Chapter Text
Когда Хиёри сказал ему, что хочет обрести этого смертного на страдания за его красоту, Каору не сказать чтобы действительно понял, чем юноша это заслужил. Но боги, такие как они, всегда были в первую очередь существами глубоко эгоистичными и неоправданно жестокими. Словно смертная жизнь и так не была полна ужасов и мук, восседающие над ними неустанно пытались найти способ усложнить и ухудшить положение, вставляя новые палки в и так еле движущиеся колеса.
Но сантименты никогда не были сильной стороной богов и Каору, к сожалению или счастью, исключением не был. Поэтому, когда до безобразия раздраженный Хиёри попросил его о помощь, он уже понимал, что невзирая на жестокость чужого желания, согласится и выполнит задание без каких-либо душевных терзаний. В конце концов, боги действительно эгоистичны и он достаточно расположен к Хиёри, чтобы сломать ради него жизнь одного маленького человека.
И просьба, на самом деле, не была чем-то из ряда вон выходящим. Найти конкретного юношу, который по скромному мнению подобных ему смертных, был прекраснее самого бога красоты, и проткнуть его сердце золотой стрелой, обрекая на влюбленность в самого безобразного и ужасного человека из всех, что когда-либо рождались. Заслужил ли парень подобного? Вовсе нет, но справедливость, пускай и восхвалялась людьми и манила их, никогда не была присуща хотя бы трети восседающих на Олимпе богов.
Вот только, когда Хиёри гневно сокрушался о том, как прекрасен смертный юноша, Каору вовсе не думал, что чужая красота способна заставить его обомлеть, шокировано роняя золотые стрелы. Казалось, не было в дремлющем в древесной тени человеке ни одного, даже самого мелкого изъяна. Кожа, светлая словно свежий снег, едва заметно розовела на щеках, волосы, черные словно ночное небо, мягко обрамляли спящее лицо. С изумлением разглядывая до невозможности прекрасного юношу, Каору уже понимал, что не сможет выполнить данное богу красоты обещание. Всё его естество противилось даже мысли о том, что причинить вред столь прекрасному созданию. Мысленно сетуя на жестокую судьбу, бог любви улетел прочь, желая возвратиться, когда мгла опустится на городок.
Стоило солнцу сесть за горизонт, а звёздам засиять на чернеющем небосводе, Каору проник в чужие покои. Не было предела его удивлению, когда вместо чужого спящего силуэта, он обнаружил человека бодрствующим и полным сил. Красные словно два рубина глаза сосредоточенно наблюдали за темной тенью божества, тонкие губы сжимались в тонкую, полную недовольства линию.
- Нет нужды бояться, прекрасный юноша. Я здесь, чтобы просить твоей руки в обмен на моё трепещущее от любви сердце, — сладкие речи Каору мёдом лились на молчаливого смертного, холодная рука мягко касалась темных кудрей.
- И почему я должен согласиться? - богу казалось, что даже чужой голос способен зачаровать любого не хуже его красоты.
- Но и причин отказать у тебя нет. Я не прошу многого, лишь подари мне счастье видеть тебя темными ночами и не пытайся разглядеть меня и я сделаю всё, что ты, душа моя, пожелаешь, — Каору мягко взял чужую ладонь в свою, холодные пальцы бережно сжимали бледную руку.
И возможно юноша был падок на сладкие речи, а может и вовсе был в настроении для чего-то необдуманного, но он лишь легко улыбнулся, притягивая бога в нежные объятья.
- Меня зовут Рей, а тебе лучше выполнить своё обещание.
И даже чужое имя, горячим шепотом сказанное в его ухо, казалось Каору прекраснейшей музыкой, что он когда-либо слышал.
Следуя установленным правилам, бог каждую ночь посещал своего возлюбленного. Они проводили часы словно минуты, болтая обо всём и ни о чём, слушая пенье ночной природы и голоса друг друга. И мало-помалу, Рей полюбил Каору также сильно, как тот любил его самого. Но чем сильнее была его привязанность, тем легче он был подвержен чужим тревогам и волнениям. Так в одну тихую, безлунную ночь, два живущих поблизости близнеца, долгими речами уговорили его посмотреть, как же выглядит его возлюбленный.
- Что, если это страшное чудовище, которое ждёт не дождётся, чтобы вонзить клыки в твоё горло! - причитал Хината, испуганно вздрагивая.
- Опереди его, убей первым! Кто знает, вдруг он готовится напасть! - восклицал Юта, вкладывая холодный кинжал в чужую дрожащую ладонь.
И одной темной, чернее обычного, ночью, Рей спрятал масляную лампу и серебряный клинок под широкой кроватью. Всегда спокойный голос подрагивал, когда бог разговаривал с ним, кожа будто была бледнее обычного. Чужие прикосновения пускали дрожь по напряженному телу и, лишь когда Каору отошёл ко сну, юноша смог выдохнуть давящее на плечи волнение. Тонкие пальцы потянулись к запрятанной лампе, яркое пламя как маленькое солнце осветило покрытые мраком обои.
Смертный удивлённо ахнул, сверкающие алые глаза с изумлением разглядывали юношу, прекрасного словно летний рассвет, раскинувшегося на смятых простынях. Холодный клинок в его руке мелко дрожал, капли горячего масла капали на кожу бога, пока очарованный Рей пытался отвести от него взгляд. Когда раскалённая жидкость мучительными ручьями потекла по светлой коже, Каору испуганно проснулся, с ужасом глядя на сверкающее лезвие в ладони любимого. Он исчез в ту же секунду, вылетая в окно с летним ветром. Распахнутые шторы слабо дрожали, пока холодные лучи серебрянной луны заглядывали в пустующую комнату.
Рей разбитым взглядом смотрел на мерцающее звёздами небо, сокрушённо гадая, куда же сбежала его любовь, унося за собой летнее тепло и его сердце.