Work Text:
Фердинанд, конечно, видел портреты своей новой невесты до её прибытия в Олларию, но многое списывал на желание художников польстить щедрым заказчикам.
Поэтому, когда Катарина Ариго наконец является перед ним во плоти, её хрупкая прелесть ошеломляет его и заставляет чувствовать себя вдвойне неуклюжим болваном. На церемонии венчания его королева поднимает на него беспомощный взгляд, и он может только и повторять про себя: «Душенька, душенька» — и в то же время осознавать, что от него ей помощи не будет. Ибо власть в его стране принадлежит не ему.
Так, в сущности, всегда было. Просто впервые он об этом жалеет — когда тонет в прекрасных голубых глазах, когда слышит голос Сильвестра, вроде бы произносящего формальные клятвы, а на деле — подчёркивающего, что только с его соизволения король и королева вступают в брак.
Вспышка гнева кратковременна и бесплодна: хотелось бы сказать, что, воодушевлённый любовью, Фердинанд наконец решил бороться за то, чтобы править самому… но ему страшно. Даже больше не за себя, ведь теперь, чтобы приструнить его, могут сделать что-то с Катариной. Как жаль, что её семья не имеет толком власти, вот будь она иностранной принцессой!.. Но единственная решительная особа среди Ариго, Каролина, после свадьбы дочери довольно скоро удаляется в родовые земли, увы, а даже Фердинанд не настолько слеп, чтобы вообразить, будто Ги и Иорам станут ему опорой.
Фердинанд вообще не очень слеп. И его ужасно уязвляет понимание, что Сильвестр лучше всех способен управлять Талигом. Он сам так точно не сможет. И дело не только в том, что Диомид учил Сильвестра, а не его (хотя в этом тоже), но и в том, что нрав у Фердинанда не самый бравый, а порой даже просто трусливый.
Он пробует заговорить об этом с самым смелым человеком, которого знает. Но Рокэ не слышит намёков или не хочет их слышать: он тоже верит Сильвестру. Фердинанду хочется упрекнуть его, сказать, что это потому, что их так научили, но в глубине души он сомневается в своей правоте. Быть может, никого лучше Сильвестра им и правда не надо.
Но он не любит Катарину. Оглядевшись вокруг, Фердинанд, кажется, догадывается почему: той вечно что-то шепчет Штанцлер. Он, конечно, друг её семьи и глава её партии, но зря она это позволяет, так Сильвестр её совсем возненавидит.
Фердинанд пробует поговорить и с ней.
Она слышит его ещё хуже, чем слышал Рокэ. Она слишком юна и невинна, чтобы понимать, как пронырлив кансилльер, и Фердинанд тщетно пытается объяснить ей, что никто не убережёт её от Сильвестра, особенно он.
Она уже не так невинна, когда приходит доверить Фердинанду собственный план о том, как защититься. Он ли тому виной? Испугал её до отчаяния, до того, что она решила поступиться чем-то в себе? Или во дворце так быстро теряют себя, как потерял себя когда-то он сам?
«Душенька, душенька», — и он соглашается, соглашается и просит, почти повелевает Рокэ. В глазах кузена — холодный огонь, но ведь он тоже не стал спорить, не так ли? Он, самый смелый человек во всех Золотых землях, не стал.
Потому что не хотел?
Фердинанд осознаёт, что то было начало конца, когда Рокэ и Катарина и впрямь становятся любовниками. Потому что потом Катарина берёт любовников ещё. Она заковывается в броню, она ищет любых крупиц власти, она всё ещё слушает Штанцлера… и она думает, что Фердинанд не видит.
Он видит. Он знает, что она разуверилась в нём, и не без причин. Но ещё — что её собственные интриги её не спасут, хотя она считает иначе.
Он помнит, что Олларам отпущен всего один Круг, и приходит в ужас от понимания — обрушившись, трон погребёт не только его, но и Катарину, и их детей.
Но у него нет власти, а враги всегда подбирались к ним со всех сторон. Все эти Окделлы, Придды…. Что он может? Только обварить руку Катарине, когда она будто бы ненамеренно его легонько подтолкнёт. Спросить, для чего ей это? Но она выглядит такой довольной, что Фердинанд не хочет ломать ей игру. Поэтому ещё он ей не говорит, что знает, кто её отец, всё-таки какие-то свои прознатчики есть и у него. Но ведь Катарине так нравится называть себя Ариго.
Кто-то из её обожателей умирает. Она всё ещё выглядит довольной. Дворец замарал её, и Фердинанду бесконечно жаль, что это произошло из-за него, что это его невестой она сюда попала.
«Душенька, душенька».
Он ждёт свиста топора у шеи и молит только о том, чтобы не увидеть смерти Катарины. На то, что они войдут в новый Круг, Фердинанд не надеется.
Создатель милостив — в конце концов, и даже позже, чем мог, Он исполняет именно то желание, о котором его попросили.