Work Text:
В очередной раз доминатор заговорил с инспектором Акане Цунемори поздним февральским вечером.
Акане, скрючившись, стояла в подворотне неподалёку от станции Тамати, сжимая оружие обеими руками и стараясь успокоить дыхание по давно заученной схеме: раз-два вдох, три выдох, Гончая Три, раз-два вдох.
Меньше чем в ста шагах, у кирпичной стены, – тоже с доминатором наготове – замер её бывший руководитель, а ныне подчинённый, патрульный Нобутика Гиноза. Он напряжённо вглядывался в темноту, высматривая Акиру Нако, семнадцати лет, безработного, полчаса назад совершившего крайне неудачную попытку ограбить единственный магазинчик, круглосуточно торгующий сластями возле депо. Самым неудачным в ней был эффектный, как в запрещённом киновестерне, выстрел в декоративное окошко над дверью магазина. Вместо того, чтобы красиво расколоть стекло на разноцветные искры, пуля вошла точно в висок выскочившему на шум хозяину лавки, раздробила глазницу, повредила лобовую кость и в итоге расплескала большую часть содержимого черепной коробки на пол, усыпанный леденцами из опрокинутого автомата «Клубничный восторг».
Увидев, как толстый рыжий хозяин магазина превращается в мёртвого безголового хозяина магазина, Акира Нако разрыдался и спешно покинул место преступления. По словам Сион, получившей записи с камеры наблюдения, напоследок он трогательно заверил торгового дрона в том, что «совсем нечаянно промахнулся», и подобрал с пола горсть конфет.
Лопнуть со смеху, в общем, сказала голографическая Сион из коммуникатора… но так и не рассмеялась.
Он брёл по залитым дождём переулкам, ничуть не скрываясь, пока не вышел прямо навстречу оперативной группе. В этот момент он всё ещё продолжал рыдать – так, что едва не заглушил механический голосок Сивиллы, из рук Акане объявлявший ему смертный приговор.
Неизвестно, испугался ли Акира Нако направленного на него доминатора или просто решил напоследок побороться с неизбежным – но ещё до того, как Сивилла договорила, он взвыл не хуже сирены и шарахнулся в сторону от зеленоватой вспышки. В любом случае, именно это спасло его жизнь на ближайшие часы. Спустя несколько секунд Акане прицелилась снова, но грабитель уже вскочил на ноги и исчез, растворившись в переулке. Они пробежали пару сотен метров. Дальше «зона муниципального освещения» закончилась – преследовать в полутьме человека с боевым оружием без дронов было сущей глупостью.
О том, что переулок кончается тупиком, Акира Нако, по-видимому, ещё не догадывался.
Теперь Акане была практически уверена в том, что, уткнувшись в глухую стену высотного здания, Нако не попытается уйти по крышам или проскользнуть мимо них с Гинозой, а затаится и захочет переждать. Никаких прямых доказательств у неё не было, однако она практически видела его скорчившуюся на лестничном пролёте фигурку. Вцепившиеся в острые локти пальцы. Белое заплаканное лицо (которое, если всё пойдёт как положено, ей вот-вот предстоит превратить в кровавое облако).
Говорить о своих догадках Гинозе-сану Акане не спешила. По разным причинам, наименее важной из которых являлась неприязнь Гинозы к слову «интуиция», а главной – слова Сивиллы: триста один. Полтора часа, полагала Акане, вполне достаточный срок, чтобы… немного успокоиться.
Акане вздохнула (раз-два вдох, Гончая Три) и выпрямилась, собираясь присоединиться к напарнику, когда доминатор в её руках сверкнул зелёным и тихо, мелодично сказал:
«Жалко, что вас не было с нами на зачистке Футю и Косуга».
Акане застыла на месте.
«Две тюрьмы, три тысячи заключённых, и как минимум у половины коэффициент зашкаливал далеко за пятьсот».
Фасады домов на Нагиса-дори выглядели так, как должны выглядеть фасады мелких лавок и контор в промышленной зоне с не слишком приличным стрессовым фоном. Уж конечно, их владельцы разорились на дешёвенькие сканеры, чуть что, поднимающие жуткий шум.
Если бы Нако заскочил в одно из этих зданий, всё бы уже закончилось.
«Пироманьяки, серийные убийцы, бандерши… – мурлыкал доминатор. – Вы знаете, что такое «бандерша»? Просторечное слово, которым тогда называли содержательниц публичных домов. После войны в моду вошли совсем особые публичные дома. Когда люди дёшевы, а еда дорога, у многих просыпается удивительно живая фантазия. К примеру, сосательный рефлекс присущ млекопитающим с первых дней жизни, так что один не слишком сытый младенец способен доставить радость…»
Я этого не слышу, подумала Акане. Не слышу – и всё.
Заткнуть уши было нельзя. Во-первых, ей было нечем, ведь в одной руке она сжимала доминатор. Во-вторых, она не решалась. Коэффициент Нако Акиры действительно был пороговым. Не то чтобы Акане считала возможным подкупить Сивиллу или подольститься к Сивилле, но многие голоса любили схему «стимул-наказание», и провоцировать без нужды не стоило.
Вместо этого она сосредоточилась на коммуникаторе. На голо-экране всё ещё светился присланный Сион план улицы. Она потрясла рукой, увеличивая изображение.
Наружные пожарные лестницы были только у двух домов, – старинные, состоящие из вбитых в стену железных скоб. Но к лестнице дома номер четыреста двадцать путь преграждала крайне громкая свалка металлолома.
«Эй, да не молчите вы. Мы быстро всё это прекратили. Пара взводов работали день за днём, безо всяких доминаторов. На первом этаже поставили такие кабины, вроде пляжных раздевалок или автоматов для попкорна. Достаточно загнать человека внутрь, чтобы Система выдала значение коэффициента, а дальше – пуххх. Только зубы по стёклам стучат, как градины. Большие градины».
На секунду Акане сжала собственные зубы так, что челюсти заныли, но какая-то сила заставила её открыть рот и прошептать:
– Зачем тогда два взвода?
«Как, а выгребать? Всё это ведь прикипало к стенкам. Не успеешь оглянуться, а кабина загажена и всё вокруг провоняло кипячёной желчью. Потом, конечно, пришлось убрать и патрульных, вы же понимаете…»
– Гиноза-сан! Вы слушаете? – крикнула Акане, пожалуй, чуточку громче, чем нужно.
– Да, Цунемори? – тут же отозвался Гиноза.
Головы он так и не повернул – как будто всё это время Акане не переводила дух после неудачной погони, а писала в подворотне и могла не успеть поправить юбку.
Было сложно поверить, что именно он в первые дни работы казался ей самым заносчивым и крикливым болваном во всём бюро. Если уж на то пошло, Акане до сих пор не встречала никого, кто относился бы к чужим личным особенностям более бережно и тактично.
– Побудьте здесь, Гиноза-сан. Мне нужно обследовать местность. Вы остаётесь контролировать выход на проспект, – на случай, если преступник решит пойти на прорыв. – Она подождала. Всё-таки это звучало крайне беспомощно. – Гиноза-сан, вы слышите меня?
Несколько секунд Гиноза продолжал смотреть перед собой, в дождливую темноту переулка, словно не получив никакого распоряжения.
На всякий случай – исключительно на всякий случай – Акане опустила руку с доминатором так, чтобы «дуло» смотрело вниз, в асфальт. Сивилла могла произвольно менять результаты сканирования, но Сивилле пришлось бы потрудиться, чтобы заставить её прицелиться в этого человека.
– Да, – Гиноза наконец кивнул. – Я слышу вас. Я уже контролирую всё, что можно. – Если насмешка, промелькнувшая в этих словах, не примерещилась Акане, то предназначалась она явно не ей. Гиноза немного помолчал и добавил так же строго и спокойно: – У вас всё в порядке, Цунемори?
– Всё отлично! Спасибо, Гиноза-сан! – бодро пискнула Акане и, не чувствуя себя в силах взглянуть на собеседника, торопливо зашагала вперёд по улице, прижимая к животу доминатор.
Челюсти болели, словно она разом откусила половину мороженого-рожка.
«Вообще-то, – вмешался другой голос, едва она завернула за угол дома, – уже давно моя очередь». На самом деле голос, конечно, остался тем же самым, но что-то в нём переменилось. Может, паузы между словами стали больше. Этот второй спросил, как она находит новый цитрусовый «Спорт вижн» от Мияки, ну тот, о котором все кричат. В нём действительно есть розмариновая нота?
– Мне не очень нравятся духи, – прошептала Акане, с трудом поняв, о чём речь. Розмарин она видела, когда Кагари сыпал его в спагетти, но как у запаха сухой травки могут быть ноты, догадывалась очень смутно. – Извините.
«Что значит не нравятся, – удивился доминатор. – Что же вам вообще тогда нравится? Табачная вонь? Уродливые ботинки без каблука? Парализованные люди?»
– Мне многое нравится, – быстро сказала она. Иногда разговор удавалось перевести с опасной темы, иногда – нет. Но попытаться стоило. – Очень много разных вещей.
«Что же?»
– Весна, – ляпнула Акане наугад. – Принимать душ. Моя квартира… – что я несу, отстранённо подумала она, прекрасно зная, что говорить сейчас можно всё что угодно, главное – не молчать. Единственным, что запрещалось, было враньё. – Там такие маленькие комнатки и обычно не убрано, но мне нравится. Я очень радовалась, когда переехала туда после учёбы. У меня связано с ней очень много хороших воспоминаний. О друзьях, о первом годе службы…
Когда всё ещё было по-другому, хотела сказать она, но замешкалась.
«Ясно, – перебил голос. – Можете не продолжать».
Акане понимала, что скука в его интонациях, как и удивленное раздражение, ей, скорее всего, мерещатся, – но ничего не могла с собой поделать. То, что говорило с ней, не было человеком в полном смысле этого слова, но приписывать ему человеческие эмоции было лучше, здоровее, чем не приписывать.
Не все голоса шутили или пугали, некоторые говорили с ней о важных вещах. К примеру, тот, рассказывавший про эмоции – Акане подозревала, что он прежде был врачом или кем-то вроде, – битый час пересказывал ей какую-то статью, которую, по-видимому, долго составлял в памяти. Статья состояла из огромного количества незнакомых слов, но общий смысл она кое-как поняла: Сивилла обладает общим сознанием, но кое-какие личные особенности сохраняются у каждого, иначе бы нарушились серьёзные информационные механизмы.
К тому же, некоторые чисто интеллектуальные удовольствия и привычки, объяснил голос, просто невозможно реализовать, общаясь с себе подобными. Например, удовлетворение от как следует написанной научной работы, уже готовой к публикации.
Пристрастие к интерактивным играм на внимательность.
Стремление овладеть вниманием менее образованного собеседника.
Навык максимально полно передавать информацию при помощи одних лишь слов.
Для многих очень важны слова, объяснял голос, который Акане звала про себя Доктором, – и она поймала себя на том, что прислушивается к нему с чересчур напряжённым вниманием. Словно тот убийца из романа, который немного поплакал, услышав псалом, где говорилось о чистой воде. (За прошедший год она перечитала всего Кинга из комнаты Когами, но по-настоящему ей понравился только этот роман – «Зелёная миля». В нём не было ни чудовищ, ни призраков, зато было много действительно хороших людей.)
Акане подошла к дому номер четыреста двадцать четыре, стараясь держаться в тени и пригибаясь. Что-то по-прежнему говорило ей о том, что Акира Нако больше не собирается стрелять, но стоит ли доверять этому чувству полностью, она не знала. Возможно, знали голоса, живущие в её оружии… но спрашивать она бы никогда не стала. Это уж точно было бы против правил игры, если, конечно, в игре оставались какие-то правила.
«Всем нравятся духи, даже снулым фригидным рыбинам вроде вас, – главное, правильно подобрать аромат».
«Но такое приходит с практикой».
Вблизи лестница на крышу второго яруса уже не казалась полоской небрежных штрихов, которые кто-то нанёс на стену, но скобки располагались слишком редко, и даже в темноте было видно, какие они ржавые.
Ухватившись как следует, Акане осторожно поставила подошву на скобу. Медленно перенесла вес на ногу, подумав, добавила к ней вторую. Затем, перехватив доминатор левой рукой, на секундочку повисла, цепляясь правой. Ржавый металл запел под тяжестью её тела, но лесенка оказалась вроде бы надёжнее, чем на первый взгляд; должна выдержать.
Она начала подниматься.
«Знали бы вы, чего стоило собрать приличный туалетный столик в пятьдесят седьмом» – ещё одна, потихоньку, вот теперь пошла вперёд – «особенно когда из-за какого-то превышения тебя сажают на лейтенантский оклад, и каждый хер в погонах считает…»
На девятой по счёту скобе пришлось передохнуть. Но недолго, иначе бы пальцы совсем закостенели.
«…что ты прямо-таки млеешь от его паршивенького стояка. А ты просто лежишь и представляешь себе тот «Вененум», который купишь, как только сдашь ублюдка куратору».
Между девятнадцатой и двадцатой на неё набросился ветер. Яростный и безжалостный, он тем не менее не мешал двигаться – наоборот, вжимал, втискивал её в стену. Может быть, подумала Акане, Сивилла уже управляет и погодой. Почему нет.
«…Вененум», или «Скент», или даже винтажную «Эксцентрику», такую влажную, молочно-древесную, как будто кто-то тушит сливками горящий тропический лес, – я непонятно объясняю, верно? Это потому, что у меня уже давно нет носовых пазух…»
Оказавшись на втором ярусе, Акане позволила себе перевести дух. Пальцы, стиснувшиеся вокруг рукоятки доминатора, словно вокруг чьего-то тощего запястья, казалось, превратились в ледяные когти. Вместе с пальцами, должно быть, заледенели и мозги, потому что ещё как минимум с минуту Акане честно мучилась вопросом, кто именно с ней говорит – бывшая женщина или бывший мужчина.
Как будто это имело какое-то значение.
Акира Нако обнаружился почти сразу – точно такой, как ей представлялось. Он сидел на корточках за водосточным жёлобом, пытаясь срастись со стеной, и дрожал. Его зубы с треском ударялись друг о друга. «Как большие градины», – вспомнила Акане.
На всякий случай она прикинула расстояние от скорчившейся фигурки до края крыши – хорошо, достаточно далеко. Через пару секунд Акира Нако уже не сможет, если что, зацепиться за бортик ограждения. Он грохнется и немножко покатится – так же, как час назад хозяин магазина «Сладкие мелочи», раскинув вялые руки, похожие на дохлых безволосых зверьков, и приоткрыв рот. Разница будет заключаться только в одном: Акира Нако останется жив.
– Эй, к-коп, йа-а… – позвал Акира. Он явно собирался что-то сказать, просто никак не мог справиться с губами и языком.
Жалко, если он тоже любит слова.
– Я всё знаю, – ласково сказала Акане. – Вы промахнулись. Вы абсолютно, совершенно точно промахнулись. Мы все уверены в этом.
– Я-я-я…
«Я приведу вас в порядок, Цунемори, – пообещал голос. – А сейчас просто прицельтесь».
«Прицельтесь, получено изменение меры пресечения.»
– Спасибо, – сказала Акане. – Большое спасибо.
При латентных, в которых надо было выстрелить, она не стеснялась отвечать голосу. Если они что-то и расскажут, то слушать их будут терапевты в Токородзаве, без сомнения, привыкшие к рассказам о невидимых собеседниках.
«Криминальный коэффициент – ну пусть двести девяносто четыре. Текущий режим – парализатор, как вы любите, Цунемори, так что как следует прицельтесь.
И обезвредьте преступника.»
Зелёный свет засиял ярко-ярко, отразившись в широко распахнутых глазах Акиры Нако.
Они остекленели раньше, чем Нако упал.
«А потом купите уже чёртовы духи и расскажите мне всё подробно».
***
Дома Акане начала раздеваться прямо у входной двери. Она зашвырнула куртку в угол, отключив голограмму, но даже не потрудившись открыть шкаф. Сбросила ботинки, расстегнула молнию у пояса и, путаясь в брюках, босиком побрела в ванную. Её била крупная дрожь.
Уже пустив воду и стащив через голову пропахший цитрусами и засахаренной ёлкой пиджак, Акане вытрясла из кармана пачку сигарет. Вместе с сигаретами на розовый коврик (не голограмму, а настоящий синтетический, подарок Юки на новоселье) вывалился новенький стеклянный флакон с переплетёнными буквами SV.
Его Акане подбирать не стала.
Через десять минут (и примерно сто литров горячей воды) к ней, как и всегда, вернулась способность соображать. В конце концов, никто не требовал от неё смывать кипячёную желчь со стеклянных стенок кабинки для попкорна. Флакончик неприятных духов – не слишком большая цена за то, чтобы спасать человеческие жизни… и чтобы видеть всё таким, как есть… и знать, что случись ей теперь столкнуться с кем-нибудь вроде Макисимы Сёго, она, возможно, нашла бы, чем его удивить. Теперь она смогла бы по-настоящему помочь Когами-сану.
Да, не всё, о чём говорили голоса, было правдой. По большей части, они просто испытывали её, выясняя, способна ли она принять существование Сивиллы по-настоящему, всей душой. Глупо было бы считать, что сложнее всего окажется привыкнуть к виду мозгов, ездящих в коробочках туда-сюда. Или что управлять (удивительными фантазиями) человечеством могут люди вроде Юки или Гинозы-сана.
В отношениях внешность – далеко не главное, как сказал бы старый Талисман.
Ещё через пять минут Акане обрела и способность нормально двигаться. Выдавила на ладонь прозрачно-фиолетовый гель и размазала его по животу. Гель тут же превратился в густую пену, в воздухе повис аромат фиалок и мыла, смешиваясь с чистым и горьким дымом. Очень хороший запах, и зачем, спрашивается, выдумывать?..
Но даже самые лучшие из голосов, вроде Доктора, иногда говорили ерунду. Про эмоции и научные работы наверняка было почти правдой, – но стоило, не вовремя расслабившись, спросить, не знает ли он, что на самом деле случилось с Сюсэем Кагари, как голос понёс чепуху. Патрульный Кагари, сказал Доктор, пострадал за свои убеждения и подозрение в сотрудничестве с корейскими спецслужбами. По приговору чрезвычайного трибунала он был расстрелян вместе с наследником Верховного главнокомандующего КНДР.
Это звучало ужасно глупо, но Акане потом всё равно погуглила – и ничуть не удивилась, узнав, что в КНДР давным-давно нет никакого Верховного главнокомандующего.
Она закрыла вкладки, обозвала себя дурой и тихонько всхлипнула.
Наверное, даже когда голоса говорили ерунду про зубы-градины и корейских шпионов, знающий человек смог бы вычленить из этого что-нибудь полезное и потом применить для работы. Если бы на её месте был Когами-сан, у него наверняка бы получилось.
Правда, голосам Когами-сан не нравился.
Голоса вспоминали о нём часто.
«Он предал вас», – говорили они.
«Вы были для него всего лишь пешкой», – говорили они.
«Это нормально – использовать других, – объяснял один, – ненормально не получать ничего взамен, если используют тебя. Это нарушение общественного договора, Цунемори».
«Ну что он мог вам дать? – спрашивал другой (может быть, именно тот, что рассуждал о духах, а может, и другой). – Быстрый перепихон в сортире Бюро между беседами об убийствах? Да стань Когами президентом земного шара, он бы и пары туфлей вам не купил ко дню рождения. Спуститесь на землю».
Всё это, разумеется, было очень обидно, но Акане так и не смогла отогнать образ Когами-сана, выбирающего для неё туфли. В торговый центр его одного никто бы не отпустил, так что за туфлями Когами пришлось бы заскочить бы прямо во время операции – с оружием наперевес и сузившимися от азарта глазами. «Дайте, пожалуйста, вон те, серые на шпильках. От этого зависит ход следствия».
Против своей воли Акане тогда захихикала. Я смеюсь вовсе не над Когами-саном, тут же сказала она себе. Просто очень уж забавно вышло.
«Он предал вас».
«Он использовал вас».
«Жалкая посредственность».
Голоса не любили Когами, и иногда Акане казалось, что она вот-вот поймёт, почему.
«Быстрый перепихон между беседами об убийствах», – повторила она вслух.
Почему-то теперь эти ужасные, унизительные слова звучали совсем иначе. Ей стало жаль, что в тот раз она поторопилась перевести тему.
Голова вдруг закружилась, перед глазами качались прозрачные зелёные круги. В душевой было слишком жарко и дымно. Акане, торопливо выключив воду, шагнула из кабины наружу.
Из запотевшего ростового зеркала на неё смотрела хмурая большеглазая девица с погасшей сигаретой, зажатой в углу бледного, ещё детского рта.
Грудь у девицы была, конечно, так себе, – видясь каждый день с Караномори Сион, было бы сложновато сохранять иллюзии по поводу своей внешности, – но влажная кожа так и светилась, а соски упрямо торчали, будто Акане не грелась в тёплой ванной, а битый час простояла нагишом на сквозняке. С мокрых волос текла вода, собираясь сверкающими каплями в ямках ключиц, чертя тонкие сверкающие линии к белому гладкому треугольнику внизу живота.
«Главный мужской половой признак – власть, Цунемори. Мужчина, который без вашего разрешения не может даже прогуляться к общественному сортиру на перекрёстке Сибуя, – всё, чего вы желаете? Может, на самом деле вам хочется именно этого? Контроля?»
Она провела мокрой ладонью по животу и засунула её между бёдер, длинно погладила там всё, слегка задержавшись в самой дальней точке, чтобы погрузить пальцы в тёплую глубину. Ощущение было такое, словно она по самое запястье запустила руку в подогретый крем.
«А он ведь от вас сбежал, – сказала Акане голосам в своей голове. – Он сбежал от вас, он сбежал от меня, – и воюет в Америке, или пишет научные работы в Исландии, может, даже сотрудничает с корейскими спецслужбами, – а вы можете протухнуть в своих коробочках. У него сколько надо носовых пазух».
По правде сказать, она сомневалась в том, что всё было так уж радужно, – но не сомневалась в другом: настоящая опасность подстерегала Когами-сана не в тропиках и не в Исландии, а здесь. Здесь, где жили голоса, которым навряд ли понравилось бы, узнай они об этих её мыслях.
Здесь, откуда всем, кого они не любили, следовало держаться подальше.
Но эти мысли были лёгкими и какими-то туманными. Ей вдруг стало почти всё равно.
Мягко, плавно Акане опустилась на коврик и слегка откинулась назад. Развела колени пошире и снова принялось гладить себя, двигаясь всё быстрее и жёстче, – вдыхая всё чаще (раз-два вдох, три выдох, Гончая Три, раз-два вдох).
Упоительные картины вспыхивали в цветном полумраке под её веками и тут же уплывали, сменяясь новыми. В этих картинах водились дальние страны, срочные командировки, придорожные гостиницы без единого сканера, смятые простыни и (быстрые перепихоны) случайные встречи с тем, кого уже не надеешься увидеть.
Она пыталась вспомнить лицо Когами-сана, представить его себе, как-то сосредоточиться – но картины мелькали всё быстрее и быстрее, пока, наконец, не слились в ослепительную темноту, пронизанную мелодичным механическим бормотанием, никогда не умолкающим, равнодушным – и всё-таки полным жажды.
Секундой позже она кончила.
***
– Очень хорошо, – сказала директор Касей. – Благодарю вас, инспектор Цунемори. Можете быть свободны.
Акане кивнула, разглядывая серёжки в ушах директора. По цветовой гамме они удивительно точно соответствовали стенам кабинета.
– Со своей стороны, – Касей положила руку на крышку папки, – информирую вас, что Акира Нако препровождён в Токородзаву и получает необходимое лечение. У него неплохие шансы – надо отдать вам должное.
– Это как ёлка, – вдруг выпалила Акане. – Только ёлка в сахаре. Когда вдыхаешь, то сначала лимон-лимон-лимон, а потом вдруг хвоя. Это и есть розмарин, верно?
На тонком умном лице Касей ни дрогнула ни одна силиконовая складка. На миг Акане показалось, что она только хотела сказать эту ерунду, но так и не решилась, – когда веки Касей на секунду сомкнулись за стёклами очков, будто директор моргнула.
Или отправила куда-то небольшой пакет данных.
А вот теперь уходи, шепнуло Акане внутреннее чувство – то самое, что подсказывало ей, будет ли стрелять латентный преступник, прячущийся на крыше строительной конторы. Уходи как можно быстрее.
Потому что она зла. И она ревнует.
Сивилла не была мистическим чудовищем из книг Когами-сана, и она руководствовалась объективными данными, а не читала чужие мысли в нерабочее время, так что не стоило себя накручивать и впадать в панику на ровном месте… только вот Акане никогда не страдала такой привычкой.
По правде сказать, она всё чаще сомневалась в том, что вообще способна себя накручивать, даже если вдруг захочет.
– И вот ещё что, Цунемори. – сказала директор. – Есть мнение, что ваше жильё не соответствует нормам, предписанным для старших инспекторов Бюро. Слишком низкий уровень жизни при такой напряжённой работе может негативно повлиять на оттенок. Обратитесь в финансовый отдел, чтобы просмотреть список рекомендованных вам ведомственных помещений и выбрать окончательный вариант.
Акане прикусила губу. У этого не было совсем никакого смысла, ни малейшего…
– Вы как-то говорили про режим максимального благоприятствования, – пробормотала она. – Что он у меня будет. Для ваших наблюдений.
Она надеялась, что Касей моргнёт снова, но неживые холодные глаза смотрели на неё неподвижно и жадно.
– Да, Цунемори. И сейчас мы полагаем, что наиболее благоприятным для вас будет переезд. Можете быть свободны.
***
Когда стеклянные двери директорского кабинета мягко сомкнулись у Акане за спиной, она несколько раз крепко зажмурилась и встряхнула головой.
По сверкающим коридорам плыл чуть заметный запах синтетического кофе – наверное, кто-то на этаже уже запустил автомат, и синтетических лимонов – наверное, девочки из статистического отдела вовсю пробовали новый аромат. Вместе получалась какая-то немножко тропическая страна, и всё, на самом деле, было не так уж плохо.
В конце концов, её не собирались оскорблять, не заставляли делать какие-нибудь гадости, не вынуждали никого предать. Ей всего-навсего велели бесплатно переехать в роскошный новый дом – и даже предложили самой его выбрать.
Многим о таком остаётся только мечтать, а она вместо этого расклеивается и едва не хнычет. Ну и детектив, ну и инспектор. Смех просто.
Если бы Когами-сан был рядом, она никогда бы себе такого не позволила, подумала Акане. Жаль, что его здесь нет, – но возможно, однажды всё изменится.
Никогда не стоит терять надежду.