Archive of Our Own ^beta

Драко не видел Гермиону Грейнджер уже больше года, и уж точно никогда до этого не видел, чтобы она выглядела так. Даже после последней битвы, когда она была невероятно худой после месяцев в бегах, вся покрытая грязью и Мерлин знает чем ещё.

Сейчас она просто выглядит уставшей и куда старше своего возраста. Её всклокоченные и немытые волосы кое-как завязаны в неаккуратный пучок. Её аврорская униформа помята. Под глазами глубокие тени, словно синяки.

Да и в целом, её появление тут кажется крайне странным. В их последнюю встречу они не слишком приятно расстались. За эти годы у него с ней случалось достаточное количество разногласий, чтобы понимать: она здесь не для того, чтобы он её лечил. Кроме того, она пришла одна, а значит, не для того, чтобы его арестовать.

— Грейнджер, — говорит он — единственное приветствие, на которое он способен, — и машет рукой в сторону одного из роскошных кожаных кресел по другую сторону своего рабочего стола. Он закрывает лежащую перед ним карту пациента, аккуратно отправляя её заклинанием на вершину ближайшей стопки.

Она игнорирует приглашение и остаётся стоять, вцепившись в спинку кресла. Её ногти обкусаны до крови, и там, где она сжимает кулаки, костяшки пальцев побелели.

— Мне нужна твоя помощь.

Люди регулярно приезжают в его клинику в Вене, чтобы сказать то же самое, но Драко знает Гермиону Грейнджер с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Она скорее будет есть битое стекло, чем вот так придёт к нему.

В последний раз, когда он видел её, они поссорились.

Да и в первый раз, когда он увидел её, они поссорились.

После окончания обучения Драко сказали, что он должен явиться в магическое британское посольство в Париже, чтобы предъявить документы. Ни один университет не стал бы присуждать степень британскому студенту без подтверждения того, что он «соответствует всем требованиям» — что на самом деле означало завуалированное «мы хотим убедиться, что вы не Пожиратель Смерти в бегах». Грейнджер тогда была младшим аврором, сопровождавшим Робардса.

Она была воплощением эффективности, проштамповывая бланки и зачитывая требуемые объяснения своим официозным тоном. Робардс смотрел сквозь Драко, как будто у него были дела поважнее.

Драко попытался завязать разговор после того, как Робардс выскочил из комнаты, словно одержимый, оставив Грейнджер собирать бумаги.

— Спасибо, — сказал он, силясь найти слова извинения, которые ему никак не удавалось подобрать.

— Ты мне не нравишься, — фыркнула в ответ она. — Но ты не заслуживаешь того, чтобы сидеть в тюрьме.

— Было бы неплохо, если бы и Чудо-мальчик думал так же. — Эти слова вырвались прежде, чем он сумел их остановить. Невозможно было избежать возвращения к их отвратительному и привычному с детства стилю общения, когда они огрызались друг на друга. В течение многих лет он очень старательно и прилежно избегал мыслей о Гарри Поттере, но встреча с Грейнджер заставила все старые эмоции разом всплыть на поверхность.

Она выпрямилась во весь рост, запрокидывая голову, чтобы видеть его, но каким-то образом давая ему почувствовать, что это она смотрит сверху вниз.

— Он заступился за твою мать. Думаю, это больше, чем хоть кто-то из твоей семьи мог рассчитывать.

Её слова звучали в его ушах всю дорогу до Вены.

Разумеется, так оно и было. Герой войны, решивший поручиться за Нарциссу Малфой, внёс огромный разлад в попытки Министерства разобраться со злодеяниями Пожирателей Смерти. И хотя Поттер так и не появился на слушании по делу самого Драко, он понимал, что это оказало влияние. Никто не знал, что делать с тем, чей отец был приговорен к пожизненному заключению в Азкабане, а мать освобождена самим Спасителем волшебного мира. Снятие обвинений с Драко на основании его возраста, вероятно, показалось им самым простым выходом из положения.

Поэтому Драко погрузился в учебу и работу, постаравшись оставить всё в прошлом.

Прошло два года, прежде чем он снова увидел Грейнджер.

— Я прочитала твою статью, — сказала она, без предупреждения явившись в его тесный кабинет в университете.

— Тебе нужно быть более конкретной, — усмехнулся он, указывая на лежащую рядом стопку журналов. — Я весьма продуктивен.

Она закатила глаза, без спроса сдвинула со стула груду книг и села, доставая папку с делом.

— Об использовании somnium potenta. Думаю, кто-то использует её, чтобы убедить жертв опустошать свои банковские счета.

Так оно и пошло.

С тех пор минуло десять лет, и за это время он давал консультации шесть или семь раз. Она всегда приезжает одна — он подозревает, что она не сообщает коллегам, кто именно тот специалист, у которого она консультируется. Драко это не волнует. Ему не нужно восхищение авроров. У него своя процветающая практика и всемирно известная репутация одного из лучших целителей разума в волшебном мире. Но он наслаждается головоломками, которые она ему приносит. Гермиона Грейнджер необычайно талантлива и совершенно напрасно растрачивает эти таланты, работая в правоохранительных органах. Не то, чтобы он когда-либо говорил ей об этом. Они по-прежнему не соглашаются друг с другом ни в чём и никогда.

Всегда наступает момент, незадолго до её ухода, когда он подумывает о том, чтобы спросить. Вышла ли она замуж за Уизли. Есть ли у неё дети. Есть ли...

Но он никогда не спрашивает.

Когда они виделись в последний раз, они снова спорили о его работе. Она всегда готова была выслушать его, пока предмет обсуждения оставался сугубо академическим. Как только он касался практической стороны дела — того, как травмы могут влиять на сны, а сны влиять на травмы — она затыкала ему рот.

— Прорицание — это полная чушь, — огрызнулась она тогда. — Уму непостижимо, как ты можешь это защищать.

— Я не говорю о дурацких чайных листьях Трелони, — вздохнул он. — Онейрология — совсем другое дело, и я добился настоящего успеха с...

— Сны — это просто сны, Малфой. Они состоят из того, что ты видел днём, из фильма, который смотрел перед сном, из телефонного звонка, который получил на прошлой неделе. Ничего, кроме реальных событий, приукрашенных фантазией мозга. У них нет никакой ценности.

— Вот тут ты ошибаешься. Когда речь идёт о пациентах с травмами, я...

— Нет! — Она резко вскочила, схватив свою папку и сунув её в сумку. — Мне это неинтересно. У нас и без того было достаточно проблем с тем, чего не должно было быть в наших головах.

Она тогда аппарировала прочь прежде, чем он успел что-то объяснить.

Но сейчас она снова здесь и выглядит так, будто наступил конец света.

— Что случилось?

Он, конечно же, знает. Он видел сны об этом уже несколько недель. Он не понимал, что они значат и почему являются, но слова, вырвавшиеся из её уст, ничуть не удивляют. Поэтому он знает, что скажет «да», ещё до того, как она спросит.

— Дело в Гарри.

***

Драко на взводе с того самого момента, как покидает лондонскую станцию по прибытию портключами.

Он заселяется в неприметный маггловский отель и оставляет там свои чемоданы. Он не знает, будет ли привлекать больше внимания своим привычным маггловским одеянием, но мысль о мантии кажется ему слишком невыносимой даже ради того, чтобы слиться с толпой. Поэтому он не переодевается, прежде чем пройти несколько кварталов до универмага, под видом которого скрывается больница Святого Мунго.

Когда он открывает дверь, то почти ожидает увидеть киношную реакцию: визг соскользнувшей с виниловой пластинки иглы, все замирают, увидев его, воцаряется тишина, нарушаемая шепотками. Но больница похожа на все больницы мира: она многолюдная, шумная, и совершенно никому нет до него дела.

Он выдыхает.

В регистратуре он спрашивает о Грейнджер, и ему вручают бейдж с надписью «Приглашенный консультант» и указанием, как пройти на третий этаж.

Она встречает его в коридоре и на какую-то долю секунды выглядит невероятно благодарной за его появление. На одно ужасное мгновение ему кажется, что она вот-вот обнимет его, но потом она, кажется, приходит в себя. Выражение её лица снова становится закрытым. В конце коридора он видит ещё двух авроров, стоящих на страже у двери.

— Давай пройдем сюда, — предлагает она, заводя его в соседний кабинет. Здесь царит такой беспорядок, что он едва ли не физически отшатывается, настолько привык к патологическому порядку в своем собственном рабочем пространстве. Две переполненные книжные полки расположены по бокам от заколдованного окна, в котором видна унылая картина болота, продуваемого ветрами. Свитки пергамента громоздятся на полках и свалены в беспорядочные стопки. Каждый сантиметр стола завален бумагами, книгами и научными журналами. Повсюду под разными углами торчат маггловские стикеры, которые Драко очень нравятся. Волшебники никогда не изобретали ничего настолько же полезного, как эти стикеры.

Учебная доска около одной из стен сплошь испещрена корявыми письменами Грейнджер. Списки зелий. Списки заклинаний. Списки симптомов. Списки имен.

Грейнджер оглядывает комнату, словно видит её впервые.

— Я должна была... то есть я знала, что...

Она явно измучена и взволнована. Ей это очень не идёт, и Драко от этого становится не по себе.

Он переступает через стопку книг и обходит стол, опускаясь в единственное кресло.

— Рассказывай.

Она хмурится.

— Я здесь, чтобы увидеть пациента. Ты исследуешь его случай. Рассказывай.

На мгновение на её лице вспыхивает раздражение — достаточное, чтобы стряхнуть с неё оцепенение, в котором она пребывает, — и она расправляет плечи.

— Гарри Джеймс Поттер, 28 лет. Поражён проклятием неизвестной природы во время рейда в Минске. Подозреваемый — Нео-Пожиратель Смерти, который был убит стражами порядка после отказа сложить оружие. Пациент был доставлен в больницу Святого Мунго экстренным портключом и находится без сознания уже семьдесят два дня.

Ему, конечно же, всё это известно. Они всё обсудили ещё в Вене. Но он видит, что Грейнджер легче начать с самого начала. Он подтягивает к себе чистый лист пергамента и достает из кармана ручку, начиная выводить какие-то заметки. Она расхаживает перед доской.

— Первоначальный план лечения соответствовал стандартным протоколам, ты читал соответствующие отчеты. — Он читал и уже выучил их почти наизусть. — Пациент не пришёл в сознание. Диагностические заклинания продолжали показывать чрезвычайно высокий уровень мозговой активности. Специалисты-неврологи определили, что его мозг работал в усиленном режиме, хотя они так и не смогли привести его в чувство. — Грейнджер смотрит на длинный список вариантов лечения на своей доске, каждый из которых вычеркнут. — К сороковому дню целители исчерпали все традиционные методы.

— Обычно пациентам, находящимся в коме, создают комфортные условия и оставляют их приходить в сознание собственными силами, — осторожно замечает Драко.

— Обычно — да. Но когда хоть что-то, связанное с Гарри, было обычным? — Гермиона вздыхает и трёт глаза основанием ладони. — Старший целитель проконсультировался с экспертами всех крупных больниц для волшебников. Все они единогласны: что бы ни происходило сейчас в голове Гарри, это убивает его.

В комнате очень тихо. Странно даже думать о таком — о том, что Мальчик-Который-Выжил может быть повержен в прах сновидением.

— Местные онейрологи не сумели помочь. Все они рекомендовали тебя.

Пэкер, думает Драко. Возможно, Петерсон. Неплохо разбираются в своем деле, но далеко не лучшие эксперты.

— Давай проясним, чего ты ждёшь от меня, Грейнджер. Это представляет для меня немалый риск. Если я буду там копаться, а герой войны всё равно умрет, ты прекрасно знаешь, кого в этом обвинят.

Грейнджер вздрагивает, но она вовсе не глупа. Она достает из своей мантии сложенный лист пергамента и протягивает ему.

Даже Драко несколько потрясен тем, что там написано. Полный иммунитет от судебного преследования за любые действия, так или иначе связанные с обращением с Гарри Поттером. Он может в буквальном смысле слова войти в палату и забить его насмерть, а они не смогут ничего сделать.

— Ты серьезно?

— Ты должен быть волен испробовать... всё, что потребуется, — говорит она. — Мерлин знает, мы уже пытались.

Драко потратил пять лет на обучение целительству разума, три года на изучение всего, что можно было узнать о связи между травмой и мозгом, и последние два года зарабатывал больше денег, чем его отец накопил за всю свою жизнь. Он никогда бы не подумал, что это приведет его сюда.

— Тогда пойдем к Поттеру.

***

Авроры не обращают на них внимания и стоят в стороне, пока Грейнджер подходит к двери. Должно быть, она проинформировала их о его прибытии.

Комната выглядит пустой и функциональной: в одном углу тихо пищат контролирующие диагностические чары, а на приставном столике стоит скудный букет пионов в сколотой вазе. Всё выглядит безвкусно и по-больничному безлико. Единственное, что выбивается из общего стиля — это откидной лежак на том месте, где Драко ожидал бы увидеть неудобный пластиковый стул для посетителей. Он рассеянно гадает, сколько ночей Грейнджер провела в этой бездушной комнате. Он думал, что здесь будет полно Целителей. Что палата будет забита до отказа подношениями, открытками с пожеланиями выздоровления, воздушными шарами и доброжелателями. Но она почти восхищает своей обыденностью.

Он думал, что подготовился к встрече с Поттером, но теперь понял, что это было невозможно.

Почему-то тот выглядит одновременно и старше, и моложе, чем Драко себе представлял. Старше в том смысле, что в кровати лежит мужчина, а не тощий мальчишка, которого он помнит. Квадратная челюсть. Щетина там, где его явно не брили день-другой. Даже исхудавший и болезненный, он бесспорно красив. Но при этом он кажется слишком молодым, слишком хрупким, несущим на себе груз слишком многих ожиданий.

Во всяком случае, слишком молодым, чтобы лежать в постели, будучи не в состоянии проснуться, пока его мышцы дрожат, а разум борется с демонами, которых он сам же выдумал, чтобы мучить себя.

Драко поднимает историю болезни с края кровати в попытке чем-то занять руки. Результаты последней диагностики неизменны. Неврологические симптомы Поттера по-прежнему выходят далеко за пределы допустимых норм, в то время как его физическое состояние продолжает ухудшаться.

— С чего мы начнём? — спрашивает Грейнджер, и Драко вздрагивает. Он почти забыл, что она стоит у него за спиной.

— Не здесь, — твердо говорит он, кладя карту обратно на кровать. — Где он живет?

— Что, прости?

— Живет, Грейнджер. Где его дом?

Она выглядит растерянной и упрямой, скрестив руки поверх своей неопрятной мантии:

— Не понимаю, какое это имеет...

— О, ради Салазара. Что, по-твоему, я собираюсь сделать, ограбить его? Ты хочешь, чтобы он выздоровел. Вот эта мрачная конура, в которой вы его держите, этому не поможет. И я определённо не собираюсь выполнять свою работу, сидя в этом ужасном кресле. Пациенты должны находиться в комфортной, привычной обстановке. В идеале — в собственном доме.

Рот Грейнджер сжимается в узкую линию.

— Если только ты не собираешься сказать мне, что он ужасный трудоголик, который спит в аврорских казармах, потому что в таком случае мы будем заниматься этим у тебя дома.

На её лице мелькает выражение, которое трудно определить. Ему интересно, как Уизли отнёсся к тому, что она привела сюда Драко.

— Нет, у него есть дом. На Гриммаулд Плейс.

В этом есть определенный смысл. Старые семейные владения, вероятно, были военными трофеями. А может, всем героям вручили новые дома. На какую-то абсурдную минуту он представляет себе Невилла Лонгботтома в роли владельца дома своего детства, но это забавно лишь на мгновение, а затем он начинает думать о том, каким Мэнор был в те последние дни. По его позвоночнику пробегает дрожь.

— Отлично. Когда мы сможем его перевезти?

Грейнджер, пришедшая, похоже, к какому-то решению, слегка кивает:

— Я распоряжусь, чтобы его отвезли к нему домой сегодня вечером. Луна — целительница, которая занимается его повседневным уходом. Ты можешь присоединиться к нам завтра. Дом номер двенадцать.

Он бросает последний взгляд на Поттера, пожимает ей руку и выходит из комнаты. Выражение осунувшегося лица Поттера остается неизменным.

***

Гриммаулд Плейс сильно изменился со времени последнего визита Драко в дом его ужасной двоюродной бабушки. Когда Фиделиус позволяет дому показаться на глаза, всё кажется знакомым, но стоит Грейнджер открыть дверь, как сходство резко обрывается. Длинный тёмный коридор, который он помнит с детства, теперь стал светлым и просторным. Отвратительные портреты и чучела голов домовых эльфов исчезли, им на смену пришли улыбающиеся фотографии и детские рисунки в рамочках. На минуту Драко замирает, гадая, есть ли у Поттера свои дети, пока не вспоминает подробности его истории болезни. Одинок. Близких родственников нет. Может, это рисунки детей Грейнджер. Или ребенка оборотня, о котором ему рассказывала мать.

— Хочешь кофе или чего-нибудь ещё? — спрашивает Грейнджер, явно испытывая неловкость от того, что он здесь. — Воды?

Он качает головой, и она ведет его по лестнице в хозяйскую спальню.

Переступая порог, он чувствует себя так, словно вторгается без разрешения. Даже если до этого он делал это в домах десятков своих пациентов, сейчас всё совсем по-другому.

Комната Поттера просторна и оформлена со вкусом. Чистые линии, скандинавская мебель, мягкое серое постельное белье. Высокие окна пропускают раннее утреннее солнце. Если бы его когда-то спросили, он бы себе представил совсем не это. Может, гриффиндорские висюльки на стенах и плакаты с квиддичем. Сам Поттер выглядит так, будто спит, пусть и в объятиях страшной лихорадки. И его вид в его собственной постели действует на Драко успокаивающе.

Лавгуд держит его руку в своей.

— Доброе утро, Драко, — говорит она, лучась такой радостью, словно приветствует старого друга.

— Как он? — спрашивает Драко, не придумав ничего более подходящего. В последний раз, когда он видел её в коридоре около Визенгамота, он путано пытался принести извинения, и гнетущее чувство вины за то, как с ней обошлись в его доме, сейчас грозится вновь подняться в нём, как желчь.

— Ничего не изменилось по сравнению со вчерашним днем, — подтверждает она, осторожно возвращая руку Поттера на простыню. — Смена местоположения не ухудшила ситуацию.

Хоть какое-то облегчение.

Он ставит сумку на комод и достает свои принадлежности, затем сосредоточенно обходит комнату, зажигая свечи и бросая в курильницу небольшие пучки шалфея и можжевельника. Заметно, что Грейнджер умирает от желания задать вопросы, но Драко не склонен объяснять свои методы тому, кто едва признает, что они вообще работают.

Он застегивает зачарованный серебряный браслет-якорь на своём запястье и снимает ботинки.

— Вы обе можете остаться, если хотите, — объясняет он, — но в этом нет необходимости. Этот якорь зачарован, чтобы вывести меня из сновидения, или если какие-либо показатели выйдут за установленные пределы, или через определенное время. Вам не потребуется вмешиваться.

— Я бы хотела остаться, — говорит Лавгуд, опускаясь на пол перед камином скрестив ноги. — Я никогда раньше не видела, как путешествуют онейронавты.

Грейнджер выглядит сомневающейся, но в итоге пересекает комнату и садится в кресло у окна.

Выбросив их обеих из головы, Драко ложится на широкий матрас рядом с Поттером. Он старательно оставляет пространство между ними, пытаясь не обращать внимания на чистый запах подушки под головой, закрывает глаза и начинает свои песнопения.

Впервые Драко вошёл в чужой сон более или менее случайно. Несмотря на годы обучения, он никогда не считал себя подходящим кандидатом. Он занимался целительством разума только для того, чтобы проработать поврежденные участки внутри себя, и ни на секунду не задумывался, что окажется достаточно силен, чтобы удержаться в чужом разуме.

Но однажды ночью его тогдашний парень Лука — адвокат с кривоватой улыбкой и энциклопедическими знаниями о вине — ворочался и метался во сне рядом с ним, и, прежде чем Драко полностью осознал, что происходит, он обнаружил себя стоящим рядом с ним, пока Лука трясся от страха перед карикатурно огромной крысой в приснившейся версии их ванной комнаты.

Наполовину уверенный в том, что это была случайность или просто его собственный сон, Драко с головой окунулся в практические эксперименты. Его диссертация стала новаторской в онейрологии, а применение этой дисциплины к пациентам с травмами принесло ему признание во всем мире.

Теперь его техники более отточены. У него есть сосредотачивающие ритуалы и фокусирующие заклинания. Он больше не врывается в чей-то разум, как незваный гость, а проскальзывает незаметно и без помех. Он способен сначала оценить, что видит и испытывает его пациент, прежде чем решить, как действовать дальше. И все же, даже несмотря на весь его многолетний опыт, для него становится шоком увидеть Поттера — такого же юного, каким он был, когда Драко впервые встретил его, — сидящим под деревом.

— Если бы ты был анимагом, каким животным ты бы стал? — спрашивает маленький Поттер, глядя на него своими яркими и любопытными глазами. Драко окидывает взглядом себя, свои маленькие руки и короткую мантию, и понимает, что ему примерно столько же лет. — Мой крестный — огромный пёс, а папа — олень. Но я думаю, что было бы здорово уметь летать.

Драко оглядывается по сторонам. Они находятся в поле, неподалеку стоят дома. Это небольшая тихая деревушка. Он напрягает мозги. Поттер вырос не здесь — уж это-то он знает из бесконечных рассказов в прессе.

— Я люблю летать, — рассеянно говорит Драко, присаживаясь на траву и отмечая детали. Поттер всё так же носит очки, но уже не ту дешёвую, треснувшую пластиковую маггловскую оправу из его детства. На его лбу нет шрама.

— Ты катался на метле? — потрясённо спрашивает Поттер. — Моя мама мне не разрешает. Она говорит, что меня этому научат в Хогвартсе в этом году.

— Отец подарил мне тренировочную метлу, когда мне исполнилось восемь лет, — говорит Драко, стараясь, чтобы это не прозвучало так самодовольно, как он сказал бы это в том возрасте. Правда заключалась в том, что он чаще падал, чем держался на метле, и его отец ушёл прочь, бормоча о том, что мать слишком опекает его и в целом ему не хватает физического развития.

— Ух ты, — присвистывает Поттер, впечатлённый. В груди Драко что-то сжимается. Он многое отдал бы за такую реакцию, когда они были первокурсниками. Это была та версия Поттера, с которой его мечтал сдружить Люциус Малфой, когда им было по десять лет. А может, и нет: эта версия не была бы особенной.

Сосредоточься.

Драко понимает, что ожидал попасть в самый разгар кошмара. Найти Поттера сражающимся с акромантулом или убегающим от инфери. Он в замешательстве: тот просто сидит под деревом, расслабленный и счастливый. Что-то во всём этом не сходится.

Роль Драко, раз уж он здесь, заключается в том, чтобы мягко и осторожно помочь пациенту понять, что то место, в котором они находятся, не является реальностью. Обычно это включает в себя помощь в избавлении от страхов, которые преследуют их во сне. Но Поттер, как всегда, представляет собой совершенно иную проблему.

Теоретически, методы должны быть теми же. На каком-то уровне Поттер знает, что это не его жизнь.

— Ты ведь тоже сидел на метле, Пот... Гарри, — пытается он. — Ты умеешь летать.

Ребенок отрицательно качает головой:

— Нет, но я хочу. Я хочу быть Ловцом, как мой папа.

— Ты играл Ловцом за Гриффиндор, — продолжает Драко. — Тебя взяли на первом курсе, хотя это было против правил, — не может удержаться от шпильки он.

Поттер снова упрямо качает головой, скрещивая руки:

— Нет! Мой отец поможет мне практиковаться, но только после того, как я возьму уроки полётов в Хогвартсе.

Драко перебирает горсть травы, размышляя о том, насколько сильно можно надавить. Он знает, что ему нужно быть осторожным в своем подходе. Крича ребёнку о его погибших родителях, он ничего не добьётся.

— Ты ведь знаешь, что всё было не так, правда, Гарри? Мы вместе учились летать. Мы играли друг против друга в квиддич в школе.

Поттер смотрит на него, словно начиная узнавать, но не желая этого.

— Я тебя не знаю, — едко усмехается он. — Ты просто глупый хорёк. — Но как только он выплёвывает это оскорбление, он слегка хмурится.

— Всё верно, Гарри, — кивает Драко. — Ты прекрасно знаешь, кто я такой.

Всё происходит быстрее, чем Драко успевает это осознать. Лицо Поттера становится грозным, и он достает палочку, которой у него нигде не было ещё секунду назад.

— Тебе не место здесь, — рычит он голосом, слишком взрослым для его юного тела, и взмахом палочки изгоняет Драко прямо из сна.

***

Драко резко просыпается, его голова раскалывается, а в горле пересохло. Он садится, кашляя, и обнаруживает у изголовья кровати Лавгуд со стаканом воды, который он принимает с благодарностью.

— Это нормально? — с любопытством спрашивает она. — Я вообще-то думала, что всё будет гораздо спокойнее.

Грейнджер смотрит на него от окна, широко раскрыв глаза.

— Нет, он вышвырнул меня.

— Что? — Грейнджер мгновенно вскакивает на ноги, словно она может что-то сделать, огибает кровать и хватает Поттера за руку. — Что случилось?

Драко игнорирует её, тянется за своим блокнотом и быстро пишет, фиксируя всё, что видел и испытал. Очень трудно предугадать, что именно может иметь значение, поэтому он научился записывать всё — от времени года и времени суток до освещённости.

— Малфой, — наконец, молит она в отчаянии.

Он поднимает глаза от своих записей и замечает её обеспокоенное лицо.

— Ладно, — вздыхает он, закрывая блокнот. — Ему было десять лет, и он верил, что скоро начнёт учиться в Хогвартсе. Он верил, что его родители и крёстный живы и здоровы. У него не было шрама на лбу. Он знал, что он волшебник.

Грейнджер с шумом втягивает воздух.

— Ну что ж, это довольно приятный сон, разве нет? — жизнерадостно размышляет Лавгуд, накладывая стандартный набор диагностических чар. — Я рада, что он там думает о приятном.

Грейнджер напрягается.

— Я не понимаю, — говорит она. — Даже если я поверю, что ты был в его голове, что он в безопасной иллюзии, то что происходит? И что ты имеешь в виду, говоря, что он тебя вышвырнул? — Её правая рука дёргается, словно она собирается продолжить борьбу, которую Поттер начал в царстве снов. Драко воздерживается от того, чтобы закатить глаза.

— Ты должна понимать, что обычно я работаю с пациентами, которые без проблем могут проснуться, но при этом переживают горе, травмы и дискомфорт во сне. Когда я проникаю в их сны, я пытаюсь помочь им понять, что всё то, что они там переживают, либо не существует, либо осталось в прошлом и больше не может причинить им вреда. Моя задача не в том, чтобы убедить их уйти. И уж точно не в том, чтобы убедить тебя в реальности того, что я делаю. Это ты привела меня сюда, не забывай.

Грейнджер по-прежнему напряжена и даже чуть ссутулилась, но ничего не говорит. Лавгуд заканчивает свою диагностику и снова садится на пол с историей болезни в руках, чтобы обновить записи.

Поттер лежит рядом с ним и дышит неглубоко, будто напрягается. Драко приходится подавить желание положить ладонь на его руку, чтобы попытаться успокоить его.

— Основываясь на его симптомах, я предположил, что Поттер считает, будто попал в ловушку, — продолжает Драко, поводя плечами, чтобы унять судорогу. — Что я найду его заключённым в тюрьму или зажатым где-то. И мне нужно будет убедить его, что на самом деле он свободен и может проснуться.

Он наблюдает за тем, как Грейнджер собирает кусочки воедино, потирая затылок с усталым вздохом:

— Но он ведь не в ловушке. Он там, где хочет остаться.

Драко кивает:

— Принципы остаются прежними. Я должен заставить его понять, что он во сне. Но вместо того, чтобы хотеть, чтобы это было правдой...

— Он активно сопротивляется тебе, — заключает она.

— В этом есть смысл, — говорит Лавгуд, глядя в медицинскую карту и постукивая пером по щеке. — Гарри борется изо всех сил за то, чтобы оставаться там, где он сейчас. Это создаёт огромную нагрузку на его магическое ядро, а оно, в свою очередь, создаёт нагрузку на его тело.

— И что же нам делать? — спрашивает Грейнджер, и впервые она обращается к нему без едва скрываемого презрения. Она боится, понимает он.

Драко рассеянно крутит серебряный браслет на запястье.

— Мы попробуем еще раз.

***

В Хогвартсе стоит прекрасный осенний день, воздух чист и прозрачен. Такие дни Драко всегда любил больше всего: самое начало учебного года, когда всё вокруг бурлило потенциалом и ничего ещё не успело пойти не так.

Студенты стекаются из замка к полю для квиддича, размахивая знамёнами и флагами Хаффлпаффа и Рейвенкло.

Поттеру на вид лет пятнадцать или, может быть, шестнадцать. Трудно сказать, потому что он не такой худой, каким был в школе. Он одет в гриффиндорскую мантию, но на шее у него повязан ярко-синий шарф Рейвенкло. Очки — те же, что были на нём в том поле. Шрама по-прежнему нет.

Драко шагает рядом с ним, пока они спускаются с холма.

— Они победят, ты же знаешь, — говорит Поттер, размахивая шарфом перед лицом Драко. — И тогда они обгонят вас в рейтинге. Финала в этом году вы не дождётесь!

По нему трудно что-то прочитать. Его голос самодовольный, дразнящий, но совсем не злой.

— Посмотрим, — уклончиво отвечает Драко.

Они поднимаются по деревянной лестнице к гриффиндорским трибунам, и Драко занимает место рядом с Поттером, которого это совершенно не удивляет, несмотря на то, что Драко одет в слизеринскую мантию. Уизли сидит по другую сторону от Поттера, но не обращает на Драко никакого внимания. Нередко другие люди в снах выполняют роль молчаливых статистов, что делает для сновидца сцену более реалистичной, но не слишком детализированной. В данном случае, Драко благодарен за это. Одной проблемой меньше.

Они наблюдают за разминкой команд.

— Она так хороша, — говорит Поттер, восторженно хлопая и свистя, когда мимо пролетает Ловец из Рейвенкло.

Драко пытается вспомнить, кто она такая.

— Чанг?

— Она потрясающая, — радостно говорит Поттер.

Драко некоторое время наблюдает за её разминкой.

— Она ничего, — пожимает он плечами. — Её техника немного простовата.

— Ты просто завидуешь, — фыркает Поттер. — Моя девушка весь сезон тебя обгоняет.

Интересно.

Пока начинается игра, они обмениваются добродушными шпильками в адрес соперничающих команд, и Драко пытается сообразить, как ему лучше действовать. Он немного поворачивается, чтобы было удобнее наблюдать за Поттером. Он уже собирается высмеять голодный взгляд Поттера и предложить ему подождать, пока они с Чанг не окажутся в более уединённом и подходящем для подобного поведения месте, как вдруг понимает, что Чанг парит высоко справа, а Поттер смотрит совсем не на неё.

Прямо перед их трибуной из особо атлетичного пике выныривает не кто иной, как Седрик Диггори.

— Впечатляет, — говорит Драко, наблюдая за тем, как Диггори напрягает руки, чтобы удержаться при маневре. — Я бы с ним поупражнялся в управлении метлой.

Поттер резко оборачивается к нему и смотрит так, будто только сейчас заметил Драко в первый раз. На его щеках вспыхивает румянец.

— Что?!

— Что? — Драко в ответ пожимает плечами, внимательно наблюдая за реакцией Поттера. — Он был очень привлекательным. И талантливым. Возможно, он мог бы начать профессионально играть после школы. Это была ужасная трагедия.

Поттер трёт руки, как будто ему вдруг стало холодно, хотя день довольно тёплый.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Поттер снова смотрит в небо, не обращая внимания на Драко, но очень демонстративно выискивая Чанг и радостно вопя, хотя в данный момент она не делает ничего особенного.

Воспоминание щекочет память Драко.

— Разве Диггори и Чанг не встречались?

Поттер хмурится, зажав нижнюю губу между зубами.

— Кажется, я помню, что они вместе ходили на Святочный бал.

— Они были... до того, как мы... до того, как он... — Поттер с трудом подбирает слова, его брови сосредоточенно нахмурены. Его челюсть подрагивает, а лежащая на коленях рука то сжимается в кулак, то разжимается. На Драко он по-прежнему не смотрит.

— Перед турниром Трёх волшебников, — мягко подсказывает Драко. — До...

Поттер мгновенно выхватывает палочку.

— Тебе не место здесь!

И Драко исчезает.

***

— На сегодня достаточно, — говорит Лавгуд, помогая Драко сесть: кашель мучает его ещё сильнее, чем в прошлый раз. Он открывает было рот, чтобы возразить, но она прерывает его: — Показатели Гарри постоянно скачут.

Драко смотрит на Поттера около себя и почти удивляется, увидев его взрослым. Тот выглядит бледным, весь покрыт липким потом, и Драко приходится подавить нелепое желание откинуть волосы с его лба там, где они прилипли от влаги.

Он выхватывает свой блокнот и начинает писать. На этот раз у Грейнджер хватает благоразумия подождать, пока он закончит.

— Давайте поедим, — предлагает Лавгуд. — Я принесла суп из редьки и крапивы, который Рольф приготовил вчера вечером, он очень вкусный.

Драко не может сдержать гримасу отвращения, когда она выходит из комнаты, и с удивлением слышит фырканье Грейнджер.

Её улыбка почти незаметна, но она есть.

— Я принесла хлеб и ветчину. Если только сэндвич не ниже твоего достоинства.

Он кивает, перекидывая ноги через край кровати и осторожно вставая. Он чувствует лёгкое головокружение, так что поесть не помешает.

Они едят за огромным столом на кухне Поттера. Старый каменный пол истёрт поколениями жильцов, но мебель и утварь — новые и сверкающие.

— Как давно он здесь живет?

Грейнджер поднимает глаза от своего обеда и с любопытством смотрит на него:

— С окончания войны. Это место принадлежало его крёстному, но было в ужасном состоянии. Гарри проделал огромную работу, чтобы сделать его пригодным для жилья.

Сириус Блэк, думает Драко, пытаясь мысленно проследить своё собственное распавшееся семейное древо.

— В этот раз сон был таким же? — спрашивает Луна.

— Нет. — Драко сглатывает. В горле всё ещё царапает и пересыхает. — Ему было где-то около шестнадцати. Но никакого шрама. Никаких признаков существования Тёмного Лорда. Он встречался с Чжоу Чанг.

Грейнджер хмурится, размышляя:

— Ну, у них было одно свидание. Оно оказалось не особо удачным.

Драко давит смех, вспоминая, как Поттер отвлекался на Диггори:

— Седрик Диггори был ещё жив.

Плечи Грейнджер опускаются:

— Он очень тяжело переживал смерть Седрика.

Лавгуд шумно отхлёбывает суп:

— Это было ужасно прискорбно. Я могу понять его желание, чтобы всё было по-другому.

— Расскажи мне немного о его нынешней жизни, — просит Драко, придвигая к себе свои заметки. — Мне нужно найти зацепки. То, что я смогу использовать, чтобы вытащить его из этих фантазий о детстве обратно в настоящее.

Грейнджер сглатывает и откладывает свой сэндвич.

— Ну, он аврор. Последние три года мы с ним напарники. До этого нам обоим приходилось работать в паре с более старшими аврорами, и он работал с Долишем.

— Ему это нравится?

— Это важная и полезная работа, — говорит она. — Мы привлекли к ответственности десятки Тёмных волшебников.

— Я не об этом спрашивал, — сухо отвечает Драко.

Кажется, она в замешательстве от его вопроса.

— Думаю, он считает, что это то, что он должен делать, — Лавгуд шумно скребёт ложкой по дну своей тарелки. — Я очень часто вижу его, когда он ранен. У Гарри сильное чувство долга.

— Он очень часто получает травмы? — в ужасе спрашивает Драко.

— Я пойду посмотрю, как он там, — говорит Лавгуд и, уходя, ставит свою тарелку в раковину.

— Это опасная работа, — дёргает себя за рукав Грейнджер. Её голос звучит так, словно она защищается. — А Гарри всегда бросается между опасностью и кем-то другим.

«Значит, он по-прежнему безрассудный идиот», — думает Драко, но не произносит этого вслух.

— А вне работы? Чем он занимается в свободное время? — Драко обводит рукой современную кухню: — Ремонтом дома?

Гермиона бросает взгляд на широкую варочную панель и сверкающие медные сковородки, висящие на стойке над ней:

— Нет, он заплатил кому-то за это. Дом был в ужасном состоянии, а у него... не было времени.

— Квиддич?

— Нет. Он играл во внутренней лиге, когда мы были стажерами, но... — она осекается.

— Дай угадаю, у него больше нет времени? — Драко не пытается скрыть свой сарказм.

Грейнджер ощетинивается:

— Ты его не знаешь.

— Не похоже, что тут есть, что знать, — язвит он. — Он гоняется за преступниками, заполняет отчёты и иногда ходит на свидания с младшей Уизли?

Она выглядит неловко:

— Они расстались.

Драко отодвигает пустую тарелку и смотрит на неё.

— Дай мне хоть что-то, с чем можно работать, Грейнджер. Мне нужна причина, чтобы он захотел вернуться. Та жизнь, которую ты описываешь, выглядит чертовски жалко.

— Это не так, — настаивает она. — Он ходит в Нору на воскресные обеды. Точнее, ходил, когда они с Джинни ещё были вместе. Он считает, что сейчас это немного неловко.

Драко закатывает глаза. В висках у него начинает пульсировать головная боль.

— Это было ошибкой, — внезапно огрызается она, с грохотом отодвигая стул. — Сам найдёшь, где выход.

— Я не уйду без своей сумки, -— кричит он ей вслед, пока она поднимается по лестнице. Он даёт ей возможность прочистить голову, а сам в это время заворачивает сыр и ветчину, убирает их в холодильник и складывает их тарелки у раковины. Домового эльфа не видно, а оставлять беспорядок как-то неприлично.

— Драко! — Лавгуд зовет его откуда-то сверху. Он взлетает по лестнице, прыгая через две ступеньки за раз. Грейнджер сидит возле кровати, держа Поттера за руку, и глаза у неё наливаются слезами.

— Что случилось?

Лавгуд поднимает на него взгляд от медицинской карты, и её обычно спокойное выражение лица искажается хмурой гримасой:

— Гарри становится хуже. Нам нужно, чтобы ты попробовал ещё раз.

***

Хогвартс украшен к Рождеству, в арках висят остролисты, а на подоконниках снаружи лежит снег.

Драко оглядывает себя. На нём костюм, но сам он моложе, чем на самом деле. Может быть, лет на пять или около того.

Поттер стоит у подножия одной из лестниц в учительской мантии, смеётся и болтает с несколькими учениками. Его шрам на месте, как и та смешная нелепая оправа. Его волосы торчат во все стороны в вопиющем беспорядке. Очевидно, эта версия Гарри сражалась на войне и победила, но выглядит он счастливым.

Он с любопытством смотрит на Драко, когда тот подходит к нему.

— Профессор Поттер.

Студенты разбегаются, стрекоча, как насекомые.

— Малфой, — Поттер одаривает его слабой улыбкой, приподняв самые уголки рта. Как будто он рад видеть Драко, но не хочет этого показывать. У Драко внутри всё сжимается, когда он понимает, что так Поттер улыбается ему впервые. И что ему никогда не увидеть этого в реальной жизни.

Драко щиплет кожу на внутренней стороне запястья, чтобы заставить себя сосредоточиться.

— Я слышал, что МакГонагалл пыталась убедить тебя согласиться на эту должность, — продолжает Поттер.

В голове Драко проносится мысль о том, как ему на это реагировать. Возможно, Поттер полагает, что он использует свои прискорбные знания о Тёмных искусствах на практике. Поттер направляется по коридору в сторону учительской, и Драко идет вместе с ним.

— Я не очень люблю проводить время с детьми, Поттер. Но подумал, что стоит рассмотреть эту возможность.

— Только тебе придётся переделать интерьер. Не представляю, как ты выдержишь всю эту бахрому Трелони.

Драко спотыкается. Прорицание?

Поттер, похоже, не замечает его удивления.

— А может, это поможет тебе научить их толковать сны друг друга. На меня эта комната уж точно всегда навевала сон.

В этом нет никакого смысла. Драко чувствует, как бешено колотится его сердце. Поттеру неоткуда знать, чем он зарабатывает на жизнь. Грейнджер ни разу не дала понять, что рассказала ему. Он встряхивает головой, чтобы прояснить ситуацию.

Сосредоточься.

— У тебя это неплохо получалось бы, Поттер. Преподавать, я имею в виду. Так, как ты это делал на пятом курсе. — Драко знает о знаменитой Армии Дамблдора лишь отрывочные сведения, но он видел, как они сражались. Он знает, насколько талантлив Поттер.

Поттер хмурится, услышав, что Драко использует прошедшее время, и приостанавливает шаг.

— Знаешь, ещё не поздно, — мягко продолжает Драко. — МакГонагалл отгрызла бы себе конечность ради того, чтобы заполучить тебя в преподаватели Хогвартса, я уверен. Если тебе не нравится быть аврором.

Хмурый взгляд становится грозным.

— Авроры выполняют жизненно важную работу, — настаивает Поттер, дергая за галстук так, будто тот слишком тугой. Выражение его лица омрачается, как будто он пытается примирить две несовместимые идеи. — Я просто пытаюсь подготовить свой класс к СОВам, Малфой.

— Ты уже достаточно погонялся за Тёмными волшебниками, этого на несколько жизней хватило бы, Гарри. Нет ничего плохого в том, чтобы остановиться.

— Я не...

— Заниматься тем, что любишь — это не эгоизм.

— Я не...

Гарри выглядит смущённым и несчастным. Драко вдруг становится неловко. Он должен был просто заставить Гарри понять, что это не его настоящая жизнь, а не выступать в роли чёртова психолога.

— Гермиона поймет.

— Да тебе-то откуда знать, Малфой. Тебе не место здесь.

На этот раз он успевает заметить взмах палочки, но от этого переход не становится менее ужасным.

***

Драко кашляет до тех пор, пока его не начинает рвать желчью в миску, которую Лавгуд достаёт откуда-то и держит у него под подбородком. Голова раскалывается, шея болит. Это не лучший знак.

— Это не работает, Грейнджер. — Его голос охрип. — Он ненавидит меня. Он всегда меня ненавидел. Его подсознание всегда будет сопротивляться тому, что я ему говорю.

— Где он был? — требовательно спрашивает она. Они откинули одеяла, и Драко видит, что пижама Поттера насквозь пропитана потом. В его правой руке, кажется, поселилась постоянная дрожь.

— В Хогвартсе, — вздыхает он, потирая шею. — Где-то лет пять после войны. На вид ему было около двадцати. Он там преподавал.

— Гарри всегда был очень хорошим учителем, — говорит Лавгуд, делая новые пометки в истории болезни.

Драко бросает на него ещё один взгляд. Кожа Поттера кажется ещё бледнее, приобретя нездоровый серый оттенок.

— Откуда он знает, чем я занимаюсь?

Грейнджер смотрит в окно, на её лице потерянное выражение. Она снова поворачивается к Драко.

— Там, во сне, — продолжает он, — он знал, чем я занимаюсь. Он думал, что я там был, чтобы занять место Прорицателя. Он говорил об онейрологии. Откуда он знает, чем я занимаюсь?

Невероятно, но Грейнджер закатывает глаза.

— Что? — спрашивает он, удивленный её реакцией.

— О, Мерлина ради, у нас нет на это времени. Конечно, он знает, чем ты занимаешься, Малфой. Гарри Поттер знает о каждом твоём чертовом телодвижении начиная с одиннадцати лет.

У Драко звенит в ушах, и это никак не связано с его головной болью.

— Как ты думаешь, кто настоял на том, чтобы я впервые проконсультировалась с тобой тогда, много лет назад?! Это точно была не моя идея.

Драко чувствует, как его челюсть отвисает.

— Но...

— А то, что Министерство просто выдало тебе разрешение на присвоение степени, не заставив тебя ради этого напрягаться? Ты думал, это просто так произошло?

Что.

— Да ты смеёшься, Грейнджер! Он даже не присутствовал на моём суде, не говоря уже о том, чтобы говорить в мою защиту!

— Потому что я взяла с него обещание не делать этого! — огрызается она.

Тишина. Лавгуд смотрит на них обоих, а затем тихо выходит из комнаты.

Драко кажется, что кровать под ним уплывает, и он не может понять, в чём причина — в последствиях сна или же в невероятных словах, вылетающих из уст Грейнджер.

— Прости... что?

— Я заставила его держаться подальше от твоего суда, — кричит она, её голос переполняют эмоции. — Потому что ты этого не заслужил! Ты не достоин! Он был готов заступиться за тебя, потому что ты не выдал его в ту ночь в поместье. Но это было пустяком. Ерундой. Ты был трусом и коллаборационистом, и ты не был достоин его помощи. Ты не достоин его.

По её щекам ручьём текут слезы, и она вся съёживается, подтянув колени к груди.

— Он не ненавидит тебя, Малфой. Он выгоняет тебя не потому, что ненавидит. Это единственное, что я знаю. — Она вытирает глаза рукавом, её лицо красное и смущённое, словно она жалеет, что рассказала всё это.

Драко теряет дар речи. Мысли мечутся в его голове, он пытается понять смысл её слов, но ему это никак не удаётся.

— Кроме того, — добавляет Грейнджер с каким-то икающим всхлипом, — никого другого нет. Мы уже пытались.

— Мне нужно идти, — говорит Драко, чувствуя себя неловко. — Он слишком слаб, чтобы пробовать сегодня ещё раз.

Грейнджер кивает с написанным на лице облегчением:

— Рону понадобится помощь с детьми. Меня так часто не бывает дома, мне стоит хотя бы принести им ужин.

Драко собирает свои вещи, сосредоточившись на том, чтобы аккуратно уложить их в сумку и решительно не думать о бессознательном мужчине рядом с собой.

Вернувшись в гостиничный номер, он принимает Сон-без-сновидений и отказывается чувствовать себя за это виноватым.

***

Проснувшись, Драко чувствует себя ещё хуже. Он выглядит ужасно, кожа бледная даже по его собственным меркам, а поясница ноет, когда он вылезает из душа. Должно быть, он чем-то заболел. Он думает, что лучше всего будет направить Грейнджер к Бернару, французскому онейронавту, который почти так же хорош, как и он сам. Тогда Драко сможет оставить всё это в прошлом и вернуться домой. Он отправляет ей соответствующее сообщение, запирает свою комнату чарами и ложится спать.

Некоторое время спустя в его дверь стучат, но он не обращает на это внимания. На двери висит табличка «Не беспокоить», так что маггловский уборщик, надо полагать, рано или поздно сообразит, что к чему.

Стук продолжается.

— Не вынуждай меня выламывать дверь, хорёк, — слышит он с той стороны, и сердце его замирает, когда он встаёт с кровати и пересекает комнату, чтобы открыть дверь.

Уизли вырос таким же высоким, как сам Драко, но стал в два раза шире. Его возмутительно рыжие волосы растрепались, а на бедре восседает самый настоящий человеческий ребёнок. Зрелище было бы комичным, но на его лице такое угрожающее выражение, что Драко делает два резких шага назад.

— Что тебе нужно? — спрашивает, наконец, он. Вряд ли Уизли достанет палочку, держа на руках ребёнка, но как знать.

— Гермиона сказала, что ты не отвечаешь на её сов.

Быстрый взгляд на часы на стене подсказывает, что уже середина дня. Драко не может поверить, что проспал так долго, ему явно нездоровится.

— Мне нехорошо.

— Гарри гораздо хуже, так что извини, что я не слишком переживаю из-за твоих соплей.

— Я послал Грейнджер рекомендацию.

— Мы не будем начинать всё сначала с каким-то второсортным лягушатником, — фыркает Уизли, поправляя сидящего на бедре малыша. — Я тебя не выношу, но мысль о том, чтобы потерять Гарри, я выношу ещё меньше, так что собирай себя в кучу и пойдём.

Ребенок тянет в его сторону липкую руку, и Драко делает ещё один быстрый шаг назад.

Уизли вздыхает:

— Слушай, я никогда не мог понять вас двоих. Ни когда вы дёргали друг друга за косички в детстве, ни когда преследовали друг друга по всему замку на шестом курсе. Но Гермиона говорит, что ты единственный, кто может заставить его проснуться. Значит, так и будет. Ты не бросишь его сейчас. Не после всего.

Затылку Драко становится горячо. Он чувствует запах серы Адского пламени. Острая боль пронзает грудь там, где находятся шрамы Сектумсемпры. Когда он сглатывает, горло словно режут бритвы.

— Дай мне десять минут, чтобы одеться.

***

Уизли настаивает на том, чтобы они аппарировали вместе, и слишком сильно сжимает запястье Драко, словно он может просто исчезнуть.

Дверь на Гриммаулд Плейс неожиданно открывает Молли Уизли.

— Привет, Драко, — говорит она, забирая у Уизли ребенка. — Мы все очень благодарны тебе за помощь. — Она бросает на сына укоризненный взгляд. Тот хмурится.

Драко решает, что с него хватит на сегодня неловкостей, и оставляет их обоих у подножия лестницы, ничего не сказав.

Грейнджер и Лавгуд уложили своего пациента на кучу подушек и застегивают на нём чистую пижамную куртку. Поттер выглядит ужасно — весь дёрганый и бледный.

— Привет, Драко, — говорит Лавгуд с тёплой улыбкой, как будто он пришёл вовремя, а не был притащен сюда практически против своей воли.

Грейнджер ничего не говорит, глядя на него с жёстким выражением лица, словно говоря: «Я продолжу играть грязно, если ты меня заставишь».

Драко чувствует беспомощность. Он не понимает, чего от него ждут. Видимо, что он сотворит какое-то чудо, хотя на самом деле он, скорее всего, просто будет продолжать погружаться в голову Гарри Поттера, пока тот не уйдет от них. А что потом?

Он занимает себя приготовлениями, по крайней мере, находя ритуал успокаивающим.

Когда он ложится рядом с Поттером, то не заботится об осторожности. Его рука лежит рядом с рукой Поттера, и он чувствует жар его лихорадки даже сквозь два слоя одежды.

Жар, которое переносит его прямо в жаркий летний день из сна.

Он стоит на вершине утёса, за его спиной расстилаются просторы голубого океана, а перед ним белеет коттедж, стены которого украшены ракушками.

Морской воздух кажется потрясающим, и Драко делает несколько глубоких вдохов, даже зная, что это всё не настоящее. Над головой пролетает чайка, когда он идёт по дорожке к двери коттеджа и стучит. Он делает неуверенный шаг назад, когда дверь открывает один из бывших домовых эльфов его отца.

— Добби?!

— Хозяин Драко, — говорит эльф, низко кланяясь. Его наволочка ярко-синего цвета, а на лице — широкая улыбка. — Гарри Поттер сейчас на кухне.

Драко проходит через прихожую, мимо вешалки, заваленной куртками всех форм и размеров, и корзины с обувью, увенчанной блестящими детскими шлёпанцами. На стенах висят семейные фотографии, но лица на них размыты. Разобрать детали невозможно.

Кухня коттеджа светлая и просторная, с большими высокими окнами. Поттер стоит около раковины и чистит картошку вручную.

— Я решил приготовить жареную картошку к приезду Тедди. Домашняя вкуснее, чем замороженная.

Поттер выглядит на свой настоящий возраст, но он здоров и — Драко вынужден признать — незаслуженно хорош собой. По сравнению с той поникшей, больной версией, рядом с которой Драко лежит последние два дня, этот Поттер выглядит так, словно регулярно проводит время на свежем воздухе и спит по восемь часов каждую ночь. И позволяет кому-то другому выбирать себе одежду.

Драко пытается понять, думает ли Поттер, что он живет здесь. Он знает, что мальчика воспитывает его тётя.

— Я рад, что ты смог выбраться, — говорит он, наливая бокал вина и передавая его Драко. — Ты проводишь слишком много выходных, безвылазно торча в школе. Всё это чтение не идёт тебе на пользу.

У него мягкий, дразнящий тон, и Драко не знает, как ему реагировать.

— Некоторым из нас нравится быть прилежными в работе, — фыркает он, делая глоток. Это вызывает у Поттера радостный смех, который Драко хотел бы слышать снова и снова.

Сосредоточься.

— Хорошее место. Чьё оно?

На лице Поттера на какое-то мгновение что-то мелькает.

— Ордена. То есть, мы все им пользуемся. Это просто безопасное место, куда можно прийти.

Что-то в этом не так, но Драко не уверен, что именно. Он чувствует себя плохо подготовленным. Он снова оглядывается по сторонам. Это не убежище.

— Может быть, во время войны оно им было, — предполагает он. — Но сейчас здесь кто-то живет, не так ли? Семья? — Одежда, фотографии в рамках. Поттер мысленно обрисовал это место как семейный дом. Возможно, он воображает свою собственную семью.

— Нет, это... — Голос Поттера срывается. Он достает нож и разделочную доску и начинает нарезать картофель, причем делает это чуть более резко, чем необходимо. — Я просто подумал, что это было бы неплохо. Это мой выходной с Тедди, и мне пришло в голову, что было бы здорово прийти сюда. Ты слишком много работаешь.

Это правда, думает Драко. Не то, чтобы Поттер об этом знал.

— Это здорово, — соглашается Драко, делая ещё один глоток вина. Слишком здорово. Сама мысль о том, что существует вселенная, в которой Поттер позвал бы его на выходные в коттедж у моря. Приготовил бы ужин для своего крестника и пригласил Драко разделить его. А потом что? Сколько спален в этом крошечном домике?

Драко чувствует, что его лицо пылает, и он оглядывается по сторонам, чтобы отвлечься. Он смотрит на фотографию на стене, которая кажется чуть более чёткой, чем остальные. На ней Поттер стоит, обняв ведьму с рыжими волосами. Её лицо очень размытое.

— Это вы с Джинни?

Нож с силой врезается в разделочную доску. Поттер ругается под нос.

— Нет.

Драко снова смотрит на фотографию с удивлением. На ней всё ещё изображен Поттер, машущий рукой, но теперь рядом с ним такой же размытый волшебник.

Ну и дела, думает Драко.

— В холодильнике есть стейки, — говорит Поттер, пытаясь вернуть себе непринуждённый тон. — Я подумал, что мы можем устроить барбекю, раз погода такая хорошая.

— Почему здесь домовой эльф, Гарри?

— Добби тут живет.

Драко знает, как Поттер и его друзья сбежали из Мэнора. Он догадывается и о том, что произошло потом.

— Здесь, в этом доме?

Стук ножа по доске становится всё более быстрым.

— Нет... на холме.

Стук-стук-стук.

— Ты покажешь мне, Гарри?

Стук-стук-стук.

— Покажешь мне, где он похоронен, Гарри?

Когда Поттер резко разворачивается, его глаза влажные, лицо раскраснелось, и он выглядит так, будто Драко причинил ему такую боль, о которой он даже не подозревал.

Его голос срывается, когда он кричит:

— Тебе не место здесь!

***

Драко кашляет до боли в спине, а когда Лавгуд протягивает ему жёлтый кружевной платок, он понимает, что у него идёт носом кровь.

Уизли хватает милосердия хотя бы выглядеть обеспокоенным.

— Это всегда так? — спрашивает он у Грейнджер, и та лишь мрачно кивает.

Драко делает свои заметки, пытаясь вернуть себе контроль над дыханием и медленно потягивая воду из стакана.

— Он был в украшенном ракушками коттедже на берегу океана.

— Коттедж «Ракушка»! — заявляет Уизли так, словно разгадал какую-то тайну.

— Изобретательно, — бросает Драко в ответ, закатывая глаза, за что получает хмурый взгляд. — Кажется, он был правильного возраста, но, по-моему, всё ещё преподавал в Хогвартсе. Мы оба преподавали.

— Почему вы были в коттедже? — спрашивает Грейнджер.

— Это были выходные. Кажется, он запутался в том, кто там живет.

— Билл, Флер и их дети.

Драко кивает. Это объясняет декор. Но ему нужно больше информации. Он не может снова пойти туда, не зная наверняка.

— Грейнджер, он гей?

Уизли вскидывается, но ничего не говорит, ёрзая рядом с ней, пока она не кладет руку ему на колено и не останавливает его.

— Не моё дело тебе об этом рассказывать, но полагаю, что ты спрашиваешь, потому что тебе совершенно необходимо это знать, — наконец, говорит она после долгой паузы. — Да, это так.

Драко откидывается на подушки и делает ещё один большой глоток воды.

Грейнджер выглядит крайне неуютно:

— Дело не в том, что он это скрывает. Все его друзья в курсе. Просто... Департамент авроров не особо прогрессивен. И я думаю, он чувствует, что у волшебников есть определенный набор ожиданий в отношении него...

— Они представляют его с женой и детьми, в маленьком уютном доме, и всё такое, — соглашается Уизли. Он судорожно сжимает свои пальцы на коленях.

Драко чувствует прилив раздражения от их реакции.

— О, он и сам представляет себе такую жизнь, только не с женой. Нынешняя идиллия Гарри включает в себя выходные на пляже с Тедди и фотографии в рамке, на которых он обнимается с другим волшебником. Жизнь, которой, как ему кажется, у него не может быть. Дверь открывал домовой эльф Добби.

При этих словах Грейнджер слегка всхлипывает и закрывает лицо руками.

Уизли, напротив, начинает защищаться.

— Он может жить, как ему заблагорассудится.

— Правда? А ему ты об этом говорил? Или ты просто шёл домой и наслаждался семейной жизнью?

Уизли бросается вперед, но Грейнджер ловит его за руку и тянет назад.

— Не надо, Рон. Мерлин, он просто рассказывает нам, что творится у Гарри в голове.

— Перестаньте, пожалуйста, — тихо говорит Лавгуд, и все замолкают.

Драко снова чувствует кровь на верхней губе и промокает её носовым платком, нащупывая под подушкой свою палочку, чтобы наложить исцеляющие чары.

Лавгуд кладет руку на лоб Поттера и произносит тихое заклинание. От её палочки исходит лёгкое светящееся поле, которое полностью окутывает Поттера. От этого его кожа приобретает голубоватый оттенок и ещё более нездоровый вид. Сердце Драко замирает.

— Что... — спрашивает Грейнджер, не знакомая с этим заклинанием.

— Виво Сустинере. — Лавгуд с грустным видом делает очередные пометки в медицинской карте. — У Гарри больше не хватает сил, чтобы дышать самостоятельно.

— Мы должны отвезти его обратно в больницу, — Уизли вскакивает на ноги и начинает метаться по комнате. — Мы попробовали, Гермиона. Это не сработало.

Не сработало, но Драко чувствует, что он на пороге чего-то. Теперь, когда во сне Поттер видит себя настоящего возраста, он точно сможет до него достучаться.

— Я могу пойти ещё раз, — говорит он, игнорируя Уизли и обращаясь непосредственно к Грейнджер. — Теперь, когда он находится на жизнеобеспечении, это в некотором смысле менее рискованно. Заклинание Лавгуд будет поддерживать его.

— Драко, зови меня Луной, — говорит та, чуть нахмурившись. — И сейчас ты и сам не настолько силен, чтобы идти туда снова.

Ему кажется странным называть её по имени, но не более странным, чем эта вынужденная близость, когда все они сидят вокруг кровати Гарри Поттера.

— Я просто подхватил грипп или что-то подобное, Луна. Дай мне немного Бодроперцового, и я буду в порядке. — В горле першит, а конечности болят. Носовое кровотечение раздражает: должно быть, воспалились носовые пазухи.

— Это не грипп, Драко.

Луна показывает график с результатами диагностики Поттера, а рядом с ним — ещё один лист пергамента с его собственными результатами.

Линии на графике Драко не такие острые и резкие, как у Поттера, но они безошибочно повторяют ту же последовательность.

— Это Гарри.

— Какая глупость, — хмурится Драко, глядя на оба графика. — Сон не заразен. Кроме того, я не в коме. У меня не было проблем с пробуждением.

— Ты же говорил нам, что просыпаешься только потому, что он тебя изгоняет, — к его раздражению, вмешивается Грейнджер со своего места у окна.

— Проведи тесты ещё раз, у тебя тут что-то не так.

— Я провожу их постоянно, пока ты там, Драко. Что бы ни вызывало стресс Гарри во сне, с тобой происходит то же самое.

Это абсурд. Ему нужно второе мнение. Луна всегда была немного сумасбродной, она явно совершила какую-то ошибку. Какие-то следы диагностики Поттера искажают результаты его собственных тестов.

— Мне казалось, ты говорил, что он испытывает нагрузку, потому что не хочет покидать сон, — размышляет вслух Грейнджер, одаривая Драко таким взгляд, словно нашла недостающий кусочек головоломки. — С чего вдруг это накладывает такой же стресс и на тебя?

Драко сглатывает, преодолевая боль в горле. Это просто смешно, вот что. Эти чертовы сны Поттера. Он тут ни при чем. Луна ошибается.

— Я в порядке. Я могу пойти снова. Давайте так и сделаем.

Он начинает читать заклинания, прежде чем кто-то из них успевает возразить.

***

Клуб набит до отказа танцующими мужчинами, большинство из них моложе его, многие без рубашек. Драко не знает, куда смотреть. Музыка гремит, ему уже жарковато, его толкают со всех сторон.

Поттер прислонился к барной стойке с пивом в руке. Когда он замечает Драко, протискивающегося к нему сквозь толпу, его лицо озаряется светом.

— Ты пришёл!

На Поттере тёмные джинсы, значительно более узкие, чем те, на которые сам он решился бы обратить внимание в магазине, а футболка обтягивает грудь так, что Драко кажется, будто в этом чёртовом подвале кондиционер совсем не работает.

— Огневиски?

Значит, клуб волшебников. Интересно. Драко, конечно, бывал в таких в Париже и Берлине. Но в Лондоне? Есть ли они вообще в Лондоне?

— Спасибо, — говорит он, принимая переданный Поттером напиток. Тот освобождает Драко место у барной стойки, прижимаясь тёплым телом к его боку. Это совершенно не способствует душевному равновесию Драко.

— Довольно много народу, — умудряется выдать он, делая большой глоток своего напитка.

— Я знаю! — Поттер, кажется, в восторге. — Это так здорово! Мы соберем много денег.

Драко оглядывается по сторонам в поисках хоть какого-нибудь намека на то, для чего проводится сбор средств. Над баром висит плакат, написанный всеми цветами радуги: «Мы сильны настолько, насколько мы едины, и слабы настолько, насколько разъединены. — Альбус Дамблдор».

К ним проталкивается невысокий, потный мужчина, сжимающий в руках волшебную камеру:

— Снимок для «Пророка», мистер Поттер?

Драко готовится к противостоянию, но Поттер просто обнимает Драко за плечи и улыбается для фотографии. У Драко в груди всё переворачивается от одной мысли, что Гарри Поттер был бы счастлив быть запечатленным таким образом. Здесь.

С ним.

Драко с трудом переводит дыхание.

— Хочешь потанцевать? — спрашивает Поттер, придвигаясь невероятно близко к Драко и, кажется, не замечая, что только что вызвал у него полнейший ментальный сбой.

Драко качает головой. Он этого просто не переживёт. Он даже представить не может, как это отразится на его жизненных показателях в реальном мире, если Гарри Поттер будет прижиматься к нему. Он делает ещё один глоток своего напитка.

— Или мы можем свалить отсюда, — предлагает Поттер, одаривая Драко взглядом, который и более сильного человека сразил бы наповал.

— Ты же это не серьёзно, Гарри. — Как ни обидно это говорить, но Драко нужно сосредоточиться. Ему нужно вытащить их обоих отсюда. Но не из клуба, а из этой возмутительной чёртовой фантазии, которая оказывается слишком притягательной для них обоих.

— Я это совершенно серьёзно. Я хотел этого с тех пор, как ты приехал преподавать в Хогвартсе, — настаивает Поттер, шепча ему в самое ухо, и его дыхание согревает шею Драко. По телу Драко пробегает дрожь.

— Я живу в Вене. — Он говорит это как для себя, так и для Поттера. Время тонких намёков прошло.

Поттер на мгновение растерянно моргает, нахмурив брови. Но затем он стряхивает растерянность, и его возмутительная ухмылка возвращается.

— Ты так хорош в своем деле.

— Я очень хорош, — соглашается Драко, пытаясь сориентироваться.

— Аннабелла вернулась совершенно другим человеком.

Что?

Драко знает только одну Аннабеллу, британскую ведьму, которую он лечил два года назад. Она потеряла обоих родителей во время войны, и ей постоянно снились кошмары о Фенрире Сивом. Драко понадобилось две недели, чтобы справиться с ними.

— Откуда ты знаешь Аннабеллу, Гарри?

Поттер снова моргает, оглядывая Драко с ног до головы, словно удивляясь тому, что видит его.

— Она учится в моём классе, — заикается он. — И в твоём. Я имел в виду — её оценки стали намного лучше с тех пор, как ты начал её учить.

— Ты не это имел в виду.

— Я...

— Она была моей пациенткой, Гарри. В моей клинике в Вене. Она сказала, что меня ей посоветовал друг с работы. Это был ты?

Поттер начинает выглядеть обеспокоенным, поддевая этикетку на своей бутылке пива.

— Я прочитал твою монографию об особенностях тем ночных кошмаров и посттравматическом стрессе и подумал...

Драко задерживает дыхание. Поттер никак не мог прочитать это.

И всё же.

Фотограф снова протискивается к ним сквозь толпу.

— Еще одну, ребята! — с ухмылкой произносит он, поднимая камеру. Поттер отмахивается от него.

— Нет.

Низкорослый волшебник потрясён переменой в его поведении.

— Ладно, ладно. Предыдущая была прекрасной, ничего страшного.

— Нет! — повторяет Гарри, внезапно напрягаясь рядом с Драко. — Никаких фотографий.

Фотограф бросает на него взгляд, как на человека, которого следует избегать — непредсказуемого и раздражённого — и быстро удаляется в толпу.

— Мы должны остановить его, — настойчиво говорит Поттер, дёргая Драко за рукав.

— Ничего страшного, если люди узнают, Гарри. — Он говорит это так мягко, как только может, взяв Поттера за плечи и развернув его так, чтобы тот смотрел ему в глаза. Выражение лица Поттера безумное, неуверенное.

Поттер качает головой, на лице написана мольба.

— Нет. Если они знают, значит, тебя здесь нет. На самом деле, тебя здесь нет.

Драко беспомощно наблюдает за тем, как Поттер пытается вплести мир снов в своё понимание реальности.

На этот раз голос Поттера звучит задушенно, почти печально, когда он достает свою палочку и говорит:

— Тебе не место здесь.

***

Драко просыпается от острой режущей боли в животе, окружённый хаосом и шумом.

В комнате в три раза больше народу, чем было, когда он погружался в сон. Он узнаёт старшего целителя Дэнфорта, которого встречал на прошлогодней конференции. Все остальные — в мантиях больницы Святого Мунго. Рядом с ним звучит пронзительный вой диагностической сигнализации. В дверях всхлипывает Молли Уизли, и он на секунду задумывается, куда подевались дети. У него ощущение, словно его ударили несколько раз кирпичом по голове, и он вырывает запястье из рук целительницы, которая держит его, разрушая какое-то бесполезное заклинание, которое она пыталась произнести.

— Что, во имя Салазара, происходит?

Целители не обращают на него внимания, продолжая читать заклинания над светящимся голубым пузырем, окутывающим Поттера рядом с ним. Физически тот выглядит так же, но сигнал тревоги говорит о том, что не всё в порядке.

Луна обходит кровать и присаживается рядом с ним.

— Вам обоим стало намного хуже после этой попытки, Драко. Заклинание жизнеобеспечения автоматически передало сигнал тревоги в больницу Святого Мунго.

Дэнфорт сверкает на него глазами из-за очков.

— Это был совершенно безрассудный поступок, Малфой. Вы поставили под угрозу жизнь Поттера, и вы понесете за это ответственность.

Драко со вздохом падает обратно на кровать. Он так устал, и ему очень больно. Всё это не имеет никакого смысла.

— Нам нужно перевезти его в больницу, его состояние никак не стабилизируется, — объявляет Дэнфорт, отдавая ряд приказов целителям, которые начинают суетиться вокруг, откидывая с Поттера покрывало и накладывая подготовительные заклинания.

— Подождите, — голос Грейнджер пробивается сквозь хаос со всей внушительностью аврора, отдающего приказ.

Дэнфорт возмущенно восклицает:

— Мы не можем ждать, мисс Грейнджер. Это срочно.

— Аврор Грейнджер, — поправляет она ледяным тоном. — И у меня есть медицинская доверенность моего партнера. Так что вы будете ждать моих указаний.

Рот Дэнфорта открывается, но из него не вырывается ни звука. Целители, снующие вокруг него, замирают в растерянности.

Грейнджер встает с кресла у окна, подходит и приседает около лежащего на кровати Драко. Ему хочется сесть, но всё болит, и он не уверен, что у него хватит сил.

— Где он был? — спрашивает она, её тон мягкий и ободряющий. Как будто в комнате только они двое, а за спиной у них не вопит истошный сигнал надвигающейся катастрофы, и нет толпы зрителей.

— В волшебном гей-клубе. Было похоже на сбор средств. Может даже, прайд.

Грейнджер кивает, побуждая его продолжать.

— Он был расслаблен, счастлив. Не возражал, чтобы люди его фотографировали. Но потом...

Звучащие вокруг сигналы тревоги мешают сосредоточиться. Они заполняют собой пространство в голове Драко, усугубляя его головную боль.

— Он знал, кто я, Грейнджер. В конце. Он знал о моей работе. И это было не так, как в начале. Он не был... зол из-за этого несоответствия. Он был... он был опечален.

Грейнджер опускается на пятки и смотрит на Драко долгим, задумчивым взглядом.

— Ты сможешь это сделать? — спрашивает она. — Сможешь вытащить его?

Драко думает о Поттере, который, похоже, всё это время отслеживал работу Драко. Вспоминает восхищённый взгляд, которым тот одарил Драко, когда он вошёл в клуб. Думает об измученном, сломленном Поттере на грани смерти, лежащем рядом с ним.

— Я смогу это сделать.

Грейнджер поднимается на ноги.

— Спасибо, что уделили нам время, целитель Дэнфорт. Я забираю Гарри Поттера из-под вашей опеки, вопреки медицинским рекомендациям.

***

Уизли выпроваживает всё ещё всхлипывающую мать из комнаты, предлагая ей пойти приготовить еду для них всех.

Луна соглашается остаться, вне рамок своих служебных обязанностей, чем заслуживает недоверчивый и неодобрительный взгляд Дэнфорта, когда он и другие целители уходят.

— Я не уверена, что это действительно хорошая идея, Драко, — говорит она, наблюдая за тем, как он принимает тщательно отмеренные дозы зелий из своей сумки. Раньше ему никогда не приходилось прибегать к их помощи, но она права: сны сильно ослабили его. Ему нужно сделать всё возможное, чтобы укрепить свои силы.

— В последнем сне он всё понимал. Он знал, кто я, и знал, что мир, который он создал, не тот, которому я принадлежу. Клянусь, Луна. Я бы не стал делать это снова, если бы не был уверен, что всё получится. Позволь мне попробовать ещё раз.

Она смотрит на Грейнджер, и та кивает.

— Один раз, — говорит Луна со вздохом. — А потом ты либо позволишь мне отвезти его обратно в больницу Святого Мунго, либо будешь справляться сам.

Драко чувствует большее облегчение, чем следовало бы, учитывая его состояние. Где-то в глубине его мозга звенит тоненький голосок здравого смысла, советующий ему немедленно собрать вещи и отправиться домой. Но всё, о чем он может думать, — это о том, как Поттер... Гарри беззаботно обнимал его за плечи и улыбался для фотографии.

Драко Малфой никогда не был храбрецом, но сейчас ему придётся попытаться им стать.

Он ложится на спину, слыша, как Луна добавляет дополнительные слои к своему заклинанию жизнеобеспечения, и закрывает глаза.

***

Он не узнаёт этот ресторан, но он любит посещать подобные места. Строгие белые льняные скатерти и красное вино в огромных бокалах размером с бочонок. Перед ним вычурный и сложный десерт, и на языке у него взрываются восхитительные оттенки вкуса, когда он откусывает кусочек.

Гарри нарядно одет: сшитый на заказ пиджак, галстука нет, рубашка расстегнута у ворота, волосы уложены. От этого у Драко пересыхает во рту. Он опускает взгляд на себя и не удивляется, обнаружив, что на нём костюм. Но он совершенно ошарашен тем, что на нём костюм, который в самом деле ему принадлежит.

Это невозможно.

Но ошибки быть не может. На нём насыщенный тёмно-синий костюм-тройка, сшитый в Париже прошлой зимой.

Есть только два объяснения, и ни одно из них не имеет смысла: либо Гарри каким-то образом видел его в этом костюме, либо сам Драко теперь вносит свой вклад в ткань этих снов.

Нет.

Гарри поднимает свой бокал в тосте и широко улыбается.

— С годовщиной, — говорит он, звеня своим бокалом о бокал Драко, и тому вдруг становится невозможно думать, не говоря уже о том, чтобы говорить.

Сосредоточься! Или ни один из вас не выберется отсюда.

— Как ты знаешь, я не очень люблю произносить речи, — продолжает Гарри, коротко наклоняя голову, и на его щеках появляется румянец. — Но я хочу, чтобы ты знал, каким счастливым сделали меня последние несколько лет.

— Гарри... — Драко не уверен, что выдержит это. Ему нужно поскорее лопнуть этот пузырь, пока у него не закончились силы — и физические, и моральные.

Гарри переплетает их пальцы на столе:

— Нет, позволь мне. Я никогда не думал, когда мы детьми впервые встретились под тем деревом, все эти годы назад...

Драко качает головой, чуть сжимая пальцы Гарри:

— Мы встретились у мадам Малкин, когда нам подбирали мантии.

Он ожидает увидеть знакомый отблеск раздражения или замешательства, но Гарри лишь шире улыбается.

— А когда ты приехал преподавать в Хогвартс, ты был так самоуверен и так чертовски привлекателен, что я не мог этого вынести, — усмехается он. — Это пробудило во мне все самые лучшие школьные воспоминания, как когда мы вместе смотрели квиддич.

В груди Драко что-то сжимается.

— У нас нет хороших школьных воспоминаний, Гарри. Мы ненавидели друг друга. Ты сражался и выиграл войну, в которой я был не на той стороне.

И снова он ждёт, что Гарри будет сопротивляться правде. Не согласится или, того хуже, выхватит палочку. Он не ожидает, что Гарри просто улыбнётся ему, как будто он его самый любимый человек на свете.

— Я знаю, что ничего из этого там не произошло. Но это неважно. Это произошло здесь. Ты потрясающий, Драко. Я так счастлив, что ты меня нашёл.

— Это всё только в твоей голове, Гарри. Ничего из этого не реально.

Гарри смеётся. Это искренний, радостный смех.

— Дамблдор однажды сказал мне: «Конечно, это происходит в твоей голове, Гарри. Но почему это должно означать, что это не может быть правдой?»

Драко не знает, как это понимать, и услышать имя Дамблдора для него — шок, будто его окатили ледяной водой.

— Нам нужно домой, Гарри. В твою комнату на Гриммаулд Плейс. Там Рон, Гермиона и Луна, Молли и дети. Они все там и ждут тебя.

— Нет, мы должны остаться здесь, — твердо говорит Гарри. — Здесь мы вместе.

Драко отрывисто смеется:

— А там мы лежим в одной постели. К тому же, когда ты проснёшься, ты не захочешь этого. Ты не захочешь меня.

Выражение лица Гарри, наконец, становится печальным. Он выглядит грустным и серьёзным.

— Ты ничего не знаешь о том, чего я хочу.

Грудная клетка Драко кажется ему слишком тесной для его легких. Всего неделю назад он бы сказал, что так оно и есть. Но он прожил целую жизнь в этих крошечных, разделённых на двоих мгновениях снов.

— Я был здесь, Гарри. Я видел, чего ты хочешь. Ты всё это можешь получить. Другую работу. Жизнь, которая тебе подходит. У тебя может быть всё это.

Гарри безнадёжно качает головой, его глаза влажные.

— Ты не понимаешь, Драко. Ты покинул Британию и не оглянулся назад. Ты проложил себе новый путь. Создал себя заново.

У Драко перехватывает горло, а на глаза наворачиваются слёзы.

— Я хотел помочь тогда, на суде, — говорит Гарри низким голосом. — И я... не смог.

Драко думает о признании Грейнджер. Она, конечно, была права. Драко не заслуживал тогда помощи Гарри.

— Но я следил за тобой, — с горьким смешком говорит Гарри. — Господи, я следил за тобой с тех пор, как мы были детьми. Трудно отказаться от привычки длиною в жизнь. Ты всё время двигался вперед. Учился, тренировался, лечился, а потом помогал другим. А я просто застрял. Делаю то же самое, что и всегда. То единственное, что я умею делать: гоняюсь за Тёмными волшебниками.

Гарри проводит рукой по лицу. Драко отчаянно хочет его утешить.

— Драко, я думал, что после Волдеморта мир для меня распахнётся. А вместо этого он становился всё меньше и меньше. Но ты... ты не скован прошлым. Ты нашёл способ жить.

Драко берёт руку Гарри в обе свои.

— Ты тоже можешь, Гарри. Ты можешь найти способ жить. Там, снаружи, ты умираешь.

Глаза Гарри наполняются слезами, и Драко подозревает, что его собственные — тоже.

— Я уже умирал. Это не так уж и страшно.

Ужасно слышать от этого человека такое признание поражения.

— Нет. Ты не можешь сдаться, Гарри. Не сейчас, когда ты показал мне, какой может стать твоя жизнь. Какой может быть наша жизнь.

— Она такой не будет, — печально говорит Гарри и тянется за своей палочкой. Драко паникует.

— Она не будет именно такой, — быстро соглашается он. — Наша история гораздо сложнее. Но мы можем начать создавать свою версию. Вместе.

Драко чувствует, что серебряный якорь на его запястье начинает гореть. Должно быть, его тело начинает отказывать.

— Пойдём со мной, Гарри, — умоляет он, и слезы текут уже открыто.

Сон вокруг него начинает рушиться. Стены ресторана исчезают, другие столики и посетители превращаются в туман.

Гарри достает из пиджака свою палочку.

— Пожалуйста, Гарри. Мы можем это сделать. Ты поймал столько Тёмных волшебников, что хватило бы на несколько жизней. Пришло время сделать что-то для себя. Это нормально — хотеть чего-то для себя.

Их столик исчезает, и Драко оступается, обнаружив, что находится в пустом безликом пространстве, странно напоминающем железнодорожную станцию. Он цепляется за руку Гарри. Тот поднимает палочку.

— Не оставляй меня, Гарри. Пойдем со мной.

Его запястье горит. Из горла вырывается всхлип.

Гарри говорит:

— Тебе...

***

Когда Драко просыпается, вокруг лишь тьма и боль.

Его запястье горит огнём. Тошнота накатывает волной, и он перекатывается на край кровати, где его рвёт, и он задыхается и отплёвывается. Невозможно набрать воздух в лёгкие, и всё очень громко. Ему нужна тишина. Ему нужен...

— Драко. Драко!

Шея затекла, а челюсть болит, будто он ею скрежетал. Он хочет открыть глаза, но его веки слишком тяжёлые.

— Драко. Драко, ты меня слышишь?

Грейнджер.

Мерлин.

Он слишком слаб, чтобы сразу аппарировать, хотя мысль об этом кажется заманчивой.

— Драко, давай, садись. Тебе нужно выпить немного воды и принять несколько зелий.

Это кажется немного бессмысленным. Если он откроет глаза, ему придется сказать ей, что он старался изо всех сил и не смог, а потом она всё равно проклянет его до смерти прямо на месте.

— Драко, пожалуйста. Ты не можешь занять его место, только не теперь, когда он вернулся к нам.

Что.

Он с трудом открывает глаза, моргая от света в комнате.

— О, слава Мерлину, — говорит Грейнджер, осторожно поддерживая его голову и протягивая ему стакан с водой. Холодная жидкость успокаивающе действует на его измученное горло. Грейнджер явно плакала, и глаза у неё красные.

— Прости, — говорит он хриплым голосом.

Она издаёт придушенный всхлип, из её глаз снова льются слёзы:

— Не извиняйся, Драко, боже мой. Ты это сделал.

Драко переводит дыхание и задерживает его, с трудом пытаясь приподняться в сидячее положение. Рядом с ним на кровати, свернувшись в его сторону калачиком, как ребёнок, лежит, слабо покашливая, очнувшийся Гарри Поттер.

Светящееся поле Лавгуд рассеялось.

— Я сняла Виво, Драко. Он очень слаб, но дышит самостоятельно и больше не в коме. — Она выглядит сияющей и счастливой.

Гарри снова кашляет, словно в подтверждение её слов. Его веки слегка вздрагивают, и он делает дрожащий вдох.

— Гарри? — зовёт Драко, осторожно откидывая влажные волосы с его лба.

Гарри приподнимает одну худую руку и берёт Драко за ладонь, переплетая их пальцы.

— Я устал, Драко. Дай мне поспать.

Облегчение разливается по телу, как бодрящее зелье. Гарри действительно здесь — живой и в сознании. Они оба выкарабкались.

Гарри притягивает их соединенные руки к себе, прижимаясь сухим поцелуем к костяшкам Драко.

И тогда Драко позволяет пролиться собственным слезам.

— Двенадцать часов, — шепчет он. — Или я приду за тобой.

Гарри улыбается.

***

Гарри идет навстречу ему из Большого зала, его мантия развевается вокруг него, а трость мягко стучит по каменному полу.

— Вы выглядите очень солидно, профессор Поттер, — говорит Драко, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет студентов, которые станут им свистеть, прежде чем наклониться для поцелуя.

— Тебе не кажется, что трость делает меня похожим на твоего отца? — спрашивает Гарри, подмигивая.

Драко корчит гримасу отвращения.

— Это был не тот мысленный образ, который мне нужен, большое спасибо.

— Ну и как ты сегодня? — с улыбкой спрашивает Гарри, ведя их по коридорам в своём более медленном темпе.

— Всё подписано. Ремонт начнётся на следующей неделе. Я смогу начать принимать там пациентов весной, как мы и планировали. — Коттедж, который станет офисом его клиники, находится на окраине Хогсмида. Он уже мысленно представляет себе, каким уютным тот будет: с низкими потолками, открытыми деревянными балками и пышными кустами роз, цветущими в саду. — Как ты себя чувствуешь?

Гарри легонько пихает его свободной рукой:

— Не суетись, я в порядке.

Прошло шесть месяцев с момента его выписки, и до сих пор в какие-то дни кажется, что его выздоровление идёт слишком медленно. Луна регулярно навещает их в школе, чтобы осмотреть его, и уверяет, что всё идет хорошо. Но Драко всё равно беспокоится.

Они доходят до своих комнат в крыле для персонала, и Гарри отворяет дверь. Драко вешает плащ и снимает ботинки. Они живут здесь с тех пор, как Драко закрыл свою практику в Вене в прошлом месяце. Это довольно размеренное существование. Гарри легко устаёт и много спит. Они держатся особняком, отказываются от интервью с прессой и каждые выходные берут Тедди с собой летать. По воскресеньям они ходят обедать в Нору, и это всё ещё неловко — видеть, как близкие Гарри люди разрываются между своей благодарностью к Драко и чувствами по поводу его прошлого, — но он знает, что для Гарри это важно.

Сердце Драко наполняет радость от того, что они вместе обрели дом в Хогвартсе. Как будто он получил шанс переписать историю, так, как это делал Гарри в своих снах. Он так и говорит, когда они опускаются на диван, наслаждаясь бокалом вина перед камином.

— Мы можем переписывать нашу историю так, как захотим, — с довольным вздохом говорит Гарри, подсунув свои ноги под ногу Драко. — Пока мы делаем это вместе.

Драко нежно обхватывает рукой его лодыжку, радуясь, что она уже не такая хрупкая, какой была тогда, когда Гарри только покинул больницу Святого Мунго.

Вскоре Гарри начинает дремать, его глаза закрываются. Обычно Драко заставляет его подняться и пойти в спальню, но сегодня он просто позволяет ему лежать тут, накинув на него мягкий плед, связанный Молли, и подоткнув его вокруг плеч.

Устраиваясь поудобнее, Гарри что-то бормочет, едва слышно шепча. Драко наклоняется ближе, чтобы расслышать.

— Твоё место здесь.

Это больше, чем он смел надеяться. И намного больше, чем он заслуживает.

Драко целует его в лоб и отправляется в постель. Он знает, что Гарри — этот Гарри, его Гарри — проснётся утром.

Конец