо мрут как мухи, либо неловко топчутся на обломках бытия. Если бы Хэ Сюань только мог не подпускать его так близко… Если бы только мог не подпускать так близко себя.

— Его судьба больше не моя забота, — ответил Хэ Сюань.

Несколько секунд он раздумывал, не оставить ли за собой наблюдательный пост. Однако он уже получил интересующие сведения и разговор. В текущей ситуации правильным решением будет продемонстрировать Хуа Чэну, что другого интереса к Се Ляню у него нет. На ответ Хэ Сюань не рассчитывал, но Се Лянь неожиданно поклонился.

— Благодарю за откровенность. Я буду рад, если вы снова заглянете в гости.

Склонившись в ответном поклоне, Хэ Сюань постарался рассмотреть в его лице хотя бы намек на причину приглашения. Похоже, Се Лянь догадывался, что злоупотреблять терпением Хуа Чэна Хэ Сюань мог до определенного предела. Но чего, в таком случае, хотел от него? Свободный от влюблённого очарования, Хэ Сюань находил мотивы Се Ляня излишне идеализированными, а потому не опасался многоуровневых интриг.

Отвратительный ужин натолкнул Хэ Сюаня на полезную мысль. Раз уж даже еда Се Ляня оказалась переносимой, он вполне сможет сварить себе рис. Припрятав в рукав простые деревянные палочки, Хэ Сюань отправился в ближайшую деревню за припасами.

Обзаведясь двумя мешками белого риса, он задержался на берегу, разворошил груды металла и обломков. Наконец нашёл увесистый котелок, гнутый с одного бока, но целый и без пробоин. Крышку вполне можно было соорудить из щита.

Хэ Сюань бросил заготовки на кухне, забрался в гнездо и погрузился в привычное оцепенение. Отголоски сознания контролировали поредевших воплощений, разбирая полученные сведения. Ярость и злость горели в нём по-прежнему, лишь слегка придавленные Танцующим Фламинго. И тянущая непроходящая тревога. И ревность.

И тоска.

* * *

Цинсюань вошёл в лес, когда небо потемнело и зажглись первые звёзды. Из оружия при нём была одна лишь тонкая бамбуковая палка. Он явно полагал, что заношенное платье в заплатках и спутанные волосы сдержат интерес лихих людей. Впрочем, Хэ Сюань всегда считал, что мысли в этой голове перекатывались как в сухой маковой колотушке. Много треска, мало толка.

Хэ Сюань напряженно рассматривал костлявые щиколотки. После смерти принципиальность в вопросах справедливости и чести понесла невосполнимый урон. Он лгал, давал взятки, пренебрегал приватностью любой степени, убивал и, по случаю, предавался прочей распущенности. Первое время постель занимала Хэ Сюаня значительно меньше всех остальных развлечений. Страсть казалась ему не такой всеобъемлющей, как голод. Он помнил свою невесту: хрупкое очаровательное существо при взгляде с высоты бесконечной посмертной жизни было не про страсть. Впрочем, и в жизни все воспоминания о ней были пронизаны детской нежностью, беззаботностью и теплом.

Страсть поглотила Хэ Сюаня за пару мгновений, стоило только заглянуть в искрящиеся глаза и почувствовать плотный захват за пояс. Избегая мучительного желания, он успел прослыть и хамом, и грубияном. Как ни странно, раздражительность и излишняя грубость вполне устраивали Ши Уду. Поскольку «Мин И» так и не попал в списки ухажёров, он получил возможность находиться при Цинсюане, не вызывая подозрений. И голод страсти выжег в нём последние остатки нравственности.

Каждый изгиб девственного шестнадцатилетнего тела он успел выучить наизусть. Знал, как по плечу соскальзывает прядь и как руки вскидываются крыльями, набрасывая рубашку. Как прилипают к шее короткие волоски на загривке, когда Цинсюань собирает высокий узел в купальне. Как вьются волосы, если не расчесать их влажными с розовым маслом. Как сгорает на солнце и шелушится нежная светлая кожа. Он заучил каждую складочку и каждую родинку наперечёт. Его пальцы могли узнать вязь серебра на заколках, любое из струящихся платьев и каждую идеально гладкую рубашку. Он хотел бы заказать скульптуру, но одна мысль о том, что этого тела будут касаться ещё чьи-то руки, вызывала приступ ярости. Объект страсти, крепко отпечатанный в памяти, воспринимался как нечто нерушимое. Наверное, поэтому буквально каждая резко очерченная теперь голодом косточка доставляла Хэ Сюаню физические муки.

Лихие люди встретили Цинсюаня на тонкой тропинке, петляющей между ямами, оврагами и коровьими лепёшками. Пять крепких мужиков окружили, жадно разглядывая тонкую талию и не утратившие изящества босые ноги. Цинсюаня мало портили больная рука и дёрганная походка, в нём все ещё цвела красота небожителя.

— Постой, красавица, — позвал долговязый с блудливой улыбкой.

Его руки беспокойно цепляли, поглаживая, низкие ветки, а подвижное тело принимало намеренно вызывающие позы. Кошачьи глаза Цинсюаня, огромные, болотно-зелёные, широко распахнулись. Зрачки сузились до игольной головки. Испуг поднял голову, но немедленно был придавлен поглубже.

— Мне некогда, — отмахнулся Цинсюань.

— Я сказал, постой, Ветерок, — чётко выговаривая каждое слово, на Цинсюаня надвигался приземистый мужчина, обнажая короткий меч.

— Или что? — спросил Цинсюань, разворачиваясь к нему.

Тот усмехнулся, со значением повёл клинком. Цинсюань сделал шаг навстречу, подцепил меч пальцем, поднял остриё и упёр себе в шею.

— Или что?

— Дурак, ты не боишься умереть?

— Если я умру, всё закончится, — ответил Цинсюань. — Если не умру, то чем ты хочешь меня напугать?

Хэ Сюань закрыл глаза, расправляя крылья. В груди неприятно стискивало пустоту под рёбрами, но он протолкнул ревнивую злобу глубже, в желудок. Призраки и мелкие демоны леса заволновались, учуяв крупную рыбу. Бросившись на паническое движение, Хэ Сюань поймал заплутавшего духа, подбросил, подобно цапле, и поглотил широко распахнувшимся на пару мгновений ртом. В лесу от оборванного вопля ужаса поднялся переполох. Духи с громкими криками бросились врассыпную, цепляя когтями встреченные на пути препятствия.

Сквозь кусты и деревья на группу людей мчалась стая ободранных лесных оборотней. Скорее всего, потусторонние твари собирались проскочить мимо, но лиходеи запаниковали и вступили в схватку. Перепуганный оборотень вцепился в плечо долговязого «соблазнителя», фонтаном брызнула кровь. Цинсюань рухнул в сторону, поджав ноги. Он не собирался бежать, только цеплялся пальцами за траву и практически не дышал. От страха он становился настолько белым, что ярко выделялись лишь синяки под глазами и голубая сеточка вен на висках.

Вечерняя роса оставила на ногах влажные сероватые полосы, а сухие ветки — налившиеся красными каплями царапины.

Хэ Сюань вышел из себя. Мрачная, полная обжигающей злобы аура разлилась по лесу. Оборотни и двое выживших «удальцов» бросились в разные стороны. Окончательно стемнело, только луна сквозь деревья подсвечивала дорогу. Хэ Сюань вслушивался в шорохи опустевшего леса. Отсутствие движения заставляло волноваться, но наконец слух поймал сдавленный вздох. Поначалу задавленное и рваное, дыхание сменилось торопливыми всхлипываниями и выровнялось. В нём чувствовалась лёгкая дрожь, но Хэ Сюань списал её на озноб: в лесу холодало.

Цинсюань сел, обтёр влажные руки о штаны, подобрал палку и похромал в гору. Полночи он шуршал травой, залитой лунным светом, выбирая одному ему видимые побеги и укладывая в тряпичный сверток. А под самый рассвет замурлыкал фривольную песенку. Песенка вернула в сознание Хэ Сюаня, успевшего ощипать всю недозрелую малину с колючих кустов. Он не слишком присматривался к ягодам и под конец едва не сожрал вонючего ягодного клопа. Оттерев клюв о траву, он взмыл вверх вороном. У подножья собирались встревоженные приятели Цинсюаня, увидевшие тела.

— Я спускаюсь, — крикнул в ответ Цинсюань, расслышав собственное имя. — Я в порядке.

Презрительно каркнув, Хэ Сюань тяжело полетел к приглянувшейся норе. Беспокойный паникёр в его желудке бурчал и сопротивлялся усвоению.

* * *

Пьянка приобретала пугающий размах. Организовав игру «Удар по карме», где небожители отвечали на самые провокационные вопросы, компания то и дело вступала в яростные споры. В тесном мирке так или иначе хорошо знали чужие постыдные тайны, но старались сохранить свои. Одни выслуживались перед Цинсюанем, другие старались спровоцировать старых знакомых на новые безобразные выходки.

В самый разгар один из новичков, подливающий вино Повелителю Ветра, переложил руку с диванной подушки ему на талию. Этот жест заметили только Хэ Сюань и сам Цинсюань. Лицо Цинсюаня вытянулось, и он чуть ли не протрезвел:

— Что вы себе позволяете? — едва слышно спросил он.

Красивый мужчина в золотом доспехе наклонился к его уху, так что кончик высокого хвоста мазнул по щеке, и обозначил свои намерения. Вежливую игривость сдуло с Цинсюаня окончательно. Он подхватился на ноги, размахивая открытым веером и задыхаясь.

— Да как вы смеете!

Вместе со всеми нехотя поднялся на ноги Хэ Сюань. Эта маленькая вечеринка могла привлечь к себе внимание большим погромом. Вряд ли Ши Цинсюань назвал её «секретной» без причины. А «Мин И» с огромным трудом довелось просочиться в приличное общество, и он не был готов позорно оттуда вылететь. За любым мало-мальски маскулинным небожителем в окружении Повелителя Ветра следили либо Ши Уду, либо Пэй Мин.

Он перехватил руку с веером, заблокировав кисть и сухо сказал:

— Боюсь, на сегодня вечер стоит закончить.

Гости переглянулись и вправду откланялись. Цинсюань топтался на невысоком мягком диване, пытаясь одновременно вывернуться из жёсткого захвата и найти более надёжную точку опоры. На сапоги Хэ Сюаня в очередной раз наступили, и он раздраженно приказал:

— Прекрати метаться.

— Мин-сюн, — виновато позвал Цинсюань, сразу став покладистым и притихшим. — Мин-сюн, отпусти, больно.

Разом превратившись из всем недовольного зануды в пародию на строгого старшего брата, Хэ Сюань отобрал у него веер, сложил и воткнул за пояс. Он не собирался проявлять излишнюю галантность, но придержал под локоть, помогая спуститься. Сердце Цинсюаня колотилось как бешеное, хотя глаза закрывались и ноги держали с трудом, выдавая все признаки сильного опьянения.

Хэ Сюань довёл его до личных покоев и толкнул в спину:

— Проспись.

Цинсюань, развернувшись, тронул кожаную вязь доспеха у него на груди и смущенно сказал:

— Прости за неудачный вечер. И спасибо.

Он вдруг приподнялся на носках и трогательно клюнул Хэ Сюаня в щёку, скорее даже носом, чем губами. От Цинсюаня пахло абрикосовым вином и отчего-то — свежескошенной травой. Этот запах пробудил смутные воспоминания о юности, горькие сожаления и пустые обиды. Жизнь Хэ Сюаня проходила мимо прекрасных богатых женщин, хранимых во внутренних покоях как драгоценные сокровища. Он никогда не претендовал на такой уровень знати, как семейство Ши, но отчего-то находил ситуацию болезненно несправедливой. Хэ Сюань невольно потянулся следом, стараясь удержать пошатнувшегося Цинсюаня, и довольно интимно подхватил за талию. На секунду встретившись с ним взглядом, он прочёл в его глазах и желание, и разрешение. Это был предел. Хэ Сюань без раздумий оставил его позади.

Он почти чувствовал вкус приоткрытых розовых губ, когда порыв оборвал звук распахнувшейся двери. Цинсюань шарахнулся назад. Хэ Сюань успел грубо вцепиться в локоть, с трудом подавив желание вырвать обещанный поцелуй силой. Тогда же в первый раз накатил приступ стыда за неумение хоть минимально контролировать при нем выражение лица. И на Хэ Сюаня, и на приближающегося Ши Уду бледный как полотно Цинсюань смотрел с одинаковым ужасом.

Кипящие в Хэ Сюане противоречивые чувства сработали как защита. Ши Уду посчитал миссию по воспитанию частично выполненной старшим товарищем, снизошёл до скупого приветствия и почти вежливо выпроводил «Мин И». Растерявший искристую весёлость Цинсюань сложил рукава вместе, спрятал в них побелевшие кулаки и нервно комкал ткань. Пока Ши Уду с Хэ Сюанем раскланивались, он тщетно пытался расцепить сведённые пальцы и найти в себе хотя бы каплю спокойствия.

Если бы Повелитель Ветра оказался женщиной, неважно, женой или сестрой, Хэ Сюань отобрал бы её силой. Он готов был принять чей угодно облик ради ночи в одной постели. Возможно, месть стала бы более полной, но увы. К тому же страх во взгляде Цинсюаня он посчитал оскорбительным. Такое отношение к грубоватому, но вполне безотказному «Мин И» он находил несправедливым.

Вместе с тем в глубине души сорванная близость Хэ Сюаня устраивала. Она предназначалась не совсем ему. Сама мысль разделить предмет страсти с эфемерным и почти несуществующим небожителем приводила в бешенство. Он метался между клубком спутанных и противоречивых идей, то проникаясь к Цинсюаню сочувствием, то захлебываясь от ярости. Впрочем, чаще всего он проваливался в медитацию. Мерцающие звёзды в глубине светлых глаз казались более манящими, чем те, что отражались в волнах бескрайнего моря.

* * *

Женщина набрала воду в широкий таз и полоскала выстиранные бинты в чистой воде. Её прическа растрепалась, на лицо то и дело падала прядь волос, но она с интересом спорила с сидящим рядом бродяжкой. Наконец, бросив недоделанную работу, она убежала к простым одинаковым домикам и вернулась с тремя товарками. Они снова сцепились языками за способ правильного приготовления настойки от крупной красной сыпи. Цинсюань чертил на земле строение соцветий, пояснял как считать их достаточно зрелыми и как увидеть, есть ли в них след божественной силы. В юности единственным лекарством от скуки и неусыпного контроля для него оказались книги по ботанике. Медицина и неразрывно связанная с ней анатомия считались в семье непристойными, а цветы — это можно, это пожалуйста.

Община нищих, утрясшаяся в дороге до сорока человек, обосновалась в небольшом умирающем от недостатка людей селе. Знаменательно оно было лишь тем, что ютилось у подножья горного госпиталя, где монахи-отшельники по древним рецептам готовили лекарства из растущих на склоне трав и пользовали добравшихся пациентов. В основном за лечением шли женщины с больными детьми, так что появление толпы нищих, среди которых в основном были мужчины, встревожило и монахов, и немногих оставшихся селян. Но когда даже калеки вроде Цинсюаня вызвались работать за какой-никакой кров и пищу, а сам Цинсюань показал, что сведущ в травах, тревога унялась. Им, наверное, даже обрадовались.

Женщины, помимо основной работы по хозяйству и огороду, занимались сбором самых простых трав и корений. Часть из них считала себя в определённой степени искусными, но Цинсюань немало слышал про монастыри и слепые пятна в их целительской практике. Сплетни на небесах, как в любом большом коллективе, занимали важную часть жизни. Линвэнь погружалась в них по долгу службы, Пэй Мин — от скуки, Ши Уду — по любви, а Цинсюаню доставалась роль вечного мальчика на побегушках и переговорщика. Впрочем, любознательность в семействе Ши была общей чертой.

Напоследок женщины стащили с Цинсюаня порядком износившиеся куртку и штаны, загнали в бочаг и обещали отдать одежду только после того, как вымоется. Он без особой надежды дважды промыл голову с мылом, но волосы отчего-то поддались без радикального воздействия ножниц. Женщины завернули его в чужую залатанную, но чистую одежду, а потом утащили к себе в обжитой дом.

В тёплой маленькой кухне, поджав ноги под шаткий стул, Цинсюань словно перенёсся в далёкое детство. Его волосы вычесали и заплели, на столе ждала тарелка с супом. Он тронул её неуверенно, вслушиваясь в стрекотание сверчков и недовольное ворчание кур, устраивающихся на ночлег. Казалось, ещё секунда — и он услышит за дверью шаги брата.

Шаги и в самом деле раздались. Двое хмурых усталых мужиков крикнули от входа во двор, не видали ли их Ветерка.

— Сядь, — одна из женщин положила ему руку на плечо, а две вышли на улицу. — Отдохни, завтра вернёшься. А лучше останься, поможешь нам. У нас и местечко есть, оно немного обветшало, но мы попросим твоих друзей помочь... Ты ведь не сможешь работать наравне со здоровыми мужчинами.

Цинсюань растерянно потёр безжизненную руку. Когда он отказывался от помощи Се Ляня, такая мысль ему в голову не приходила. Впрочем, в тот момент он собирался умереть в городских трущобах или в лесу от волчьих клыков. Для этого плана здоровое тело не требовалось.

Тем временем в дверь просунулись две хмурые запачканные рожи, осмотрели его и довольно усмехнулись:

— Попал в бабий плен? Не давай им руки распускать, а то укатают.

Женщины рассмеялись и вытянули шутников зелеными сорными колосками по спине. Рожи исчезли, со двора послышался игривый смех. Цинсюань так и не тронул еду, забрался на застеленную циновку, подтянул ноги к груди и закрыл глаза. По хижине тихо ходили женщины, ветер трепал вязанки сухих трав, развешанных под крышей. В соседнем доме плакал ребёнок. В глазах защипало, стало трудно дышать. В общине было не принято плакать и тосковать, мужчины если и предавались воспоминаниям, обрывали горькое и тянули громкие песни. А всё, что нельзя было спеть, старались обшутить почернее.

Как ни странно, тяжесть кочевой жизни Цинсюань не ощущал. В нём, похоже, всегда жили лёгкость и любопытство. Крохи удачи также остались при нём. Цинсюань был Повелителем Ветра почти два столетия и точно знал: стихия любит его. Даже после низвержения ветер подталкивал в спину, освежал и согревал, словно тоскуя в разлуке. Веер Повелителя Ветра лежал в руке как влитой и желал воссоединения. Ветер остался с ним. Оплакивал Цинсюань не богатство, комфорт и статус. Брат и «Мин И» стали больной незаживающей раной. Цинсюань завидовал бродягам, которые оплакивали смерть родных от болезней и стихий. Он скучал, злился, мучился — и вместе с тем никогда не был так свободен.

— Ты посмотри, каков нахал, — прошептала одна из женщин, стараясь не разбудить худого измотанного юношу. — Кыш, кыш отсюда. Для вас снаружи кормушки висят.

Наутро Цинсюаня первым делом послали кормить кур и заодно засыпать зерна в кормушки для птиц. Птицы на ветках напоминали распушённые сердитые шарики, мрачные и недовольные серыми сумерками. Цинсюань рассмотрел разномастную стаю и осуждающе покачал головой.

— Ребята, соберитесь. Я всё же в дикой природе, а не на совещании в небесной канцелярии. У вас рожи — как будто вчера отмечали с генералом Пэем возведение нового храма и не успели опохмелиться.

Тем временем к нему со спины уже подкрадывался, вытянув шею, крупный чёрно-белый петух. Цинсюань следил за ним краешком глаза, поудобнее перехватив пустое ведро. Отразив первые яростные атаки, он ловко отвесил поджопник ведром, потом здоровой ногой и на всякий случай повторил урок, пока местный узурпатор не покинул поле боя. Петух взлетел на столбик забора и яростно оттуда прокукарекал.

— Глаза ещё закати, — хмыкнул Цинсюань и запустил в горластого паразита мелким камушком.

— Без меча одолел? — захохотали подошедшие мужики.

В руках у одного из них был небольшой мешок с накопленными пожитками. Бесценный веер Повелителя Ветра Цинсюань отдал на хранение Се Ляню, так что кроме кружки, миски, палочек и наполовину исписанного сборника рецептов старого монаха ничего личного не имел.

— Дорого хоть продали?

— Своих не продают, — последовал строгий ответ. — Готовку с тебя никто не снимал, после обеда к деду зайди. И к старшему, у него по праву на землю вопросы.

Цинсюань кивнул с облегчением. Ему нравились друзья из общины, суровые, грубые, цепкие, но по-человечески благородные. И чувство защищённости, испытываемое внутри тесного коллектива. Удивительно, но когда он был божеством, почитали его больше, а любили — меньше. Мог ли Хэ Сюань выбрать ему неправильную судьбу? Да и в самом деле, что такое судьба?

* * *

Мелкие тёмно-красные споры лихорадки Цинсюань замечал все чаще. Если для Повелителя Ветра справиться с такой мелочью не представляло труда, смертному приходилось буквально по крупицам вытягивать силу из лекарственных трав и магических артефактов.

Цинсюань сомневался, стоит ли обращаться за помощью к Се Ляню. Боги войны предпочитали решать вопросы довольно радикально. Они налетали на логово демона, уничтожали текущую ипостась — и уже невозможно было отследить ни причину возникновения, ни основную сущность.

Проблему Цинсюань знал не понаслышке. С красной лихорадкой, демоницей ранга «свирепый», он столкнулся на заре своей карьеры небожителем. Тогда он испытывал чувство вины оттого, что простые люди страдали, и старался немедленно уничтожить демоницу и болезнь. Однако шло время, демоница восстанавливала силы и начинала охоту в новом месте.

Столкнувшись с ней теперь в теле смертного, Цинсюань испытал некоторое облегчение. Он оказался в тех же условиях, что и простые люди. У него не осталось божественной защиты, а значит, он вполне мог провести расследование на месте.

Ладонь левой руки почти онемела от постоянного растирания сухой травы. Цинсюань сгрёб растёртое в горсть и ссыпал в ступку. Серо-зеленый порошок смешался с приправами в однородную массу. Туда же Цинсюань добавил крупинки соли и пристроил горшочек в общей кухне. Женщинам нравились его приправы: менялся запах еды и самочувствие после неё. А главное, они понемногу вытравливали болезнь.

Ещё несколько горстей он заготовил для общины нищих. Их тоже пришлось как следует перетереть. Местный повар добавлял приправы широким жестом, что Цинсюаня вполне удовлетворяло. Остатки травы, собранной у божественного источника, он ссыпал в мешочек.

Таскаться в жару по окрестностям Цинсюань почти привык. Разжился широкой шляпой на манер Се Ляня, деревянными сандалиями и флягой для воды. Иногда он прятался в тени под деревом, рассматривая загоревшие дочерна ноги в растерянных чувствах. Он так любил своё изящное тело, свежую кожу, гладкие руки — и только отказавшись от него, нашёл свободу. Брат привык, что к Цинсюаню относятся как к девочке, вместе со всеми полюбил заплетать и одевать, доведя образ до идеала, превратив в готовую храмовую статую. Цинсюань при брате был божественно утонченным, каким, наверное, уже не будет никогда.

Сполоснув ноги в мелком холодном ручье, Цинсюань двинулся вдоль него. В прошлый раз он нашёл несколько красных спор поблизости и подозревал, что демон пытается пробраться в монастырь. Похоже, где-то рядом может оказаться проход или лаз — он слышал, как дети говорили о чём-то подобном. Полузатопленном, но демона это не остановит. Сделав большой крюк по лесу, Цинсюань упёрся в конюшню. У развешенных под навесом инструментом были щедро рассыпаны красные споры. Вздохнув, Цинсюань потянулся к мешочку.

— Кто ты и по какому праву мешаешь мне? — с интересом окликнул его тонкий надтреснутый голос.

Цинсюань обернулся, нерешительно стискивая мелкую россыпь трав. Против свирепого демона почти бесполезных.

Здесь начиналась самая сомнительная часть его плана. Средств борьбы с демонами в арсенале Цинсюаня оказалось немного. Несколько обережных заклинаний, распиханных по углам, заговорённый инструмент, да ведьмины мешочки. Узаконенное самоубийство, даже Хэ Сюаню будет нечего возразить.

— Да это же Повелитель Ветра! — воскликнула демоница. — Какое жалкое зрелище.

На ней был тёмный, наглухо запахнутый плащ с бордовыми пятнами по подолу. Голос раздавался из пустоты капюшона. В боковых прорезях мелькали худые руки, до локтей затянутые почерневшими бинтами. Так близко к неуловимой демонице Цинсюань подобрался впервые.

Он убрал горсть травы обратно в мешочек и отряхнул здоровую руку о штаны. Потом распрямился, насколько хватало сил, держась как обалдевший от собственного могущества небожитель.

— Мы давно не виделись, — улыбнулся он, поклонившись. — Не ожидал встретить вас в такой глуши.

Капюшон едва заметно качнулся. Демоница осмотрела его с головы до ног и сделала шаг навстречу. Её движения для простого смертного оказались почти неразличимыми. Пустота капюшона зажглась двумя золотыми щёлками глаз на обезображенном ожогами лице. Она поддела Цинсюаня за подбородок и нежно погладила по щеке. Кожу нестерпимо обожгло, он вскрикнул и отшатнулся. На ноги упали несколько спор и сразу вздулись волдырями.

— Надо было найти тебя сразу, — недовольно заметила она. — Такую шкуру испортил, даже на перчатки не сгодишься. Ладно, портить — значит, портить.

На битву Цинсюань заготовил два правила: узнать как можно больше и защищаться до последнего. Нащупав на стене за спиной деревянную ручку, он сорвал оттуда первый попавшийся инструмент. Первоначально вилы казались наиболее перспективными, но загнутый конец тяпки подошёл даже лучше. Поймав острым концом угол плаща, Цинсюань накрутил его как водоросли на багор и дёрнул.

Демоница забарахталась в полусорванном плаще, стараясь натянуть его обратно. Тело, покрытое вязью незнакомых узоров, то и дело мелькало на свету. Завязки треснули, Цинсюань окончательно содрал с демоницы плащ и зашвырнул тяпку с обмотками в лес как копье. В его сторону полетел огненный комок, но угодил в стену сарая. Сухое дерево занялось магическим пламенем.

Они бросились в разные стороны: демоница за плащом, Цинсюань — в сарай к лошадям. Он успел распахнуть воротца последнего стойло, когда за ним пришли. В углах полыхнули и истлели заклинания, позволяя испуганным лошадям пронестись на выход. Остался только магический круг, не пускавший демоницу внутрь, но по иронии судьбы запечатавший в сарае его самого. Цинсюань уцепился за лестницу, убегая от горящей соломы, и полез наверх.

От огня было жарко, но руки у Цинсюаня леденели от страха. Забравшись наверх, он вспомнил, что сначала люди засыпают от дыма, и прижал к лицу край рукава. У него оставалось несколько минут. На сеновале за спиной уже разгоралась солома, дверца на крышу не поддавалась. Цинсюань пошуршал сеном и наткнулся на вилы, раздраженно выдохнув в рукав. Почему-то вспомнился безумный предсмертный хохот брата, истекающего кровью, но ещё держащегося на ногах. Почему нормальные демоны убивают сразу, наверняка, а ему попадаются… Дотошные последовательные зануды, всё как он любит. Досада росла с каждой секундой, претенциозность — семейное качество рода Ши.

Взбираясь по пышущей жаром лестнице, Цинсюань пытался вытереть слезы грязным рукавом. Однако они текли не переставая, раздражая обожжённую кожу. Оставить вилы гореть он не смог, и, повинуясь правилу выживания, велящему цепляться за любое оружие, забросил на крышу. Очень не хватало компаньона вроде, например, Се Ляня. Кому он теперь расскажет о необычных узорах? Почему так не вовремя раскрывается полезная информация? Цинсюань судорожно закашлялся и огляделся.

Демоница запрыгнула наверх через провал в крыше. Плащ, пробитый в нескольких местах тяпкой, снова оказался наглухо запахнут. Цинсюань перехватил вилы поудобнее, радуясь, что не с его ногами пытаться прыгать вниз с полутора чжанов. Только вперёд.

— Наконец-то, — процедил он сквозь зубы, приготовившись к последнему броску.

* * *

Белую вспышку в мареве пожара Се Лянь увидел буквально на секунду. Языки пламени снова взметнулись вверх, а остальное укрыл дымный чад. Он бросился в том направлении, с трудом разбирая очертания зданий. За край проломившейся крыши конюшни обеими руками цеплялся Цинсюань, но вопреки силам природы, тело тянуло не вниз, а вверх. Се Лянь поймал его лентой Жое и с силой дёрнул на себя.

— Ну хоть не из уборной, — сварливо заметил Цинсюань, отряхивая руки. — Хотя все равно ужасно не вовремя.

— Кто-нибудь остался?

— Нет, животных я выпустил... Ваше Высочество, нам бы пригодился ров вокруг деревни, лес ведь недалеко, огонь перекинется. А я с пустыми руками.

Жители деревни и группа из общины нищих взялись помогать Се Ляню расчищать углубление. Едва вознёсшийся небожитель затерялся в многоголосой толпе, работая с ними на равных. Его умение повелевать ветром при пожаре скорее мешало. Впрочем, Цинсюань остановился на пригорке и установил вокруг деревни полное безветрие, так что огонь держался в очерченном кругу.

Когда Се Лянь и Цинсюань окончательно выдохлись, к группе погорельцев подъехал обоз из Призрачного города. Не в силах встать, Цинсюань принял из рук товарищей булочку мантоу и кружку воды, а потом привалился к дереву.

— Как вы тут оказались?

— Юйши Хуан просила передать саженцы… Их немедленно надо было… — Се Лянь махнул рукой в сторону окраины, на которой в запале посеял переданный свёрток. — Высадить.

— Как же так вышло? — разглядывая затягивающиеся волдыри на лодыжках, спросил Цинсюань. — У меня ведь не было потенциала к вознесению.

— Возможно, Хэ Сюань не отнёсся с должным почтением к вопросу подбора новой судьбы для вас, — ответил Се Лянь.

— Не может быть. Мин-сюн был ужасным занудой, — вздохнул Цинсюань. — И чувство юмора ему неведомо. Это община нищих не выносит уныния и страха. Поверьте, там у костра сейчас рождается золотое собрание зажигательных шуток про пожар.

Се Лянь на несколько секунд действительно онемел, но, взяв себя в руки, улыбнулся и заметил:

— У Вашего Превосходительства в самом деле лёгкий нрав. Я возносился трижды, что, признаться, редкое безумие. Судьба любит протоптанные дорожки. И чувство юмора у неё значительно чернее, чем у ваших товарищей.

— Пожалуй… Ваше Высочество, почему вы не зовете Собирателя Цветов по имени?

— Он сам попросил, — смутился Се Лянь. — А почему вы спросили?

— Потому что демон Тёмных вод убил моего брата, Мин-сюн был моим другом, а господина Хэ я толком не знал. Мне кажется, он хотел услышать что-то, но я не знаю, что. Чем дольше я об этом думаю, тем больше прозвищ приходит мне в голову. Но вся наша история налагает на них чудовищно циничный отпечаток.

— Вы думаете, это прозвучит фальшиво?

— Скорее обидно… Я не уверен, что он сможет со мной над ними посмеяться.

* * *

В простых приземистых мазанках, окружавших чисто выметенный утоптанный, без единой травинки, двор, пахло едой. Под грубо сколоченной крышей навеса пара даосов в белом возилась с котелками. Хотя Се Лянь относился к богам войны, ему нравилось проводить время с Повелителем Ветра. Возможно, для него представлял интерес путь смирения, который сам Се Лянь прошёл в одиночестве. Цинсюань ни при каких обстоятельствах не имел возможности остаться один. Пустое место возле него заполнялось мгновенно, будто Цинсюаня мёдом намазали.

— Ваше Высочество, — шикнул на Се Ляня Цинсюань, вылавливая из правого котла опилки. — Вы обещали помочь только грубой силой.

— Простите, — Се Лянь сделал ещё шаг назад и подал тарелку. — Так что же, вы по-прежнему не собираетесь в Небесные чертоги?

— Да что мне там делать? — Цинсюань пожал плечами. — Пусть считают, мне не дают покоя лавры Юйши Хуан. Обошёлся я без храмов, так и без фонариков обойдусь. Откуда у нищих деньги? А кабачков, знаете ли, и без меня привезут.

— А как же символ веры? Место для вознесения молитвы?

— О, — отложив половник, Цинсюань полез за пазуху и вытащил маленький свёрток, не шире ладони. — Примите в подарок.

Се Лянь развернул ткань и уставился на два грубовато слепленных глиняных колокольчика.

— Не подумайте плохо про общину, у нас множество умельцев, — предупредил Цинсюань. — Эти два я делал сам. Они для вас с Собирателем Цветов. Хотя я надеюсь, вам не придётся возносить молитву божеству нищих… Считайте памятным подарком.

— Ваши статуи по-прежнему имеют облик женщины, — осторожно заметил Се Лянь. — Вы…

Он подавал наполненные миски подходящим, кланялся на благодарность и мягко улыбался в пространство. Цинсюань нахмурился, отвечая:

— Я давно не использовал женский облик. Привлекает слишком много внимания. И потом, Нян-Нян такая хорошенькая. Жаль выпускать её в мир грубой скучной одежды. Я… ко многому не готов.

Се Лянь заботливо завернул подаренные колокольчики, убрал и замялся.

— Ваше Превосходительство, позволите вопрос о вашем старом знакомом?

— Ваше Высочество имеет в виду...

— Бывшего Повелителя Земли, — решился Се Лянь.

— Удивительное дело, — заметил Цинсюань. — Храмы до сих пор действуют, фонарики запускаются...

— У Его Превосходительства не слишком хорошо с деньгами, — пожал плечами Се Лянь. — И, видимо, со временем. К тому же, похоже, он предпочитает уединение.

— Вы осведомлены о его текущих делах значительно лучше меня. Чем я могу быть полезен?

— Он у нас ужинает иногда, в Святилище Водных каштанов. Послушайте, я всё-таки честный здравомыслящий человек, — Се Лянь громко зашептал, прижав руку к груди. — Стыд и совесть мне не чужды. Но он ест, а что не может сразу, забирает с собой. Конечно, он призрак и поглотить может кого угодно, но согласитесь, это несколько ненормально.

Выражение лица у Цинсюаня стало растерянным. Его огромные зелёные глаза обратились к небу, потом оббежали окрестности и остановились снова на Се Ляне. Тот от безделья принялся заглядывать в горшочки с приправами.

— Знаете, я много слышал про ненасытность демона Тёмной воды, но, по правде сказать, никогда подобного не наблюдал. «Мин-сюн» любил поесть, но не чрезмерно. Я очень внимательно следил за счетами, у брата пунктик на этот счёт… Был. Думаете, есть причина?

— Мне кажется, он забирает с собой мою еду, чтобы отключиться и заснуть. Её переваривание отнимает у него много сил. Других догадок у меня нет, — вздохнул Се Лянь. — Я звал его в дом Сань-лана, там готовлю не я… И много. Но приходит он только ко мне.

— Ваше Высочество, вы когда-нибудь размышляли о природе одержимых?

— Вы имеете ввиду саму демоническую сущность?

— Нет, скорее философскую идею, — смутился Цинсюань. — Некоторым одержимым достаточно достичь желаемого, и они могут успокоиться. Но многие не успокаиваются. Почему? Я думаю, цель — одна из ступеней основной идеи.

— Вы полагаете, он не может определить цель существования? — напрямую спросил Се Лянь.

— Одержимость требует непрерывного круговорота силы. А если нет цели, куда она девается? Плохо, если он ничем не занят. А если занят, но мы не знаем, это ещё более тревожный момент. Может, у него свой Призрачный город есть?

— Сань-лан говорит, что, судя по состоянию долга, ни города, ни пиратского ордена, ни особого делового рвения не видно. К тому же мы очень серьёзно надругались над его жилищем, — Се Лянь виновато пожал плечами.

— А долг большой?

Се Лянь смущённо кашлянул в кулак и на всякий случай занизил сумму вполовину. Цинсюань потрясенно ахнул и замолчал.

— Он... хороший в сущности человек. Вы ведь не думаете, что я сумасшедший и мог бы назвать лучшим другом кого угодно? Мы много поручений выполняли вместе, он всегда чутко сопереживал чужому горю. И всегда довольно однобоко, как будто есть только чёрное и белое. Я находил это трогательным.

— Вы его простили?

— Я… Понимаю, через что ему пришлось пройти.

Се Лянь задумчиво перебирал пальцами по башне чистых мисок.

— Может, ему хочется вернуть всё как было раньше?

— Как раньше, — Цинсюань пожал плечами, забирая из рук Се Ляня новую тарелку. — А как оно было раньше, кто бы знал? Я совсем потерялся в своих прежних суждениях. Мне заново приходится разбираться, кто друг, кто враг, как устроена жизнь. Как далеко в «раньше» ему хотелось бы вернуться?

* * *

Следующие несколько месяцев прошли в суете. Удивительным образом два самых праздных божества никак не могли выкроить время на встречу. Цинсюань даже без заданий божественной канцелярии погрузился в дела смертных с головой. Впрочем, покончив с очередным этапом, он старался возвращаться в ставшую ему родной общину нищих. Се Лянь столкнулся с ним практически на пороге.

Пока Цинсюань сменял запылённое платье, Се Лянь огляделся. Новое жилище Повелителя Ветра напоминало первую версию святилища Водных каштанов: грубо сколоченный стол, место под маленький котелок, пара стульев и полупустые полки. В дальнем углу — циновка со сложенным тонким одеялом. Впрочем, жилище Се Ляня запоминалось аскетизмом, тогда как крохотный домик Цинсюаня казался по-настоящему уютным. На стенах, в обрывках старых сетей висели вываренные ракушки, колокольчики и бамбуковые украшения, наполняя помещение свистящими звуками при каждом движении воздуха. Место алтаря украшали бабочки из старых вееров. На полке примостились простой деревянный гребень, отполированный до блеска, и зеркало в тяжёлой треснутой оправе. Се Лянь, изрядную часть своей жизни промышлявший мусором, знал цену подобной находке. Похоже, нищие ничего не жалели для своего божества.

— У вас очень самоотверженные последователи.

— Это не последователи, — покачал головой Цинсюань. — Это друзья. Вы не против провести вечер у костра? Меня давно там не видели.

— Я думал, вы вернулись вчера.

— Вчера. Весь день помогал на кухне, потом разгребал дары моря...

— Моря? — настороженно переспросил Се Лянь. — Здесь? К ним имеет отношение Хэ Сюань?

— Ест он немного, приносит кучу полезного... Удочки, грузила, сети. Даже рыбу иногда. Я когда поужинать предложил, он остался. — Цинсюань понизил голос и виновато признался, приложив руку к груди: — Правда, в меня при нём ничего не лезет. Он спокойный, только мрачный очень, но... Ну и я на всякий случай сам кормлю, дети его не любят, а взрослые в поле работают.

На поляне их встретили оглушающей тишиной, но, узнав принца, старик с клюкой разогнал детвору.

— Тьфу, напугали, засранцы. Сказали, опять утопленника твоего принесло.

— Он не утопленник, — возмутился Цинсюань. — Он Непревзойдённый демон Тёмных Вод.

Мужчины наперебой забалагурили, протягивая ноги к костру.

— Лучше от воды распухнуть, чем от злости.

— Не спеши помирать, коль на похороны не скопил.

— Мрачной жопой радостно не…

Цинсюань взмахнул рукой, послав маленький упругий вихрь, и последний шутник свалился со скамьи.

— Не позорьте меня перед гостем.

— Ребята так-то правы, добрый нрав как ноги, — дед постучал клюкой по деревянной ноге. — У кого-то есть, у кого-то нет. Можа, он такой злющий потому как акула ему в детстве откусила чего-то вместе с колокольцами. И теперь он по наши ходит, потому что не в чего дома звонить.

Нищие радостно захохотали и засвистели, Цинсюань укоризненно заметил:

— Нехорошо над людьми смеяться.

— Нехорошо руку отгрызать, когда дали только палец…

— Руку отгрызать, — без улыбки повторил Ши Цинсюань, провожая Се Ляня и словно продолжая непрекращающийся внутренний диалог.

Се Лянь остановился. Спросил:

— Ваше Превосходительство, с вами всё хорошо?

— Я рад, что вы спрашиваете. Значит, я ещё не совсем расклеился. Иногда мне кажется, я медленно схожу с ума. Я пытаюсь понять свою вину и её искупить, но мою плату не хотят принимать. Иногда мне снится этот хруст... и как Мин-сюн смотрит, а в глазах пустота, всё темнее и темнее. Он и сейчас смотрит, а там бездна. Я не понимаю, чего он хочет от меня. Ещё я думаю, как странно сплетён мир, — заметил Цинсюань. — Брат считал это наказание кошмаром. И Хэ Сюань. А нищие выходили меня. Они очень похожи друг на друга, вы не находите?

Се Лянь мягко сжал его локоть, не в силах подобрать слова. Ему было знакомо бесконечное отчаяние, о котором не с кем поговорить.

— Вы подарили ему колокольчик?

— Никуда на деревне не спрячешься, — Цинсюань смущённо потёр заледеневшие руки. — Я не дарил. Я был в храме Повелителя Земли и оставил их там. Мне хотелось попрощаться, но настоящего я не знал, да и потерял не его. Было бы невежливо оставлять одно подношение для двоих.

— А давно он начал приходить?

— Как раз через несколько дней после посещения храма. Мне и до этого несколько раз казалось... Неважно. Я чувствую себя обманутым, — на прощанье сказал Цинсюань Се Ляню. — Я твёрдо решил пройти по вашему пути аскезы и одиночества. Но как бы ни старался, со мной везде носятся.

— Поэтому вы его принимаете?

— Вы мне льстите, предполагая хотя бы минимальную мыслительную деятельность. Когда он приходит, я умираю. Постоянно что-то говорю, но не помню ни слова. Просто не отпускает тот день, и я проваливаюсь в него от начала и до конца, в каждую секунду, снова и снова. Ужас, оказывается, пьянит сильнее вина.

— Тогда почему не хотите прекратить?

— Мин... Хэ Сюань — он, знаете, всегда один. Мне кажется, до сих пор один. И ему не к кому идти кроме меня. По-моему, он тоже сходит с ума. И злится. Мне спокойнее, когда он злится рядом со мной.

— Вы играете с огнём.

— Да что он мне сделает? Я последнее время не очень боюсь смерти… К тому же он боится меня больше, чем я его.

— Вы уверены?

— Демон Тёмных Вод одержим идеей получить то, что заслужил. Но, во-первых, это не всегда возможно. А во-вторых, это не всегда то, чего он хочет. Меня он вынужден просить. И его пугает зависимость от моей доброй воли.

— А чего хотите вы?

— Никогда об этом не думал, — после паузы ответил Цинсюань. — По-моему, это не имеет значения.

* * *

Ревнивая буря сменилась удовлетворением и затишьем. Хотя необходимость носить маску безвременно ушедшего Повелителя Земли Мин И раздражала, Хэ Сюань часто ею пользовался и находил полезной.

Храмы Мин И стояли нетронутыми почти два года. Хэ Сюань обходил их стороной и позволял увядать самостоятельно, не чувствуя достаточно злости для уничтожения. С тех пор как он начал присматривать за Цинсюанем, раздражение накатывало волнами. Живое подвижное лицо ясно отражало смятение и растерянность, но ни человек, ни небожитель в храм ни разу не входили. Хэ Сюань быстро загорался и, удовлетворившись сохранением дистанции, долго угасал. Он знал, что рано или поздно Цинсюань переступит порог.

Хэ Сюань помнил этот небольшой храм на краю заброшенной деревни. Они посетили его вместе в одном из путешествий, с толпой высокомерных бездельников. Небожители затеяли состязания на самый красивый храм в округе. Жалкая покосившаяся хижина поросла мхом, из крыши тянулись молодые побеги папоротника, а у позеленевших ступеней зацветал тонкий розовый миндаль. На храм обрушился град насмешливых замечаний, пока Цинсюань не шикнул на приятелей и не потребовал оставить уголок живой природы в покое.

Однако же озорная улыбка не предвещала ничего хорошего для «Мин И». Цинсюань вытащил из волос серебряную заколку, вошёл в храм и устроил её на алтаре. Сделав глубокий поклон, он осыпал божество десятком высокопарных титулов, среди которых «остроумнейший» и «озорной» Хэ Сюань счел особенно оскорбительными. Затем он громко попросил принять подношение и сделать миндаль у входа таким огромным и плодородным, чтобы когда-нибудь Цинсюань смог угоститься его плодами.

— Сделай одолжение, Мин-сюн, не забудь, — улыбнулся он, выбираясь из храма. — И я запущу в твою честь фонарик.

Хэ Сюань был в бешенстве, но это не помешало ему вернуться за заколкой. Её трижды предлагали выкупить, но он остался непреклонен. Заколка долго лежала на одной из полок мастерской, пока Хэ Сюань не начал собирать колокольчики из любых мало-мальски подходящих предметов. Потолок мастерской в течение последних месяцев заполнялся звенящими безделушками, от дешёвых бамбуковых до бесценных нефритовых, висевших сначала свободно, а со временем плотно сомкнувших ряды.

Кто бы мог подумать, что чахлое деревце у храма окажется таким упрямым и пойдёт в рост. На ветках остались высохшие, не съеденные птицами плоды. Цинсюань мягко похлопал ладонью по стволу и переступил ещё более обветшавший порог храма.

Снаружи Хэ Сюань видел, как он опустился на колени и долго сидел с прямой спиной, совсем без движения. Хэ Сюань и хотел перебраться поближе, и боялся нарушить хрупкую тишину. Он видел, как фигура в белом поднялась, оставила что-то на алтаре и вернулась из полумрака на солнечную поляну. У Цинсюаня слегка порозовела кожа вокруг глаз, а на правом рукаве расплылось влажное пятно. Табличка с именем божества после его ухода треснула, упала на камни и рассыпалась в прах.

Из храма Повелителя Земли Хэ Сюань забрал только один колокольчик, тот что по праву принадлежал ему. Он чувствовал след божественной силы, остатки тепла и терпкий запах шалфея. Шершавая поверхность глины сменялась едва ощутимыми провалами узоров. Спустя несколько ночей Хэ Сюань знал их наизусть, следуя подушечками пальцев по знакомому маршруту из яви в транс. Демону не требовался сон, но жуткая измотанность снималась медитацией.

Признаться, этот маленький подарок пришёлся вовремя и остановил Хэ Сюаня от рискованной затеи выкрасть такой же дешёвый глиняный колокольчик у градоначальника Призрачного города. Хэ Сюань не был самоубийцей, поэтому покушаться собирался только на один, не принадлежащий Се Ляню.

Спустя пару дней он отнёс на рынок самые простые поделки. Выбрав женщину поскандальнее, сгрузил товар и приставил наскоро слепленного двойника. Торговля понемногу шла, а желание мастерить колокольчики хотя и не исчезло, но поутихло. Небольшой доход от лавки с драгоценными безделушками помогал примириться с собственным безумием.

* * *

Начало октября выдалось на удивление зябким и промозглым, но между стройными домиками общины нищих царило безветрие и тепло. Их деревня находилась в низине, под горным монастырём, окруженная лесом. Вечерний туман вился плотной белой шапкой.

Цинсюань стоял у невысокого бамбукового забора, по которому ползла виноградная лоза. Небольшая пёстрая курица топталась вокруг, собирая с земли остатки рассыпаных зёрен.

— Ваше Превосходительство, — негромко позвал Се Лянь.

Цинсюань бросился ему навстречу и крепко обхватил за плечи. Он судорожно хватал ртом воздух, мелко дрожал всем телом. Хотя Се Лянь и растерялся, но всё же успокаивающе похлопал его по спине.

— Простите, — вздохнул Цинсюань, делая шаг назад. — Вы так вовремя. Уже совсем вечер, а я в этих мыслях с самого утра. Сегодня день смерти моего брата, а я… Кажется, больше никому не могу сказать, что мне его не хватает. Как будто я... Я знаю, он… И всё же… А зачем вам морковь?

— Да я, знаете ли… — Се Лянь смутился, прижав к груди отмытый пучок. — За вами. Я и рис купил. Мы, главное, только вошли, а к нам Его Превосходительство уже стучится. Я так часто даже Сань-лана не кормлю… Знаете, это, наверное, безумие, и нам не стоит...

— Да нет же, — Цинсюань поймал Се Ляня за особенно оттопыренную морковку. — Вы очень вовремя, и компания как раз располагает. Поминки, в сущности, неплохой праздник, можно без подарка приходить. Погодите, я только приправы возьму.

Се Лянь хотел было спросить, кого именно собрался поминать с Хэ Сюанем Цинсюань, но оборвал себя на полуслове. Он только тревожно сжимал пучок моркови, стряхивая капли воды с ботвы. Наконец Цинсюань вернулся с баночкой приправ, корзиной овощей и небольшой глиняной бутылью. Отобрал у Се Ляня истерзанную морковь, освободив руки для броска костей.

— Вам, кстати, не приходила мысль освоить пару рецептов народной кухни? — спросил Цинсюань.

— Да я бы рад, — смутился Се Лянь. — Но кто рискнёт давать мне уроки.

— Я, — просто ответил Цинсюань. — Знаете, по сравнению со всеми моими приключениями за последнюю пару лет, это кажется вполне безопасным.

— Ты, — процедил сквозь зубы Хэ Сюань, на которого парочка вывалилась из портала и изрядно оттоптала ноги.

— «Вы», а-Сюань, — поправил его Цинсюань, вынимая нож, плотно воткнутый в кабачок. — К человеку с большим ножом обращаются на «вы». А у Вашего Высочества стены стали… Непродуваемые.

Они вчетвером задумчиво осмотрели безвкусное великолепие внутреннего убранства храма и единогласно сочли комплимент полностью отражающим единственную положительную суть изменения.

Хэ Сюань, как обычно, не проронил и пары лишних слов за ужином. От добавки отказался, хотя и суп, и рис с овощами Цинсюаню удались. Цинсюань трещал с Се Лянем, ни на секунду не прекращая стучать ножом. Допустив того почистить морковку и разлить вино, сам опустился на грубо сколоченный стул и вытянул ноги. Взял в руки рюмку, закинул её содержимое в себя под стеклянным взглядом Хэ Сюаня, смахнул выступившую слезу и принялся за еду.

— Даже в лотосе каждая семечка лежит на своем месте, — сказал Хэ Сюань, закрыв за ними дверь святилища Водных каштанов. — В отличие от твоей пустой головы.

— Ну почему, — покачал головой Цинсюань. Он крепко прижал к себе плетёную корзину с оставшимися лотосами, баночкой приправ и своим драгоценным ножом. — Ты умер, потому что мой брат тебя убил. Мой брат умер, потому что ты его убил. С кем ещё мне почтить вашу память? И чем тебе не угодили мои лотосы? Я их лучше всех в деревне готовлю, честное слово.

Замахнувшись, Хэ Сюань остановил кулак у самой его щеки. Цинсюань стиснул побелевшими пальцами корзину, обиженно сжав губы. В нём не было даосского принятия Се Ляня, весь Цинсюань был переполнен твёрдым непримиримым упрямством. Хэ Сюань сделал шаг назад, швырнул в корзину блеснувший белым предмет и растворился в темноте.

Цинсюань нащупал стальную пластину, отщёлкнул едва заметный рычажок и развернул веер Повелителя Воды. Потёрся о него щекой, вздохнул и бережно спрятал за пазухой:

— Брат, почему всем душнилам так идут божественные образы? Хотел бы я при жизни хоть раз выглядеть так, как ты в моих воспоминаниях.

* * *

Шутку с перевоплощением Цинсюань считал своей любимой. Она удавалась ему всегда, как минимум в первый раз. Впрочем, имелись желающие вызвать Цинсюаня на бис, но его постоянно сдавал брату Пэй Мин. В голове Цинсюаня никак не укладывалась цель, приписанная ему старым развратником. Как можно было воздушное творение отдать в грубые руки? Он флиртовал, приятели смущённо хохотали, делали комплименты и иногда кружили в танце.

Ни разу ни один из них не позволил себе распустить руки. По прошествии времени Цинсюань несколько разочаровался в богах войны и подумывал, была ли галантность искренна или по большей части исходила от страха перед Ши Уду. Надо признать, после истинного вознесения несколько старых знакомых осторожно искали встречи, но Цинсюань не стал их поощрять. Хэ Сюань превратил дружбу с Цинсюанем в подобие пороховой бочки, не пугавшей, пожалуй, только самых эксцентричных небожителей.

«Мин И» также столкнулся с прелестной Нян-Нян. Сколько же эмоций отразилось тогда в его глазах! Получив огромное наслаждение от вспышки, Цинсюань строго отчитал «Мин И» за предрассудки, развратные мысли и стремление считать людей хуже, чем они есть на самом деле. Воистину, иронично было требовать не судить Цинсюаня по себе. Теперь эти воспоминания, как и всякие другие, причиняли боль. Должно быть, Хэ Сюаню хотелось понять, действительно ли Цинсюань верил в собственные слова.

Хорошо бы спросить, нашёл ли Хэ Сюань ответ? Сам Цинсюань не знал. С детства у него вошло в привычку играть роль. Есть Нян-Нян, её образ шаловливой юной кокетки необходимо поддерживать, но не раскрывать. Всегда нужно помнить, что он в маске и жизнь — постоянно в опасности. Никому нельзя доверять, слово «близость» находилось под запретом до тех пор, пока братьям требовалось выживать. Да и о создании пары не шло речи: никто кроме брата не обладал достаточной силой для защиты. К тому же Цинсюань потерялся между обликами и слабо представлял, где искать себя самого. Пэй Мин и Хэ Сюань приняли Цинсюаня не то за блаженного, не то за беспринципного насмешника. Нищие тоже, но, по счастью, в выражениях не стеснялись и довольно глубоко просветили Ветерка в половых вопросах.

В просторном дворце Повелителя Ветра изо всех окон лился свет, придавая любой встрече благообразный вид. На вечеринках все происходило в точности как в детских играх, где юные кокетки воображали королевские приёмы, включавшие сплетни и дуэли. Хэ Сюань уже тогда должен был заметить, как мало товарищей получали шанс на интимную аудиенцию, и понять причину.

Разглядев за окном смазанный чёрный силуэт, Цинсюань, не дожидаясь стука, бесцеремонно схватил его за отворот платья и втянул в дом. Дверь притворили едва слышно.

— Если тебя увидят, решат, что ко мне можно таскаться и по ночам, — сердито шикнул он на Хэ Сюаня. — Только этого не хватало.

Хэ Сюань осмотрел крохотный домик изнутри, поморщился и вытянул из рукава подвеску на длинной цепочке.

Презрительный взгляд Хэ Сюаня кричал «я не собираюсь объяснять очевидное». Цинсюань взял крохотный серебряный штурвал неуверенно. Ему и раньше дарили милые безделушки, в основном за улыбку и обещание «замолвить пару слов перед братом». Чаще всего Цинсюань помалкивал, так как крутящийся вокруг него «сброд» Ши Уду недолюбливал. Как ужасно иронично, что одним из немногих одобрение получил «Мин И».

Устроив на столе подарок, Цинсюань вытащил из запасов пару простых булочек и свёрток с чаем. Согрев воду, накрыл стол, не слишком утруждая себя беседой. Хэ Сюань сидел, вскинув острый подбородок, и был отчего-то ужасно далёк от старого знакомого «Мин И». С таким же презрением невысокую хижину мог осматривать только Ши Уду. С брата вполне сталось бы найти вину Цинсюаня в прозябании в жалкой лачуге. Похоже, Хэ Сюань также ожидал более решительного сопротивления.

Как бы ни пугал ночной гость, Цинсюаню отчаянно хотелось разорвать порочный круг, в котором они застряли. И ещё более отчаянно ему хотелось перестать сравнивать Хэ Сюаня с Ши Уду. Он уже разжаловал демона из старших братьев и собрался воспользоваться тем самым приёмом, от которого брат, наверняка, будет до конца жизни преследовать в кошмарах обоих. Либо Цинсюань отправится сегодня прямиком на перерождение, чему, возможно, будет даже рад.

— А-Сюань собирается поухаживать за Фэн Ши Нян-Нян, чтобы мой брат смог стать ещё одним Непревзойдённым?

Хэ Сюань уставился на Цинсюаня в немом ужасе, что, хотя и выглядело жутко, а всё же было довольно предсказуемо и комично. Цинсюань разлил заварившийся чай, с трудом держась на ногах. Хэ Сюань снился ему в кошмарах почти каждый день. Это был чистый животный страх, символизирующий крушение реальности. В провале пустоты у Цинсюаня не оставалось даже осколков, которые можно склеить. Жить одним днём у него до сих пор не выходило.

— Но если это артефакт, тебе придётся рассказать, как он работает.

— Это портал, — сообщил Хэ Сюань сквозь зубы.

— Куда?

— На остров в Тёмных Водах.

— Мгм, — кивнул Цинсюань. — У тебя там всё так же мокро, ветрено и света нет? Тогда утром сходим.

С такой беспредельной наглостью Цинсюаня в личные апартаменты никогда не зазывали. Ему хотелось задать множество вопросов, но физиономия Хэ Сюаня каменела с каждой секундой. Цинсюань уступил, гадая, к чему приведёт подобное попустительство. Он также понимал, что с Хэ Сюаня станется просто насильно затащить его на остров и не ждать добровольного визита. И приходилось вновь и вновь балансировать, как на канате, сомневаясь в правильности каждого следующего шага.

Прежде чем лечь на циновку, Цинсюань опустился на колени и начал обшаривать углы. Его переполняло смущение от полной уверенности, что поиски увенчаются успехом. Наконец, пальцы нащупали в углу под соломой два тёплых куриных яйца.

— Банвэн, маленькая негодяйка, — пробормотал он.

Услышав знакомое слово, с подоконника коротко откликнулась пёстрая курица. Цинсюань бросил взгляд на Хэ Сюаня, застывшего с нечитаемым выражением лица. Щадить нервы и рассказывать о детстве, проведённом с женщинами на хозяйстве, снова оказалось не ко времени. Цинсюань пристроил яйца в миску и на всякий случай устроился у стены сам. Плутать впотьмах не пришлось, сквозь занавеску просвечивала луна и наполняла центр хижины серовато-синим сумраком, темнеющим к углам.

— А-Сюань, — позвал Цинсюань. — А ты правда спишь в гробу?

— Нет.

— Жаль, я думал… Ну неважно. Ты голодный?

— Нет.

— Я почему спросил… Мы закат в пустыне смотрели, он красивый такой, пески красные, небо красно-рыжее, как будто всё пылает. И вдруг выбегает откуда-то во-о-от такая жирная мышка, — он потыкал в плечо Хэ Сюаня расставленными пальцами. — За ней змея. Сначала цап её зубами, обвилась вокруг, пасть вот так распахнула и давай её в себя заталкивать. А мышка, честное слово, такая толстая. И в змее внутри как будто шарик надули. А я Его Высочество и спрашиваю, если ты меня сожрешь, то это как будет? Я в обычной анатомии не слишком разбираюсь, а в магической тем более… А Его Высочество сказал, надо заканчивать эту беседу, потому ты от неё наверняка будешь вертеться в гробу, а мешать спать — невежливо.

Хэ Сюань приподнялся на локте и посмотрел на Цинсюаня мерцающими в темноте глазами.

— Ты ложись, не волнуйся. Меня это не смущает, — Цинсюань мягко похлопал его по плечу. — Да и ребята говорят, при знакомстве сразу не поймёшь, будет человек обгладывать тебе ночью пальцы на ногах или нет. Даже если он очень приличный и в шелка одет. Что ж теперь, дружбой разбрасываться?

Откинувшись на спину, Хэ Сюань размеренно задышал.

— А демоны разве дышат? — удивился Цинсюань.

— Нет.

— А чего ты делаешь?

— Дышу.

— Зачем?

Хэ Сюань промолчал.

— Ты если голодный, так и скажи. Я всегда говорил: нельзя постоянно молчать. У тебя и слуг небось нет, ты «Ваше Превосходительство» только над летающими селёдочными скелетами? Стоило Непревзойдённым становиться, чтоб самому себе полы мыть? За два года можно было империю сколотить, а не в Призрачном городе побираться.

— Без тебя разберусь, — процедил сквозь зубы Хэ Сюань. — Я был лучшим студентом на курсе.

— А толку от этого, когда ни одной схемы не отлажено?

— Да побольше, чем от примочек от волдырей и уборки курятника, — взорвался Хэ Сюань.

Цинсюань молча треснул его веером по уху. Курица испуганно квохнула и переступила с лапы на лапу, цокая когтями по подоконнику. Это неожиданно помогло подавить вспышку гнева. Хэ Сюань улёгся на циновку, по-покойницки сложив руки на груди.

— Сожрать меня во сне в твоих интересах, — сухо сообщил Цинсюань. — Потому что завтра я проверю каждую закорючку в гроссбухе «лучшего студента». И молись, чтобы мне осталась ржавая монета на бумажный веер.

Цинсюань повернулся к нему спиной, подтянул ноги, сворачиваясь в уютный клубок и пряча руки в рукава. Стало немного теплее и спокойнее. Он выровнял дыхание и потянул себя в сон, собирая остатки сил на новый безумный день.

— Тушканчик? — приглушённо спросил Хэ Сюань.

— У тушканчиков задние лапы длинные. Я всё же думаю, мышка.

* * *

Талисман с порталом оказался довольно искусной работой. Хэ Сюань гордился им по праву, настолько полно он удовлетворял поставленные требования. Хэ Сюань не любил читать лекции, но через руки Цинсюаня прошло достаточно магических артефактов для самостоятельного анализа. Откинув крышку, защищающую механизм компаса, он подвигал стрелку. Та работала в двух направлениях: север отвечал за берег острова в Тёмных водах, юг — за окраины деревни общины нищих. Подвижная часть вокруг компаса позволяла пройти защитные и маскировочные чары. Самое же главное — артефакт позволял создателю определить место своего нахождения. Впрочем, о последнем свойстве упомянутый создатель умолчал.

— Очень многозадачная вещь, — заметил Цинсюань, остановившись на зыбкой границе между берегом и опушкой леса вблизи деревни. — Тратит гораздо меньше магических сил, чем игральные кости Его Высочества. Кости более универсальные, но непредсказуемые. А остальные направления?

— Пока пустые.

Взгляды на магические артефакты у них всегда совпадали, так что Цинсюань практически слово в слово процитировал мысли Хэ Сюаня. Хэ Сюань любил мелкую работу, она позволяла сбросить напряжение и загрузить ум, даже если первую сотню раз не приносила плоды. К несчастью, для Повелителя Земли подобное увлечение считалось нехарактерным — и Хэ Сюаню приходилось ограничивать себя в высказываемых суждениях. Цинсюань всё же запомнил интерес к необычным безделушкам и часто звал посмотреть новые предметы в коллекции Повелителя Воды. К несчастью, в данный момент беседа пришлась не ко времени.

Остров посреди пасмурного бушующего моря казался мрачным. Холодный ветер трепал одежду, а крупные камни разъезжались под ногами. Каким бы беззаботным ни выглядел Цинсюань, паника сожрала его довольно быстро. Он всегда был нервным и тревожным, как молодая лисица. Множество проверенных артефактов помогали создать образ могущественного небожителя, но только для непосвященных.

Торопливая сбивчивая болтовня обычно Хэ Сюаня раздражала, но сегодня он ждал мельчайших признаков и надеялся выпустить поток тревог на волю. Истерика как гроза надвигалась с первой встречи, но до сих пор не вырвалась наружу. Её отсутствие тревожило. Хэ Сюань не видел слёз с того самого дня, когда поставил точку в истории своего возмездия. Вместо слёз пришёл чрезмерный фатализм, безрассудные порывы которого не сдерживал даже страх. Слёзы требовалось вернуть в первую очередь.

Хэ Сюань, привыкший к до определенной степени честному внутреннему диалогу, испытывал досаду. Он дал волю чувствам, потерял над собой контроль и почти доломал Цинсюаня. К счастью, место отключившегося разума заняли не то последние крохи человечности, не то здоровый прагматизм. Боясь столкнуться с последствиями вышедшей из-под контроля мести, Хэ Сюань долго просчитывал возможные варианты действий. Насколько фатальным оказался надлом?

Отчего он полностью выключил знания о нестабильности натуры Цинсюаня при создании своего плана? Выбор был поставлен слишком поздно, в миг бесконтрольной всепоглощающей истерики. К тому времени мозгов в прелестной головке не осталось ни капли. Неужели сам он так сильно боялся, что выбор окажется не в его пользу? Или пришёл в ярость оттого, что Цинсюань лишил шанса урезать поголовье соперников? Или осознание, что абсолютно весь мир снова против него, лишило милосердия? Да и было ли оно в демоне вообще?

Хэ Сюань часто возвращался к вопросу переплетения судеб. Страшная дорога в безумие предназначалась Цинсюаню. Неужели он в самом деле мог сделать на ней хотя бы шаг? Быстрая смерть от бесконечного ужаса, короткий отрезок пути. И некого винить, просто воля небес. Смог бы Цинсюань стать неупокоенным духом, хотя бы маленьким блуждающим огоньком? И чьё место в рядах небожителей занял бы Хэ Сюань?

Цинсюань присел на корточки у кромки воды. Волны цеплялись за подол платья и обращались белым кружевом пены. Влажные камни блестели как драгоценные. Разворошив их, Цинсюань вытянул крупную ракушку со сломанным и отшлифованным водой верхом, но блестящими перламутром внутренностями. Пальцы поглаживали толстые створки, вымывая песок.

Они прошли сквозь лес в полной тишине. На протоптанной тропинке стало тесно, кусты сжимали её с обеих сторон. Цинсюань продолжал ощупывать ракушку негнущимися пальцами. Он хорошо помнил дорогу, замирая на пару мгновений в знакомых местах. Всё, что происходило тёплым солнечным днём, напоминало вязкий ночной кошмар.

Хэ Сюань хотел было взять его за руку, но не решился. Побелевшее лицо выдавало парализующий ужас. Цинсюань ничего не спрашивал и покорно шёл куда вели. Его и в самом деле устраивал вариант, при котором «всё закончится». Как страшно Хэ Сюань ненавидел трущобы, нищих, постоянный голод и усталость. Ещё страшнее он ревновал Цинсюаня ко всей этой жизни, оказавшейся внезапно сносной и переносимой, к людям, окружившим того вниманием и заботой. Отчего такие как он или принц Сяньлэ всегда одни, а вокруг других — постоянный круговорот неравнодушных? Отчего не раздражают их голодные обмороки, бесконечные ночные кошмары и истерики на ровном месте? Может быть, оттого, что больше никто не способен подарить столько радости, жизни и любви одной улыбкой.

Существо, которым стал Хэ Сюань, имело черты чудовища. Он не заслуживал ни любви, ни ласки, только ужас и страх. В решающий момент он поставил в вину всё, что касалось сострадания: и слёзы, и тревогу, и попытки спасти. И теперь сам рассчитывал на то, что одно чудовище Цинсюань уже и боялся, и любил. Что ж, иногда даже демоны отдаются на волю небес. Нужно только правильно выбрать храм и божество.

Толкнув дверь, Хэ Сюань пропустил гостя первым. Главный зал. Пустое место, погруженное в полумрак. Тишину разорвал шелест ткани и мягкий шорох шагов. Оставшиеся в воображении бесконечные чёрные лабиринты оказались обычными комнатами, скучными и нежилыми. Цинсюаня слегка покачивало — ноги держали слабо, — но он шёл вперед, рассматривая расчерченные золотом чёрные стены.

Его взгляд привлекла небольшая лестница вниз.

— Подожди, — бросил Хэ Сюань.

Похоже, Цинсюань и не хотел туда идти, но ноги несли его сами. Цепляясь за стены, он спустился вниз и толкнул тяжёлую дверь. Сквозь узкие бойницы окон просачивались две полоски света. Цинсюань разглядел свечу на алтаре и зажег её, тронув кончиком пальца. С правой стороны алтаря нашлась ещё свеча, Цинсюань зажег и её. Он не стал трогать урны, просто опустился на пол в центре комнаты и поклонился. Выпрямившись, посмотрел в угол, где — недавно? давно? в прошлой жизни? — в последний раз видел тело старшего брата. На Цинсюаня накатило странное оцепенение, и он комкал рукава, не замечая катящихся по щекам слёз.

— Мне очень жаль, — прошептал он. — Мне ужасно жаль.

О Хэ Сюане он вспомнил пару секунд спустя. Прерывисто вздохнул, слизнул солёные капельки с губ и принялся промакивать слёзы рукавом. Далеко в прошлой жизни так делала младшая сестра Хэ Сюаня. Ей слёзы не шли, и она страшно завидовала красивой взрослой соседке, чьё лицо не расплывалось от них в бесформенный красный блин, а розовые припухлости под глазами только приближали к сравнению с белым персиком. Хэ Сюань часто при виде плачущих женщин вспоминал тот разговор. Черты лица давней соседки истёрлись в памяти, осталось только общее ощущение красоты. Теперь же любая попытка воскресить образ кончалась тем, что с её лица на Хэ Сюаня смотрели глаза Цинсюаня.

Расправив плечи, Цинсюань ещё раз поклонился и поднялся.

— Тебе не приходило в голову, что из этой комнаты можно не выйти? — ровно спросил Хэ Сюань.

— Я уже выходил.

Голос Цинсюаня звучал глухо. Он бросил последний взгляд в угол и замер, не в силах отвернуться.

— Ты не спросишь, куда я дел тело?

— Если ты его съел, я не хочу об этом знать.

Хэ Сюань не нашелся с ответом. Он чувствовал, что загнал в угол сам себя.

— Моё вознесение — твоя работа?

— Нет.

— Ты обещал изменить мою судьбу. Чьей дорогой я иду на этот раз?

— Я не знаю.

— Я больше не могу тебе верить.

Честность показалась оскорбительной. Хэ Сюань хотя и лгал ему без счёта, но не сдержал ревнивого замечания:

— Ему ты до последнего доверял.

— Я вам обоим доверял. Вы оба меня предали.

Хэ Сюань резко приблизился к нему, но Цинсюань только отвернулся, пряча лицо за волосами. По щекам снова потекли слёзы. Хэ Сюань жёстко стиснул его локоть, заставляя поднять голову. Цинсюань сглотнул. Он никак не мог глубоко вдохнуть, губы мелко дрожали, но вырваться даже не пытался.

Хэ Сюань выпустил локоть, привлек Цинсюаня к себе целиком, прижав мокрое лицом к груди. Тот сдавленно всхлипнул, громко и прерывисто. Его пальцы вцепились в ворот одежд. Хэ Сюань умел действовать, но не умел говорить. Он слышал, как бешено колотится сердце Цинсюаня. Биение пульса, одно на двоих, стало будто бы общим. Хэ Сюань неловко вплёл пальцы в мягкие, выцветшие на солнце до каштанового волосы. Ритм сердца понемногу затихал, Цинсюань задышал ровнее.

— Как ты живёшь в этом склепе? Так ужасно тихо, на уши давит. Кажется, даже ветра нет.

— Я его не ел, — невпопад ответил Хэ Сюань.

— Мне очень жаль, — повторил в жёсткое как доска плечо Цинсюань. — Мне очень жаль.

— Прости меня, — проскрипел Хэ Сюань.

Цинсюань покачал головой.

— Я, правда, понимаю.

— Смерть — самый простой выход, — устало проговорил Хэ Сюань. Сложно было описать словами, за что именно он извинялся.

Забывшись, Цинсюань размазал слёзы по щеке, глубоко вздохнул и отозвался:

— С твоими долгами это будет похоже на побег. Неплохо бы тут все прибрать. И с освещением проблему решить. А про вкус я слова обратно возьму, с золотом всё не так ужасно, в этом что-то есть.

Хэ Сюань последний раз провёл пальцами сквозь водопад волос. Мягкие завитки доверчиво цеплялись за грубую кожу, но в итоге каждый нашёл себе живописное местечко ниже лопаток. Он и в самом деле за последнюю пару лет позволил себе расслабиться. Как несправедливо устроен мир, если у безалаберного покровителя нищих порядка больше, чем у него.

— Ты небось и готовишь сам?

Он кивнул, хотя Цинсюань не смотрел на него, а все ещё уютно вжимался щекой в плечо.

— И чая нет.

— Нет.

— А вёсла есть?

— Зачем?

— Его Высочество говорит, если сколотить ящик и положить в него демона, можно плавать по морю в гробу, — Цинсюань оторвался от Хэ Сюаня, вытирая нос тыльной стороной ладони. — Никогда не плавал в гробу. Знаешь, мы могли бы деньги за такое приключение брать... Выгодные идеи — как утопленники, всегда на поверхности.

— Где ты этой дряни набрался?

— Тебе повезло, что во всём виноват мой брат, — Цинсюань ткнул его кулаком в плечо. — Иначе быть бы тебе четвёртой опухолью, душнила.

* * *

Рецепты старого монаха в конечном счёте сыграли с ним злую шутку. Собирая ингредиенты для опытного отвара, Цинсюань оказался в довольно сомнительном месте.

Последние двадцать лет одно за другим всплывали донесения об этом районе, странные исчезновения и байки горных пастухов. Истории были такими цветистыми, что Линвэнь обратила на них внимание скорее как литератор, чем как небожитель. Тем более — сколько там этих горных пастухов? С другой же стороны, описание полностью соответствовало логову одичавших демонов. Плотная демоническая ци расползалась по пещерам и затягивала в себя словно зыбучие пески.

Призвать магический огонь не получалось, зов в духовную сеть не проходил. Что, если он и в самом деле останется в пещерах один? Цинсюань вцепился в подвеску, но активировать артефакт не смог. От ужаса он замер, вжимаясь в стену. В воображении пронеслись жуткие истории Се Ляня про бесконечные дни, проведённые в гробу под землёй. Муки холода, голода, одиночества и безумия от безысходности.

Поскольку других вариантов не оставалось, он двинулся в полной темноте на ощупь. Под ногами шуршали камни, а под пальцами ощущалась только шероховатость стены. В какой-то момент страх стал нестерпимым, Цинсюань потерял всякие ориентиры. Он куда-то продолжал идти, но вверх, вниз или по кругу — то было ему неведомо.

Он разрывался между самобичеванием за глупость и упрямым нежеланием посвящать Се Ляня в маленькую авантюру с поисками демоницы. Обращаться за помощью к Хэ Сюаню тоже не решался. Во-первых, существовала огромная этическая проблема: Хэ Сюань был демоном. Сложно понять, как он отнесётся к планомерной охоте на себе подобных, тем более не к простой попытке выследить, а с целью уничтожить прах. «Мин И» всегда довольно критически относился ко всем его затеям, так что Цинсюань перебирал каждый случай и пытался пересмотреть заново. Во-вторых, Цинсюань тяжело привыкал к перепадам его настроения.

Он и в самом деле заигрывал с «Мин И», нежно, осторожно и немного по-детски. Он сразу заметил, что хотя Мин И был единственным ребёнком в семье, вёл себя как старший брат, изголодавшийся по ласке и ненавидевший за этот голод всех вокруг. К старшему сыну в любой семье предъявляли множество требований, а Цинсюаня, как младшего, любили просто так. Его собственных чувств хватало и на брата, и на сварливого недотисканного зануду. «Мин И» бросало из крайности в крайность: то воздать сторицей за каждую улыбку, то проверить, до какой степени позволено хамить.

Цинсюань был абсолютно уверен, что «Мин И» их отношения нравились. Иначе зачем он так упорно таскался следом и терпел все выходки? Что ж, после низвержения Цинсюань смирился с мыслью, что за ним следовал только кровный враг, а очаровательного зануды не существовало вовсе. Однако в последние несколько месяцев за ним так же упорно таскался Хэ Сюань и не знал, чем купить то, что всегда доставалось даром.

В пустоте Цинсюань услышал рёв, грохот и странные шорохи.

Его запястье словно зажало в тисках и резко дёрнуло, швыряя его куда-то в сторону. Из тонкой трещины в своде пещеры полился рассеянный свет. С трудом проморгавшись, Цинсюань рассмотрел неясные контуры чёрного пятна, разрубавшего мечом тянущиеся из бездны щупальца. Разобравшись с преследователями, пятно снова вцепилось в его запястье и рывком поставило на ноги.

«Где ты?!» — в голове Цинсюаня прогремел голос Пэй Мина, едва не свалив с ног.

«Не приходите», — взмолился он в ответ и позвал наугад: — А-Сюань?

— Шевели ногами, — резко бросил Хэ Сюань, продолжая тащить его сквозь непроглядную темень пещеры.

— Подожди, — попросил Цинсюань.

— Некогда ждать.

— Мне больно, ты не мог бы осторожнее?

— Лезть надо было осторожнее.

— Стой, — Цинсюань упёрся свободной рукой в неприятно влажную стену. — Я никуда с тобой не пойду.

— Что за бред?

— Отпусти, — от пережитого испуга Цинсюань злился, в голосе зазвенели истерические нотки. — Тебя никто не просил меня спасать.

— Цинсюань, — от звучного голоса Пэй Мина со свода пещеры посыпались мелкие камушки. Широкие полосы солнечных лучей просачивались сквозь расширившийся пролом в своде.

Хватка на секунду ослабла. Вывернувшись, Цинсюань приложился спиной о стену и провалился по щиколотку в воду. В мыслях всё смешалось, вернулся мучительный страх от первой встречи с непредсказуемым демоном Тёмной воды. Он страшно испугался за Пэй Мина, но не решался броситься обратно и просить демона его не трогать. Цинсюань помнил глухую чёрную ненависть в ответ на свои мольбы.

Другого выхода не осталось, он отчаянно позвал:

— Я здесь.

— Генерал Ван, Повелитель Ветра так редко нас посещает, а вы уже успели познакомиться, — недовольно отметил Пэй Мин.

— Генерал Пэй, помогать нищим и убогим — долг каждого достойного воина.

Цинсюань обернулся. Хэ Сюань принял облик незнакомого темноволосого небожителя в богато украшенной серебристой броне. Лицо сменило выражение на отстраненное спокойствие и снова стало чужим.

— Пойдём.

Пэй Мин по-отечески притянул Цинсюаня к себе и повёл к расселине. Лицо его было строгим и серьёзным. Он не мог не чувствовать, как Цинсюаня колотит нервная дрожь.

— Мне плесень нужна, — твёрдо произнёс Цинсюань. — Подождите… Пожалуйста. Я, собственно, за ней сюда и пришёл, не хотелось бы возвращаться.

Присев на корточки и уже не жалея испачканную одежду, он соскрёб с влажной стены мерцающий налёт. Судя по рецепту старого монаха, требовалась десятая часть цзиня, но Цинсюань готовился к неминуемым ошибкам и наполнил шкатулку доверху. Он спрятал её в сухой мешочек и позволил генералу Пэю себя увести, не поднимая глаз на Хэ Сюаня.

Сдержать истерический смех внутри оказалось непростым делом. На глазах выступили слёзы, прочертили неровные дорожки по щекам и сорвались с подбородка в сбившийся ворот. Пэй Мин с порога отправил его умываться. От волнения и слабости Цинсюань не нашёл силы спорить, лишь устало опустился на топчан и принялся растирать руки. В дверь ванной комнаты постучали, и Пэй Мин вошёл со стопкой одежды. Пристроил чистый наряд на столик и присел рядом на край.

— Если мне и оторвут голову, это сделает женщина.

Сердце у Цинсюаня провалилось в желудок, отчего-то перехватило дыхание. Он никак не мог подобрать слова и объясниться. Стройность рассуждений всякий раз разбивалась о чувство вины за пренебрежение памятью брата.

— Как вы поняли? — разлепив губы, спросил Цинсюань.

— В прошлый раз генерал Ван так заметался перед твоим вознесением. Пришлось сесть ему на хвост… Стабилизировать Непревзойдённого в смятении — не твоя личная задача, ты знаешь?

— А чья?

Пэй Мин усмехнулся.

— Ши-сюн всегда недооценивал тебя. Ты гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд.

— Брат бы никогда… — вырвалось у Цинсюаня. — Он всегда говорил, что я слишком... Здесь нечем гордиться.

— Твой брат — такой же человек, как все мы, трепал языком на досуге и любил тебя как умел. Мы давно его предупреждали, что ты рано или поздно столкнёшься с тем, с кем он не в силах будет совладать. Ши-сюн всегда отвечал «только через мой труп». За словами надо очень внимательно следить. Хотя, конечно, мужчину судят по делам, не по болтовне.

— Почему вы пришли?

— Члены семьи не обязаны нравиться друг другу. Ши-сюн нас покинул, но ты по-прежнему наш младший брат. Не стоит за меня переживать.

— Что вы можете против Бедствия? — пожал плечами Цинсюань.

— Два старых сплетника тоже своего рода бедствие, — добродушно напомнил Пэй Мин. — Я не так в этом хорош, как Ши-сюн, но Линвэнь-то по-прежнему богиня литературы. Переоденься. Ревность — страшное наказание, стимулирует думать, прежде чем орать.

* * *

Цинсюань сбросил грязную одежду, вымылся и в приступе накатывающей волнами злости завернулся в новое платье. Отчего-то его страшно оскорбил этот хамский тон Хэ Сюаня и бесцеремонные хватания за руки. Словно в очередной раз Цинсюаня поставили на место ребёнка, неспособного решить собственные проблемы. У него уже был брат, строго следивший за каждым шагом и диктующий, как Цинсюань будет жить дальше. Теперь по праву сильного власть над ним перешла к Хэ Сюаню?!

Генерал Пэй вовремя почувствовал гнетущую ауру внутри дома и сбежал до вечера. Искать своё жилище Цинсюань не стал, хотя слышал, что после свержения Цзюнь У до их с братом дворцов не дошли руки и те остались на местах. Он бесцеремонно обшарил книжные полки и в лёгком потрясении залип на разнообразие изданий с непристойными картинками. Среди них по случайности обнаружилось руководство по искусству любви в семейной и общественной жизни.

Долистав книгу до счастливого финала, Цинсюань с удивлением узнал, что после главы об ухаживаниях и свадьбе следовала глава о публичных домах и поведении в них. Что ж, товарищи из общины в самом деле не обманули, описывая процесс интимного взаимодействия. В конце прилагался небольшой набор рецептов, помогающих восстановить силы или излечить болезни.

Окончательно разочаровавшись в трёх номинальных поклонах, Цинсюань внимательно изучил практическую часть, касающуюся лечения. В самом деле, так ли важно, каким способом взаимодействия болезнь приобрели. Слабая, почти задавленная вспышка возбуждения, принесла чувство стыда и страха. На этой теме в его жизни всегда стоял запрет. Женщины, хотя и шутили над суровостью его брата, никогда не посвящали Цинсюаня в женские тайны, а узнать о мужских победах ему было неоткуда. Девичье платье надёжно защищало от друзей-мальчишек. Чуть ближе к одиннадцати годам интерес к Цинсюаню возрос, но в то же время активизировался преследователь, а Ши Уду достиг вознесения и удвоил внимание к окружению младшего брата.

Кажется, бессовестно свободный в своём выборе Пэй Мин давил Цинсюаню на больное. Вернув книгу на место, он забрался в постель, задёрнул полог и провалился в мутный тяжёлый сон. Ему снились бушующее море, демон, Мин И, неловкие раздражающие прикосновения и ощущение невидимого присутствия брата. Цинсюань раз за разом просыпался от ужаса неминуемой расплаты, так как он позволил больше, чем следует, и не успевает вырваться из объятий. Воздух, топкий как болото, не позволял отстраниться и натянуть на голые плечи платье. Неловкое возбуждение перебивал звук шагов и открываемой двери, он задыхался, окидывал взглядом гостевую спальню в дворце Мингуана и сваливался в ещё более бесконечный вязкий кошмар.

На закате Цинсюань усилием воли вырвался из сна, усталый и измученный сильнее, чем до него. Сел на кровати, растёр руки и лицо. Каждый раз в подобном случае в голове женские голоса наперебой шипели «испортишь кожу, будут морщины». Он поправил верхнее платье из нежно-голубого жатого шелка и негнущимися пальцами собрал волосы.

«Проснулся? — позвал его Пэй Мин. — Спускайся, твой “генерал Ван” уже здесь.»

«У вас опять пьянка? — сварливо уточнил Цинсюань. — Накормите его и пусть проваливает.»

«Я бы предупредил, что ты не в духе, — усмехнулся Пэй Мин. — Но аппетита у него и так нет, а заставлять менять маскировку не ко времени.»

Цинсюань хотел поправить волосы перед зеркалом, но они лежали идеально. Вот бы в нормальном настроении такой трюк удался ему с первого раза! Его взбесило, что Хэ Сюань даже не обратился к нему по духовной связи... Да, Хэ Сюаня послали бы в самые дальние провинции, но почему ему отказано даже в таком крохотном удовольствии?

— Вам не кажется, что вы слишком быстро удалились? — рассмотрев новое платье, Хэ Сюань растерял суховатые, но вполне стройно сложённые заготовки к диалогу. — Я хотел бы закончить наш разговор… в более приватном месте.

— Вам не кажется, вы не с того начали, генерал Ван?

— С чего же стоило? — ровно спросил Хэ Сюань.

Сквозь маску небожителя Цинсюань видел бесконтрольное бешенство демона. Отчего-то именно Хэ Сюаня он читал как открытую книгу. Впрочем, многие либо не скрывали чувств, либо делали это довольно безыскусно. Цинсюань часто раскачивал «Мин И», стараясь набрать палитру побогаче. Брат тоже вёл себя довольно сдержанно, но его-то Цинсюань изучал всю жизнь. Между ними никогда не возникало соперничества, естественного для братьев. Они слишком рано остались вдвоём, брат был строг, но это не обижало. Ши Уду разрывался между тренировками, скудным бюджетом, опасным преследователем и любопытным непоседливым ребёнком. Он старался не показывать усталость, но Цинсюань замечал малейшие изменения.

Равнодушный вид «Мин И» захватил с первой секунды. В глазах того читалась с трудом сдерживаемая буря, и Цинсюаня интересовала причина. Иногда даже хотелось стать ею. В те дни он был достаточно глуп, чтобы верить в могущество брата и считать, что находится в безопасности.

Цинсюань боялся разочаровать брата. Чувство вины за скитания, собственную слабость, глупость и бесполезность не отпускало до сих пор. Как и чувство стыда от умения найти лазейки в строгих правилах. Ветер гораздо сильнее воды, и это пора признать даже Хэ Сюаню.

— Я не таскаюсь по чужим покоям без разрешения моего брата, — зло бросил Цинсюань. — Попробуй начать с него.

Хрупнул смятый в ладони металлический кубок, по пальцам «генерала Вана» заструилось красное вино. Пэй Мин посмотрел с искренним сочувствием и пожал плечами. В его представлении женщина не стоила внимания, если не умела парой слов ввергнуть влюблённого мужчину в пучину отчаяния или забросить на вершины блаженства. После подобной тирады Ши Уду предлагал ему прыжки в пропасть на тарзанке голышом. Всплеск эмоций тот же, а экономия бюджета колоссальная.

«Нежнее, ты не настолько бессмертный», — сообщил Пэй Мин удаляющейся спине Цинсюаня.

«Вас спросить забыл».

* * *

Остановившись на пороге пустого дворца, он растерянно осмотрелся. Здесь не осталось даже капельки жизни. Цинсюань знал основные тайники брата и был уверен: ничего действительно ценного во дворце не найдётся. Два года безделушки на полочках и ароматические палочки ждали прикосновения знакомых пальцев. Кушетки — высокомерных задниц, протирающих парчу в ожидании аудиенции. Цинсюаня, кажется, не ждал никто. Он чувствовал, что слишком глубоко проваливается в ужас, из которого не сможет вырваться. Кончики пальцев покалывало от напряжения.

Цинсюань прошёл по всем комнатам до скрытой за рабочим кабинетом спальней. Кровать, обтянутая синим, чернильный ковёр на полу, бледно-синие пятна света, просачивающиеся сквозь плотные занавеси. Цинсюань никогда не задумывался, был ли у брата кто-нибудь или он проводил все свои ночи в одиночестве. Путь самосовершенствования Ши Уду предусматривал строгие правила, но не отказ от возможных благ. На Цинсюаня навалился гнетущий страх. Брат требовал от него отказа за отказом — и куда в итоге это завело. Цинсюань знал, чего от него хотят другие, но не мог разобраться, чего хочет сам. Он надеялся решиться, сломать стены внутренних запретов и сделать хоть один шаг наружу.

Цинсюань сцепил зубы и подошёл к окну, собираясь распахнуть занавеси. Сил не хватило, и они едва шелохнулись. Он дёрнул сильнее, но вдруг, разозлившись, повис на шторе и рванул вниз. Карниз рухнул со стуком, Цинсюань радостно вскрикнул и метнулся к следующему окну. Ободрав все окна и проходы, он стащил полотна ткани к выходу. Карнизы глухо постукивали об пол, цепляясь друг за друга. Пришлось потратить время и отделить их от ткани.

Разложив полотна длинной извилистой дорогой по всему дворцу, Цинсюань стянул их заклинанием в единое полотно, — цвета смешались, образуя в синих озёрах размытые белые кляксы, — и принялся сворачивать дорожку, стараясь не задумываться, есть ли во внезапной идее изъяны. Мелкие шалости позволяли не сойти с ума в детстве. Они всегда граничили с безумием, потому что для Цинсюаня существовало только два варианта развития событий. Либо всё пройдёт успешно и брат никогда не узнает, либо последствия будут настолько фатальны, что сам он никогда не узнает мнение брата.

Проверив, на месте ли недавний подарок, Цинсюань сгрёб ткань в охапку и выбежал из дворца. Решив идти по следам низвергнутых божеств до конца, он заглянул в сад пустующего дворца небесного императора. Край бесконечного полотна Цинсюань зацепил за толстый ствол старого гинкго. Другой принялся оборачивать вокруг талии. Это Пэй Мина мало волновали тарзанки, а Цинсюань, принадлежавший ветру и душой и телом, давно хотел провести подобный опыт. К сожалению, удобнее всего прыгать в воду, а брат никогда не одобрил бы подобное безумие.

К счастью, теперь вода находилась в единоличном владении Хэ Сюаня. Примерившись, Цинсюань выбрал для перемещения точку, находящуюся вне защитного купола. Он мягко крутанул штурвал, подвинув стрелку к северу, и спрыгнул вниз. В лицо ударил холодный солёный ветер, ткань на талии натянулась, встряхнула и начала разматываться под тяжестью веса. Амулет полыхнул и вернул стрелку в обычное положение. До поверхности воды оставалось не меньше двух ли. Цинсюань вытянул веер, но сразу понял, что его магия в логове Хэ Сюаня не работает. Отчего-то совершенно не пугала перспектива разбиться о воду; он раскинул руки и отдался полёту. Внизу виднелся остров и появившаяся на берегу чёрная размытая тень. Тени потребовалась пара секунд, чтобы понять, с какой стороны вторжение. Судя по скорости, Хэ Сюань перешёл на бег, но Цинсюань серьёзно сомневался, что тот успеет.

Раздался глухой и гулкий удар, вода отхлынула от острова, обнажая песчаное дно. Зрелище поистине было ужасающим и захватывающим. Вода натолкнулась на невидимую преграду, толкнулась обратно и покатилась огромной волной. Чёрная тень накрыла его буквально на мгновение раньше волны. Они замерли в воздушном пузыре, Цинсюань с восхищением смотрел, как плотная толща воды затянула их внутрь. Они словно парили в водовороте песка и поднятых со дна обломков. Мимо проскользили белые размытые пятна демонов-скелетов. Он обхватил Хэ Сюаня за шею. Глаза того от ужаса стали круглыми, а зрачок сузился и утонул в бездонной черноте. Крепко стиснув одной рукой веер, а второй — Хэ Сюаня, Цинсюань попросил:

— Отпускай.

Стенки воздушного пузыря растаяли и они провалились в воду. Хэ Сюань подтолкнул его в сторону одного из рыбьих скелетов. Они уцепились за кости, и тот вынырнул на поверхность. У шеи скелета нашелся удобный выступ, чтобы уместиться вдвоем и оставаться над поверхностью воды. Море бушевало, яростно обдавал ветер. Цинсюань только в эту секунду почувствовал эйфорию и слабость от пережитых ощущений. Он обмяк в железной хватке и, задыхаясь, признался:

— Это нечто… Но второй раз я, пожалуй, не повторю.

— Второй раз… — зарычал Хэ Сюань. — Второй раз?!

Цинсюань потянул его за ворот, заставляя наклониться и приоткрыл солёные губы. Ему было что сказать, помедли тот хоть одну секунду. Но говорить не пришлось, Хэ Сюань целовал его взахлёб.

* * *

— Я такой же солёный? — спросил Цинсюань, едва Хэ Сюань отстранился. — Надо всё немедленно смыть, тут такая вода, что по соли пальцем рисовать можно. И чешется. Кожа портится, а я всё-таки божество... Хотя статую всё равно слепят как сумеют, правда же? Ты ужасно солёный. Всё, — Цинсюань быстро коснулся его губ своими, — на большее не рассчитывай.

Хэ Сюань первым спустился на берег и подал руку. Платье неприятно липло к телу, ветер трепал влажные полы с резким хлопающим звуком. Хэ Сюань следил за каплями солёной воды, стекающими с облепивших плечи потемневших волос. Во владениях Тёмной воды Цинсюань весь был в его власти и нёс на себе печать тьмы. Хэ Сюань жаждал завернуть его в свои чёрные одежды, после чего снять их на правах хозяина. В попытке сдержать нетерпение он сжал кулаки. Все мысли о Цинсюане и без того были пропитаны обидой, граничащим с бешенством раздражением, и безнадёжным желанием.

Между тем Цинсюань опустился на корточки, вытянул застрявший у скелета в зубах пук водорослей и нежно трепал череп по носовой пластине:

— Какой ты большой, какой ты беленький... А зубки ядовитые? Зайду в следующий раз, и ты будешь учить меня плавать: мне одному страшно, я совсем не умею.

Хэ Сюань покачнулся. Основной ужас он испытал от опасности Цинсюаню разбиться о поверхность моря и защитные заклинания, не рассчитанные на такой способ перемещения. До этого момента Хэ Сюаню в голову не приходило, что у того был более широкий выбор способов самоубийства. По счастью, кулаки он так и не разжал, так что только спросил бесцветным голосом:

— Почему?

— Мы ведь скрывались. От него, — он потыкал пальцем Хэ Сюаня в живот, напоминая о давно поглощённом и забытом божке-пустослове. — Брат не разрешал. Так что сначала мы скрывались. А потом он боялся, что меня будут использовать беспринципные развратные интриганы типа Пэй Мина...

Злость гасила только удовлетворённая ревность. Счёты уже сведены, прошлой жизни не вернуть, а в этой Ши Уду сохранил для него редкую драгоценность. Последнее время Хэ Сюань вспоминал его имя почти без отвращения.

Он видел собственное отражение в прозрачных как вода глазах. Чувство ужаса, поднимавшееся в Цинсюане при встрече, оскорбляло и приводило в ярость. «Мин И» доставалась дразнящая нервы скрытая любовная игра, хотя «Мин И» никогда не существовало. Хэ Сюань ревновал к самому себе, но эта мысль не утешала. Кто вызвал настоящее влечение — он или Повелитель земли Мин И?

Для Хэ Сюаня не было неожиданностью, когда в купальне Цинсюань побросал мокрую одежду на пол как придётся и вошёл в бассейн с опреснённой водой. На бёдрах и спине собрался в извилистый узор серый песок и мелкие водоросли. Из стены к ткани потянулись нескончаемые призрачные руки и растащили в разные стороны каждый предмет, включая сапоги и ленты.

— Эй! — возмущённо воскликнул Цинсюань. — А в чём...

Безмолвная тень положила на скамью сложенное чёрное платье и растворилась в стене. Хэ Сюаню нравились блуждающие тени. Из них получались несколько туповатые, но старательные, а главное — молчаливые слуги. Тени приходились Хэ Сюаню в определённом смысле родственниками: чаще всего такими призраками становились души, измученные и обессиленные, угасающие настолько долго, что не замечали перехода из жизни в смерть.

Цинсюань погрузился в воду с головой, вынырнул и стёр с лица и шеи соляной налёт:

— Они немые?

— Они не любят болтать, — Хэ Сюань тоже снимал просоленную одежду.

Он держал неистовое желание в узде. Разрешение на каждый шаг вперёд было не в его власти. Он и так находился слишком близко. Гораздо ближе, чем мог себе позволить раньше.

Цинсюань быстро выбрался из воды и натянул на влажное тело шёлковое платье. Он поворошил одежду Хэ Сюаня, вытянул пояс и бросил на пол, а когда за одеждой потянулась призрачная рука, присел на корточки, стараясь рассмотреть призрака.

— А-Сюань, почему у них нет ртов?

— Они не желают говорить.

— Жутковато, — признался Цинсюань, придерживая конец пояса и активно перетягивая внимание призрака на себя. — Пузырёк, а где одежда для вашего господина? Ещё мне нужен гребень и пара лент.

Призрак, к которому впервые за сто лет обратились лично, потрясённо замер и быстро нырнул обратно в стену. Пару секунд спустя призрачные руки сложили на скамью ещё одну стопку чёрной одежды, гребень и две чёрные ленты.

Хэ Сюань сделал шаг из воды, стараясь как можно подробнее запечатлеть в памяти зеленоглазого небожителя в спускающемся до пят чёрном одеянии и тонкую вьющуюся прядь, влажно поблёскивающую на шее. Он хотел бы вытянуть воду губами, почувствовать запах тела и попробовать ямку между ключицами на вкус. Кажется, от мысли до дела оставался всего один шаг, но стоило приблизиться, как Цинсюань плотно запахнул чёрное платье.

Даже в чёрной одежде вьющиеся волосы придавали Цинсюаню непокорный вид. Он был единственным живым существом во всей резиденции. Хэ Сюань чувствовал растерянность оттого, что даже полностью выкрашенный в цвет чужого мира, Цинсюань оставался собой. Неважно, бирюзовая или чёрная вода, ветер всегда парил над ней. Хэ Сюань не справлялся с ним, как и Ши Уду.

Не отрывая взгляда от встряхивающего пальцами мокрые волосы Цинсюаня, он набросил штаны и рубашку. Так стало легче переносить его присутствие, хотя мысль, что их разделяет только два полотна ткани, не отпускала.

— Кто разрешил тебе быть со мной таким грубым? Если ты можешь меня убить, не значит, что ты можешь мне грубить. — Цинсюань легко толкнул его в грудь. — Что надо сказать, а-Сюань?

— Ты не позвал меня с собой.

— Ты безобразно себя ведёшь.

— Раньше недовольство тебе не мешало.

— Хочешь как раньше — веди себя как раньше. И только посмей сказать, что не догадываешься, о чём я.

— Выглядеть мне тоже надо как раньше? — ревниво вспыхнул он.

Цинсюань шлёпнул его ладонью по губам и потребовал:

— Извинись.

— Прости, — рука Хэ Сюаня стиснула ткань на поясе.

— Зачем ты так?

— Я... не знаю.

Цинсюань вскинул руки, обнял его за шею и уложил головой себе на плечо. Брат так укачивал его и совсем маленьким, и уже почти взрослым. Тёмное и тёплое местечко у шеи в завесе волос прятало от всех кошмаров мира. Хэ Сюань комкал ткань у него на боках, не решаясь тронуть скрытое под ней тело.

— Всё будет хорошо, — повторил слова брата Цинсюань. — Правда, всё уже хорошо. Ты очень сильный. Ты всё можешь. У тебя всё есть. Что ты так злишься?

Хэ Сюань не дышал и сердце не билось, но его руки неуверенно коснулись лопаток и прижали Цинсюаня плотнее. Он судорожно огладил всю спину, обхватил тонкую талию двумя руками и глухо обжигающе прошептал:

— Я хочу тебя.

* * *

— Верни как было, — потребовал Цинсюань, выворачиваясь из объятий и горы подушек.

С лица Хэ Сюаня сползали черты Мин И, делавшие его чуть более человечным, но теперь уже совершенно чужим.

— Ты боишься.

— И что? — раздражённо спросил Цинсюань. — Нужно чтобы я ещё и злился?

Перепады настроения Хэ Сюаня пугали, а его неловкие попытки вывернуться наизнанку могли тронуть кого угодно, кроме Цинсюаня. Один день в шкуре Мин И только разбередит едва затянувшиеся раны и кроме злости ничего не принесёт. От такого подарка несложно отказаться.

На Цинсюане почти ничего не было, пояс неплотно стягивал небрежно наброшенное верхнее платье. Он впервые позволил кому-то прикоснуться к себе столь интимно. Но в конце концов, это был Хэ Сюань. Самое страшное между ними уже случилось, хуже просто некуда, и такое положение вещей отчего-то успокаивало, снимая излишнее напряжение. В целом, с настоящим демоном Цинсюаню было даже спокойнее. Он всю жизнь скрывался от божка-пустослова, а сейчас тот здесь же, рядом с ним, в одной постели.

Пауза затянулась. Цинсюань взялся за складку чёрной рубашки, очерчивая пальцами золотую нить вышивки. Хэ Сюань опустил на пояс вторую руку и растянул узел в стороны. Платье распахнулось неохотно — шёлк прилип к влажным бёдрам и груди. Цинсюань смутился: за пару лет жизни смертного его тело вытянулось, и, кажется, нежная мягкость осталась в далёком прошлом. Теперь Повелителю Ветра уже никогда не будет шестнадцать.

Он позволил платью соскользнуть с плеч, обнажая незагорелое гибкое тело. От постоянной работы на солнце кисти рук потемнели, кожа обветрилась и загрубела. Он вдруг растерялся, словно вспоминая насколько обычным стал за последние два года. Смутившись, Цинсюань хотел прикрыться и подался назад, но Хэ Сюань стиснул руки на его талии, притягивая к себе. Жадно накрыл ртом его губы. Цинсюань ощущал сквозь одежду его тело, крепкое и жёсткое.

Так плотно Цинсюань к мужчинам раньше не прижимался. Он чувствовал, что полностью одетый Хэ Сюань болезненно возбуждён. Чувствовать подобное было и лестно, и неловко. И дело было не только в том, насколько твёрдым тот ощущался. Руки Хэ Сюаня страстно исследовали его тело, губы пробовали на вкус. Бесстыдно и приятно.

Жар желания охватил тело постепенно — Цинсюань впервые позволил себе выпустить его на волю. Он начал тихо постанывать, когда пальцы стиснули бёдра и, плотно прижав, заставляли двигаться в одном ритме. Хэ Сюань не дышал, что несколько выбивало из колеи, и Цинсюань ловил его взгляды, пытаясь хоть что-нибудь в них прочитать.

Хэ Сюань сбросил рубашку и штаны, а потом увлек их обоих в мягкий ворох одеял. Прикосновения затягивали, но Цинсюань отвечал неуверенно. Для него подобная близость была впервые, и обрывки непроверенных противоречивых знаний только добавляли сомнений. Он не ошибся только в одном: любовником Хэ Сюань оказался внимательным, неспешным и последовательным. То ли и в самом деле имел план на все случаи жизни, то ли результаты потери контроля доставляли такое мучительное разочарование, что он старался этого не допускать.

Их тела тесно переплелись, стало жарко и оглушающе тихо. Собственное дыхание било по нервам, Цинсюань сжал запястье Хэ Сюаня, не пытаясь остановить и не решаясь продолжить. Он был в шаге от желания отдаться полностью и разрыдаться от напряжения. Правда, как отнесётся к очередной истерике Хэ Сюань, он тоже не знал, поэтому спрятал лицо у него на плече и тихо постанывал сквозь слёзы.

Но Хэ Сюань ничего не спросил. Вытер мокрые дорожки, чуть сдвинул его, чтобы было удобнее, и перебирал высохшие как попало волосы. За пару лет они заметно отросли и хотя бы ближе к корням выпрямлялись под собственной тяжестью, на концах же вились как от горячих щипцов.

— Хорошо, что брат не узнает, — с полубезумной усмешкой прошептал Цинсюань, отстраняясь и пытаясь спрятаться в смятое чёрное платье.

— Ты не был таким.

— Каким? — отозвался он. — Не ты один носил маску. Её сломали. Ты ведь этого хотел, что не так?

В одежде стало немного легче. Цинсюань лёг обратно и погладил неестественно белую кожу над ключицами. За время странствий он нередко видел полуобнажённых мужчин, но только с Хэ Сюанем ощущал неловкость от новой степени близости.

Цинсюань вплёл пальцы в текучие чёрные пряди, не оставляющие сомнений в том, что эта форма — истинная, и разбирал их на отдельные локоны, выкладывая вдоль ключицы запутанный узор.

— Ты выбрал сам. Выбрал его, а не меня, — стиснув запястье процедил сквозь зубы Хэ Сюань.

— А кто — ты? — Цинсюань мягко отстранился. — Ты говорил, что не друг. Ты говорил, что не брат. Ты говорил, что не хочешь иметь со мной ничего общего. Ты просил выбрать справедливость, но на самом деле — тебя. А кто ты мне, кроме кровного врага, Хэ Сюань?

Хэ Сюань задумался, поглаживая руку на своей груди и уходя от ответа.

— Я никому не желал жить такой жизнью.

— Потому что она была моя, а не твоя, — возразил Цинсюань. — Твоя... Ты — скучный правильный зануда. Ты бы наверняка построил самый идеальный дом в деревне, выпустил самый правильный закон об улучшении жизни земледельцев, посадил самый плодоносный сад, воспитал самого правильного сына. И вознёсся бы исполнять просьбы простых людей, соблюдая каждую букву божественного закона. Застрял бы в богах литературы, чтобы жить в самом аскетичном и правильном дворце, сверяя каждую закорючку в списке причитающихся тебе добродетелей. Когда сходишь с ума, можно только притворяться Мин И, но не быть им.

— Он тоже хотел тебя.

— Тоже, — Цинсюань потянул пальцем за прядь волос, платье соскользнуло с плеча. — Тоже?

— Я сошёл с ума, — недовольно напомнил ему Хэ Сюань, спуская платье и со второго плеча. — Какие у него оправдания?

— Даже ты сам не хочешь быть собой, — выдохнул Цинсюань в приоткрытые губы. — Какие ещё тебе нужны оправдания?

* * *

Цинсюань проскользнул к своей хижине самой длинной и скрытой дорогой, просочился сквозь тоненькую щель внутрь и, дрожа от смущения, принялся стаскивать чёрное платье. Выстиранная одежда осталась у Хэ Сюаня, но Цинсюань подозревал: подарок Мингуана тот не вернёт. Переодевшись в обтрёпанный, но чистый даосский костюм, он облегченно вздохнул. Дома было уютно — как в детстве на темном чердаке, застеленном вкусно пахнущей соломой. Ночь выдалась сумбурная, насыщенная, полная впечатлений. Признаться, он мало помнил происходящее. Стыд и вина сожрали большую часть удовольствия.

Страшнее всего оказалось проснуться абсолютно обнажённым. Он покрылся холодным потом и завернулся в первую попавшуюся тряпку, дрожа от ужаса. Уже плотно запахнув платье, забился в угол и успокаивающе зашептал себе, что всё в порядке: их раскрыли, божок-пустослов и брат убиты, доброе имя уничтожено, а сохранение тайны бессмысленно. Несмотря на очень долгую жизнь, собственное тело Цинсюань видел в основном в купальне, да и там — всего по несколько минут. К счастью, Хэ Сюань был в самом деле единственным в мире существом, раздеться перед которым оказалось до абсурдности безопасно.

Глаза слипались. Цинсюань свернулся на циновке, уткнулся в чёрную парчу и выключился. Сквозь сон донёсся звон колокольчиков в доме, неритмичный и настойчивый. В дверь постучали. Цинсюань с трудом сел, оправил платье и подумал было сказаться больным. Однако на пороге стоял Пэй Мин. Он тщательно осмотрел помятого со сна Цинсюаня, насмешливо покачал головой и вошёл без приглашения.

В эту секунду Цинсюань вспомнил, что одолженная чёрная одежда так и лежала брошенная посреди циновки. Кровь ударила в голову, заставляя пылать от стыда. Он привычно стиснул кулаки в рукавах, пытаясь уговорить самого себя не поддаваться панике.

— Что вам нужно? — холодно уточнил он.

— Я не собираюсь тебя осуждать, — Пэй Мин подвинул шатающийся табурет и бросил на стол широкий тканевый сверток. — Мы не могли решить, кому лучше заглянуть к тебе, и доверились судьбе.

— Вы даже Линвэнь в кости продули?

— Зато в любви везёт, — спокойно ответил Пэй Мин.

— Как именно, — сердито огрызнулся Цинсюань, раздувая угольки и устраивая над жаровней котелок с водой. — До свирепых доводить?

Онемевшие пальцы с трудом слушались. Жар сменился ознобом, ладони вспотели. Он украдкой вытер их о платье. Цинсюань и сам не в полной мере понимал происходящее между ним и Хэ Сюанем, тем более не был готов к обсуждению. Возмущение, впрочем, довольно быстро улеглось. В самом деле, ему ли стесняться бессовестного кобеля?

— Ты ещё порезче в Непревзойдённого потычь, может, ранг выше найдёшь, — предложил Пэй Мин. — Извинился?

— А, — Цинсюань махнул рукой. — Слова что вода.

В богатых одеждах и облегчённом доспехе Пэй Мин выглядел абсурдно на фоне тонкой облупившейся стены, но это его не заботило. Он смахнул крошки со стола в горсть и предложил пёстрой курице, дремлющей на подоконнике. Та поклевала и, лениво жмурясь, позволила погладить. Цинсюань спрятал чашку, из которой пил Хэ Сюань, на задний ряд полки. Тот казался до безрассудства ревнивым, а Мингуана неожиданно стало жаль. Он действительно приходился хоть и не самым любимым, а всё же членом семьи.

Развернув свёрток, Цинсюань обнаружил там забытую шкатулку и несколько платьев. Платья были из той же ткани, что и предыдущее, отличались только оттенками. Хотя и довольно дорогие, они не кричали о достатке, как наряды из прошлой жизни. Цинсюань разгладил едва заметную складку и вопросительно посмотрел на Пэй Мина.

— Линвэнь просила передать, что право одевать по своему вкусу мужчина должен заработать. Но провоцировать лучше умеренно.

— Спасибо.

— Когда мы поняли, как работают его воплощения, их стало проще распознавать и отслеживать, — не мешая устраивающейся на коленях курице, добавил Пэй Мин. — Надо признать, довольно искусная работа. Линвэнь старается их не трогать без необходимости. Он постоянно за тобой следит, ты замечаешь?

Цинсюань покачал головой, поставил на стол две наполненные чаем чашки и сел напротив.

— Мы только выдохнули после Цзюнь У, Линвэнь нашла способ, как среди младших служащих поддельных различать. Но его же сейчас разгонишь — придумает что-нибудь новенькое. А работает, стыдно сказать, получше наших... Спустились к тебе, а тут целая сеть. Мы решили понаблюдать.

В повисшей тишине стало слышно, как по металлической пластине шоркают когти. Цинсюань протянул руку и пригладил торчащие пёрышки, полагая, что сидеть на коленях у Мингуана Хэ Сюань не станет даже в рамках конспирации.

Остановившись на пороге, оба замолчали. Пэй Мин достал из-за пояса маленький свёрток.

— У нас остались кое-какие украшения и подвески от Ши-сюна, но…

— А-Сюань был настолько любезен, что вернул мне веер Повелителя Воды, — ответил Цинсюань, забирая свёрток. — Я, конечно, не сошёл с ума, чтобы их носить.

— Если устроят пари, кто кому обглодает лицо, я поставлю на тебя, — усмехнулся Пэй Мин.

— Вы постоянно проигрываете, — оскорбился Цинсюань.

— Если это не касается любовных дел. Честно говоря, я давно не видел, чтоб кому-то так жестко выкручивали… руки.

Воспользовавшись неизменным веером, Цинсюань треснул обнаглевшего небожителя по плечу и, забыв о вежливости, выставил за дверь. Если до сих пор Хэ Сюань казался ему непоследовательным, то теперь все кусочки мозаики собрались в законченную фреску.

Цинсюань постоял у стола, лениво расплетая волосы, вьющиеся как у ангорской козы. Пожалуй, ему в самом деле стоило остаться одному, подумать о будущем. Скрывать визит Мингуана не имело смысла, так что чашки остались на столе. Он сложил чёрное платье и отправил его в стопку новой одежды. Маленький плотный свёрток остался нетронутым — Цинсюань боялся его разворачивать: разнородные, зачастую противоположные чувства в последние дни уже достаточно перегрузили истощенные нервы. Он бросил на циновку одеяло и, раздевшись до тонкой нижней рубашки, завернулся в него.

Бессмысленно хотелось вернуть Пэй Мина и объяснить, что даже бросившись в объятия «Мин И», спасти Ши Уду не оставалось шанса. Потрёпанные члены могущественного ранее трио знали это лучше него. Впервые за долгое время Цинсюань успокоился. Два старых сплетника в самом деле согревали его сильнее могущественных Се Ляня и Юйши Хуан. Он вырос среди порочных, высокомерных и ехидных зубоскалов, а потому не был уверен, что люди в белых одеждах поймут мешанину их с Хэ Сюанем страстей.

* * *

Се Лянь забрал Цинсюаня в предпраздничное утро — успел выступить с увлекательным предложением провести ночь в Призрачном городе и сделал это до того, как очнулись остальные. Пэй Мин обратился к Цинсюаню по духовной связи ближе к вечеру, уточнив, отчего на их праздничном пиру шатается Непревзойдённый с неприлично кислой рожей. Цинсюань заверил, что именно так и планировал. В самом деле, напиваться в компании Се Ляня ему было неловко. Зато Хэ Сюань имел некоторый опыт в качестве сопровождающего и, раз уж так сильно затянул с приглашением, будет вынужден пустить его в дело. Если Хэ Сюань намеревался провести этот вечер с Цинсюанем, то за привилегию придётся отработать.

Они с Се Лянем как раз закончили осмотр восстановленной оружейной и, спускаясь к бесконечным дорожкам внутреннего дворика, Цинсюань сказал:

— Спасибо за рассказ, я не дошёл бы до этого сам. Меня совсем не увлекает оружие... Изящные вещи, но всё, что вы рассказали про применение к характеру и типу телосложения, никогда не задерживалось в моей голове.

— Это не единственное, что там не задерживалось, — сухо заметил поджидающий у лестницы Хэ Сюань.

Се Лянь поклонился ему довольно сдержанно, будто огорчённый появлением. Цинсюаня давно интересовал установившийся между двумя Непревзойдёнными нейтралитет. Ему хотелось знать, на чём тот основан и как далеко простирается гостеприимство Хуа Чэна.

Цинсюань остановился на предпоследней ступени и выразительно похлопал Хэ Сюаня по плечу сложенным веером. Старания не прошли даром, тем более «Мин И» слышал лекции о манерах больше сотни раз. И реагировал с первого взгляда, за что ненавидел и себя, и Цинсюаня до неистовства. В основном Хэ Сюаня выводил из себя вопрос, в каких темницах он растерял хорошие манеры. Однако на этот раз он подал руку без особого возмущения. Подобрав длинные полы праздничного платья, Цинсюань спустился и подхватил своего нудного спутника под локоть.

После торжественного поздравления на главной площади Цинсюань мало что помнил. Сначала он накидался в местной таверне, где огромный хряк уговаривал попробовать хоть одно угощение. В тарелках копошилась не до конца приготовленная ужасающая демоническая еда, однако, к удивлению присутствующих, после третьей бутылки вина хряк достал маринованные свиные уши, паровые булочки и множество острых закусок. Цинсюань кокетничал, хохотал над попытками соблазнить едой и комплиментами и успевал высказать Хэ Сюаню, что не перевелись ещё в мире галантные ухажёры. Вокруг вились суккубы и мелкие демоницы, восхищённые свеженьким белокожим небожителем. Каждая шептала, какой он хорошенький, до чего гладенький и что-то про глаза. Каждая пыталась закинуть в себя стаканчик вина на скорость или сыграть с ним в очередную пьяную игру, но Цинсюань неизменно побеждал.

Едва выдрав Цинсюаня из копыт гостеприимного хряка, Хэ Сюань упустил его в ближайшем доме терпимости. Он помнил, как вместе с демоницей в газовом пеньюаре накидывался вином под игру в «весенние скороговорки». Для соревнующихся выстроили линию бокалов по спинке самой огромной кровати местного заведения, около тридцати розовых и тридцати... второй цвет Цинсюань не помнил, но начинал со стороны розовых. Кажется, он спорил на огромный серебряный гребень, и Хэ Сюань выволакивал его из борделя с зажатым в кулаке выигрышем. Демоницы успели накидать ему ещё несколько непонятных предметов, вроде бесконечных кожаных ремешков и лисьих хвостов.

Улица за это время менее людной не стала, так что следующей остановкой послужили тир и оружейная лавка. Цинсюань сдал им загадочный хвост в качестве задатка, после чего с одноглазой разбойничьей рожей и чешуйчатой демоницей с голой грудью что-то пил и куда-то стрелял. Они даже в кого-то попадали, но пострадавшим наливали, и празднующие немедленно увеличивали ряды. В Хэ Сюаня тоже периодически попадало вино, отчего он держался насупившимся, но не злым.

В конце концов из реальности начали выпадать куски. Вот Цинсюань закинул в себя новую рюмочку вина, а вот его осторожно ведут под руку по мосткам внутреннего двора Дома Наслаждений. Ещё один взмах ресниц — и он просит Хэ Сюаня забрать намертво стиснутую в кулаке заколку, чтобы её не потерять. Дальше был полог кровати, пустая рука и полусонная тревога:

— Я что, потерял?

— Нет, — раздражённо ответил с трудом держащийся на ногах Хэ Сюань. — Спи.

— Так, надо сапоги снять, — решительно рванул с кровати Цинсюань, но не рассчитал силы и упал обратно.

— Снял, — развязывая пояс, рявкнул на него Хэ Сюань. — Спи.

— Только подвеску не потеряй, это от брата.

Проснувшись ближе к полудню, Цинсюань всерьёз порадовался магическим силам. Похмелье с трудом поддавалось лечению, не позволяя даже шевелиться. Лежать, созерцая потолок, показалось ему крайне скучным занятием. Он повернул голову и, конечно, обнаружил рядом Хэ Сюаня.

— А-Сюань, а-Сюань, мне плохо, — заныл он лениво.

— От меня ты чего хочешь? — равнодушно спросил Хэ Сюань, не открывая глаз.

В арсенале осталась фраза, поднимавшая на ноги родителей, брата, всех домашних слуг и пару небесных “опухолей”. Ею Цинсюань не дразнил только Мин И, опасаясь пересечь границу и сделать их отношения безвозвратно личными. Перед встречами он старался поесть, набраться сил и не доставлять неудобств ворчливому спутнику. Потому Хэ Сюаню даже в голову не приходило, что заставить Цинсюаня поесть задача не в пример сложнее, чем уморить голодом. Девочки должны быть хрупкими, а он довольно неплохо рос. С каждой новой отметкой на стене накатывала паника от всё более возможной потери защитного маскарада, и он упрямо отказывался почти от любой еды. В итоге это стало привычкой.

Даже знакомый с капризами Ши Уду отказался от воспитательных приёмов и не терял времени на наставления. Они оба понимали, что Цинсюань сдаётся в качестве извинения. Брат почти не сердился за алкоголь, утешаясь тем, что внутрь хоть что-то попадает без уговоров. Любое сомнение Ши Уду в сторону «Мин И» удавалось погасить, стоило Цинсюаню залезть тому в тарелку и начать оттуда что-то жевать. Теперь Цинсюань хотел знать, сработает ли приём на Хэ Сюане.

— Я есть хочу.

Хэ Сюань спустил ноги с кровати и набросил верхнее платье прямо на рубашку.

Вернувшись с подносом, он смерил Цинсюаня взглядом, говорящим «я вижу насквозь все твои уловки». Цинсюань подвинул к себе стакан молока и тёплую паровую булочку. Лениво ощипав её сбоку, вспомнил про выигрыш.

— А-Сюань, где моя заколка?

— На столе, — тот недовольно кивнул в сторону. — Что, если она проклята?

— Проверим, — Цинсюань сел на постели, подобрал волосы и снял кожаный ремешок, выполнявший роль украшения. — Давай сюда.

— Носить вещи проституток?

— А что? — Цинсюань вытащил иглу одной рукой и на всякий случай протёр захватанные камни об рубашку. — Я был бы самой красивой наложницей. Даже нет, самой дорогой. Потому что я милый, добрый, весёлый…

— Скромный, — добавил Хэ Сюань.

— Хорошо, что ты заметил, насколько я преуменьшаю свои достоинства. Ну, смотри. Красивая же? А быть наложницей гораздо лучше, чем быть женой. Ты знал, что после главы о свадьбе всегда идёт глава о доме терпимости? Почему до этого места книги об искусстве любви никто не дочитывает?

Обхватив Цинсюаня за пояс, Хэ Сюань молчал. Его голодный взгляд прожигал дыры до внутренностей, но он отчего-то держался. Цинсюань вытянул из причёски прядь волос и, ведя её кончиком от уха Хэ Сюаня к горлу, строго проговорил:

— Если не попросишь, я тебя целовать не буду.

— Я могу взять тебя силой, — ровно предупредил Хэ Сюань.

— Не можешь, — беззаботно отозвался Цинсюань, накручивая конец хвоста пальцем.

— Не могу, — сдался тот. — Поцелуй меня.

— Мне кажется, чего-то не хватает, — Цинсюань прихватил прядь губами и преувеличенно серьёзно нахмурился. — Как считает Ваше учёное Превосходительство, чем отличается просьба от приказа?

— Пожалуйста, — процедил сквозь зубы Хэ Сюань.

* * *

— Генерал Ван решил пойти опасной дорогой. Неужели вы забыли, что произошло с вашим предшественником?

— Предшественником? — переспросил Хэ Сюань, полагая, что речь идёт об очередных перестановках на востоке.

— Перед вами клинья к сяо Ши подбивал Мин И, чья голова висит на плетне у демона Тёмной воды, рядом с Водным Самодуром. Интересно, он в самом деле так хорош? За какие услуги демон Тёмных Вод даровал жизнь и свободу?

— Честно говоря, мы были уверены, уважаемый Ши-сюн не дал ему набраться опыта. Но в городских трущобах могли как следует просветить. Даже это вас не смущает?

Невысокое мнение, составленное ранее Хэ Сюанем о служащих небесной канцелярии, рухнуло и разлетелось вдребезги. Этих неблагодарных высокомерных паразитов Цинсюань страховал на первых поручениях, учил и по мере сил вводил в общество. Влияние Ши Уду защищало от наглых выходок, но попыток приударить за Цинсюанем меньше не становилось. Соперников Хэ Сюань ненавидел со всей присущей ему мелочностью, помня каждую раздражающую выходку наперечёт. Отказавшись обращаться за помощью к ним, Цинсюань лишил Хэ Сюаня законной возможности изобличить и проредить никчемную горстку зубоскалов. Некоторую неудовлетворенность по этому поводу Хэ Сюань испытывал до сих пор.

— Как он смог вознестись так быстро? Это либо происки Мингуана, либо Темновода. Ну а что, девка из него получается очень сочная, на такую можно и старого бабника поймать.

Не в силах сдержать отвращение, Хэ Сюань окинул компанию взглядом, запоминая лица. Двоих можно было безо всякой жалости пустить в расход, третьего придётся списать с Наньяна. Сам Наньян к нему не придёт, но может прислать Се Ляня. Они давно не говорили один на один, и Хэ Сюань задолжал объяснения, которых не хотел давать. Откланявшись, он забрал второй кубок вина — для Цинсюаня — и отошёл.

— Тебе нужно что-то сделать с выражением лица, — заметил Цинсюань, забирая с тарелки ломтик яблока в карамели. — Сдувает всю маскировку. Почему не ешь?

— Не хочу, — преувеличенно внимательно рассматривая эпический гобелен во всю стену гостиной, буркнул Хэ Сюань.

Он подбирал слова, но забыл их все с первого взгляда. Шёлковое ханьфу цвета морской волны обрамляло Цинсюаня как золото — редкий голубой сапфир. Кажется, за последние несколько лет Хэ Сюань в самом деле забыл, насколько красивым умеет быть Цинсюань. Вместо ревности в нём поднялось сожаление. В том, что редкий цветок прозябает в деревенской глуши, большая доля его личной вины.

Сожаление явно проступило сквозь маску, рисуя Хэ Сюаня покорным и совершенно беззащитным. Бесконечная тоска, плещущаяся на дне холодных чёрных глаз, всегда вызывала душевный отклик, и Цинсюань, собиравшийся подкалывать до победного конца, смягчился.

— Ну не вредничай, — уговаривал он, протягивая золотистый ломтик. — Ну вкусно же, ну просто попробуй.

Плотно сжав губы, Хэ Сюань пытался уклониться. Он старался держаться предупредительно и вместо назойливых визитов инсценировал случайные встречи. Соответственно, не мог позволить себе сбежать, потратив целый день на бесцельное протирание парчового диван во дворце небесного чиновника. Но и влюблённое воркование смущало. В очередной раз он не мог определиться: до какой степени ревновать Цинсюаня к генералу Вану? К счастью, их фривольное поведение привлекло к себе повышенное внимание.

В этот раз Хэ Сюань входил в свиту Восточного бога войны, вознёсшегося в начале года. Он прибился как доставшийся в нагрузку от почившего предшественника соратник. Ши Цинсюань в яркой одежде притягивал взгляды. К тому же он по-прежнему был невыносимо хорошеньким и игривым. Без жёстко контролирующего брата в общину нищих уже протоптали дорожку самые смелые претенденты, и появление фаворита присутствующих взволновало. Хозяин вечера и стоящий рядом Мингуан также удостоили шёлковое ханьфу с жемчужной вышивкой пристального внимания. Хэ Сюань торопливо поймал губами яблочную дольку и вызывающе ею захрустел.

Цинсюань вежливо поклонился, оставил едва тронутое вино на столе и выскользнул во внутренний двор. Хэ Сюань последовал за ним. С особенностями дворца Хэ Сюань был знаком, поэтому, благодушно восхитившись фонтаном, они свернули в кусты и выбрались через особый лаз в живой изгороди.

— Какая мерзость это персиковое вино генерала Пэя, — горько вздохнул Цинсюань. — Куда ни придёшь, везде оно.

— Раньше ты его сборы не посещал, — хотя и не решаясь требовать ответа напрямую, промолчать Хэ Сюань не смог.

— Оказывается, моего брата боялось слишком много достойных воинов, — пожал плечами Цинсюань. — Пэй Мина боятся меньше, но их энтузиазм он серьёзно сдерживает. Сегодня я ушёл в обнимку с не пойми кем, следующую неделю от адептов культа «мне повезёт» отбоя не будет. С напыщенным старым развратником придётся дружить… Всё бы ничего, но ты пробовал вино?

Хэ Сюань тянул его вниз по улочке, удаляясь от центра. Позади остался заброшенный дом Цинсюаня, пустыри на месте дворцов Повелителей Земли и Воды, а также огромное пространство, занимаемое Мингуаном.

— Куда мы идём?

— Во дворец бога войны Ван Юньси.

Хэ Сюань притянул его ещё до того, как двери успели закрыться. Уворачиваясь от поцелуев, Цинсюань прикрылся рукавом.

— Либо превращайся обратно, либо я ухожу. Я не собираюсь спать с тремя сотнями твоих воплощений.

— А с двумя? — ревниво спросил Хэ Сюань, потянув его в темноту спальни.

Его одежды понемногу темнели, а кожа светлела. Облик, наконец, стал знакомым и Цинсюань сердито толкнул в плечо.

— Извинись!

— Твоё поведение безнравственно, — процедил Хэ Сюань сквозь зубы. — Почему я должен за это извиняться?

— Какой из твоих двойников Повелитель Морали и Нравственности?

— Каждый, — необдуманно бросил Хэ Сюань.

— Ну тогда я не буду спать ни с кем из вас, — заявил Цинсюань, стряхивая его руки. — Не хочу пятнать имя самого нравственного Непревзойдённого.

Он решительно направился к выходу, но едва потянул на себя двери, как их буквально впечатали обратно. Кипенно-белый от злости Хэ Сюань двинулся на него. Несмотря на абсолютную уверенность в собственной безопасности, Цинсюань сжался. Прошло уже несколько лет, а кошмарные сны так и не прекратились. Жуткий холодный ненавидящий взгляд преследовал его во сне. А когда сон кончался, мрачный Хэ Сюань встречал наяву.

Поняв без слов, что означают плотно сжатые губы и невольно прикрывающие грудь руки, Хэ Сюань отошёл от двери и опустил руку. Отвернувшись, принялся медленно растирать лоб, подбирая слова — и не находя их.

— Прости.

— Вседозволенность съедает остатки хороших манер, — отозвался Цинсюань. — А ты ими и так не балуешь.

— Если хочешь, уходи, — смирившись, предложил Хэ Сюань.

— Куда? — растерянно пожал плечами Цинсюань. — Ты можешь найти меня где и когда угодно.

— Я могу перестать приходить, — сказал Хэ Сюань, не слишком доверяя своим словам. Руки сами потянулись к поясу Цинсюаня, подтягивая ближе.

— Врать тоже очень безнравственно, — заметил Цинсюань.

— Прости, — глухо повторил он.

— Вот сразу бы так.

Цинсюань сам мягко развязал на нём пояс, подставляя губы для поцелуя. Сбросив неудобный доспех, Хэ Сюань оставил на полу и платье. Плохие привычки перенимались не в пример быстрее. Он хотел сказать совершенно не то, но не знал, как сохранять достоинство и силу, обнажая душу.

Сквозь гремящую в ушах пульсацию крови прорывались не только вздохи и частое дыхание, но и слова. Каким бы страстным ни было желание, Хэ Сюань старался сгладить послевкусие собственной грубости буквально — руками и губами.

— Ты меня собираешься винить в своём желании?

— Я спокойно жил без него много лет.

Если бы его просто съедал голод, можно было насытиться любым телом, бесконечным множеством тел, хотя и не быстро, но досыта. Но Хэ Сюань хотел только одного.

Он успел уложить Цинсюаня на тёмно-синюю кровать, и обнажённые белые бёдра, так волнительно плотно обнимающие его за талию, ослабляли бдительность.

— И ты просто исполняешь мои желания?

— Да, — выдохнул он, проникая внутрь одним плавным движением.

— Знаешь, я покажу, что может произойти, если безнравственным буду только я... Остановись.

Хэ Сюань болезненно вздрогнул, но оборвал движение, достигнув максимальной точки. Его руки напряжённо дрожали, пальцы впились в нежную гладкую кожу. Цинсюань приподнялся, толкнул его в грудь и забрался сверху. Хэ Сюань торопливо упёрся руками и сдвинулся вместе с ним по кровати, вжимаясь спиной в изголовье.

Ритм казался возмутительно затянутым, неспешным, болезненно неподходящим. Хэ Сюань крепко сжал его бёдра, стараясь удержать и податься навстречу. Цинсюань вскрикнул, упёрся руками в край изголовья над его плечами. И, позволив насладиться вспышкой не дольше минуты, шлёпнул по рукам и шепнул:

— Я не разрешал.

Ослабив хватку, Хэ Сюань запрокинул голову и постарался вернуться в сознание. Частое дыхание, пронизывающее каждую крупинку его существа, сбивало с мысли. Он потянулся за поцелуем, но Цинсюань накрыл рот Хэ Сюаня ладонью:

— Ты мешаешь.

Извиниться всегда легче, чем спорить. Уже готовый признать себя неправым во всём, Хэ Сюань украдкой переложил руки ему на талию. Так оказалось удобнее придерживать Цинсюаня, опуская до конца. Тот судорожно вздохнул, обхватывая Хэ Сюаня за шею и качнулся ещё медленнее. Цинсюаня била крупная дрожь, уши и шея порозовели. Пряди длинных волос рассыпались по плечам и груди. Пользуясь замешательством, Хэ Сюань зарылся в них носом и легко касался губами покрытой испариной кожи.

— С чего ты взял, что так можно? — прошептал Цинсюань, едва ощутимо упираясь пальцами в плечо.

Руки не то отпихивали Хэ Сюаня, не то наоборот, помогали Цинсюаню удержать собственное тело, разом ставшее тяжёлым и непослушным. Хэ Сюань обхватил его за пояс, уложил обратно на спину и накрыл собой. Губы мягко скользили по подбородку и пульсирующим под кожей венам на шее.

— Я не подумал, — признался он.

— Ты? М-м-м… — прерывисто вздохнул Цинсюань. — И не подумал?

— Так бывает только с тобой.

— Какая честь… — закусив нижнюю губу, Цинсюань откинул голову назад. Его затянула яркая вспышка удовольствия, — …для меня.

Сдвинувшись в сторону, Хэ Сюань позволил ему свести ноги и подтянуть колени повыше, к животу. Всё ещё болезненно возбужденный, он поглаживал спину и ложбинку чуть ниже поясницы. Ревность в очередной раз подвела и, хотя ущерб не казался непоправимым, необходимость завершить эту ночь сейчас доставляла мучения.

Цинсюань сел, собирая волосы непослушными руками. На его животе остались влажные белые потёки, которые давно хотелось попробовать на вкус. Но времени на эти ласки отчего-то постоянно не хватало.

— Мне пора. Я воспользуюсь твоей купальней?

Хэ Сюань обречённо кивнул, наслаждаясь видом длинных стройных ног. Цинсюань набросил жемчужное нижнее платье, тонкое и почти прозрачное. На пороге обернулся и лукаво улыбнулся:

— Не пойдёшь со мной?

У Хэ Сюаня потемнело в глазах. Он поднялся, стараясь степенно, без дрожи в руках набросить на себя нижнее одеяние. Он догадывался, что выглядит смешно. Желание и без того было излишне очевидным, но Цинсюань любил разжигать его, делая вид будто такая реакция совершенно нормальна и в Хэ Сюане ещё осталась капля разума. Цинсюань позволил прижать его, подставил для поцелуя шею и нежно поглаживал сквозь ткань. Прикосновение казалось почти обжигающим, пронизывающим — как разряд молнии.

Хэ Сюань держал мысли при себе, так что они задержались до самого рассвета.

Слабость накатывала волнами. Цинсюань так вымотался, что с трудом сидел. Но всё же упорно сражался, вытягивая волосы гребнем и распутывая мелкие узелки. Было бы неплохо бросить это занятие, но к утру он обзаведётся мелкими кудряшками и пожалеет о собственной лени. Хэ Сюаню нравились и пушистые волны, и гладкий чёрный шёлк, но его мнения пока не спрашивали. Не потрудившись хоть как-то прикрыть собственную наготу, Хэ Сюань вернулся в спальню и принёс со столика небольшой флакон. Обнаружив внутри розовый бальзам для волос, Цинсюань вздохнул с облегчением. С бальзамом дело пошло в разы быстрее.

Опустившегося рядом Хэ Сюаня, продолжавшего раздевать его вполне сытым и сонным взглядом, Цинсюань уложил головой себе на колени. Закончив со своими волосами, он запустил пальцы в его тёмные пряди. Тяжёлые, плотные и прямые, послушно ложащиеся под гребнем вдоль спины. Убаюканный лаской, Хэ Сюань затих и в самом деле провалился не то в сон, не то в глубокую медитацию.

Цинсюань собрал ему волосы над левым виском, выплетая колос частыми мелкими прядями. В памяти всплыло, как он плёл волосы брату на первый в их жизни праздник середины осени на Верхних небесах. Ши Уду предпочитал симметричные причёски. Лежащий без движения демон Тёмных вод высказать пожелания не успел.

* * *

Хэ Сюань остановился у самого края причала, рассматривая бесконечную череду лодок и кораблей. Портовый город остро пах смолой, угольной пылью, специями и рыбой. Прибой тащил на берег сор, пустые бочки и целые горы водорослей, над которыми жужжали мухи. Хэ Сюань не мог решить, достаточно ли благоприятно сложились звёзды для вступления в должность местного божества.

Почти три года он откладывал этот визит. В первую очередь месть отняла больше душевных сил, чем он предполагал. Во вторую — он не мог прогнозировать реакцию Цинсюаня на реальный захват власти. Тем не менее Цинсюань — с ужасающе знакомой интонацией — выговаривал ему за попустительство на захваченных территориях Повелителя Вод, прекрасно наладившего денежный поток, где каждый участник знал своё место и размер взноса. Эта «пустоголовая тыковка» в самом деле требовала назвать причину, по которой он позволил менее влиятельным божествам растаскивать пирог по кускам.

Хэ Сюань медленно двигался сквозь толпу грязных оборванных людей, пахнущих потом, вином и табаком. Подобные сборища он с трудом переносил ещё со смертной жизни, да так и не избавился от чувства брезгливости. Из толпы, тащившей очередную сеть, вынырнула фигура в соломенной шляпе. Хэ Сюань остановился, смирившись с неизбежностью. Се Лянь относился к бедствиям, которые проще перетерпеть, чем избежать.

Се Лянь птичкой клюнул воздух в неглубоком поклоне:

— Я рад нашей встрече.

Хэ Сюань тоже поклонился, но любезничать в ответ не стал и молча ждал продолжения. Тесная дружба Цинсюаня с Се Лянем раздражала, пусть и имела положительный эффект. От необходимости оставаться с вежливым Хэ Сюань уставал, но старался хотя бы немного выбирать слова.

— Вы говорили, судьба Цинсюаня больше не ваша забота, — нахмурившись, сказал Се Лянь. — Вы мне солгали?

— Естественно, — ответил Хэ Сюань. — Его судьба принадлежит мне.

— Вы ведь не оставляете ему выбора, — укоризненно продолжил Се Лянь.

— Какого? — спросил Хэ Сюань. — Кто встанет между ним и смертью, вы?

— С вашей стороны этот упрёк несправедлив.

— За свои ошибки я плачу сам. Я хотел бы иметь другой вариант, но был вынужден воспользоваться вами. Мало у кого настолько много свободного времени.

— Так это вы попросили Юйши Хуан отправить меня к нему, — догадался Се Лянь. На лице Хэ Сюаня проступило плохо скрываемое раздражение. — И я не оправдал ваших ожиданий. Мне очень жаль.

— Вы путаете надежды с ожиданиями, — не сдержался Хэ Сюань, но, поморщившись, добавил: — Не испытывайте скудные запасы моей вежливости, они предназначены не для вас.

— Ваше Превосходительство, — покачал головой Се Лянь. — Вы не можете бесконечно игнорировать существование Повелителя Воды. И пока вы не отведёте ему место в вашей жизни, он останется стоять между вами.

Посчитав на этом беседу оконченной, Се Лянь откланялся и поспешил по делам. Хэ Сюань решил принять непрошенный совет как знак небес и отправился на прогулку по городу.

Основные храмы, возведённые в честь Повелителей Воды и Ветра, Хэ Сюань уже знал. Ещё несколько храмов, выросших вокруг городского рынка, привели его в ярость. Небесные чиновники, отвечавшие за восточную часть страны, нагло лезли на его территорию. В определенной степени нудёж Цинсюаня оказался более полезным, чем прозябание на светских вечерах.

Потолкавшись на рыночной площади и в прохладных храмах, Хэ Сюань заодно собрался осмотреть алтари в домах богатых семей, но задержался на украшенной фонарями и цветами улице. Через несколько минут стала понятна причина возбуждения городских жителей: глава городского совета выдавал замуж дочь за крупного судовладельца.

— А в какой храм идут? Повелители Воды и Ветра последнее время скупо отвечают на молитвы.

— В первую очередь к ним, а потом к Южным богам. Говорят, пока по мелочи отзываются, но что за боги без большого дела не поймёшь.

— Как бы не разгневать Повелителя Тёмных вод. Говорят, он обоих держит в плену… а то и убил.

— Тоже новость, марионеточники третий день эту пьесу ставят. Невесту чужую Самодур себе увел, сделал богиней, а жениха убил. Вот он и вернулся с того света как демон Тёмных вод, отомстил. И его убил, и бывшую невесту.

— Да она-то в чём виновата? За кого отдали — за того и пошла.

— Бабы, верности в вас ни на фэнь.

Складная и в целом лестная история не пришлась Хэ Сюаню по вкусу. Из неё торчали уши небесных чиновников. От таких баек до передела власти — пара шагов. Снесут храмы. Самодуру уже всё равно, а Цинсюань останется и без магических сил, и без добродетелей. Забвение для божества может стать смертельным.

Хэ Сюань вошёл в храм следом за свадебной процессией и осмотрелся. Стены пламенели красным, к потолку ползли золотой вязью узоры, рисунки и надписи, а на алтаре возвышались две белые статуи. Повелительница Ветра в развевающемся платье склонила изящную головку, будто прислушиваясь к ведущему её под руку Повелителю Воды. Обычно статуи казались Хэ Сюаню безликими, но у этой волны волос и открытая шея выглядели неправдоподобно живыми. Словно неизвестный мастер любовался Цинсюанем в купальне из-за его плеча.

Хэ Сюань дождался, пока служащие опустятся на колени, и развеял в воздухе сгусток тёмной энергии. Тьма поползла по стенам, съедая роспись. Золотая вязь смазалась и растеклась. Послышался треск рассыпавшихся именных дощечек. Статуя Повелителя Воды почернела, треснула и рассыпалась в прах. Темноту храма и сбившихся в кучу перепуганных людей едва освещали четыре тусклые золотые лампы. На алтаре осталась только статуя Повелительницы Ветра в почерневшем платье. Её изящная белая головка и рука с веером сияли в пустоте.

— Повелитель Тёмных Вод, помилуй нас, — воззвал один из служащих храма.

Мольбу подхватило нестройное многоголосье. Удовлетворившись произведённым эффектом, Хэ Сюань покинул храм и спустился к причалу. Ему не хотелось ещё раз сегодня встречаться с Се Лянем и участвовать в спасательной вечеринке на воде, поэтому Хэ Сюань ограничился пришвартованными кораблями. На них трескались, крошились и сгорали талисманы Ши Уду. Вторым предостережением Хэ Сюань отправит призрачных костяных рыб. Их вид достаточно жутковат, чтобы впечатлить суеверных моряков, капли страха хватит для поднятия уважения к немногословной скромной персоне.

Насыщенный день утомил, однако Хэ Сюань случайно нашёл в мешочке пару монет и вернулся на рыночную площадь за крупными белыми персиками. Пока торговка укладывала покупку, он решил не оставлять без внимания новые храмы и украсил их на свой вкус.

* * *

После ужина жители общины разбрелись по делам, оставив столовую на Цинсюаня и Се Ляня. Два Непревзойденных демона наблюдали за надругательством над едой поверх расчерченной доски. Разговаривать о делах в подобной обстановке оба находили неуместным и снимали повисшее напряжение игрой в сянци.

— Вы не пойдёте смотреть свадьбу? — спросил Се Лянь, старательно собирая очередной пельмешек.

— Чью?

Се Лянь сконфузился под испепеляющим взглядом Хэ Сюаня.

— Вашу. Сегодня в главном порту играют «мёртвую свадьбу» для Повелителя Тёмных вод и Повелительницы Ветра. Но вместо мертвецов или кукол будут две новые статуи, их в конце церемонии установят в главный храм.

Цинсюань замер с очередным уродцем в руках, пытаясь оценить прогресс Се Ляня.

— Твоих рук дело? — спросил он Хэ Сюаня, но махнул рукой не дожидаясь ответа. — От меня опять все шарахаться будут. Знаете, моя последняя надежда найти новых друзей — завести таверну на выходе из Тунлу.

— Фейерверк обещали, — виновато пожал плечами Се Лянь. — Не помню, когда последний раз смотрел фейерверк.

— Я тоже, — согласился Цинсюань, собирая кружочки теста в большой ком. — Бросайте, завтра ещё слепим. Не пропускать же фейерверк.

«Цинсюань, ты сегодня у себя?» — зазвучал в голове голос Линвэнь.

«Ближе к закату собираемся на пристань.»

«Прекрасно.»

Двое материализовались на общей поляне. Линвэнь, в мужском облике, держала в руках корзину, содержимое которой провокационно позвякивало и побулькивало при ходьбе. Корзина Пэй Мина была наполнена фруктами и посудой.

— Вам не тяжело? — участливо спросил Се Лянь.

— С благословением небожителей преграды неведомы, — усмехнулась Линвэнь и поприветствовала: — Ваше Высочество, сяо Ши.

Небожители сложили руки и склонились в приветственном поклоне. Хэ Сюань не успел принять другой облик, но с учетом общей благообразности обстановки его презрительная физиономия на двух старых сплетников впечатления не произвела.

— Ваше Превосходительство, — кивнула Линвэнь Хуа Чэну и повернулась к Хэ Сюаню. — Ваше Превосходительство.

— Ну хоть кто-то с правильными подарками, — облегченно вздохнул Цинсюань, сунув нос в корзину. Он осторожно забрал ценную ношу и переложил в руки Хэ Сюаню. — Эта ведь с яблоком, а не персиками?

— Компот генерала Мингуана я тоже прихватила, на десерт, — пожала плечами Линвэнь.

— Милейшая сестрица, — возмущённо начал Пэй Мин, — вы недостаточно уважительно относитесь к одному из лучших вин современности. Я берёг его для особого случая.

— Одно название, а не вино, — отмахнулась Линвэнь. — Хоть пей, хоть в нос капай, эффекта никакого. На шестерых мужчин нужно десять таких корзин.

— На пятерых, — поправил её Пэй Мин. Линвэнь и Цинсюань цокнули языками, и тот съёжился под осуждающими взглядами, но быстро нашёлся: — Его Высочество не пьёт.

— Похоже, особого случая давно не было, — занимая пустующее место брата, подал реплику Цинсюань.

— Старые дрожжи хуже поднимаются, — принимая вызов, резюмировала Линвэнь. — Переодеваться не будешь? Всё же свадьба.

— Да, может, не последняя. — Цинсюань пожал плечами. — Болтливую жену часто возвращают.

— Пьющая жена — горе в семье, — заметил Пэй Мин. — А болтливая ничего, можно сэкономить на попугаях.

Цинсюань всё же не забывал поглядывать на Хэ Сюаня, отмечая уровень напряжения. Хотя «божественная свадьба» была следствием поступков Хэ Сюаня, тот ждал более агрессивной реакции и готовился к сражению. Теперь же, получив шуточный статус жениха, он прижимал к груди корзину с вином и искал пространство для следующего шага. Происходящее безумие смущало и самого Цинсюаня, но бросать дело он считал непозволительным. Либо Хэ Сюань начнёт встречаться с последствиями своих действий и пробовать решать проблемы разговором, либо окончательно распоясается. Цинсюань был бесконечно благодарен Пэй Мину и Линвэнь за поддержку. Се Лянь хотя и старался, но выдерживать достаточный градус комедии не мог, а сопровождавший его Хуа Чэн наслаждался представлением молча.

Впрочем, не только Хуа Чэна радовал сконфуженный вид Хэ Сюаня. Цинсюань нежно похлопал его веером по плечу и спросил:

— А жених не хочет организовать нам заклинание перемещения?

Лицо Хэ Сюаня отчего-то разгладилось. Он спокойно кивнул и унёс корзину с вином в хижину. Обе «опухоли» и Хуа Чэн довольно хмыкнули.

— Да вы покруче нас наворотите, — пробормотала Линвэнь.

— Да после вас ещё разгрести надо, — сердито ответил Цинсюань и последовал за Хэ Сюанем.

Взбудораженную таким количеством гостей курицу передали по цепочке Пэй Мину. Небожители отчаянно сплетничали о коллегах, отвечая на осторожные расспросы Се Ляня. Хэ Сюань дочертил образцово-ровную печать перемещения, отряхнул с пальцев солому и распахнул дверь. Линвэнь на правах единственной дамы прошла первой, за ней шагнули внутрь Се Лянь с Хуа Чэном. Цинсюань побросал в корзину с фруктами пастилу и несколько ножей и ссадил курицу на подоконник, а когда спина Пэй Мина исчезла в портале, строго напомнил про вино.

У выхода они застряли на пару секунд. Цинсюань, вдолбивший за последние несколько лет в «Мин И» капельку манер, собрался идти первым. Но Хэ Сюань обхватил его за талию, прижал и утянул в портал.

— Ловко, — отметила Линвэнь. — Даже корзина влезла?

— Пьющая жена, — сухо ответил Хэ Сюань, ослабляя хватку, — требует сноровки.

* * *

Основной движущей силой в Хэ Сюане последнее время работала ревность. В главном портовом городе столкнулись две основные её причины. Боги войны Востока слишком рьяно взялись за морские владения, ненадолго оставшиеся без присмотра. Они запускали множество слухов через бродячих музыкантов и монахов, саботировали исполнение прошений к Повелителям Воды и Ветра, стряпали через местную знать новые имена на небосклоне. К счастью, моряки славились постоянством и не любили новых персонажей. Их вполне устраивал демон Тёмных Вод, тем более необходимость лавировать между ним и Водным Самодуром отпала.

В управлении судьбой Цинсюаня ему и вовсе не требовались помощники. В отличие от Хуа Чэна, Хэ Сюаню чувство трепетной тактичности было чуждо. Он просто и безыскусно заявил, что в городе будет существовать только одна богиня — и она принадлежит ему.

После первой прогулки по храмам Хэ Сюань вошёл во вкус и навестил ещё несколько ключевых городов, бывших в прошлом главными точками влияния Ши Уду. Выкурил захватчиков, прибрал в храмах Повелителя Воды, осмотрел домашние алтари и лавки с молитвами и заклинаниями. На благодарности Хэ Сюань также не поскупился, воздав редким рыбакам и пиратам за молитвы сполна. Вся суета отняла не больше недели времени, но принесла чудовищно обширные плоды.

Портал перенёс компанию в комнату с террасой на верхнем этаже дома одного из потомственных судовладельцев. Эта семья обратила внимание на Повелителя Тёмных Вод одной из первых, несколько раз столкнувшись интересами с Повелителем Воды и понеся значительные убытки. Их вклад в «божественную свадьбу» оказался одним из самых крупных. Хэ Сюань старался не общаться напрямую, но всегда давал знак, что обращение услышано. Предложение насладиться праздником он посчитал смехотворным, но, получив возможность привести гостей в подготовленное место, испытал странное удовлетворение.

Цинсюань замер у перил, рассматривая богато украшенный город. Темноту вечера разгоняли сотни красных фонарей, охапки живых и бумажных цветов отбрасывали причудливые тени на стены. На фоне барабанного боя звучали свадебные песни, на площадях бесплатно кормили всех пришедших на праздник или просто проходящих мимо. На столе почти всё место занимали цветы для невесты. На стул, затянутый красным шёлком и парчой, Хэ Сюань сгрузил тяжеленную корзину.

— Что ты успел натворить? — одними губами спросил Цинсюань, трогая его за рукав.

Хэ Сюань самодовольно усмехнулся.

— Ты умеешь улыбаться? В самом деле? — Цинсюань ткнул его веером в бок. — Лицо не болит? Ты этими мышцами лет двести не пользовался.

Впервые за долгие годы знакомства хозяином положения оказался Хэ Сюань, и для этого не потребовалось никого убивать. Пэй Мин, обсуждая с Хуа Чэном торговые корабли, наполнил хозяйские чаши принесённым вином.

Когда прогрохотали первые залпы фейерверка, Цинсюань оставил свою чашу на столе и шагнул к перилам. Внимание компании переключилось на невероятно красочное зрелище, и он позволил себе ненадолго расслабиться. Лицо стало серьёзным, пальцы комкали край рукава. Се Ляню не откажешь в жизненной мудрости — они в самом деле редко оставались наедине. Рядом почти всегда незримо присутствовал Ши Уду.

Даже Линвэнь с Мингуаном побоялись оставлять Цинсюаня без поддержки. Они догадывались, что для него каждая победа Хэ Сюаня делилась пополам и оборачивалась поминками по мертвецу, чьё имя нельзя произнести вслух. Хэ Сюань жалел, что в тот день не вырубил и не вышвырнул его следом за Се Лянем. Ревность к Ши Уду давно угасла, а плохо просчитанный порыв обходился слишком дорого. Впрочем, этот вечер мало подходил для утешений.

Хэ Сюань заметил, что Хуа Чэн держится в тени, под плотным покровом маскировки. Лукавая улыбка заставила насторожиться и осмотреться. Бирюзовое платье Цинсюаня выделялось пятном в темноте и притягивало взгляд. В бурлящей толпе Хэ Сюань рассмотрел направляющихся к ним коллег «генерала Вана» и сменил облик, готовясь к непрошенному визиту.

— Это переходит всякие границы! — воскликнул небожитель, чей недавно возведенный храм спешно перестроили под посудную лавку.

— Не смогли сдержать свою боль до утреннего совещания? — усмехнулась Линвэнь.

— Ваши-то храмы нетронутые. Вы игнорируете этот фарс, потому что пошли на сделку с Черноводом? Что вы пообещали? Его? — возмущающийся небожитель бесцеремонно махнул в сторону Цинсюаня.

— Вы забываетесь, — вмешался Мингуан.

— Да бросьте. Самодур за деньги продал бы что угодно, знал бы — сам бы продал. А может, и продал? Вам-то перед кем теперь отвечать? Что вам стоит ещё раз подменить судьбу? Отмыть и вознести. И сбагрить кому-нибудь сострадательному, пока обратно не потребуют.

Хэ Сюань сложил руки на груди, подозревая, что под сострадательным кем-то имелся в виду «генерал Ван». Возмущённым не выглядел только Цинсюань. Раньше тот уже говорил, что сплетни не прекратить и их однообразные сюжеты никого не удивляют. Но всё же раньше эти сплетни высказывали за спиной, а не швыряли прямо в лицо. Как будто у Повелителя Ветра не осталось могущественных защитников и демон Тёмных Вод в самом деле запачкал его своими прикосновениями. Цинсюань молчал, глядя в пустоту остановившимся взглядом. Потом взялся за перила, спрыгнул вниз и затерялся в толпе.

Хэ Сюань отпустил его с облегчением. Цинсюань боялся оставаться на острове, когда нервное напряжение обещало вылиться в ночной кошмар. От скандала напряжение в любом случае будет меньше, чем от кровавой бани, которую Хэ Сюань был вполне готов организовать немедленно

— Утешать не побежишь? — спросил небожитель.

— Между нами осталась некоторая недосказанность, — равнодушно ответил Хэ Сюань, стиснув его горло одной рукой. — Я давно собирался вырвать твой язык.

Маска генерала Вана потускнела, померкла и осыпалась. Хэ Сюань продолжал сжимать чужое горло, раздумывая, как лучше поступить. Из-под его пальцев по шее расплывались чернильные пятна. Убить свору сплетников казалось чрезмерным наказанием, тем более они не представляли угрозы как соперники. Их появление вынудило провести нужный разговор, так что в сухом остатке только досада. Хэ Сюаню нравился вечер, его устраивал состав участников и постепенно успокаивающий Цинсюань. Конечно, подошедшие «приятели» всего лишь попали в больное место, и трения были неизбежны. Однако Хэ Сюань впервые в жизни смог смешно пошутить, а все труды ушли в пустоту.

— Ваше Превосходительство, — взволнованно позвал Се Лянь.

Хэ Сюань потянул из пространства невидимые нити, и двое небожителей из вновь пришедших, бросившиеся на выручку, рухнули на крышу, плотно стянутые чёрными сетями. Генерал Мингуан покопался в корзине, нашёл своё любимое вино, получившее презрительное звание компота, и откупорил бутылку. Линвэнь подставила пару кубков.

— Возможно, у вас тоже найдётся полезный товар, — предположил Хэ Сюань. — Например, непреклонность в борьбе с тёмными силами.

Хуа Чэн не сдержал довольной усмешки. Се Лянь глянул на него укоризненно, но вмешиваться не торопился.

Горло небожителя, стиснутое до предела, не могло издать звука, поэтому он передал извинения и согласие на выполнение ряда требований по духовной связи. Хэ Сюань разжал пальцы и распустил сеть. Нарушители спокойствия подобрались с пола и поспешно удалились, едва не переходя на бег.

— Что за свадьба без драки, — философски пожал плечами Мингуан.

— Раньше ты говорил про разврат, — усмехнулась Линвэнь.

— Проклятая миграция народов, — вздохнул он. — Обязательно наткнёшься на родственницу.

* * *

Захоронение выглядело до абсурдности нелепо. Посреди тёмного склепа пещеры стоял огромный каменный постамент с высеченными на нём узорами. Сверху покоился дешёвый, грубо сколоченный гроб. Даже поделки Мингуана на острове в Тёмных водах выглядели не в пример изящнее.

Несколько дней назад Хэ Сюань поддался на уговоры и превратил в гробы целых два ящика. Заодно он воспользовался предлогом и научил Цинсюаня вполне сносно держаться на воде. Полдня они плескались у берега то на мелких, то на крупных волнах, но замысла Се Ляня так и не поняли. Намокнув до последней нитки, пришли к выводу: ни штурмовать остров на гробах, ни пересекать на них море никому другому в голову не придёт. Хэ Сюаня мучил последний вопрос: для чего трезвомыслящий Хуа Чэн ввязался в подобную авантюру.

— Ну ты покатался? — Цинсюань бросил весло на дно гроба и подманил одну из костяных рыб. — И они покатались. «Подходящий для развлечения момент» весьма относительное понятие.

Хэ Сюань придержал его за талию. В тесной вытянутой коробке почти не было места. Мягкие округлые бедра уютно прижимались к нему, и тепло ощущалось даже сквозь несколько слоёв ткани. Хэ Сюань согласно кивнул, не без удовольствия разгадав для себя последнюю загадку. Влажная одежда, тесные объятия и шёпот волн: признаться, он и сам подписался на водные забавы исключительно по зову плоти.

Тем временем крышка ударилась о каменный пол и развалилась на две части, прямо по проходящей вдоль трещине. Цинсюань расчихался от поднятой волны пыли. Спрятав лицо в рукав, он привстал на носочки и заглянул внутрь.

Безрассудное любопытство доводило Хэ Сюаня до белого каления. Неизвестно, что Цинсюань там высматривал, но хозяйка скелета в церемониальных одеждах уже обнаружила вторжение. Хэ Сюань знал, кому обязан истинным вознесением Цинсюаня, но пока не определился с размером благодарности. Его удивило, что Цинсюань возился с поисками в одиночку. Хэ Сюань до последнего дожидался приглашения, но так его и не получил. Тревогу усиливала отстранённость, в которой Цинсюань застрял после «божественной свадьбы».

Демонице хватило бы пары секунд, чтобы забрать свой прах и разделаться с практически безоружным небожителем. Хэ Сюань не собирался давать их, немедленно испепелив останки. Ветхий гроб вспыхнул следом и истел в мгновение ока.

Цинсюань шагнул назад, но упёрся в стену и замер. Расширяющиеся в страхе прозрачно-зелёные глаза всегда заставляли сжиматься давно уже несуществующее сердце. Этот страх огорчал Хэ Сюаня, и выволочка проблемы не решала. К кому Цинсюань мог обратиться? Пэй Мин не будет мотаться по подобным глупостям, надёжных друзей не осталось и в ближайшем будущем не предвидится. Сначала младшего брата Повелителя Воды передавали из рук в руки как хрустальную вазу. Затем объект кровной мести Непревзойдённого на всякий случай обходили по дуге. Теперь, вероятно, Цинсюань согласится на статус хотя бы любовника, и весь небесный сброд начнёт шарахаться от него так же, как от Се Ляня. Оставался, разумеется, сам Се Лянь, но тот лишь возводил степень самоубийственности миссии в абсолют — даже Цинсюань это понимал.

Врать, увиливать и изворачиваться, лишь бы получить глоток свободы, Цинсюань натренировался на Ши Уду. Он пока ещё не мог приспособиться к вездесущему Хэ Сюаню, но либо это в конце концов произойдёт, либо придётся перестать душить опекой и запретами. Хэ Сюань почти завидовал Хуа Чэну. Се Лянь за восемьсот лет одиноких странствий научился оставаться относительно невредимым. И ел всякую дрянь, но хотя бы ел. Несмотря на острое желание задушить Цинсюаня собственными руками, Хэ Сюань опустил руку ему на пояс и подтолкнул к выходу.

Он — самую малость — сочувствовал Ши Уду, магическими амулетами и кровавыми жертвами оберегавшего Цинсюаня предыдущие двести лет. Хэ Сюань также вынужден был признать, что обмен судеб — довольно изящное решение вопроса. Средние небеса не позволяют вооружить и обезопасить непоседливую тыковку так качественно, как Верхние.

— Почему не сжёг прах сразу?

— Я не ожидал, что в самом деле найду его…

— Почему не позвал меня?

Цинсюань молчал, растерянно перебирая пальцами рёбра веера. Затем остановился.

— Если бы я остался у Юйши Хуан… Что было бы тогда? Я бы знал, что ты убил брата? Я бы знал, кто ты? Ты бы забыл про меня? А если бы Пэй Мин затащил меня на Средние небеса? Ты убил бы его?

Он вгляделся в темноту. Бледное лицо едва просматривалось в сумраке склепа.

— Перестань, — услышав в его голосе дрожь, попросил Хэ Сюань. — К чему гадать?

— Что ещё ты хочешь от меня? Ты и так уже всё получил. Я больше ничего не могу тебе дать. Я всё равно люблю его. Я злюсь, я обижен, я осуждаю, но он мой брат. Я не перестану любить его. Я имею право его любить.

— Я знаю, — раздражённо ответил Хэ Сюань. — Я понимаю.

— Тогда чего ещё ты хочешь?

Пауза затягивалась, но Хэ Сюань не знал, как ответить. В этот раз его накрыла не ревность, а щемящая тоска. Цинсюань хотел знать, насколько свободен в своём выборе, и он был бы рад солгать. Однако правда заключалась в том, что голодал он в позапрошлом веке всего пару лет а утолить голод не выходило до сих пор. Цинсюаня он хотел немногим меньше двух столетий подряд. Какого ответа тот ждал от маниакального безумца, если даже божественная стихия не захотела другого повелителя? Ему придётся ждать претендента на место третьего мужа Повелительницы Ветра следующие лет семьсот. Хэ Сюань нашёл в темноте его руку и сжал холодные пальцы.

— Если ты меня не любишь, я не хочу об этом знать, — глухо сказал он.

— Зачем бы мне ещё с тобой оставаться? — пожал плечами Цинсюань и опустил глаза.

Тишина стала обжигающей и неловкой.

— Ещё одна подобная выходка — и ближайшие сто лет ты с острова не выйдешь.

— Мы с Его Высочеством не поместимся на твоей кухне. У тебя очень скромный дворец.

— Её после вас всё равно только сжигать, — беззлобно огрызнулся Хэ Сюань. — Что дальше? Грядки с морковкой?

— Это будет уморительно, согласись, — Цинсюань потыкал ему пальцем в грудь. — Приходят небожители вершить справедливость на остров в Тёмных водах и попадают сначала во дворец демона Тёмных вод, потом в темницу демона Тёмных вод. За ней мастерская демона Тёмных вод, огород, сарай и курятник демона Тёмных вод.

— Он тебя поэтому в отдельный дворец отселил?

— В первую очередь это был вопрос престижа, — оскорбился Цинсюань. — Два дворца в небесной столице лучше, чем один. Чем-то сладким пахнет…

Хэ Сюаню пахло только розовым маслом от шёлковых чёрных волос, но он вспомнил у входа в пещеру куст, обсыпанный белыми цветами. Устроив свободную руку на талии Цинсюаня, Хэ Сюань снова потянул его на свет. Мелкие лепестки жасмина засыпали траву белым ковром.

— У меня их три. Будет достаточно уморительно, если курятник ты устроишь в одном из них?

— Как я буду за ними присматривать, если не смогу выходить? Разве что Мингуан станет богом войны, увенчанным яйцами, — Цинсюань отломил веточку и зарылся в неё носом. — Куры его любят. А такого ужасающего зверства даже Собиратель цветов не устраивал. Ты станешь легендой.

У Хэ Сюаня защипало в глазах и закололо в боку. Его непритязательное чувство юмора находило эту шутку в самом деле уморительной. Взгляд Цинсюаня на окружающий мир изрядно раскрашивали серость бытия.

Хэ Сюань глубоко пустил корни в повседневную жизнь Средних и Верхних небес, так что вполне полагался на суждения Цинсюаня. Действительность, ожидавшая молодого студента Хэ после вознесения, казалась пресной и серой. Он так много потерял, а тяжёлый жёсткий характер не содержал тепла даже в ранние годы и вряд ли позволил бы кого-то согреть. Расчётливость натуры Хэ Сюаня касалась абсолютно всего, даже самых эфемерных вещей.

Цинсюань же за несколько столетий слился с дорогой, по которой шёл, стал полноправной частью. И, надо сказать, значительно её украсил, превратив чёрный нефрит в голубой. Это делало её бесценным, редким и уникальным подарком. Хэ Сюань подарил свою судьбу добровольно и почти безвозмездно. Почти — потому что дальше мироздание само вернёт всё на круги своя, судьба снова станет принадлежать истинному владельцу, но уже вместе с Цинсюанем.

— Меня пугает, когда ты улыбаешься. О чём ты думаешь?

— О рентабельности долгосрочной аренды, — ответил Хэ Сюань, подставляя локоть на крутом спуске.

— Естественно, — вздохнул Цинсюань, цепляясь за предложенный локоть и заправляя Хэ Сюаню за ухо веточку. — Зануда. С правом выкупа?

— Всё моё — моё, — ревниво процедил Хэ Сюань сквозь зубы. — Никакого выкупа.

— Барахольщик.

— Антиквар, — поправил Хэ Сюань.

Если «бестолковая тыковка» узнает, что его непониманием воспользовались и отозвались пренебрежительно, Хэ Сюаню вынесут разум и исключат из женихов. А жених — это очень надёжно, от жениха до мужа в текущих условиях можно дойти лет за двадцать. К статусу мужа даже какие-то права прилагаются.

К чему он только ни привыкал. И к проклятым манерам со временем тоже привыкнет.

Конец