Work Text:
«Лучше бы пальцы переломали» — в минуту пробуждения от крика вахтенного доктор Стивен Стрэндж, осужденный за государственную измену на десять лет каторжных работ, позволял себе эту чудовищную для практикующего врача мысль, очень живо представлял себе ее последствия и с неизменным упорством встречал новый день в вонючем и душном трюме с еще пятьюдесятью пятью соратниками по несчастью.
Человек удивительное создание — привыкает практически ко всему, особенно если впереди брезжит хоть какая-то определенность. Определенностью спутников Стрэнджа был рабский рынок где-нибудь в Вест-Индии. Что уж говорить, после двух месяцев ожидания в тюрьме, убивающего желание жить, перспектива снова увидеть солнце и море была неплохим поводом вновь открывать глаза. Встать, сгрызть безвкусный сухарь с чашкой вонючей воды, начать обход.
То, что среди осужденных из-за грязи, ран и дрянной пищи начнутся болезни, было лишь вопросом времени. Собачья вахта была тяжела не только для моряков, но и для их живого груза. Многим его пациентам под утро становилось хуже, и, неспособный ничем им помочь, Стрэндж мог только не оставлять их в одиночестве в последний час. Но большинство все-таки шло на поправку. Как оказалось, их капитан хорошо понимал сухой язык цифр и после весьма убедительного прогноза Стрэнджа о том, сколько невольников он довезет до берегов Нового Света, если не оказать им помощь здесь и сейчас, открыл ему доступ к запасам лекарств, к вящему неудовольствию корабельного лекаря.
Последним доктор посетил пассажира, что обитал в глубине трюма. Словно почувствовав его приближение за гомоном и звоном цепей, стройная мальчишеская фигура, что сидела над распластавшимся на волглой соломе телом, по-совиному не моргая уставилась на врача.
— Как прошла ночь, Питер?
— Мне кажется, что жар начал спадать, — губы юноши тронула нерешительная улыбка.
Стивен присел рядом, откинул тряпицу с тяжело вздымающейся груди скованного глубоким сном мужчины. Воспаление многочисленных ран и правда сходило на нет, и ничего не начало гнить. Удивительное везение в их положении. Стрэндж аккуратно коснулся вплавившегося в кожу куска шрапнели, одного из почти десятка таких же, слегка надавил, но в ответ не услышал даже самого слабого стона.
Когда в Бристоле осужденных повстанцев и Стрэнджа уже загнали на борт, случилась неожиданная заминка. Слушая вместе с Джереми Питтом возню, топот и громкие голоса на палубе, Стивен грешным делом решил, что королевский суд — самый человечный и справедливый суд в мире — изменил свое решение и вместо долгой дороги к каторге их всех ждет короткая дорога на эшафот. Но вместо этого солдаты затолкали в трюм еще двоих несчастных: юношу и бессознательного мужчину на носилках, прикрытого окровавленными тряпками.
— Господи, — Джереми выразил общую мысль, — его словно прямо на поле боя судили.
— Ну, дорогой мой друг, Господа тут нет, а вот я — есть. Разойдитесь. Юноша, расскажите мне о вашем спутнике, — Стрэндж уже опускался рядом с бессознательным телом.
— Я — Питер, а с-сэ… Энтони мой опекун, — быстро и смущенно ответил тот на вопрос.
— Энтони, значит.
Стрэндж не был в Лондоне и Дублине уже много лет, вот только даже он имел представление, как выглядит владелец верфей в Кардиффе, самых больших в королевстве, сэр Энтони Эдвард Старк, потомственный пэр, инженер, повеса и игрок. И, если память его не подводила, именно он сейчас умирал перед ним в трюме корабля, набитого будущими рабами.
— Что с ним случилось?
— Я н-не знаю… — юноша с трудом сдерживал злые слезы, — меня забрали из поместья, когда он был в Лондоне. Бросили в тюрьму. Я… я увидел его только по дороге сюда.
Сэр Энтони Старк имел репутацию известного ловеласа и любовника, поговаривали, что даже привлекательные мужчины не были обделены его вниманием. Стрэндж совсем не удивился бы, если бы оказалось, что Старка сдернули с чьей-то молодой жены, а ревнивый муж выстрелил в него в упор. Но, что бы ни произошло на самом деле и кто бы в него ни стрелял, власти ему было не занимать, раз уж обласканный королем Яковом, черти сожри его душу, судостроитель оказался здесь. Едва подлеченный, только лишь для того, чтобы не сдохнуть прямо перед судьей. Если вообще и был тот судья. После того, что случилось с ним самим, Стрэндж не удивился бы ничему.
— Если придет в себя — советую попрощаться, — Стивен надеялся, что его голос звучал достаточно сочувственно.
Стараясь не сильно тревожить раненого, он сорвал с того задубевшие от крови остатки рубашки, сбросил с себя порядком замызганный камзол и, стянув уже свою рубашку, начал разрывать ее на бинты. Не то чтобы она была сильно чище его камзола, но хотя бы не стояла колом и годилась на перевязку.
— Когда принесут воды, возьмите чашку и для него. Смочить губы и раны промыть.
«Хуже уже не будет», добавил он про себя.
И вот, спустя столько дней, глядя на заживающие раны и слушая ровное дыхание, доктор Стивен Стрэндж признал, что этот его пациент, кажется, решил выжить назло всему. И потому был не то чтобы сильно удивлен, когда, проснувшись на следующий день от муторного, тяжелого, не приносящего облегчения сна, встретился взглядом со жгучими, абсолютно черными в слабом свете трюма глазищами на осунувшимся лице, что наблюдали за ним из дальнего угла.
— Добро пожаловать на борт «Ямайского купца», сэр.
***
— Готов спорить, что вы, сударь, вполне могли ходить на одном из моих судов.
— Откуда такие фантазии?
Питер тоже вопросительно возился на своего опекуна.
— У вас походка опытного матроса, а не коровы на льду, — Старк дернул головой, словно указывая на остальных обитателей трюма. — Сомневаюсь, что этому учат между королевской тюрьмой и тем захолустьем, где вы вели свою практику, доктор.
— Ну, ваша наука, где бы вы ее ни проходили, в постели чьей-то жены или в игральном салоне, тоже не сильно уберегла вас от соседства со мной на этой гостеприимной посудине.
Стрэндж не признается никогда и никому, и особенно самому Старку, что такие вот их пикировки, что стали обычными — стоило последнему ожить достаточно, чтобы произнести больше пары слов, — изрядно скрашивали тяжелое путешествие и давали пищу его бунтующему от бездействия мозгу.
Когда «Ямайский купец» наконец бросил якорь в бухте Бриджтауна, последними на пристань выгнали Старка и Питера. Изможденный, тащащий в руках ядро, прикованное цепью к его ноге, Старк щурился на солнце и подставлял лицо жарким лучам, нисколько не интересуясь местом, куда их доставили, пока юноша удивленно крутил головой по сторонам. Стрэндж даже предположил, что, в отличие от него самого, Старк вполне мог бывать в Новом Свете раньше.
Стрэндж стоял в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая незнакомый душистый воздух. Он был насыщен странным ароматом, состоящим из смеси запахов кампешевого дерева, ямайского перца и душистого кедра. Не будь на его руках и ногах кандалов, он бы даже назвал этот аромат необычайным. К осужденным подходили покупатели, рассматривали их, проходили мимо, но Стрэндж не обращал на них внимания. Вздрогнул только, когда капитан «Ямайского купца» выкрикнул в толпу, что полковник Палмер первым выберет нужный ему товар.
— Кристина, что ты в нем нашла, это же просто мешок костей. Сдохнет тут через две недели, — словно через туманную пелену он услышал голос остановившегося рядом с ним человека с регалиями главы местной милиции. Видимо, это и был тот самый Палмер, что обращался к своей молодой спутнице, стоящей поодаль.
— Он, может быть, и тощ, но зато вынослив, — капитан, сновавший рядом, кажется, решил распродаться побыстрее. — Когда половина арестантов была больна, этот мошенник оставался на ногах и лечил своих товарищей. Если бы не он, то покойников на корабле было бы больше… Пусть будет пятнадцать фунтов за него, полковник? Ведь это, ей-богу, дешево. Он вынослив и силен, хотя и тощ. Это как раз такой человек, который вынесет любую жару. Климат никогда не убьет его.
И когда выгодно сторговавшийся за десять фунтов о его, Стрэнджа, бренном теле полковник Палмер и его племянница отошли, Стивен с удивившей самого себя грустью осознал, что Старка и Питера, не попавших в число их покупок, он, кажется, не увидит уже никогда. Когда его, Джереми и еще два десятка повстанцев погнали к усадьбе Палмера, Старк только криво улыбнулся ему в ответ.
Неожиданно для него самого на Барбадосе у Стрэнджа случился ренессанс его медицинской карьеры — узнавший о роде его занятий губернатор Стид позаимствовал его у Палмера, в надежде получить облегчение от мучившей его подагры. И благодаря своему искусству или просто в результате счастливого стечения обстоятельств, но Стивен сумел оказать губернатору помощь, которую не смогли оказать его превосходительству два других врача, практикующих в Бриджтауне. Тут же супруга губернатора пожелала, чтобы Стрэндж избавил ее от мигрени. Стрэндж вполне справедливо подозревал, что молодая женщина страдала скорее от скуки островной жизни и раздражения на своего не очень умного и совсем не молодого мужа. Но в итоге мадам Стид убедила себя, что ей стало лучше, и с тех пор медицинская практика занимала у Стрэнджа почти весь день. Палмер в итоге перестал гонять его на плантацию, получая намного больше прибыли от его лекарских умений.
Жизнь Стрэнджа можно было даже назвать сносной: в отличие от других каторжников, прибывших вместе с ним, он жил в отдельной хижине, ходил не в лохмотьях, а в пусть домотканной, но опрятной одежде, не голодал. Другой бы на его месте радовался, что не умрет от непосильной работы или под кнутом надсмотрщика, и считал дни до освобождения, но эта иллюзия свободы мучила его сильнее, чем полная несвобода первых дней. Стоило ему на пути из поместья в город остановиться на склоне холма, задумчиво рассматривая блестящую под лучами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек, летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной, как сердце сжималось от боли.
Здесь действительно было хорошо, но все же это была тюрьма.
Однако, как мало порой нам нужно для того, чтобы воспрянуть духом. Проходя через пышный тропический сад вокруг губернаторского дома ко входу для прислуги, Стивен Стрэндж услышал из открытой двери кухни обрывок разговора, который вызвал в нем невероятное возбуждение, едва ли не большее, чем его периодические беседы с обаятельной мисс Кристиной Палмер.
— Мамита-бонита, ты сегодня цветешь словно роза, а сияние твоей улыбки опаляет мне сердце, пожертвуй немного масла для моих ожогов.
В ответ прозвучал заливистый смех дородной кухарки:
— Ох, ты и проказник, мастер Тони. Я тебе в матушки гожусь, а и ты туда же.
С неожиданной для себя прытью взбежав на крыльцо, Стрэндж шире распахнул двери и действительно увидел среди кухонной суеты, звона кастрюль, запаха еды и болтовни поварят, Энтони Старка собственной живой и вполне реальной персоной.
***
— Кто бы мог подумать, что губернатор даст вам доступ к кузнечному инструменту, — Стрэндж пытливо, с интересом врача, следил за загорелым, потным телом, торс которого был прикрыт только кузнечным фартуком.
— В бытовых вопросах господин губернатор не умнее канарейки. Но определенное чутье у него все же есть. Ваш хозяин, — Старк оглянулся на него через плечо, — тоже не то храбр до безумия, не то безумен до храбрости. Подпустил вас к скальпелю, совсем не опасаясь, что вы загоните тот ему в глаз. А от меня здесь гораздо больше пользы, чем на плантации. Хотя подковывать лошадей, чинить замки и править дрянной еще на момент создания инструмент — не то, в чем я видел приложение своих умений.
— Как так случилось, что наследственный пэр выучился обращаться с молотом и клещами?
— О, настоящий джентльмен должен быть с придурью. И как видите, мое ремесло оказалось гораздо важнее моего происхождения. Собственно, как и ваше.
Стрэндж только досадливо отвернулся в ответ. Старк невольно всколыхнул на дне его сердца ту муть, что отравляла ему дни и ночи.
В открытую дверь кузни были видны хозяйственные постройки, что, как и кузня, располагались позади губернаторского сада, отделенные от мест для господ высокой живой изгородью. Рядом ходили куры, противно проорал где-то индюк. Хоть дом губернатора расположился на холме, оттуда, где стоял Стрэндж, моря не было видно. Наверное, и к лучшему: смотреть на него сейчас было бы совсем невыносимо.
— А ведь, там в Старом Свете, медицина была моим побочным занятием, — заговорил он тихо. — По профессии я скорее солдат, чем врач, хотя совсем о своем первом ремесле не забывал никогда. Зато войне я отдал десять лет жизни. Богатства она мне не принесла, но служила лучше, чем медицина, по милости которой я стал рабом. Очевидно, бог предпочитает, чтобы люди не лечили друг друга, а убивали.
— Зато ни в аду, ни на небесах нет недостатка ни в грешниках, ни в праведниках, — закончив свои дела, Старк подошел и встал рядом. — Я же просто всегда хотел лично знать, как все устроено на моих кораблях. От идеи, что я освою плотницкое дело, батюшку чуть удар не хватил, но вот к работе с металлом он отнесся чуть более благосклонно. По крайней мере лишить наследства не обещал.
— А Питер?
— Это долгая история, — Старк оглянулся на спешащего к нему через весь двор негра с какой-то железякой, — потом как-нибудь расскажу, долг зовет.
С тех пор Стивен Стрэндж, бывая в губернаторском доме, старался задержаться там на несколько лишних минут, чтобы перекинуться парой слов со Старком или со служившим посыльным Питером, к которому за время плавания успел проникнуться некоторой симпатией. Старк, даже если был занят, все равно ухитрялся болтать с ним с той же легкостью, с какой махал молотом.
За пределами поместья они встретились, когда британский фрегат «Гордость Девона», переживший стычку с двумя испанскими галеонами, зашел в бухту для починки, лечения команды и пополнения припасов. Английский капитан высадил на берег десятка два своих покалеченных в бою моряков и шесть раненых испанцев. Всех их поместили в длинном сарае на пристани, поручив заботу о них трем врачам Бриджтауна, и Стивену Стрэнджу в их числе. На его попечение отдали испанцев — не только потому, что испанским он владел как родным, но и потому, что он был невольником. Ведь не пристало свободным подданным короны лечить врагов.
Стрэндж не любил испанцев, но не давал своим чувствам победить в нем врача, и оказывал раненым помощь с той же добросовестностью, с какой лечил бы английских или французских солдат.
Достойную невольника работу нашли и для Старка — именно он заковывал пленных в кандалы на случай, как бы чего не вышло. Стрэндж краем глаза следил за непривычно мрачным и молчаливым Старком, на скулах которого играли желваки. Он уже собирался с ним заговорить, как явление мадемуазель Палмер спутало ему все карты. Та, по примеру многих знатных дам, принесла гостинцы солдатам, к удивлению Стрэнджа, не обделив ими и пленников. На что он ей не преминул указать. Когда же оказалось, что проявление милосердия не было ошибкой, Стрэнджу хватило «ума» заметить, что ее дядя точно будет не в восторге от такого поступка, что вызвало приступ праведного гнева храброй девушки.
— А вы совершенно не умеете общаться с дамами, — из-за спины послышался голос Старка, который видимо был свидетелем этой сцены. — Мадемуазель Кристина Палмер сущий ангел, что терпит такого грубияна как вы.
— Спасибо за ценное мнение, Старк.
Наглец только ухмыльнулся в ответ.
В рутину Стрэнджа вошел ежедневный уход за ранеными испанцами, в рутину Старка — помощь в починке поврежденного корабля. На людях они старались не привлекать к себе внимания разговорами. Но в один из дней, улучив момент, Старк перехватил его на пристани и потащил за собой в сторону одного из молов.
— Видите лодку в пятидесяти футах отсюда, док? Большинство рыбаков все еще в море, а эта осталась в порту, хоть на ней нет никаких признаков повреждений или запустения. И стоит она так уже пятый день. Я провожу здесь гораздо больше времени, чем вы, и успел узнать, что принадлежит она Джону Брэддоку, который весьма неудачно сломал ногу как раз пять дней назад. Сколько дней несчастный Брэддок не сможет выходить в море — это вопрос к вам, доктор. Я же могу сказать, — тут Старк понизил голос до едва различимого шепота, что почти сливался с шелестом волн и криками чаек, — что отсюда совсем недалеко до голландской колонии Кюрасао. В это время года туда вполне можно добраться даже в такой лодке. Кюрасао может стать мостиком в огромный мир, Стрэндж. Он откроется перед нами, как только мы освободимся от цепей. Или думаете, что мне не заметны те тоскливые взгляды, что вы бросаете на море? Ошибаетесь, я сам так на него смотрю.
***
Подготовку к побегу вели вместе: Стрэндж подбирал надежных спутников из числа повстанцев, купленных полковником Палмером, и старался добыть еду на десяток человек, Старк добывал оружие и иные припасы, и заодно наблюдал за пристанью и лодкой. «Гордость Девона» отбыла три дня назад, а до возвращения английской эскадры, что патрулировала эти воды, было еще около двух недель — надо было спешить.
В последний раз перед побегом они пересеклись на пристани: Старк, все так же прикованный к ядру на цепи, правил неисправный такелаж на одном из шлюпов, Стрэндж вроде как шел мимо, возвращаясь на плантацию от очередного пациента. Выкроив минутку, они делились новостями позади одного из складов. Обсудив все детали и сговорившись бежать сегодня же ночью, они не спешили уходить каждый по своим делам — смотрели на море. От близости вожделенной свободы его зов, кажется, стал совершенно непреодолимым.
Наваждение длилось, пока из-за дальнего мыса не показался корабль под британским флагом. Стрэндж сплюнул. Корабль был ему незнаком и точно не входил в эскадру. Но если капитан решит задержаться, то вахтенные запросто могут заметить отчаливающую ночью лодку и ее гребцов.
— Вот дьявол! Кажется, придется рискнуть и выйти не в полночь, а ближе к рассвету, под видом рыбаков, но раньше остальных лодок. Оставим на виду четверых, остальных спрячем на дне под парусиной. Что скажете? — Стрэндж лихорадочно просчитывал в уме все варианты. — Да не молчите вы, Старк!
Тот не ответил, только неотрывно смотрел в море и вытирал скупые слезы. Стрэндж еще раз окинул взглядом большой красный фрегат, что плавно заходил в бухту. Издалека не было видно деталей, можно было только догадываться о богатой позолоченной отделке кормы и надстройки или количестве пушек. Но ладные обводы корабля, то, как легко он скользил даже при таком слабом ветре, и белая пена парусов впечатляли.
— Красивый корабль, — Стрэндж действительно в этом кое-что понимал, — но мне казалось, мой друг, что последний год выбил из вас всю любовь к английскому, чтобы при виде британского флага так отдаваться верноподданическим чувствам. Не плачете же вы, когда видите этот флаг над фортом?
— Заткнитесь, Стрэндж, — внезапно жестко обрубил его Старк и, не дав ответить, добавил сорванным голосом, — Это мой… мой… корабль. Один из последних… лучший. За якобы продажу его чертежей испанцам я оказался здесь.
Стрэнджу захотелось выругаться на всех известных ему языках разом.
В бухте, там, где на расстоянии кабельтова от форта шел красный корабль, заклубились облака белого дыма. Они скрыли его целиком, оставив видимыми только верхушки мачт. Стая испуганных морских птиц, поднявшаяся со скалистых берегов, с пронзительными криками кружила в голубом небе. Старк, кажется, первым понял, что происходит, и успел взволнованно схватить Стрэнджа за руку. Сказать он ничего не успел — докатившийся до них звук пушечного залпа все сказал за себя сам.
Меж тем на корабле английский флаг быстро соскользнул с флагштока на грот-мачте и исчез в белой облачной мгле, а на смену ему через несколько секунд взвился золотисто-пурпурный стяг Испании.
— Пираты! — истошно закричал кто-то рядом.
И пока гарнизон пытался понять, что теперь делать, едва видимый в клубах белого дыма корабль медленно продвигался в глубь бухты, наводя пушки левого борта на не подготовленный к отпору форт.
— Старк! В дом губернатора, живо! Забирайте Питера и прячьтесь.
— А вы куда?!
— На плантацию, соберу всех, сейчас главное — выжить!
Когда битва на улицах Бриджтауна закончилась победой испанского десанта, а их капитан дон Диего де Эспиноса-и-Танос, расположившись в губернаторском доме, требовал выкуп за то, что он не станет ровнять город с землей, а также за нанесенный «Гордостью Девона» ущерб испанской короне, на скованный ужасом город опустилась ночь. Ночь, которая была еще хуже дня. Пока дон Диего попивал вино, а городские богатеи срочно собирали сорок тысяч песо, город был отдан на разграбление испанской команде.
И именно в эту полную крови и отчаянья ночь Стивен Стрэндж спешил с плантации обратно в город. План, который родился у него с соучастниками, был опасен и дерзок до безумия, но, в случае его удачного исполнения, открывал куда более радужные перспективы, чем попытка добраться до Кюрасао в небольшой лодке без пенни за душой. А еще он мог спасти не только восемь выбранных ранее каторжан, а всех повстанцев с «Ямайского купца», что были в Бриджтауне. Ну… или почти всех… Стрэндж, как во время сложной операции, отбросил все гнетущие его мысли. Надо спешить, до полуночи надо успеть вернуться на плантацию.
Из круговерти подсвеченных редкими пожарами переулков навстречу Стрэнджу выбежала плачущая девушка с распущенными волосами. За ней с хохотом и бранью гнались два испанца. Они уже почти настигли ее, когда дорогу им преградила невысокая поджарая фигура. Стрэндж сильнее сжал подобранную раньше шпагу и поспешил вперед.
— Питер, хватай девчонку и беги! — с удивлением он узнал голос Старка, который загородил испанцам дорогу.
Откуда-то из темного дверного проема и правда вынырнул Питер, попытавшийся увести девушку подальше от драки. Вот только испуганная девица нисколько не помогала и пыталась оттолкнуть от себя подбежавшего юношу.
— Кто вы?! — на грани истерики закричала она.
— Вы будете ждать, пока мы предъявим вам свои документы? — огрызнулся Стрэндж, спеша мимо нее на помощь Старку.
За углом улочки, откуда выбежала девушка, послышались новые крики и брань, и, возможно, успокоенная их чистым английским произношением, она, не задавая больше вопросов, наконец подала руку Питеру.
— Какого черта вы здесь делаете, Старк?! Я велел вам прятаться! — рыкнул Стрэндж, парируя выпад испанца только лишь для того, чтобы с точностью хирурга проткнуть того насквозь.
— Могу задать вам встречный вопрос.
Старк быстрой чередой ударов крест-накрест разделался со своим.
— Уж не думали ли вы, доктор, что я буду отсиживаться в темном углу? — и спеша вслед за Питером и спасенной, добавил, — и вы так и не ответили, какого дьявола вас принесло в эту преисподнюю.
— Решил, узнать, что здесь происходит, — скептическое фырканье Старка Стивен проигнорировал (ну да, солдату ли этого не знать), — кажется, это лучшее время для побега. И у нас новый план.
— Вот как, — в удивительно спокойном голосе Старка словно что-то надломилось, — решили пожертвовать мной и мальчиком ради свободы?
— Да чтоб вас! Я пришел за вами! Я искал вас! Вас! Слышите? — Стивен резко остановился, схватив Старка за руку. — Палмер приказал выпороть Джереми, в это самое время он мечется в горячке в своем бараке, без него у меня есть канонир, пара младших офицеров и три матроса, и кроме вас нет никого, кто хоть малость бы понимал в судовождении. Вы нужны мне, Старк.
Даже в освещенной пожарами ночи было видно, как Старк побледнел. К чести его, замешательство длилось недолго. Но достаточно, чтобы Стивен рассмотрел расползающиеся темные пятна на его рубахе.
— Старк, вы ранены?
Тот встрепенулся, как ото сна, похлопал себя по груди, дернул завязки у ворота — от беготни и усилий в короткой, но решительной схватке с испанцем (возможно, уже не первой за этот вечер) засевшие вокруг сердца куски шрапнели вновь терзали его плоть. Стивен скользнул пальцами по чужой груди:
— Болит?
— Жить буду. Доктор, забудьте о лодке, — Старк криво усмехнулся его удивленному взгляду, — как вам идея захватить «Синко Льягас»? Команда сошла на берег, у себя они нас не ждут, давайте устроим им сюрприз? Сколько человек готовы с вами идти?
— Корабль? Вы читаете мои мысли?
Старк только рассмеялся в ответ, но быстро прикрыл рот перемазанной в крови рукой.
— У дураков мысли сходятся, да? Или у гениев?
— Вам бы все шутить, — Стрэндж потащил его вперед, — надо двигаться. Я уведу мисс в поместье, а вы с Питером спрячьтесь в нашей лодке, один раз она все же выйдет в море.
***
Дерзкий налет на практически лишенный экипажа корабль прошел с разжигающий азарт легкостью. Отмечавшие удачный разбой, оставшиеся на судне канонир и его помощники вполне благоразумно решили не оказывать сопротивления, когда двадцать грязных и лохматых, как черти, но очень решительных бывших рабов свалились им на голову во время застолья в трюме.
Когда Стрэнджа выбирали капитаном, он, чувствуя неловкость, покосился на Старка, ведь его вклад в побег был не меньшим и без его указаний они бы никогда не смогли так незаметно для часовых добраться до «Синко Льягас», но тот по своей привычке только кривовато улыбнулся ему в ответ. И кивком отдал свой голос за нового капитана. Остаток ночи они провели в делах, готовясь к встрече гостей поутру.
И выйдя на палубу, освещенную золотыми рассветными лучами, Стрэндж застыл в немом восторге. Бесследно исчез покрытый копотью кузнец Тони в рубахе с чужого плеча, что вечно стягивал свои волосы в хвост: вместо него на баке стоял столичный господин, одетый в красный, под цвет обшивки корабля, камзол и богато позолоченную кирасу. Дикая растительность на лице, которую, в отличие от Стрэнджа, тот почти не брил, уступила место элегантной бородке на испанский манер. А темно-каштановые, чуть вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Знакомыми остались только жгучие глаза, смотревшие сейчас на Стрэнджа с легкой насмешкой.
— Хорошо выглядите, капитан.
Стрэндж поправил кружевные манжеты рубашки, с непривычки поводя плечами, облаченными в темно-синий, расшитый серебряным галуном камзол из гардероба бывшего владельца судна, и поднялся к Старку наверх.
— Вы, как я вижу, тоже времени зря не теряли. Где Питер?
— Спит сном младенца в каюте, ночь была слишком богата на приключения, — Старк перевел взгляд на притихший в бухте город, но, как заметил Стрэндж, не переставая поглаживать балюстраду, которую до этого крепко сжимал пальцами. — Кажется, испанцы тоже любят рано вставать.
Стрэндж еще раз вгляделся в далекий мол и увидел, как в шлюпку сначала грузят явно увесистые ящики, что могли быть только выкупом собранным горожанами, а потом вальяжно спускается господин в шляпе с перьями — дон Диего собственной персоной.
— Команда, по местам!
Вырубив и отправив отдыхать в уютный трюм ничего не подозревающего старого капитана и его спутников, команда бывших рабов принялась за остальных испанцев, что, наконец пресытившись разбоем, тоже начали грузиться в шлюпки и отчаливать от многострадального берега. Стрэндж даже не пытался представить, о чем думали и говорили горожане, когда увидели, как с их мучителями расправился их же корабль. А вот полковник Палмер, кажется, понял все правильно. И вскоре после того, как отгремел последний выстрел, в сторону «Синко Льягас» отправилась еще одна лодка.
Поднявшийся на борт и пришедший в полный восторг от дерзости своих спасителей полковник не без труда узнал в них своих рабов.
— Будь я проклят! Вы все заслуживаете хорошей награды и моей признательности.
— Разумеется, — заметил Стрэндж. — Вопрос заключается в том, какую награду мы, по-вашему, заслужили и в чем будет заключаться ваша признательность.
Полковник Палмер удивленно взглянул на него:
— Но это же ясно. Его превосходительство губернатор Стид сообщит в Англию о вашем подвиге, и, возможно, вам снизят сроки заключения.
— О, великодушие короля нам хорошо известно! — насмешливо заметил Хагторп, один из ссыльных офицеров, а в шеренге повстанцев, выстроенной на палубе для встречи гостей, раздался смех.
Полковник слегка поежился: видимо, ему пришло в голову, что дело может повернуться совсем не так гладко, как он ожидал.
— Кроме того, есть еще один вопрос, — продолжал Стрэндж. — Вчера за помощь бедному Джереми, вы обещали меня выпороть. В этих делах, полковник, вы держите свое слово, чего нельзя сказать о других. Насколько я помню, вы заявили, что не оставите и дюйма целой кожи на моей спине.
Плантатор слабо махнул рукой с таким видом, будто слова Стрэнджа обидели его:
— Ну как можно вспоминать о таких пустяках после того, что вы совершили, дорогой доктор!
— Рад, что вы настроены так миролюбиво. Вот только мне очень повезло. Явись испанцы сегодня, а не вчера, то сейчас я горел бы в лихорадке, как бедный Питт… Так что, боюсь вас разочаровать, дорогой полковник, но и вы, и доставленные вами ценности останутся на корабле. А как только мы выйдем из бухты без единого выстрела со стороны форта, ваша свобода будет вам возвращена.
— Скажите, полковник, вы умеете плавать? — подал голос до этого молчавший Старк, дававший остальным рабам самим разобраться со своим мучителем. — Думаю, наш добрый доктор должен прописать вам водные процедуры. На траверзе до мыса на входе в бухту будет около четверти мили — отличная дистанция для освежающей прогулки.
Не без удовольствия расставшись с «приятным» обществом полковника Палмера, Стрэндж и Старк оказались лицом к лицу с гораздо большей проблемой, чем пушки разрушенного форта, — навигацией в открытом море. Они оба умели управлять кораблем в бою, бывшие офицеры вроде Хагторпа могли взять на себя всю рутину, но если они хотели перестать держаться берегов, что само по себе было весьма опасно в их ситуации, им нужен был человек, не только отлично знающий судовождение, но и местные воды. И пока Джереми Питт метался в горячечном бреду, на роль штурмана напрашивался только один кандидат — дон Диего.
— Мое предложение очень несложно: мы хотим кратчайшим путем добраться до голландской колонии Кюрасао. Можете ли вы дать мне честное слово, что если я вас освобожу, то вы приведете нас туда? — на своем чистом испанском Стрэндж говорил сухо, но обезличенно вежливо, сама мысль довериться человеку, буквально вчера разграбившему город, заставляла крепче сжимать зубы под маской хладнокровия. — Достаточно вашего согласия, и по прибытии в Кюрасао я отпущу на свободу вас и всех ваших людей.
После того как дон Диего де Эспиноса-и-Танос дал слово привести корабль в Кюрасао, ему были переданы обязанности штурмана и предоставлена полная свобода передвижения на его бывшем корабле. Все повстанцы относились к испанскому гранду с уважением в ответ на его изысканную учтивость. Дон Диего обедал в большой каюте вместе со Стрэнджем и четырьмя его офицерами. В нем они, особенно изголодавшийся по изысканному обществу Старк, нашли приятного и интересного собеседника, и расположение их к нему подкреплялось выдержкой и невозмутимостью, с какими он переносил постигшее его несчастье. И у Стрэнджа постепенно отлегло от сердца.
Дон Диего сразу же указал им на их ошибку: отойдя от Барбадоса, они пошли по ветру, в то время как, направляясь от архипелага в Карибское море, должны были оставить остров Барбадос с подветренной стороны. Исправляя ошибку, они вынуждены были вновь пересечь архипелаг, чтобы идти в Кюрасао. Перед тем как лечь на этот курс, он предупредил, что такой маневр связан с некоторым риском. В любой точке между островами они могли встретиться с таким же или более мощным английским или испанским кораблем, и им грозила одинаковая опасность: с командой в двадцать человек они не могли бы дать бой. Потому дон Диего повел корабль вначале на юг, а затем повернул на запад. Они счастливо прошли между островами Тобаго и Гренада, миновали опасную зону и выбрались в относительно спокойные воды Карибского моря.
— Если ветер не переменится, — сказал дон Диего, определив местонахождение корабля, — мы через три дня будем в Кюрасао.
Ветер стойко держался в течение этих трех дней, а на второй день даже несколько посвежел, и все же, когда наступила третья ночь, никаких признаков суши не было. Рассекая волны, «Синко Льягас» шел быстрым ходом, но, кроме моря и голубого неба, ничего не было видно. Встревоженный Старк указал на это Стрэнджу.
— Земля покажется завтра утром, — невозмутимо ответил испанец.
Старка явно не устроил этот ответ, и он заперся в каюте с картами и навигационным инструментом. На вполне разумное замечание Стрэнджа: «Надеетесь освоить судовождение за одну ночь, дорогой друг?», лишь раздраженно фыркнул, как лесной кот. И Стивен в течение ночи имел удовольствие наблюдать периодически выходившего на палубу Старка, который следил за звездами на прояснившемся от легкой дымки небе и что-то бормотал себе под нос. Он не хотел себе этого признавать, но упорство Старка разбудило в нем какое-то мрачное предчувствие.
Заметивший мельтешение первого помощника дон Диего обратился за разъяснением к Стрэнджу.
— Сэр Энтони полагает, что мы идем в Кюрасао каким-то очень странным курсом.
— И он прав, — без малейшего замешательства ответил испанец и вздохнул. — Я надеялся, что допущенная мной небрежность не будет замечена. Обычно я не веду астрономических наблюдений, так как всецело полагаюсь на навигационное счисление пути. Но, сегодня, взяв в руки квадрант, я обнаружил, что уклонился на полградуса к югу, а поэтому Кюрасао находится сейчас от нас почти прямо к северу. Именно эта ошибка и вызвала задержку в пути. Но теперь все в порядке, и мы придем туда к утру.
К утру они действительно увидели землю. Удивительно длинная береговая полоса, видимая примерно в десятке миль от них, была совсем не похожа на не очень большой, по местным меркам, Кюрасао, и казалась скорее материком, чем островом. А кроме земли — не уступавший размером «Синко Льягас» фрегат милях в пяти от них справа по курсу.
Первым побуждением Стрэнджа, когда взлохмаченный, невыспавшийся Старк схватил за грудки дона Диего, было вмешаться и, если потребуется силой, отправить первого помощника спать, под предлогом, что рассудок его не выдержал свалившихся на него испытаний и перенапряжения и теперь требует незамедлительного отдыха.
— Этот мерзавец привел нас к Гаити! — Старк недобро усмехнулся, глядя в лицо побледневшего дона Диего. — И к нам навстречу спешит испанский корабль.
— Впечатляющая проницательность для английской свиньи. Это «Энкарнасьон» флагман дона Мигеля де Эспиноса-и-Танос, моего брата.
— Ну, до встречи с ним ты уже не доживешь.
— «Энкарнасьон» идет на сближение и через полчаса даст приказ лечь в дрейф, — Стрэндж не отводил взгляда от второго корабля, — в противном случае — откроет огонь. Драться или сбежать мы не можем…
— Но можем обмануть, — закончил за него Старк.
Дон Диего вздрогнул в его руках.
Как оказалось, в числе прибывших с доном Диего на «Синко Льягас», был и его сын, ровесник Питера, который с удивительной решительностью, хоть и не без проклятий на них головы, согласился разыграть для дорогого дяди спектакль, который призван был убедить того, что на корабле его брата все в порядке. И все ради спасения жизни отца, которого ждала чудовищная смерть в случае повторного предательства.
Когда спектакль, подкрепленный для убедительности сундуком с пятьюдесятью тысячами песо, прошел как по нотам и «Энкарнасьон», дав прощальный залп, начал удаляться от них, Стрэндж отдал приказ спустить шлюпку для пленных испанцев, включая стремительно поседевшего дона Диего и его сына, и отправить их к чертовой матери на гаитянский берег. Когда с делами было покончено и «Синко Льягас» лег на новый курс, рядом молча пристроился Старк. Именно он оставался за старшего на корабле, пока Стрэндж и Эспиноса-младший были в гостях у дона Мигеля, и должен был отдать приказ стрелять из пушки, к которой был привязан дон Диего, пойди все наперекосяк. В какой-то момент Стрэнджу показалось, что сердце испанского гранда не вынесет напряжения и разорвется, но по замечанию Хагторпа Старк того просто заболтал, тем самым, возможно, сохранив ему жизнь.
— Энтони, вы можете скорректировать курс?
— У нас мало воды и провианта, даже для такой небольшой команды. Еще один переход длиной в почти пять дней мы не перенесем. Кроме того, в здешних водах, гораздо ближе, чем Кюрасао, есть еще одна дружественная нам колония…
— Тортуга… — перед мысленным взором сама собой всплыла показанная Старком карта.
— Она самая.
— Думаете, там нам дадут достойную цену за этот корабль? — Стрэндж уже начал прикидывать, сколько можно выручить при продаже и сколько в итоге заработает каждый из команды.
— А что, если мы не будем его продавать? — Старк обернулся к нему, глаза его лихорадочно блестели. — Испанцы осквернили мой корабль… мое наследие. Украли и использовали то, что создавалось для защиты англичан, для их убийства. Я не могу просто набить карманы деньгами, вернуться в Старый Свет и жить дальше, будто ничего и не было… — Он замолчал, опустив голову, и продолжил тихо, но убежденно: — Ничего уже не будет как раньше. Стивен, я живу в долг. И я наконец-то понял, что я должен делать. И сердце подсказывает — я прав.
Стрэндж молчал. Вспоминал Бриджуотер, Францию и Голландию, где он мог бы найти применение своим умениям. Вспоминал горящий Бриджтаун. Смотрел на манящую, похожую на нефрит, гладь Карибского моря и пенящийся след за кормой корабля. Слышал хлопанье парусов и перекрикивание команды. Глотал соленый ветер свободы. Ничего уже не будет как раньше, здесь Старк несомненно прав. Стивен фыркнул и с улыбкой обернулся к Тони.
— Раз уж корабль начинает с нами новую жизнь, есть идеи как его назовем?
— «Вирджиния».