Work Text:
– Наши читатели спрашивают, почему баронесса так не любит черноглазого барона, – Валентин отложил очередное письмо, пришедшее на адрес издательства.
– Разве мы его не любим? Напротив, он верный друг и соратник синеглазого графа, и довольно часто их история развивается вместе, – Ричард оторвался от книги по землеописанию Золотых Земель, которую использовал для вдохновения.
– Госпожа Арлина пишет, что черноглазый барон заслуживает самого лучшего счастья, и если синеглазый граф не в состоянии оценить верность, преданность и бескорыстность барона, то пусть не морочит мальчику… хм, нет, это зачеркнуто… Пусть встречается с нар-шадом, а черноглазый барон должен встретить другую любовь. Или хотя бы кого-то, кто будет его ценить так, как он этого заслуживает, – Валентин пожал плечами, – потому что черноглазый барон все делает хорошо.
– Все делает хорошо, – задумался Ричард, – и делится опытом? Учит? Хм…
***
Черноглазый барон Лемюэль Раканьяк во всем добивался успеха. Вот и сейчас его посольство увенчалось согласием, и союз с варварскими варитскими племенами был заключен. Осталось только отпраздновать – по варварским обычаям, посреди леса. Наскоро сколоченные из срубленных стволов с натянутыми шкурами столы ломились от дичи, ягод и ягодной наливки. Вождь варитов, огромный, мощный, волосатый, похожий на бурого медведя, тяжело уселся за стол и придвинул к себе целого гуся. Лемюэль отрезал немного дичи, и осторожно пригубил наливку. Они пили уже несколько часов, и барон чувствовал, что еще немного – и он опустится на четвереньки и запоет, как волк на Фульгат.
– За твою сестру и мою будущую жену! – вождь поднял свой рог с наливкой.
– За мою сестру! – Лемюэль осушил свой рог, обрадовавшись, что он был полупустой.
– За ее красоту и невинность!
– За ее невинность! – барон налил еще наливки, и задумался, – а ты ее не обидишь? Ты вон какой здоровый!
– Не обижу, – ответил вождь, и тоже задумался, – а она ведь такая же маленькая, как ты?
– Меньше, ведь я – мужчина, а она – женщина. Слабая, – уточнил Лемюэль.
– И невинная, – грустно сказал вождь, – нехорошо может получиться.
– Не беда, – барону уже море было по колено, – я научу!
– Ты – настоящий друг! – воскликнул вождь.
– У нас союз, – икнул Лемюэль, – пойдем.
В шатре вождя на земле лежали медвежьи шкуры. Барон посмотрел на простую тунику варвара, подпоясанную и с тяжелыми золотыми украшениями.
– Ты платье ее развязать сможешь? – спросил он.
– Пояс? Развяжу. Или порву. Или разрежу! – вождь достал из-за спины здоровенный тесак.
– Нет, талигойские платья на шнуровке, их надо медленно развязывать.
– Справлюсь! – уверенно сказал варвар.
– Пробуй, – Лемюэль ткнул на свои штаны, чья шнуровка немного походила на шнуровку корсетов.
Вождь согнулся, попытался разобраться в хитросплетении шнурков своими толстыми пальцами, но лишь сильней все затянул. Кажется, тесак – или собственный кинжал барона – пришелся бы впору.
– Напридумывали хитростей, – варвар тяжело опустился на колени перед Лемюэлем и начал бороться со шнуровкой, помогая себе зубами. Возможно, дело было в позе, или в выпитой наливке, но дружеские чувства, обуревающие барона, усилились многократно, так что он даже запустил руку в буйные кудри варвара. Наконец шнуровка поддалась.
– И что дальше? – варвар так и стоял перед ним на коленях, и сфокусироваться на вопросе было тяжело, – развязал я ее платье. Хотя проще было бы разрезать.
– Дальше – целуй!
Вождь с сомнением посмотрел на гордо торчащий из развязанных штанов член.
– В губы целуй, нежно, – поправился Лемюэль, опускаясь на колени, чтобы было удобнее. Целоваться варвар умел. Как и не задавать вопросов, когда все и так было понятно. Но как только он опрокинул барона и навалился сверху, Лемюэль завозмущался.
– Тяжелый, раздавишь!
– А тогда как? – вождь перекатился на спину, не отпустив добычи, так что теперь уже барон лежал на его могучей груди.
– Может, на боку? Моя сестра невинна, – Лемюэль помог вождю стащить штаны, и попытался лечь рядом.
– Нет, живот мешает, – согласились оба, когда, даже помогая руками, не смогли соединиться.
– Полезай сверху, – вождь лег на спину, и Лемюэль задумчиво посмотрел на восставшую плоть. Клинок варвара был пропорционален и соответствовал могучему сложению. Сестру было жалко. Союз с варитами был необходим Талигу.
– Я должен, а значит, я могу, – сказал он мысленно и медленно опустился на клинок.
– Живой? – спросил вождь, вглядываясь в замершего барона. Лемюэль кивнул. Кажется, наливка была лишней – или ее было недостаточно?
– Первый раз – самый тяжелый, – утешающе успокоил вождь, и качнул мощными бедрами, – скачи!
Отличный наездник, Лемюэль не боялся самых норовистых коней, но сейчас то ли он объезжал северного медведя, то ли объезжали его. Мощные движения подбрасывали, норовя скинуть, и барон сжимал бедра, и сжимался, держась сам, удерживая варвара и навязывая свой ритм. Он словно пытался направить могучего скакуна без удил и седла одним своим телом, развернуть, обуздать его полет, подчинить – пока тот мчался к своей цели.
Как и во всем прочем, барон добился успеха. Вместе они достигли башни наслаждения и замерли, тяжело дыша и роняя капли пота. Довольные, они улеглись рядом на медвежьи шкуры.
– Тяжел я для твоей сестры, – в голосе вождя была грусть.
– Этот союз важен и для варитов, и для Талига, – возразил Лемюэль, – но сестра для тебя мелковата.
– А вот ты – в самый раз, – вождь поцеловал барона, – возвращайся со мной, и никакие враги не разобьют нашей дружбы.
– Ради Талига и сестры, – Лемюэль улыбнулся и подумал, что в варварских обычаях что-то есть.
***
Валентин открыл рот, собираясь что-то сказать, потом посмотрел на довольного Ричарда и только покачал головой.
– Ты показывал черновик эру Рокэ? – осторожно спросил он.
– Обязательно! А то потом выяснится, что опять в тексте политика, и дипломаты обижены. Но здесь же ничего такого нет, и эрэа Арлине должно понравиться, – Ричард улыбнулся.
– Ричард Окделл! – донеслось сверху. Кажется, Лионель Савиньяк был в бешенстве, ведь обычно он не кричал. Но почему?
– Бежим! – Валентин схватил Ричарда за руку, с другой стороны его подхватил Эстебан, и вдвоем они почти вынесли талантливого писателя из особняка.
Из окна кабинета эра Рокэ раздавался его хохот и поток ругательств Савиньяка.
