Chapter Text
Масло, принесенное главой Ди, когда Ли Ляньхуа согласился на его предложение, продолжало дразнить воображение одним своим видом. Упавший и закатившийся под постель фиал долгое время пролежал, покрываясь пылью, пока Ли Ляньхуа не затеял уборку в тереме. Выметя его вместе с паутиной, он не сразу понял, что это, а осознав — замер, с силой вцепившись в древко метлы.
Бивший в окно солнечный луч уютно лежал на полу, и в его мягком свете переливалось матовое стекло. Образы, вспыхнувшие у Ли Ляньхуа в голове, нельзя было назвать пристойными: пусть до масла тогда они и не добрались, он хорошо представлял, как именно его можно было использовать. С трудом сглотнув, он наклонился и поднял находку, стер с нее пыль и поставил на столик. Фиал вызывающе сиял, словно подсвеченный изнутри волшебным пламенем, и всем своим видом напоминал о Ди Фэйшэне.
В тот вечер, вымывшись и прикончив почти нетронутый ранее ужин, они долго сидели на террасе, любуясь яркой круглой луной и неспешно обсуждали былое. Случившаяся близость как будто прорвала плотину, и общие воспоминания хлынули безудержным потоком: раньше Ли Ляньхуа и в голову бы не пришло, что его связывало с главой Ди столь многое.
Но все подходит к концу, и этот удивительный вечер, переросший в не менее волшебную ночь, вспыхнул и погас, оставив после себя легкое смущение и пару новых синяков на коже. На следующее утро в терем вернулся Фан Добин, которого преследовали чем-то разъяренные городские стражники, и им пришлось уезжать. Ди Фэйшэн распрощался с ними тут же. Взглянул на Ли Ляньхуа непроницаемыми темными глазами, сощурился, собрав в уголках век по морщинке, и умчался, оставив после себя ощущение недосказанности.
— Даже спрашивать не буду, — решительно сообщил Фан Добин, глядя на клубы пыли, тянущиеся вслед за его конем.
— О чем? — рассеянно поинтересовался Ли Ляньхуа, со вздохом натягивая поводья: он хотел задержаться на одном месте подольше, и поспешная смена планов выбила его из колеи.
— Вот именно, — невпопад отозвался Фан Добин, имея при этом такой вид, будто все сразу должно было стать понятно.
Ли Ляньхуа покосился на него и махнул рукой, не желая вступать в дискуссию. Его мысли кружили вокруг прошедшей ночи, и меньше всего хотелось обсуждать это с кем-либо еще.
Шли дни, терем обосновался в маленькой деревушке у подножия живописной горы, где утром разливался прохладный туман, а ночью становилось так промозгло, что отсыревали одеяла. Это не был осознанный выбор: одно из колес, попав в яму и тут же наскочив на валун, повело в сторону, и при осмотре выяснилось, что дальнейшая дорога невозможна без починки. Рассудив, что нынешнее место не хуже и не лучше любого другого, Ли Ляньхуа решил на какое-то время остаться и попутно подлатать успевшие поизноситься доски. День-два превратились в неделю, неделя — в месяц, и вот уже местные жители стали считать чудо-лекаря за своего, а тот начал узнавать в лица тех, с кем сталкивался на рынке.
Изнеженный и привыкший к более светской жизни Фан Добин не выдержал первым.
— Я вспомнил, что у меня есть очень важное дело в столице, — заявил он после особенно холодной ночи, стуча зубами о пиалу с чаем. — Поэтому покину тебя на какое-то время.
— Хорошо, — отозвался Ли Ляньхуа, невозмутимо перебирая буйную листву в кадках.
То ли благодаря здешнему климату, то ли вопреки свалившимся невзгодам, нынешний урожай редьки был так богат, что он мог бы даже продавать излишки, не опасаясь умереть с голоду. Его прижимистое сердце радовалось, хотя объективных причин тому не было: сбережений хватило бы надолго, если не транжирить их направо и налево.
Не встретив возражений, Фан Добин поспешно вскочил на лошадь и был таков, пообещав найти его позднее. Ли Ляньхуа наконец-то остался один, не считая собаки и своего передвижного огорода.
Тогда-то он затеял большую уборку: убрал успевшие нападать на открытую террасу сухие листья, вымел образовавшиеся после ремонта кучи древесной стружки с первого этажа, разобрал завалы бумаги и книг, проверил припасы еды и удрученно вздохнул, поняв, что от мешка с рисом остались одни воспоминания, а чай, который он, казалось, покупал совсем недавно, почти полностью подошел к концу. Раздобыть в маленькой горной деревне такой же сорт, конечно, было невозможно. Ли Ляньхуа был непривередлив, однако любил хороший чай и умел им наслаждаться, поэтому искренне расстроился.
В ходе уборки он и отыскал оставленный Ди Фэйшэном фиал с маслом, и воспоминания тут же навалились на него, заставив вцепиться в метлу до побелевших костяшек.
Он редко сожалел о своих поступках, и в проведенной с главой Ди ночи не было того, что ему хотелось бы изменить. Возможность познать другого через интимные прикосновения, тем более если этим человеком был выдающийся воин вроде Ди Фэйшэна, была большой редкостью. Теперь, глядя на сияющий в солнечном свете фиал, Ли Ляньхуа смутно жалел лишь о том, что не поддался на безмолвные уговоры и не позволил случившемуся повториться еще раз, пока они оба не перевели дух. Тогда он, возможно, полностью удовлетворил бы свое любопытство.
Прислонив метлу к постели, он взял фиал и открутил плотно притертую крышку. Обоняние тут же уловило приятный аромат. Ли Ляньхуа вздохнул, закупорил его обратно и убрал в ящик стола, чтобы не мозолил глаза. Как знать, удастся ли им воспользоваться по назначению. У них не было договоренностей с главой Ди и, быть может, тот получил все, чего хотел.
Горевать об этом бессмысленно.
Наконец терем был прибран. На следующее утро Ли Ляньхуа отправился на рынок, чтобы пополнить запасы риса и яиц. Рыночная улица здесь была маленькая, всего полтора десятка лавок и лотков, и его уже все давно знали.
— Где же тот красивый худой молодой господин? — кокетливо улыбаясь, поинтересовалась торговка тканями, с любопытством оглядываясь и не находя его постоянного спутника.
У торговки было четыре дочери, две из которых еще не вышли замуж, и всякий раз она пыталась свести кого-то из них с Фан Добином, игнорируя вежливые попытки ускользнуть. Сам Ли Ляньхуа в этом не участвовал: скорбно сообщив, что его здоровье так слабо, что жизнь вот-вот оборвется, он добился жалостливого взгляда и освобождения от посягательств. Фан Добин, с завистью глядящий на него, использовать такую же причину не мог, а потому изощрялся в словесности, изобретая все новые причины для отказа.
Ли Ляньхуа остановился объяснить, что Фан Добин отбыл по делам, когда глаза женщины расширились при взгляде на кого-то за его спиной, а знакомый низкий голос произнес:
— Теперь я буду вместо него, — и от этих интонаций Ли Ляньхуа словно молнией ударило — огненная стрела пронзила его от пальцев ног до самой макушки, заставив вздрогнуть от неожиданности.
— Глава Ди! — удивленно пробормотал он, а потом повернулся и обнаружил, что слух его не обманул: Ди Фэйшэн стоял напротив, степенно заложив руки за спину. Он был налегке, из чего Ли Ляньхуа сделал вывод, что он уже успел побывать в тереме и оставить там пожитки.
Судя по запылившимся краям одежд, он приехал только что, и сразу же отправился на поиски.
В груди потеплело.
— Какой блистательный господин, — мгновенно сориентировалась торговка тканями.
— Мы пойдем, — поспешно откланялся Ли Ляньхуа, пока та не начала сватать своих дочерей и Ди Фэйшэну.
Тот невозмутимо шел следом, собирая любопытные взгляды, которые на него кидали местные, и лишь когда они дошли до самой окраины, где примостился терем, на его лице появилась ухмылка:
— Так торопился, что оставил свой мешок, — сообщил он довольно, и Ли Ляньхуа с тяжелым вздохом развернулся, чтобы пойти обратно.
Не успел он сделать и пары шагов, как его ухватили за рукав, и Ди Фэйшэн прищурился:
— И это мое приветствие? Как грубо с твоей стороны.
— Хочешь, чтобы я поклонился и расцеловал тебя? — хмыкнул Ли Ляньхуа, осторожно вынимая из его пальцев рукав.
— От поцелуя я бы не отказался, — задумчиво усмехнулся Ди Фэйшэн.
— В этом весь глава Ди: хочет заполучить все, до чего дотянется, — пошутил Ли Ляньхуа. — Если бы его руки были достаточной длины, попытался бы украсть даже луну и солнце.
— Что мне до луны и солнца, — отмахнулся тот. — А вот…
— Дождись меня в тереме, я скоро вернусь, — прервал его с улыбкой Ли Ляньхуа. — И что-нибудь приготовлю.
И, насладившись слегка перекосившимся выражением на его лице, он поспешил обратно на рынок, где и впрямь оставил мешок с покупками.
Кое-как отбившись от вопросов о Ди Фэйшэне, он сумел вернуться домой, пусть и зарекся в ближайшие несколько дней ходить в деревню, пока шумиха от прибытия Ди Фэйшэна не уляжется. Маленькие поселения имели свою прелесть: здесь было умиротворенно и тихо, однако новые люди волновали спокойствие, пересудов не избежать. Ли Ляньхуа сам первое время был в центре внимания. Он привык вызывать такую реакцию, и к тому, что несколько дней вокруг терема то и дело толпилась детвора, пытаясь отковырять от ворот искусно вырезанные лотосы, привык тоже. Теперь, с приездом Ди Фэйшэна, ситуация снова повторится, и запасы риса окажутся как никогда кстати, а за водой можно будет ходить к реке, пусть колодец и был немного ближе.
Вернувшись, он обнаружил, что Ди Фэйшэн успел расположиться со всем удобством, даже начал что-то готовить: в очаге кипел котелок с водой.
— Глава Ди окончательно обжился в этой скромной обители, — улыбнулся он, глядя, как тот нарезает овощи.
Ди Фэйшэн с невозмутимым видом ссыпал их в котелок, прикрыл крышкой и только тогда повернулся.
— Я все еще не дождался своего поцелуя, — бесстрастно напомнил он. — Твое гостеприимство не выдерживает критики.
— Виноват, виноват, — отмахнулся Ли Ляньхуа, принимаясь разбирать покупки.
Под внимательным пристальным взглядом он выложил на стол рис, яйца и курицу. Последним мешок покинуло вино, за которым он зашел в единственную в деревне закусочную, и несколько еще теплых паровых булочек.
— Как ты узнал, где я? — закончив с продуктами, поинтересовался он.
— Угадай, — отозвался Ди Фэйшэн, сунул руку за пазуху и кинул ему легкий мешочек.
В мешочке обнаружился чай — тот самый, о котором он так горевал раньше.
— Ты встретил Фан Добина, — без труда догадался Ли Ляньхуа, ощутив прилив симпатии к своему юному другу.
— Я встретил Фан Добина, — согласился Ди Фэйшэн, сократил разделяющее их расстояние и наклонился, почти коснувшись губами уха. — И до сих пор жду, пока меня поцелуют. Ты нарочно испытываешь мое терпение?
— Ну что ты, что ты, — смутился Ли Ляньхуа. Щека, которой касалось чужое дыхание, потеплела. — Как я могу.
— Точно нарочно, — осознал Ди Фэйшэн, обнял его лицо ладонями и поцеловал сам — крепко и горячо. Губы у него оказались обветренные и сухие, от него пахло пылью и солнечным светом, и Ли Ляньхуа сам не заметил, как прижался ближе, отвечая.
Когда они отодвинулись друг от друга, то оба тяжело дышали. Взгляд Ди Фэйшэна сделался еще темнее, приобретя невиданную до того глубину. Казалось, его глаза превратились в два колодца, вода на дне которых отражала ночное небо. Ли Ляньхуа смутился, обнаружив, что запустил пальцы в его волосы, растрепав их. Однако когда он попытался убрать руки, Ди Фэйшэн перехватил их за запястья и коротко сжал, улыбаясь.
— Вот теперь точно могу сказать, что мне здесь рады, — сообщил он с нарочитой серьезностью.
— Главе Ди так мало надо, чтобы почувствовать себя как дома, — отозвался Ли Ляньхуа.
Во взгляде напротив коротко вспыхнуло изумление, после чего Ди Фэйшэн отпустил его и сам отступил на шаг назад.
— Слова жалят, а руки ласковы, — отозвался он насмешливо, и настала очередь Ли Ляньхуа вздыхать, признавая поражение.
После, поев и накормив собаку, они расположились на террасе, лениво потягивая чай и обмениваясь новостями за время, проведенное порознь.
— Твой бесполезный ученик сказал, что ты сошел с ума, когда решил поселиться в этой деревушке, — лениво произнес Ди Фэйшэн, с видимым удовольствием любуясь горной грядой вдали, полностью покрытой начавшими желтеть деревьями. — Пока не вижу ни одного изъяна: виды услаждают взор. Он слишком изнежен.
— Ты к нему чрезмерно строг, А-Фэй, — возразил Ли Ляньхуа. — Виды прекрасны, чуть дальше есть река, а на вершине я нашел озеро с чистой прохладной водой. Однако тут очень холодные и влажные ночи, не всякому это придется по вкусу. А еще та женщина, торговка тканями, имеет двух незамужних дочерей…
— Вот в чем дело, — с усмешкой протянул Ди Фэйшэн. — С этого можно было начинать.
Они переглянулись и широко улыбнулись друг другу.
— Как же вышло, что тебя еще не сосватали? — запоздало спохватился Ди Фэйшэн.
Ли Ляньхуа состроил скорбное лицо и жалобно посмотрел на собеседника.
— Этот бедный лекарь смертельно болен и не смеет обременять собой ни одну из женщин, — скромно ответил он. — Видишь ли, я слаб как мужчина, и никто не способен меня исцелить.
У Ди Фэйшэна сделался такой озадаченный вид, словно он не знал, смеяться или плакать.
— Ты-то? — недоверчиво окинул он взглядом Ли Ляньхуа. — И тебе поверили?
— А как это можно проверить? — пожал плечами Ли Ляньхуа. — Не станут же меня щупать, чтобы вывести на чистую воду. Да и какой мужчина признается в подобном недуге.
Ди Фэйшэн только покачал головой.
— У тебя и правда нет ни стыда, ни совести, — констатировал он.
Так за дружеской беседой прошел день. К вечеру они спустились к реке. В некоторых местах берег был словно предназначен для купания и стирки, и Ли Ляньхуа приспособился ходить сюда поздним вечером, когда шансы встретить посторонних снижались до нуля. Ди Фэйшэн, зайдя в воду по пояс, с наслаждением полоскал пыльные после дневной дороги волосы. Ли Ляньхуа успел вымыться, когда глава Ди наконец закончил плескаться. В воду он заходил без одежды, и теперь напоминал речное божество — высокий, крепкий, с мокрой кожей и облепившими плечи волосами, с которых ручьями текла вода. Ли Ляньхуа засмотрелся на него и вздрогнул, когда тот упал рядом с ним на разложенный на траве халат.
— Пялиться неприлично.
— Как можно, глава Ди, я вовсе не пялюсь, — отозвался он. — Просто смотрю, не отморозил ли ты себе что-нибудь важное. Вода все-таки холодная, да и вечер теплым не назовешь. Если ты заболеешь, я буду чувствовать себя виноватым.
— Значит, сегодня ты обязан меня согреть, чтобы я не заболел, — Ди Фэйшэн повернул голову и потянулся к нему, почти коснувшись губами щеки.
Ли Ляньхуа ловко отодвинулся, и тот приподнял брови. В свете яркой надкушенной луны казалось, что они подведены углем, как и блестящие темные глаза.
— Пора возвращаться, — сказал Ли Ляньхуа, набрасывая на его плечи сухую одежду. — Нет нужды сидеть голышом на улице.
— Предпочтешь сидеть голышом в доме?
— Угадал, — улыбнулся Ли Ляньхуа и насладился вспышкой желания в чужих глазах.
Когда они добрались до терема, на улице совсем похолодало. На исходе лета ночи коварны: разогретый за день воздух становится прозрачным и звонким, и легко охлаждается. Увидев, что Ли Ляньхуа потирает ладони, Ди Фэйшэн, нахмурившись, прикосновением передал ему значительную часть внутренней энергии, мгновенно разогнав этим действием промозглые мурашки и согрев с головы до ног.
— Все время забываю, что Ли Сянъи уже не так силен, — прокомментировал он, когда Ли Ляньхуа благодарно кивнул в ответ на его жест.
— Все время забываешь, что Сянъи нет, — мягко напомнил тот. — Есть Ляньхуа.
— Как по мне, невелика разница, — отмахнулся Ди Фэйшэн, первый заходя в терем.
Ли Ляньхуа задержался, чтобы закрыть ворота. Опасаться в таком уединенном месте было нечего, однако старые привычки остаются с человеком на всю жизнь.
Когда он зашел в дом, Ди Фэйшэн уже успел подняться наверх, и Ли Ляньхуа догадался, где его найдет. Он не торопился: погасил очаг, прибрал со стола, подмел пол. Небольшое ожидание было подобно приправе, особенно когда дело касалось такого человека, как Ди Фэйшэн, который по характеру был нетерпелив и порывист, и не любил, когда его игнорировали. Нельзя было иметь возможность подразнить его и не воспользоваться ей.
Ци Ди Фэйшэна все еще циркулировала внутри, согревая. Это был не единственный раз, когда он делился с Ли Ляньхуа, но, пожалуй, первый, когда в том не было жизненной необходимости. Это осознание все еще удивляло, даже несмотря на то, что им довелось пережить вместе. С этим неизбежно возникал вопрос: было ли происходящее между ними сейчас следствием простого любопытства, которое, удовлетворившись, сведет на нет образовавшуюся близость? Или было что-то еще, что-то большее?
Закончив с делами, Ли Ляньхуа поднялся в спальню. Под дверью мягким теплом лежала полоска света, показывая, что Ли Ляньхуа не ошибся в предположениях. Ди Фэйшэн ждал его внутри, вольготно расположившись на постели.
— Что же делать, — нарочито вздохнул Ли Ляньхуа. — Раз гость занял хозяйскую постель, придется мне ночевать где-то еще.
— Хватит паясничать, иди сюда, — недовольно сказал Ди Фэйшэн, откидывая край одеяла.
Видимо, ради экономии времени он был абсолютно, бесстыдно, бессовестно голый. Ли Ляньхуа сглотнул, против воли окинув его долгим взглядом, и мягко лежавший на бедре член Ди Фэйшэна чуть дрогнул, напрягаясь.
— Глава Ди смерти моей желает.
— Глава Ди хочет, чтобы ты разделся и лег в его объятия, — нетерпеливо поправил Ди Фэйшэн и красноречиво повел краем одеяла, подгоняя.
Ничего иного не оставалось: Ли Ляньхуа аккуратно снял и сложил одежду, после чего лег рядом с Ди Фэйшэном, а точнее, частично на него, потому что, стоило только приблизиться, тот сгреб его руками и крепко прижал к себе. Несмотря на прохладу, его кожа была обжигающе горячая, словно нагретый на солнце камень. Ли Ляньхуа выгнулся, принимая удобное положение, просунул колено между чужих ног и поднял голову. В неверном пламени свечи их взгляды встретились. Обменявшись улыбками, оба потянулись навстречу друг другу, отбрасывая игры и провокации, которыми развлекались большую часть дня и вечера.
Ночи на излете последнего месяца лета были холодны, однако впервые за все время пребывания здесь Ли Ляньхуа не замерз.
А масло снова осталось позабыто лежать в ящике стола, терпеливо дожидаясь следующего раза.