Chapter Text
Любопытство неуместно, но с этим чувством иногда бывает сложно справиться даже ему.
Срочный вызов – Лоэнграмм требует всего и сразу. В этот раз – тоже. Оберштайну скорее нравится эта стремительность и нетерпимость к проволочкам, но информация, которую он доставляет сейчас, вряд ли настолько срочная, чтобы вызывать в выходной, и не в адмиралтейство, а в личный особняк.
Райнхард кажется если не раздраженным, то раздосадованным. Неужели час – слишком долгий срок, и он недоволен задержкой?
Оберштайну хотелось бы позволить себе улыбнуться. Движения Райнхарда замедлились, за ним очень интересно наблюдать. В том, что он просто любуется начальником, Оберштайн старается не признаваться даже себе. Некоторым вещам лучше оставаться неназванными, тогда есть надежда, что они обойдут стороной.
– Оберштайн.
Пауль спокойно следит за тем, как Райнхард подходит ближе. Сейчас может показаться, что юноша не уверен в себе. Когда Райнхард стоит так близко, Оберштайн чувствует себя старым, старше своего возраста. А ведь Лоэнграмм молод. Молод для своего звания и положения, но он давно не подросток. Хотя и мужчиной его назвать сложно. Может быть, он по-настоящему повзрослеет, когда завоюет галактику. Пока в нем нет степенности, зрелости, опыта.
– Слушаю, ваше превосходительство.
– Вы всегда так смотрите на меня.
Райнхард подходит вплотную. Он чуть ниже, и приходится смотреть сверху вниз. Райнхард нерешительно поднимает руку, чтобы... сравнить? Но, не рискнув, опускает. Оберштайн чуть склоняет голову, это движение можно принять за поклон.
Райнхард снова протягивает руку. Закусив губу, будто собирается погладить какое-то очень ядовитое и опасное животное, пропускает между пальцев седую прядь. Сравнивает. Оберштайн готов поклясться всем тем, чего у него нет и не будет никогда, что сравнивает, чем прямые волосы отличаются от вьющихся. Но он – не Кирхайс. То, что для Зигфрида, возможно, было невинной провокацией, для Пауля – недвусмысленное приглашение. Пусть принять его значит рискнуть гораздо большим, чем собственной головой.
У Райнхарда очень мягкие волосы, они чуть щекочут подбородок, когда, прервав поцелуй, юноша не отстраняется, а упирается лбом в грудь Оберштайна. Тот неосознанно обнимает, проводит раскрытой ладонью по золотистым прядям. Интересно, Лоэнграмм сожалеет? Считает опыт удачным или не очень? Самому Оберштайну эта передышка необходима, чтобы унять сердцебиение.
Райнхард тяжело вздыхает, и от этого снова щекотно. Только уже хочется рассмеяться в голос. Его превосходительство вызвал Оберштайна вечером к себе домой для того, чтобы совратить?..
Верхние застежки кителя расстегнуты и дышать – легче. Оберштайн перехватывает пальцы, которые, лаская, провели по обнаженной коже.
Промолчать в ответ. Просто поцеловать сначала самые кончики, а потом – раскрытую ладонь. Свободной рукой обнять за талию и прижать теснее. Им не надо ни о чем говорить, будто слова могут разрушить это уединение. Но порывистый вздох, когда губы касаются запястья, стоит гораздо дороже помпезных речей.
К этому вечеру гораздо лучше подошла бы негромкая музыка, свечи и вино. А вместо этого – почти военная торопливость и жесткий диван рабочего кабинета. Достаточно ли будет нежности самого Пауля? Кажется, Райнхард растерял почти весь пыл, и с радостью разрешает Оберштайну вести в этом танце.
Сначала необходимо снять форму – грубая отделка может ранить. Не споткнуться бы о сброшенный на пол китель.
Райнхард выглядит несколько испуганным, когда Оберштайн снимает с него ботинки. Ведь для этого приходится встать на колено. Может быть, чуть позже Лоэнграмм поймет, что нет ничего унизительного в том, чтобы стоять на коленях перед любимым человеком.
Пауль раздевается сам, быстро, не обращая внимание, куда ложится одежда. Ему важно, чтобы с Райнхарда не спал этот дурман возбуждения, иначе приказ остановиться станет слишком тяжелым испытанием. Безусловно, Пауль бы справился с собой, с собственным телом, но ему необходима сейчас эта вера в то, что Райнхард не отступает от принятых решений – не только на войне.
Солоноватый вкус пота, как привкус вины. Может быть, Райнхард не невинен. Оберштайну все равно, каков опыт любимого человека. Но для них, сейчас, – это первый раз, и именно он должен быть особенным. Поэтому Оберштайн старается быть терпеливым. И уже Райнхард гладит его по спине, успокаивая. Он безусловно чувствует и мощь желания, и то, для чего и ради чего Оберштайн старается не потерять контроль над собой.
Слепец и зрячий поменялись местами. Запрокинув голову, Райнхард наслаждается ласками, касаясь в ответ только на ощупь, закрыв глаза. Оберштайн наоборот, пристально всматривается, стараясь запомнить и прочувствовать каждую секунду. И становится неожиданно важным, что, хотя веки Райнхарда опущены, нет ощущения замены. Прямые волосы не то, что вьющиеся, – и Райнхард принимает эту разницу.
В ладонь ложится флакон со смазкой. Не давая задуматься, Райнхард улыбается чуть ехидно. Смотрит пристально, а потом подтягивает за седую прядь ближе, чтобы снова поцеловать.
Интересно, он наслаждается своей властью? Грустит? Принимает ее как должное или просто не осознает, отдаваясь сейчас, что только крепче привязывает к себе Оберштайна?.. Хотя тому и казалось, что зависеть сильнее уже невозможно.
Они двигаются в такт, синхронно подаваясь навстречу друг другу. Райнхард, до этого просто раскрывшийся, сейчас плотно обхватывает ногами поясницу Пауля, притягивая того ближе, не давая сбиться с ритма. В следующий раз, – Оберштайн уверен, что следующий раз будет, – он поднимется на руках и сможет рассмотреть, как именно закусывает губу Райнхард, чтобы сдержать стон.
Короткий поцелуй в губы, когда Райнхард поправляет на госте китель.
– За подписанными документами заедете завтра днем.
Этому приказу Пауль подчинится с удовольствием. Он молча кивает и, не сдержавшись, наклоняется ниже, чтобы, поцеловав, укусить Райнхарда за губу.