Work Text:
Королем снова был Оллар, кардиналом — Дорак, первым маршалом — военный гений, а тридцатишестилетний Ричард Окделл снова въезжал в город, некогда звавшийся Раканой, а ныне — опять Олларией. Здесь мало что изменилось — следы разрушений смылись, как рисунки на песке под безжалостным натиском морского прилива. Ни трещин в земле, ни обрушившихся зданий с покрытыми плесенью стенами, ни зловещего стылого духа мертвечины. Конец света пришел и ушел — как Излом Эпох, как вернувшийся из изгнания король, как первая любовь и детские грезы. Был канун Фабианова Дня, и над Олларией, готовой распахнуть объятия для новых выпускников Лаик, снова раскинулось беззаботное персиковое небо.
Ричард избегал широких улиц, отдавая предпочтение безлюдным окольным путям. Так дорога занимала больше времени, но он не жаждал случайных встреч со старыми знакомыми. Может, его и не узнали бы — больше десяти лет он почти безвылазно прожил в Надоре, в своем замке, обжитом призраками и горькими воспоминаниями. Но он по-прежнему носил только красное с черным, гладко брил лицо, не позволял волосам отрасти ниже плеч и тяготил редких собеседников мрачным блеском стальных глаз. Любой, кто хоть раз видел изображение Святого Алана, признал бы в нем Окделла. Последнего в своем роду.
Наконец, впереди показался дворец — еще один кладезь жалящих воспоминаний. Сколько зданий было стерто с лица земли, а это — осталось стоять. Несправедливо. Так же несправедливо, как то, что погибли все обитатели надорского замка, кроме того, кто попранной клятвой обрушил на свои земли немилость мироздания.
"Не пытайтесь искать в жизни справедливость, юноша", — прозвучал в голове насмешливый голос. "Все равно не найдете, а время зря потратите."
Он досадливо отмахнулся от этих мыслей и зашагал по мраморным ступеням. Стражникам, преграждавшим дорогу, он показывал бумагу, заверенную королевской печатью, и те расступались, провожая его любопытными взглядами. Долгое отсутствие не стерло из памяти планировку дворца — Ричард без труда нашел нужный кабинет и постучал: четыре четких удара.
— Войдите, — донеслось с той стороны елейное приглашение.
Ричард решительно толкнул дверь.
В комнате находились двое. Первый маршал Талига в черно-белом мундире сидел на подоконнике, заслоняя льющийся из окна багровый свет догорающего дня. Несмотря на сходство с братьями, которых Ричард когда-то называл друзьями, Лионель Савиньяк вызывал у него глубокую неприязнь. Когда самый черный час миновал, и начались суды над пособниками Ракана, регент Савиньяк был самым непримиримым сторонником смертных приговоров для всех. Ричарда спасло заступничество — к другим правосудие было не столь милосердно.
— Герцог Окделл, — глаза Савиньяка были двумя кусками черного стекла.
Ричард выдержал его взгляд:
— Господин первый маршал.
Называть так кого-то, кроме Рокэ Алвы, казалось кощунством, но кощунством было и снова служить Олларам. Ричард примирился и с тем, и с другим.
— Про вас так долго не было ничего слышно, что мы как раз обсуждали, не зачахли ли вы в своем уединенном замке, неведомо для всего мира.
— Я уверен, в этом случае вас все же известили бы, — Ричард медленно перевел взгляд на второго человека, с удобством устроившегося в кресле и наблюдавшего за их разговором с вальяжным любопытством. — Говорят же, что у Его Высокопреосвещенства везде глаза и уши.
В чертах нового кардинала угадывалось бесспорное сходство с его дядей, однако даже отбросив личную неприязнь к Квентину Дораку, Ричард не мог припомнить, чтобы тот хоть раз озаботился придать своему внешнему виду такой лоск. Блеску тугих кудрей, шелковой волной обрамлявших прекрасное молодое лицо, позавидовала бы любая придворная дама, а одеяние священнослужителя, на любом висевшее унылым балахоном, каким-то образом не скрадывало стройность и изящество его фигуры. Как и сам Ричард, Анри Дорак не перешел рубеж сорокалетия, но выглядел еще моложе — может, продал душу Леворукому за неувядающую юность. Ричард снова перевел взгляд на Лионеля, за спиной которого догорали последние лучи заката. Он даже догадывался, какому.
— Что вы, герцог, это преувеличение, — по примеру прославленного дяди, молодой кардинал Дорак не расставался с четками. Тонкие пальцы стремительно перебирали бусины — будто лапки паука, усердно прядущего паутину. — Уверяю вас, в Багряных Землях, например, у меня нет ни глаз, ни ушей. Но граф Савиньяк прав — вы так редко показывались в столице, что ваше появление теперь, конечно, произведет невероятный фурор.
— Если бы не старое обещание, я не показался бы здесь и сегодня, — сухо проговорил Ричард. — Мне не нравится здешний климат.
— Природный или политический?
Ответный выпад был таким стремительным, что Ричард на миг растерялся.
— Религиозный, — процедил он, отвечая на сладкую улыбку кардинала сцепленными зубами. — С дарованной провинциям свободой вероисповедания дышится как-то легче.
Лионель вскинул брови:
— Ну и ну, герцог. Вы никогда не казались мне особенно религиозным.
— Если бы вы видели то, что видел я, граф, вы бы тоже не сомневались в существовании старых богов, — вместо этого Лионель был занят чистками "бесноватых" и, конечно, до сих пор считал, что заслуга спасения мира принадлежит ему не меньше, чем Четырем и Одному, которые спустились во тьму и вернули свет.
— Но надеюсь, Ваше Высокопресовещенство вызвали меня не для богословского диспута?
— О нет, я хотел обсудить с вами несколько более насущных вопросов, — Дорак снова улыбнулся. — Лионель, вас ведь, кажется, еще просил зайти Его Величество?
— Просил, — согласился Лионель, неспешно отрываясь от подоконника. — Но Его Величество привык ждать, не стоит отучать его от полезных привычек.
Губы Ричарда поджались. И здесь все по-старому — маршалы вытирают ноги об королей. Про Альдо могли говорить что угодно, но по крайней мере, такого он никому не позволял.
Попрощавшись с ними кивком головы, первый маршал Талига вышел за дверь. Ричард остался наедине с кардиналом.
— Присаживайтесь, — Дорак кивнул на стоящее напротив стола кресло. — Я не имел чести быть с вами знаком, но мне очень интересно, что представляет из себя человек, побывавший в самом центре всех событий, определивших судьбу Талига, и столь же стремительно исчезнувший, несмотря на полное королевское помилование.
— Тут нет никакой загадки, — после короткого колебания Ричард опустился в кресло. — Однажды попав в страшный шторм, в море выходить уже не тянет.
— Но вы вернулись.
— Я вернулся, потому что обещал.
— Вы, кажется, очень серьезно относитесь к этому обещанию.
Ричард не сдержал кривой усмешки:
— Для известного клятвопреступника, вы хотите сказать?
Анри Дорак улыбнулся и ничего не ответил.
— Да, я намерен сдержать это обещание. Воля умирающего священна даже для клятвопреступников. Так что если вы намерены меня отговорить...
— Что вы, ни в коем случае! Разве можно придумать жест красивее, чем такое примирение некогда враждующих семей? Ничто не засвидетельствует единение и процветание нового Талига так, как герцог Окделл, оставляющий возлюбленный Надор, чтобы вернуться ко двору и снова служить своему королю. Вы уже нашли себе дом?
Последний раз такой красивый жест закончился ядом в бокале... Но кардинал это и так знал.
— Нашел.
— В чем-нибудь нуждаетесь?
— Нет.
— Вижу, вы не из болтливых.
"Зато ты болтаешь за двоих."
Что ж, такова кардинальская порода. А может — порода Дораков.
— Вы очень молоды для кардинала, — заметил Ричард.
Анри с обворожительной улыбкой отвел кудри со лба. Реши он свято блюсти целибат, ему пришлось бы тяжело — Ричард не сомневался, что за эту улыбку знатные дамы грызут друг дружке глотки и топчут друг друга в очереди, чтобы поговорить с молодым кардиналом о Создателе.
— Да, мне это часто говорят. Но вы и сами стали цивильным комендантом в девятнадцать, потому что были близки к узурпатору. Я был близок к регенту, так что сегодня я — кардинал. Как видите, моя ставка оказалась вернее, потому что я свой пост еще занимаю. А вам... Вам потребуется новый — принимая во внимание все обстоятельства, негоже, чтобы такой человек сидел в столице без дела.
Ставка... Временами Ричарду все еще снилось обескровленное лицо Альдо с потемневшими губами и синим отблеском смерти в голубых глазах. Ричард всегда был плох в азартных играх и еще хуже — в том, чтобы видеть жизнь как игру.
"Именно поэтому вы и проигрываете."
Нет, монсеньор. Именно поэтому я не играю.
— И что за пост вы мне приготовили?
Будь перед ним кардинал Сильвестр, выдумал бы что-то столь унизительное, что единственным возможным ответом уважающего себя человека было бы бросить все и убраться восвояси. Анри Дорак играл тоньше.
— Поскольку у вас уже есть опыт, а ваш предшественник как раз вышел в отставку, вас было решено назначить комендантом Олларии.
Ах вот оно что.
В этом решении заключалась вся суть новой политики трона. Вместо того, чтобы душить, они делали кое-что похуже: раскрывали окно нараспашку. На Эгмонта Окделла, поднявшего восстание против угнетавших Надор Олларов, смотрели как на героя. Если бы его сын попытался сделать то же самое, после того, как Карл Оллар даровал ему полное помилование, снизил непомерные налоги, оказал разрушенной провинции помощь в восстановлении и даровал такую свободу управления, какой Надор не видел уже много кругов, Ричарда Окделла назвали бы безумцем.
— Последний раз, когда я был комендантом, это закончилось плачевно и кроваво.
— Герцог Алва, похоже, был уверен в вашем умении учиться на старых ошибках. Или же просто очень любил слезы и кровь.
— Напротив, герцог Алва как никто знал, что я слишком упрям, чтобы сойти с грабель, которые раз за разом бьют меня по лбу. Впрочем, если Его Величеству угодно оказать мне такую честь, разумеется, я не могу отказаться.
Он вообще уже ни от чего не мог отказаться. В какой-то момент список прегрешений становится таким длинным, что что угодно со стороны окружающих, кроме пули в сердце, кажется милостью. Пулю в сердце он тоже получил — впрочем, если бы не ненавидел человека, пустившего ее, так сильно, то счел бы милостью и пулю.
— Да? Признаться, решения герцога Алвы всегда были для меня загадкой. Люди до сих пор ломают голову, почему он проявил к вам такое участие в свои последние годы. Говорили даже, что перенесенные испытания помрачили его рассудок.
Ричард, не удержавшись, фыркнул:
— Эка невидаль. Его всю жизнь величали безумцем. Это не мешало ему быть... — он осекся. — Впрочем, я не на исповедь к вам явился. Если больше вы ничего от меня не хотите, мне нужно идти.
— Куда-то торопитесь?
— Да. Спать.
***
Особняк, подысканный Ричардом, выглядел мрачновато и располагался не в лучшем районе города. Единственным принципом, которым он руководствовался при выборе нового обиталища, было то, как далеко он от улицы Мимоз. Немногочисленные слуги, привезенные из Надора, сновали по коридорам робко, как мыши, еще не привыкнув к новой обстановке. Ричард их не торопил — все равно привык уже обходиться без чужой помощи.
Растянувшись на незнакомой холодной постели, он закрыл глаза, ни капли не сомневаясь, что ему приснится сегодня, и оказался прав. Стоило яви утечь сквозь пальцы, как из тьмы прошлого восстали смазанные образы, слишком яркие для воспоминаний, слишком причудливые, чтобы поверить в них даже спустя столько лет.
— У вас снова кровь.
— Что же ты, боишься крови?
— Нет, но вы опять испачкаете ковер, а шкуру Хуан спустит с меня.
— Какая же вы неблагодарная тварь, Ричард Окделл. Я умираю, а вас волнует ковер.
— Вы уже второй год умираете.
— Что поделать, юноша. Счастливы те, кто умирают мгновенно. Нет ничего противнее тягомотной нудной кончины в собственном доме, — Алва произнес это с привычным равнодушием, но его слепые глаза сегодня казались особенно пустыми.
Они оба надеялись, что чем больше будут говорить о смерти, тем проще будет ее встретить, но Ричарду с каждым днем становилось только тяжелее.
Алва вдруг оскалился.
— Не смотрите на меня так.
Ричард вздрогнул.
— Как?
Иногда ему казалось, Алва только притворяется слепым. Он чувствовал то, что ни один нормальный человек чувствовать не мог.
— С жалостью. Это чувство унизительно для обоих — особенно такое бесстыдное. Я требовал, чтобы вы скрасили мне эти последние месяцы, именно потому, что уж от вас-то такого не ждал.
Ричард со вздохом достал платок и принялся обтирать кровь с бессильно повисших на подлокотниках кресла рук. Алва не противился — он задумчиво смотрел сквозь потолок.
— Ну да здесь я сам сглупил. Вы умудрялись жалеть меня даже когда были мальчишкой. Это, пожалуй, единственное, за что я вас в самом деле ненавидел.
— Не за яд в бокале?
— За яд? Нет, за яд меньше, чем за что-либо. Вот на суде вы меня немного расстроили, но давайте не будем поминать прошлое — настоящее тоже достаточно премерзко. Где носит этих законников? Если я умру, не заверив новое завещание, то в силу вступит то, что я составил в семнадцать, а старика фок Варзова точно хватит удар, если однажды утром он проснется и обнаружит себя герцогом Кэналлоа.
Ричард давно перестал различать, когда Алва шутит, а когда — бредит. Он убрал испачканный кровью платок в карман.
— Знаете, Ричард, — снова заговорил Алва, по неведомой причине избравший сегодняшний день, чтобы выйти из молчаливой хандры, тянувшейся две недели, и начать болтать без умолку. — Никак не могу взять в толк, почему вы здесь.
"Отлично", — устало подумал Ричард. "Разум все-таки его покинул. Теперь он завещает Кэналлоа не фок Варзову, а Пако. Или мне."
— Я получил от Хуана письмо, — начал он терпеливо. — Где он писал, что вы...
— Я не про это, — махнул рукой Алва, и несмотря на все старания Ричарда, несколько багровых капель сорвалось с бледного запястья и затерялось в синем ворсе ковра. Замечательно. — Вас к тому моменту уже помиловали, вы могли отказаться, и вам ничего бы за это не было.
— Вы опять хотите убедить меня в том, что надеялись, будто я откажусь?
— Надеялся? Нет. Ожидал? Пожалуй. Право, не могу сказать, что навело меня на такую мысль, но мне казалось, вы никогда меня особенно не любили.
— Вы вытащили меня с другой стороны смерти.
— Да, а еще пару десятков раз спас вам жизнь, но отравить мне вино вам это не помешало.
Ричард и хотел бы разозлиться, да не мог. Все выгорело, остался лишь пепел.
— Не знаю, монсеньор, — приятно было видеть, что Алву от этого старого обращения передергивает почти так же, как его. — Есть что-то священное в числе четыре.
— Числе четыре?
— Я трижды выбирал не вас и трижды — дорого за это платил. Оттолкнуть вашу руку в четвертый раз даже я уже не смог.
Меланхоличная улыбка расползлась по губам Алвы.
— Вот так и рассчитывай на человеческую неблагодарность. В самый неподходящий момент они возвращаются на путь света и не дают тебе умереть разочарованным циником. Значит, четвертый шанс, да?.. — он помолчал. — А скажите, вы знаете, почему я взял вас в оруженосцы?
— Нет.
— А вас это когда-нибудь интересовало?
— Это интересовало даже тех, кого совсем не касается.
Алва усмехнулся:
— Еще бы. Наклонитесь поближе, юноша. Я расскажу вам одну тайну, а взамен — потребую одно обещание. Это будет единственная часть моего завещания, касающаяся вас. Впрочем, если хорошо попросите, я могу добавить к ней кабаньи головы из кабинета.
— Вы, кажется, мечтаете о том, чтобы я снова вас возненавидел.
— Немного. Перед смертью, знаете ли, хочется какой-то стабильности. Ну так слушайте...
***
Унаров еще не вывели, но все прочие уже собрались. Со своего места в самом темном углу галереи Ричард мог видеть многих, оставаясь до поры незамеченным. Он видел блеклый профиль Его Величества Карла Оллара и что-то шепчущего молодому королю в ухо Анри Дорака. Он видел будто выточенный из черного и белого мрамора силуэт Лионеля Савиньяка и бесстрастное, будто озерная гладь, лицо супрема Придда. Видел маршала Ариго, адмирала Альмейду, кого-то из бывших однокорытников, с которыми не водил близкую дружбу... И наконец, увидел ту, которую искал. Еще один призрак, не имевший права находиться среди живых, но по странной прихоти судьбы — переигравший смерть.
Она почти не изменилась, только обзавелась морщинками у глаз и поджатых губ. Он все еще помнил, как на этих губах выступает кровь. Он помнил холодную рукоять кинжала в ладони.
Катарина Ариго медленно подняла глаза, и Ричард отшатнулся, как от пощечины. Она не могла его видеть — он был надежно укрыт в объятьях теней, но непостижимым образом их взгляды встретились. Ноздри забил тяжелый запах крови и зыбкий аромат истоптанных гиацинтов.
— Ричард!
Он рывком обернулся. Сердце гулко колотилось в горле. Катарина больше не смотрела на него — ее заслонило улыбающееся лицо. Арно выглядел в точности, как восемнадцать лет назад — Эмиль.
— Я был уверен, что мне показалось! Чего ты сюда забился? Ли сказал, ты теперь комендант Олларии.
— Да, с сегодняшнего утра.
— Ну так тебе полагается почетное место неподалеку от короля.
Только от Арно можно было ждать такой непосредственности...
— Я пока обошелся бы без такого почета, — Ричард отступил на шаг глубже в тень. — Площадь и отсюда неплохо видно.
— Так ты все свое комендантство собрался прятаться по углам?
— Нет, — на широкую, блещущую зубами и солнечным светом улыбку Арно невозможно было не ответить такой же. — Лишь столько, сколько смогу.
Они не виделись незнамо сколько лет, но Арно вел себя так, словно они только вчера выпустились из Лаик, где провели бок о бок шесть нескончаемых месяцев, и за одно это Ричард был готов в ту же секунду назвать его лучшим другом.
Арно осуждающе прищурился, потом встрепенулся:
— Смотри, унаров ведут! Ты, может, сам собрался кого взять? Коменданту оруженосец не помешает.
Так он не знает... Осведомленных можно было пересчитать по пальцам, но раз знает Лионель, неужели не знает Арно?
— А ты? — пробормотал он, неловко соскальзывая с вопроса.
Арно и глазом не моргнул.
— Не в этом году. В следующем на меня хотят спихнуть графа Энтрага, вот тогда я схвачусь за голову. Он точная копия дядюшки, Придда в нем в десять раз больше, чем Ариго. Смотри, смотри, сейчас будут объявлять!
Выводок унаров был малочисленным, даже по сравнению с их выпуском. Неудивительно — в те годы было не до детей.
В объявлении герольда Ричард не нуждался — нужного мальчика он разглядел тотчас же. Даже в невзрачных унарских одеждах тот сверкал, как ограненный алмаз работы гениального ювелира. Невысокий и изящный, как мать, он, однако, лучился здоровьем и тем юношеским задором, которого не хватало в его годы самому Ричарду. Обстриженные по вступлении в унарское братство густые черные волосы успели отрасти почти до плеч, и даже болезненно-пасмурному климату аббатства Лаик не удалось за полгода выесть с кожи теплый южный загар. Юноша был строен, как ласка, улыбчив, как придворный шут, и даже отсюда Ричард видел, как горят его глаза: светлее, чем у отца, но такие же пронзительно яркие.
Арно перегнулся через перила галереи.
— Это ведь он, да?
Его перебило пение труб. Герольд оттарабанил заученные фразы и перешел к списку унаров — как обычно, от лучшего к худшему. Не нужно было ходить к гадалке, чтобы понять, какое имя назовут первым.
— Герцог Октавий Алва, соберано Кэналлоа.
— Разве он не должен быть Сэц-Алвой? — пробормотал Ричард.
— Нет, его же узаконили, — Арно наморщил лоб. — Ты хоть за чем-нибудь следил, пока сидел в Надоре?
— Конечно.
— За чем?
— За тем, чтобы поля засеивали и убирали вовремя.
— Ну в таком-то деле без герцога, конечно, не обойтись.
Ричард пожал плечами.
— Ты удивишься, насколько охотнее люди работают, когда видят, что даже их герцог иногда берется за плуг.
У Арно отвисла челюсть.
— Только не говори, что ты и этим занимался!
— Иногда.
— А еще чем? Дай угадаю, своими руками таскал камни для реставрации замка?
— И такое бывало, — заметив неверящий взгляд Арно, он улыбнулся. — Говорят же, что тяжелый труд исцеляет душу. Вот и я... исцелялся.
— Это объясняет, какого Леворукого ты стал шире меня в плечах в два раза, — пробормотал Арно, все еще качая головой. — Честное слово, лучше бы женился.
Не отвечая, Ричард снова посмотрел на унаров.
— А где он воспитывался?
— Кто, Алва? В Кэналлоа. Матушка хотела забрать его к нам, но на этот счет в завещании были очень строгие распоряжения. Он, кажется, оттуда и не выезжал до Лаик. О, слышишь? Уже называют имена. Ли мне ни в какую не говорил, кто его заберет. Я уж было решил, что он сам, но тогда мальчишке не позавидуешь, Ли у нас... Эй, ты куда?
Плац стремительно пустел. Юный Алва уже переминался с ноги на ногу, как норовистый жеребенок.
"Я расскажу вам одну тайну, а взамен — потребую одно обещание."
На Ричарда начали оборачиваться. Сначала — самые внимательные, потом — все больше глаз перескакивало на него. Кто-то бледнел, точно завидев призрака, кто-то недоуменно хмурился, не узнавая его, кто-то смотрел с неприкрытым отвращением. Он заметил, как взлетела ко рту рука Катарины Ариго и как улыбнулся одними кончиками губ Валентин Придд.
В воцарившейся оглушительной тишине Ричард почувствовал, что находится там, где ему самое место — в гробу. Шальная улыбка коснулась его губ — не его. Та, что он выпросил впридачу к наследству вместо кабаньих голов.
— Октавий, герцог Алва! Я Ричард, герцог Окделл, комендант Олларии, принимаю вашу службу.
Секунду назад тишина была гробовой. Теперь — она сделалась потусторонней. Так молчат ночи, полные выходцев и ползущей по стенам плесени. Так молчат остывшая кровь и вековые камни, мертвые и незыблемые.
Потом тишину разбили шаги — легкие, как падающие в траву спелые виноградины. И над площадью, будто вспенившееся море, поднялся шум — люди переговаривались, перекрикивали друг друга, кто-то требовал объяснений, кто-то — остановить церемонию. Но король и первый маршал оставались молчаливы и неподвижны, а кардинал наслаждался представлением так, что казалось, вот-вот захлопает в ладоши. Трубы загудели, призывая к порядку, но даже этого оказалось недостаточно. Так, под грызущий уши грохот, перед ним и очутился преклонивший колени юноша.
Большие лазурные глаза смотрели с любопытством и неуверенным весельем, будто их хозяин догадывался, что услышал хорошую шутку, но никак не мог понять, в чем же ее соль.
"Как много он знает?" — рассеянно подумал Ричард. "Вернее, как много он не знает?"
Звонкий мальчишеский голос перекрыл гремящий хаос. Сильные легкие — интересно, а поет так же хорошо, как отец?
— Я, Октавий из дома Алва...
Ричард и сам превосходно помнил слова клятвы оруженосца. Неужели это было так давно?
И наконец, последнее слово сказано. Дивясь никак не унимающемуся переполоху, Ричард протянул своему новому оруженосцу руку. На ней было только два кольца: фамильный перстень Окделлов и то, другое, возвращенное ему человеком, которому предназначался некогда сокрытый там яд, и которое Ричард поклялся не снимать — и не забывать.
— Комендант Олларии слышал твою клятву и принял ее! — провозгласил герольд. Любят же они объявлять очевидное.
Ричард не стал дожидаться окончания церемонии: его мало волновали правила приличия — надорскому чудаку все сойдет с рук.
— Идемте, — сказал он Октавию. — Надеюсь, вы не возражаете против пешей прогулки.
***
Сдержанности мальчишки хватило ровно на сорок четыре шага от площади Святого Фабиана.
— Вы специально решили идти самой грязной и темной улицей?
Ричард не удивился его дерзости — скорее, удивился бы ее отсутствию.
— Да, такие мне нравятся больше всего. У людей меньше соблазна сесть мне на хвост.
— Но нам-то на хвост все равно сели.
— Ничего, — Ричард подавил порыв обернуться. — Парочку дораковских шпионов я стерплю.
Он не хотел смотреть, ни кого послал за ним кардинал, ни — на молодую версию своего эра. Его голоса, чужого и вместе с тем до боли знакомого, уже было довольно. Сердце тяжело билось в груди.
— Послушайте, герцог, — слыша, что оруженосец вот-вот его нагонит, Ричард зашагал еще быстрее. — Вам известно, кто я такой?
— Герцог Окделл и комендант Олларии, если только не соврали.
— А кроме этого?
— Повелитель Скал и мой сеньор.
— Это все?
— Мне нужно знать что-то еще? — слепой к его желаниям, мальчишка нагнал его и зашагал рядом, пытаясь заглянуть в лицо. Искры любопытства в его глазах с каждым шагом разгорались ярче.
— Что вам нужно знать — сами решайте. Мне интересно только, что вы уже знаете.
— Если вы ждете от меня глубоких знаний в политике и новейшей истории, то напрасно, — пожал плечами Октавий. — До последнего года я не особенно задумывался о том, что за пределами Кэналлоа существует еще целый мир. И честно говоря, пока этот мир меня разочаровывает. В Олларии что, совсем не убирают улицы?
Ричард подавил улыбку.
— Главные — иногда убирают.
Он так и не услышал тех слов, которых боялся.
"Вы пытались отравить моего отца."
"Вы пытались убить мою мать."
"Вы были пособником узурпатора и вас застрелили, как бешеную собаку."
Может, в самом деле не знает. Может — не хочет говорить. Рано или поздно все вскроется, но Ричард не собирался торопить события. Им придется прожить под одной крышей три года, пусть хоть первые три дня мальчик не будет мечтать его убить. Когда живешь в доме человека, которого собираешься вызвать на дуэль, как только истечет клятва, это отравляет душу.
— Так какие у меня будут обязанности? — не унимался юный герцог.
— Для начала мне нужно разобраться с тем, какие обязанности будут у меня — я давненько не был комендантом. А там поглядим.
Октавий прищурился.
— Только не говорите, что не знаете, чем должен заниматься оруженосец.
— Может, и не знаю.
— Но вы же сами были оруженосцем!
— Был. Но поверьте, повторять мой опыт не в ваших интересах.
— Кому же вы служили?
Да неужели совсем ничего не знает? Кто, интересно, воспитывал его в Кэналлоа?
— Вашему отцу.
Хоть что-то выбило мальчишку из колеи — он застыл посреди загаженного переулка как вкопанный. Затем бросился догонять Ричарда с удвоенным рвением.
— Я так и знал, что вы были близко знакомы!
— Разумеется. Не из простой придури же я вас взял.
— Все так отреагировали, что я не был уверен, — Октавий возбужденно колотил подошвами по грязной мостовой. — Ну теперь вы просто обязаны рассказать мне все! Вы были его оруженосцем, а потом? Другом?
— Нет, такой чести я не имел.
— Кем же тогда?
Отравителем. Судьей. Сиделкой. Любой из этих ответов вызвал бы только больше вопросов.
Ричард молча ускорил шаг. Глаза Октавия, поначалу возбужденно горящие, понемногу темнели. Чем дольше тянулось молчание, тем стремительнее таяли на остром лице остатки улыбки.
— Знаете, герцог Окделл, — сказал он неожиданно холодно. — У меня складывается ощущение, что вы не больно-то рады появлению в своем доме оруженосца.
— Я вам больше скажу, герцог Алва, — ответил Ричард ему в тон. — Я не больно-то рад появлению у меня дома. Но лично к вам я никакой неприязни не питаю. Я принял вашу клятву, потому что таков был мой уговор с Рокэ Алвой. Становиться чьим-то эром и уж тем более — комендантом Олларии мне не слишком хотелось, но к обеим этим обязанностям я подойду со всем усердием.
— Это я и так знал, — раздосадованно буркнул Октавий. — То есть, про то, что был такой уговор. Граф Савиньяк накануне мне рассказал. Вот только он так и не объяснил, почему прежде ваше имя вообще не называли в моем присутствии.
— Не беспокойтесь, об этом вы и без меня скоро узнаете.
Ричард обнаружил, что шагает так быстро, что еще чуть-чуть, и это можно будет назвать бегом. Может, он и впрямь убегал — от прошлого.
— Так вы настаиваете, чтобы я разгадывал вас самостоятельно?
— Я настаиваю на том, чтобы вы не проигрывали фамильных колец и не вызывали на дуэль семерых разом — большего от своего оруженосца я требовать не вправе.
И снова лазурные глаза впились в него с пугающей цепкостью.
— Вы очень странный человек, монсеньор, — заметил Октавий негромко. — Почему вы так упорно избегаете смотреть мне в лицо?
"Потому что ты напоминаешь мне своего отца."
"Потому что ты напоминаешь мне свою мать."
"Потому что ты напоминаешь мне о моем прошлом."
— Я отвык смотреть людям в лица, — это почти не было ложью — на трещины в невосстановленной части замка и морды снующих в них крыс Ричард смотрел гораздо чаще.
Вдалеке показался угрюмый силуэт особняка. Ричард встретил его с облегчением.
— Почти пришли.
— Это ваш дом? — Октавий скривился. — Фу какой мрачный. Я думаю, нам следует перебраться в мой.
Ричард покосился на него.
— Нет уж, благодарю. Ваш особняк мне не слишком по вкусу.
— Да бросьте. Он больше, красивее, там хорошая библиотека и хороший погреб с вином. Хуан мне так говорил.
Ричард снова не ответил. Они вошли в заросший сорняками двор — нет, надо навести здесь порядок.
— И еще, — добавил Октавий, пиная подворачивающиеся под сапоги камни. — Там есть гитары.
— Гитара у меня тоже есть, — заметил Ричард, на ходу стягивая плащ.
Глаза Октавия снова зажглись.
— Вы играете?
— Нет. Просто решил купить. Почему-то был уверен, что первым делом вы спросите о гитаре.
На миг Ричарду показалось, что мальчишка бросится ему на шею. Грудь укололо — пришлось напомнить себе, что в лучшем случае пара дней, и прошлое вырастет между ними неодолимой стеной.
— Я передумал! — громко объявил Октавий. — Вы мне все-таки нравитесь. Пойдемте, я вам сыграю и даже спою. Мне все говорят, что у меня чудесный голос.
— Так вы еще и поете.
— Конечно пою. Все кэналлийцы поют.
— И что же вы мне споете?
С широкой улыбкой герцог Алва взбежал по широким ступеням и обернулся.
— Я спою вам песню о ветрах далеких!
Ричард пошатнулся. Перед глазами стало очень темно — и не потому, что он вступил под мрачные своды холла.
— Герцог? — прозвучал испуганный голос Октавия. — Что с вами? Вы бледный, как смерть.
— Ничего, — пробормотал Ричард, едва дыша. — День сегодня душный. Думаю, мне лучше прилечь. Вы сыграете мне завтра, хорошо? Спросите кого-нибудь из слуг, вам покажут ваши комнаты.
И прежде, чем Октавий успел ответить, Ричард зашагал прочь, негнущимися пальцами пытаясь ослабить воротник. Самообладание вернулось к нему только когда он остался один в своих комнатах, надежно запертых на ключ.
— По-моему, монсеньор, — пробормотал он, приникнув лбом к холодному стеклу, за которым открывался вид на дремучий сад, — я переоценил свои силы.
Но в этот раз голос призрака, долгие годы жившего в его голове, ничего не ответил. Конечно — теперь призрак жил у него в доме.
"Я не справлюсь", — подумал Ричард с глухим отчаянием. "Этот круг невозможно разорвать. Ведь мы пытались, монсеньор, пытались уже столько раз..."
"Значит, четвертый шанс, да?.."
Как же он говорил... "Невозможно" — глупое слово, да еще и трусливое?
"Ну так разве ты не трус, Ричард Окделл? Испугался мальчишки с гитарой. Это уже просто жалко."
Ричард зарылся рукой в волосы. Медленно выдохнул.
Да. Да, пожалуй.
***
Октавий уже успел раскидать по комнате немногочисленные пожитки и теперь сидел на полу, остервенело возясь с колками гитары. Но заслышав шаги, он тотчас вскинул голову. Его лицо осветилось.
— Как, вы уже передумали? — мальчишка смешно вздергивал брови, будто пытался поднять только одну, но вторая ехала следом. — Не слишком-то оправдываете фамильный девиз. Придумать вам новый? Что насчет... "Переменчив, как Ветер"?
— Нет, так мы окончательно всех запутаем.
— Так в этом весь смысл, — сверкнул зубами Октавий. — Все запутаются, а мы будем смеяться.
И все-таки — как он похож на отца...
Ричард опустился в стоящее у камина кресло.
— Бросьте, герцог, я уверен, мы найдем занятие поинтереснее, чем путать бедных людей и смеяться над ними.
— Например?
— Например, вы обещали мне песню.
— Ах да, — тонкие пальцы скользнули по струнам, извлекая сочный аккорд. — Но я забыл предупредить вас, герцог, я не играю за бесплатно.
— Да что вы? Уже выпрашиваете у своего эра деньги?
— Деньги? Упаси Создатель! Глядя на этот особняк, я могу думать только о том, что до конца службы у вас ни суана не возьму. Нет, — Октавий прикрыл глаза, рассеянно теребя пронзительную верхнюю струну. — Я хочу взамен... Какой-нибудь ваш секрет. Любой, на выбор. Видите, какой я щедрый? Это потому, что вы мой — как вы сказали? — эр? Может быть, вы даже получите две по цене одной.
— Вы ужасно наглый мальчишка, — сказать это укоризненно не вышло, поэтому Ричард сказал насмешливо. — Да к тому же торгаш. Думаете, то, что вы соберано и герцог, не позволит мне оттаскать вас за уши в воспитательных целях?
Октавий присвистнул. Пробормотал себе под нос:
— А я-то надеялся вить из него веревки.
— Я все слышу, — сохранять суровый вид становилось все труднее. — Но не волнуйтесь, я вам заплачу, и даже вперед. Вот вам мой секрет, Октавий. Я думаю, это почти невозможно — только не спрашивайте, почему. Я думаю, это почти невозможно, но все-таки... — на языке снова была соль: морская или ржавая, Ричард не знал. — Но все-таки я хочу верить, что однажды вы будете знать все мои секреты, и все равно предложите сыграть для меня.
Октавий замер, не сорвав пальца со струны. Озадаченно нахмурился, но Ричард не стал дожидаться новых вопросов. Он откинулся на спинку кресла и забросил ногу на ногу.
— Так давайте же, — он снова улыбался чужой улыбкой. — Спойте мне песню о ветрах далеких. Иногда я по ним скучаю.
И может быть, в числе четыре в самом деле есть что-то священное.
И может быть...
Может быть...
Может быть.