Work Text:
сегодня мы идем любимый
к моим родителям и там
ты снова мне предложишь замуж
но чур без всяких хрен с тобой
© jordana
Никакие иные катаклизмы семейной жизни не испытывают отношения на прочность так, как знакомство с родителями.
С мамой Акутсу всё прошло почти хорошо.
– Какой он мииииииииилый… – вскрикнула Юки, повисая у Эчизена не шее, – ...зверёныш. – добавилось после того, как она оценила промелькнувшее на лице парня отвращение.
– Вы друг друга стоите, знаешь, Джин? – заметила женщина, с неудовольствием наблюдая такую же гримасу на лице сына. И в этот момент субтильный теннисист не выдержал добавочного веса и рухнул на ковёр. Юки звонко расхохоталась, ничуть не смутившись, и продолжила тискать «милого». Оставалось только гадать: когда же он озвереет настолько, чтобы перестать изображать вежливую целочку.
«Интрига!» – думала Юки, умело подводя парня к этой черте. Интересно было полюбоваться на его истинное лицо. А то ведь рассказы сына никогда особой информативностью не отличались. Если бы не газетный скандал на тему отношений известного гонщика с не менее известным теннисистом, Юки ещё долго ничего не знала.
«А ведь я – мать!»
– Что ж ты такой тощенький-то? Куда смотрит менеджер… А я думала, в этих ваших Штатах все жиреют не по дням, а по часам. Ну, у спортсменов, наверное, всё не как у людей.
Целенаправленно действуя парням на нервы своей болтовнёй, Юки затолкала их за накрытый к ужину стол.
– А ведь Джин в детстве так любил теннис! Даже больше, чем каратэ – избивать всех встречных и поперечных он мог и так – не обязательно для этого ходить в додзё. А сейчас у него одни только гонки на уме. Попытайся хотя бы ты повлиять на моего сына, Рёма. Я ведь могу называть тебя по имени?
Эчизен, немного ошарашенный, кивнул, и монолог продолжился.
– Хороший спорт – теннис. Большой. Не контактный, не особо травматичный. Костюмчики беленькие, бензином и палёной резиной не воняют. И инвентаря никогда не наберётся столько, чтобы забить им доверху два гаража. ДВА! А Формулы эти…
– Ма-а-аа… Ты же знаешь, каким я становлюсь без дозы. Я не могу с этим завязать! – полушутя-полусерьёзно заметил Акутсу.
– Вот только не надо путать адреналиновое голодание с суицидальными наклонностями! – воскликнула Юки, разозлившись.
Эчизен почувствовал себя неуютно, опасаясь оказаться в эпицентре зарождающегося семейного скандала.
– Ну, маа-а-а… Всё равно уже поздно возвращаться к теннису. Да и карьера в Формуле у меня всем на зависть.
– Да уж, я представляю, как мне все соседи завидуют. Случись что, и останки моего мальчика из невнятного комка металла придётся вырезать автогеном. Тут определённо есть, чему завидовать!
– Как я вас понимаю… – вздохнул Эчизен.
Акутсу набрал воздуха, чтобы выдать патетично-гневное: «Я мужик или кто? Я чемпион или где?! Порассказывайте мне тут ещё про теннис в белых костюмчиках!», но наткнулся на два одинаково умилённых взгляда и сдулся.
– Пойду перекурю, – буркнул гонщик и буквально сбежал из-за стола. За которым тут же возобновилось эмоциональное обсуждение.
«Вот они и спелись. Кошмар!»
А ведь через пару недель предстоял следующий акт марлезонского балета. И если у Джина представлять Рёме кроме мамы было некого, то семейство Эчизена жаждало знакомства в полном составе. Пусть и поэтапно, но Акутсу предстояло познакомиться с отцом и матерью, старшим братом, тётей, племянницей и бог знает кем ещё.
***
Семья Эчизена подошла к знакомству с избранником «нашего мальчика» обстоятельно. Акутсу был приглашён присоединиться к трёхдневной семейной поездке на горячие источники. Узнав об этом, Рёма сперва перенервничал ужасно, пока не спросил у себя: «Результат на что-то повлияет? – и тут же ответил: – Ни на что».
Оставалось лишь порадоваться, что старший брат сейчас занят в Европе, запастись терпением и проследить, чтобы папа и Джин не поубивали друг друга из-за какой-нибудь ерунды. Ведь Эчизен Нанджиро крайне нетерпимо относился к любым другим самцам на своей территории и даже не пытался этого скрывать.
Джин подъехал к дому чуть раньше назначенного времени и позвал Рёму помочь разгрузить внедорожник. Мама Эчизена, Ринко, несказанно умилилась при виде двух молодых мужчин, практически полностью скрытых охапками разномастных пакетов. К финальным аккордам сборов добавилась необходимость перебрать только что появившиеся продукты. Кое-какие из них имело смысл взять с собой. Фруктовую корзину, например.
– На чём поедем? – деловито уточнил Акутсу, наблюдая за Нанджиро, с выпяченной грудью расхаживающим вокруг внедорожника.
– В этого монстра меня только мёртвого посадят! – фыркнул глава семейства с деланным пренебрежением. – Тем более, наша машина уже загружена. И надо ли говорить, что за рулём Я?
– Как хотите, – пожал плечами гонщик. Видавший виды седан из серии «Корона» от Тойоты на фоне блестящего серебристо-чёрного внедорожника выглядел ломовой кобылкой рядом с призовым скакуном, но меряться… рычагами в первые пять минут знакомства Акутсу посчитал излишним. Точнее, втайне даже обрадовался предложенному раскладу. Конец сезона и долгий перелёт на Родину изрядно утомили гонщика, он мечтал побыть пассажиром и как следует дремануть в дороге. А не горбатиться за рулём или киснуть на заднем сидении своей же машины, ревнуя руль к чужому водиле с сомнительными навыками.
Отец и сын одновременно вздохнули с облегчением, и Акутсу понял, что принял верное решение. Перенёс свою сумку в багажник седана и отправился помогать со сборами.
Кузина Нанако согласилась побыть эти дни с Карупином Вторым. Но кот всё равно смотрел на всё семейство Эчизенов осуждающе – бросают, предатели. Сами-то, наверное, отправляются в края непуганой рыбы, а котику дома с миской корма тосковать предстоит.
– Ехать нам эдак часов восемь, – наконец, бодро сообщил Нанджиро, пристёгиваясь и оглядывая салон. Ринко села впереди рядом с мужем, а «детишкам» досталось заднее сидение.
– Восемь – если не застрянем в токийских пробках и не заблудимся на просёлочных дорогах, – недовольно пробурчал Рёма, притираясь к Акутсу. Лучше бы тот был за рулём: машина бы шла в разы быстрее и более плавно. Манеру Нанджиро водить его сын искренне ненавидел. С другой стороны, он был рад, что Джин не позволил себе никакого снобизма в стиле я-пилот-с-мировым-именем-а-вы-меня-везёте-в-этом-корыте. Как чувствовал, что подобное было бы Рёме противно.
– Это я-то заблужусь? Ни за что! Больше веры, пацан! Смотри в будущее с оптимизмом!
– Ну, конечно.
Акутсу задремал, несмотря на тряску и выбранную Нанджиро музыку: салон авто заполнил, казалось, визг японских кошек, которых безжалостно давили каблуками. Рёма какое-то время ещё послушал разговор родителей, привалившись к тёплому боку, но вскоре тоже начал сползать в сон.
Разбудил их громкий хлопок и судорожный рывок несчастного седана, в результате которого машина едва не улетела в кювет. Акутсу среагировал мгновенно, кажется, раньше, чем проснулся – сгрёб Эчизена в охапку, закрывая собой и особым образом придерживая голову.
Но седан не перевернулся, да и вообще остановился относительно мирно.
Джин бегло осмотрелся, выяснил, что это не столкновение, а какая-то их собственная поломка и заметно расслабился. Нанджиро с проклятиями выбрался наружу и поднял капот, из-под которого валил густой едкий дым.
Рёма же, мельком убедившись, что ничего экстраординарного и угрожающего не произошло, завороженно наблюдал за тем, как напряжение покидает вздувшиеся буграми мышцы Акутсу.
– Мне кажется или ты шею ещё больше раскачал за то время, что мы не виделись?
«Да ладно? Как он вообще заметил, если замечать почти нечего?»
– Наверное, она сама собой. Как поэтично выразился один ушлый журналюга: «Толщина шеи гонщика, как ствол у дерева, говорит о его возрасте – от колоссальных перегрузок шея становится мощнее с каждым сезоном».
– Да уж, – Рёма попытался представить ощущения, когда во время разгонов, торможений и поворотов голова в шлеме словно превращается в тяжёлую гирю, а плечи и предплечья гонщика испытывают огромные нагрузки.
– Это и правда так тяжело? – мама Эчизена словно впервые вспомнила о том, что её сын встречается с профессиональным спортсменом, а не мальчиком из подворотни.
– Тяжеловато. В любом спорте износ организма очень большой. Но это также справедливо и для многих других профессий, – Рёма изрядно удивился, когда Акутсу начал рассказывать всякое, продуманно оставляя за кадром малопонятные неофитам технические подробности. До этого, помимо формального представления, во время сборов, он едва ли обменялся с родителями любовника парой-тройкой коротких фраз. И тут, наконец, Рёма заметил, что на дне материнских глаз всё ещё плещется страх от пережитой аварии.
– Пожарные хотя бы за дело надрываются, людей и имущество спасают, а мы… – Акутсу проглотил шутливое «развлекаемся и толпу развлекаем, а уж ставки…» и продолжил серьёзно. – А мы двигаем вперёд машиностроение. Чтобы и пожарным, в том числе, было на чём на пожар выезжать. Большое число знаковых изобретений в автомобилестроении были опробованы в «Формулах», в рамках совершенствования гоночных болидов, систем безопасности пилотов и прочего, а потом уже вышли в тираж.
«А… Понятно. Зубы заговаривает, чуткий паршивец. Чёрт, как же я его люблю!» – подумал Эчизен и потёрся носом о шею любовника. Не удержался.
– Давайте выйдем на воздух и заодно проветрим салон, – предложил Акутсу, почувствовав, что возбуждается даже от такого невинного прикосновения, и буквально вытолкал Рёму из машины. А в придачу незаметно ущипнул пониже спины. Вылез сам и галантно подал руку матери Эчизена. Выглядел он при этом так, как и положено благовоспитанному «жениху», из кожи вон лезущему, чтобы понравиться родителям «невесты». Настолько нарочито примерно, что даже смешно. Ринко хихикнула в кулачок и немного отошла от дымящегося автомобиля, с любопытством наблюдая за метаниями Нанджиро.
Исходя из времени и окружающего пейзажа, можно было сделать вывод, что они успели проехать две трети пути. Тем обиднее казалось застрять сейчас.
– Без понятия, что с этой тачкой не так! – наконец раздражённо признал глава семейства и экспрессивно пнул колесо. – Хорошо, за подвеску тебя об кочку, поездка началась! Теперь ещё с эвакуатором заморачиваться... Вот чувствовал же: надо соглашаться на внедорожник… – последнюю фразу он пробурчал едва слышно, но Рёма с матерью всё равно гаденько захихикали. Акутсу тем временем придирчиво изучил набор инструментов, минимальный, как и следовало ожидать.
– Я попробую починить. Через полчасика будем знать: вызывать эвакуатор или ещё покатаемся.
Но блеснуть своей мужской надёжностью и состоятельностью в плане ремонта техники не получилось. Вместо обещанных тридцати минут Джин провозился полтора часа, угваздавшись в машинном масле по локоть и четырежды использовав «звонок другу», то есть проконсультировавшись со своими механиками.
Семейство Эчизенов использовало это время, затеяв пикник на обочине. Да, не по сезону, никакой вам травки-птичек-бабочек, но что ж поделать.
– Оставь машину хотя бы ненадолго. Подойди поешь! – позвала Ринко.
– Сейчас-сейчас. Я почти закончил.
– Кажется, ему интереснее движок перебирать, чем с нами сидеть, – съехидничал Нанджиро. Полноценно плеваться ядом в незадачливого механика он не мог: во-первых, сам оказался не у дел, во-вторых, позвонив всё-таки эвакуатору, выяснил, что, в случае чего, машину придётся дожидаться часа четыре. А намеченный график и так уже трещал по всем швам.
– Мне перед ним уже неудобно… Буквально затащили в поездку – и сразу же такая накладка, – вздохнула Ринко и внезапно, не удержавшись, ласково взъерошила волосы сына.
– Фигня вопрос. Переживёт, – пожал плечами Рёма. И мама сделала вид, что совершенно не замечает, как он подкладывает на тарелку Акутсу лучшие куски.
Седан тем временем чихнул пару раз и завёлся. Нанджиро просиял. Гонщик несколько минут слушал мотор, потом заглушил его и принялся приводить себя в порядок.
– Всё нормально. Можем ехать. Думаю, неприятных сюрпризов от этой крошки больше не будет, – доложил Акутсу, приблизившись. От него остро воняло палёным, машинным маслом и растворителем, которым он только что оттирал руки.
– Чего так долго-то? – недовольно поинтересовался Нанджиро, всё-таки не удержавшись.
– Да, блядь, вместо мотора набор погремушек! Две трещотки в три ряда… Я пока разобрался… – досадливо махнул рукой Акутсу, потом мысленно прокрутил фразу назад и стушевался окончательно. – Извините.
– Ладно-ладно, всё уже хорошо. Как здорово, что мы можем спокойно продолжить поездку! Покушай и отправляемся, – Ринко налила гонщику чая и, между делом, пребольно ткнула мужа локтем в бок, призывая к порядку.
***
Перед самым отелем Рёма и Нанджиро умудрились поцапаться на тему бильярда. В глазах обоих читалась решимость буквально сразу после регистрации отправиться искать стол и выяснять отношения на наглядных примерах.
Но заселившись в номера и переодевшись, они вынужденно потратили время на распаковку вещей и даже немного помаялись скукой, пока в одном номере Ринко, а в другом – Акутсу, принимали душ.
– Готовься, паренёк, узреть силу моего кия!
– Сделаю вид, что я этого не слышал.
– Как здесь всё-таки роскошно. И уютно при этом. Давайте осмотрим отель?
– Давайте найдём бильярд!
– Немедленно! Пока этот паренёк не погряз в плену своих заблуждений окончательно.
Когда они пересекали холл, Акутсу остановили двое пожилых мужчин, на лицах которых легко читалось: восторженные фанаты.
– Да это же сам Акутсу Джин!
– Мы задержим вас буквально на секундочку! – один из мужчин для верности даже поймал Акутсу за рукав, умилённо заглядывая в глаза снизу вверх.
По отношению к публичным личностям, некоторые люди легко позволяли себе изрядную бесцеремонность. Эчизена всегда это неприятно удивляло. И он малодушно порадовался, что на этот раз сам не стал предметом фанатского интереса.
– Надо было надеть на тебя парик, чтоб меньше выделялся, – на грани слышимости предложил он Джину.
– И ноги укоротить по колено, чтобы уменьшить рост, – саркастично отозвался «публичная личность» так же тихо, и уже в полный голос добавил, – Идите, я вас догоню.
– А что вы тут делаете? – не в силах сдержать любопытство спросил второй мужчина.
– Отдыхаю с семьёй, – коротко ответил Акутсу, ничего больше не уточняя. У Эчизена потеплело на душе. Но подталкивать своих родителей в спины он не перестал:
«Надеюсь, в бильярдной не собралась толпа. Иначе хоть из номера не выходи. Хорошо хоть мы с дирекцией отеля загодя договорились насчёт отстрела папарацци на подлёте».
– Знаете, когда я смотрел Гран-при Австрии – даже в туалет боялся выскочить, оторваться не мог.
– Идиот, ты же в записи смотрел!
– Ну и что?! Это ж было так… Акутсу, вы прямо волшебник на трассе! Такое неистовство и неукротимость!
– Благодарю, приятно слышать.
– Вы гордость Японии! А можно ваш автограф? – на них налетел третий мужчина, который, как оказалось, бегал за блокнотом.
– Так хотелось бы поговорить об этом заезде в Австрии!!! Конечно, я и не мечтал когда-нибудь вас увидеть вживую! Нам, обычным людям, невозможно себе даже представить…
На «обычных людей» собеседники Акутсу тянули с натяжкой хотя бы потому, что могли позволить себе отдых в этом отеле.
– А правда ли, что в момент аварии вся жизнь перед глазами проносится? Скажите, о чём вы подумали, когда взорвалась покрышка?
«Подумал, что оставшиеся три хочу вбить в жопу тому, кто выбрал эту резину!» – Акутсу страдальчески поморщился. Казалось бы, позади полсотни интервью и всяческих пресс-конференций – чего ещё людям надо? Так нет же, этот вопрос всплывал снова и снова, во всех частных беседах и иногда совершенно невпопад. Отмолчались только мама, обречённо махнув рукой и, как ни странно, Эчизен. Но у Акутсу инстинкты орали предынфарктно о том, что крутая разборка ещё впереди. И, может быть, даже прямо сегодня.
– Я думал только о победе. Помеха меня раздосадовала. Я потерял драгоценные секунды и потом во что бы это ни стало старался наверстать упущенное, – выдал Акутсу заученный ответ, но затем смягчил его более личным: – Такого, чтобы жизнь перед глазами проносилась, у меня ещё не случалось. На трассе обычно даже испугаться не успеваешь. А вот когда пытаешься выкарабкаться из горящего болида, например, тоже о жизни как-то не думается – на уме один мат.
Мужчины понимающе рассмеялись. И Акутсу решил, что это подходящий момент улизнуть:
– Прошу прощения, но меня там уже заждались.
Гонщик пожал протянутые руки, выслушивая добрые пожелания, раздал автографы и поспешил присоединиться к «своим».
Нанджиро и Рёма схлестнулись над зелёным сукном не на жизнь, а насмерть, причём, даже на первый взгляд было заметно, что жульничают оба. Или, точнее сказать, играют по своим, альтернативным правилам.
Ринко, удобно устроившись на диванчике, уже успела познакомиться с кем-то из постоялиц отеля, и сейчас они увлечённо обсуждали японскую и европейскую кухню.
– Что-то быстро ты освободился. Ай-яй-яй! Совсем не уделил внимания своим трепетным поклонникам! – съехидничал Нанджиро.
– Да не обязан я здесь любезничать со всеми подряд! – возмутился вполголоса Акутсу.
– Здесь – это в отеле или вообще на планете?
– В обозримой вселенной, – Джин изучил содержимое автомата с напитками, взял сок и задумался: остаться в биллиардной или убраться в номер? Боевой настрой Нанджиро начинал раздражать.
– Я выиграл!!! Ха! Да вам, соплякам, до моего уровня ещё жить и жить! – хвастливо заявил глава семейства, невзначай записав в сопляки и Акутсу тоже. От других столов на них начали заинтересованно оглядываться.
– Рады за тебя. Теперь я хочу до ужина оценить хвалёные местные источники, и поэтому мы с Джином удаляемся.
– Стоять!!! А кто будет со мной играть?!
– Кто-нибудь из тех, кто сейчас посматривает в твою сторону с вызовом, – Рёма широким жестом охватил половину бильярдной. И тут же другой рукой поймал Акутсу за локоть и поволок на выход.
– Ну, блядь, восторг! В глазах твоих родителей я уже зарекомендовал себя конченым хамом. Что, впрочем, соответствует действительности, – заметил Джин, когда они прошли половину пути.
– В общем, да. Но посмотри на нас с папой – ты отлично вписываешься. Кстати, Рёга – вылитый отец. Не знаю, помнишь ли: он был в тренировочном лагере «U-17» одновременно с нами.
– Смутно, – ответил Акутсу безразлично, показывая, что ему сейчас не хочется обсуждать семейство Эчизена.
– Эй! Я, между прочим, тебя морально готовлю к тому, что папа – это ещё не всё. И не стесняйся с ним открыто пободаться. Можешь даже в морду дать, так вы скорее подружитесь. Кстати, у меня самого частенько руки чешутся. И я на твоей стороне, так и знай.
– Ты про папу или про брата? – уточнил Акутсу.
– Про обоих. Говорю же, они почти одинаковые. И я, если ты вдруг забыл, совсем не пай-мальчик, – Рёма недобро усмехнулся и внезапно с силой сжал ягодицу любовника. Пустой коридор – почему бы и не воспользоваться. Джин чуть не подпрыгнул от неожиданности и дико глянул на Эчизена.
– И тот факт, что ты не любезничаешь со всеми подряд в обозримой вселенной, меня более чем устраивает. Ведь ты только мой. Жаль, что ты такой супер-профи и от камер тебя никуда не спрячешь…
– Кто бы говорил. Вечный принц тенниса, умудрившийся не заметить, как стал королём, – Акутсу чуть не задохнулся от нахлынувшей нежности по отношению к любовнику. Даже собственная мать не полностью принимала его таким, какой он есть. Всё надеялась что-то изменить, как-то перевоспитать…
«Спасибо, что его терпишь», – сказала она Эчизену после ужина, провожая к двери.
«Каждый, кто способен выдержать меня, стоит потраченного времени!» – отшутился тот.
«Мои слова, – подумал Акутсу, что тогда, что сейчас. – Спортсмен, красавец, да ещё и искренне меня любит – такого парня нужно на руках носить!»
Отвечая своим мыслям, Джин подхватил любовника на руки. Правда, верный своей сволочной натуре, сразу же некуртуазно закинул на плечо, словно мешок с рисом. Таким манером и занёс в номер.
***
Эчизен засмотрелся на обнажённое тело любовника, пока тот шёл от двери к купальне, и почувствовал накат возбуждения. Вот так, сразу. Хорошо, хоть успел влезть в воду – богатая минералами, она была мутновата и надёжно скрывала внезапную эрекцию.
– Не, мощная шея это, конечно, хорошо. Я очень даже одобряю. Но в целом ты как-то… отощал. Слегка. Кавамура по тебе плачет! Со всеми своими креветками.
– Наверное, из-за последнего заезда. Бывает килограмм пять теряю махом. Там же Ад на колёсах. Фигня, отъемся.
– Ага-ага. И начнёшь прямо за ужином. А там тоже всё ушло в пользу гонок, одни кости остались? – Эчизен потянулся проверить.
– У меня там не кость! Но на тебя хватит… – Акутсу не сдержал довольной усмешки, ощущая пока ещё несмелые дразнящие поглаживания у себя в паху.
– Слушай, а мы успеем сейчас? Давай вернёмся в номер!
– Ага. Но мы пробыли в воде едва ли пять минут. Считается, что опробовали?
– Да никуда она не убежит.
Парни кое-как вытерлись и перебрались на футон. Хорошо, что во время планирования поездки им хватило ума забронировать люксы с обособленными купальнями, а то несли бы сейчас полотенца на стояках, как боевые знамёна, мимо всех постояльцев.
– Видеться хорошо, но если раз в месяц – полный отстой! Вроде и не тянет тебе изменять, но трахаться-то хочется! Иногда я думаю, может, обрубить тебе ручки-ножки и возить с собой на турниры в чемодане…
Только по уменьшительно-ласкательному «ручки-ножки» по отношению к себе двухметровому, Акутсу и понял, что это был образчик фирменного чёрного юмора. Ведь говорил Эчизен совершенно серьёзным голосом, как человек, который действительно рассматривал такую возможность.
– Сезон закончился, и до марта я весь твой. Могу даже с тобой поездить. И потаскать чемодан. Только оставь меня при конечностях, они тебе ещё пригодятся.
Акутсу усадил Эчизена себе на колени и забрал в ладонь оба их члена, легонько отдрачивая, словно только примеряясь. Потемневшие от воды пепельные волосы в беспорядке липли к лицу, и Акутсу нетерпеливо загрёб их назад, чтобы не мешали целоваться. И не мешали смотреть, как любовник языком собирает с его кожи капли одну за другой.
– Да уж, вытерлись одни. Футон намочили, сами обтекаем… но мне, определённо, нравится…
Эчизен отобрал у Акутсу инициативу в паху и спустя недолгое время брызнул семенем, основательно заляпав любовника. Тому лишь чуть-чуть не хватило – отвлёкся на неспешное нацеловывание уха и шеи. И даже не сразу заметил в движениях Эчизена некий злобный интерес. Пока тот не стиснул член у основания, не давая кончить, а коленями не сжал бока Акутсу до, фигурально выражаясь, треска в рёбрах.
– А вот теперь мы поговорим о Гран При Австрии. С фанатами поговорил, а я, вроде как, в стороне…
– Сейчас?! – ужаснулся гонщик. Вообще-то ему нравилось, когда Эчизен вёл себя агрессивно – это невероятно заводило. Акутсу в ответ устроил ладони на заднице любовника, тиская и поглаживая, надеясь таким образом отвлечь.
Эчизен сдавил рёбра сильнее.
– Не доводи меня.
– А что делать? Что ты хочешь услышать? – тяжело дыша, возмутился Акутсу. В глазах мутилось от невозможности реализовать желание НЕМЕДЛЕННО.
На закрытых испытаниях всякое случалось: иногда болид загорался или из него вдруг начинали сыпаться детали, наводя гонщика на мысль, что к финишу он прикатит с рулём и голым горящим задом, как в мультиках. Но к официальным заездам они успевали покончить с экспериментами и утрясти все неполадки. Так серьёзно, как на трассе Остеррайхринг ака Ред Булл Ринг, Акутсу не влипал ещё никогда: на скорости 259 км/ч взорвалась покрышка, осчастливив гонщика перегрузкой в 27 G. Хоть в космонавты записывайся. Болид Акутсу повело, закрутило, он клюнул в бок соседа и снёс с трассы обоих, роняя по сторонам искры и детали.
«Ну, блядь, и что?!!» – совершенно непонятно, что Эчизен хотел по этому поводу услышать. Извинения? Можно подумать, гонщик лично эту хренову покрышку зубами грыз перед заездом. Он не виноват! Покаяние и заверения, что бросит спорт? Ну да, конечно.
Близость такого желанного, любимого человека, до которого он, наконец, дорвался – после месяца воздержания – совсем не способствовала мыслительным процессам. Акутсу отчаянно тупил и очень-очень хотел кончить. Ну, и чтоб рёбра уцелели.
– Я хочу, чтобы ты услышал и запомнил: если такое повторится… Я. НАХЕР. САМ. ТЕБЯ. УБЬЮ! – Рёма сверкнул бешеными глазами, а потом как-то разом обмяк и спрятал лицо в шею любовника.
– Ненавижу. Тебя придурка. Твой болид. Твоих косоруких механиков. Тренера-дебила. И всю вашу «Формулу» в целом.
Акутсу даже про свой член на пару мгновений забыл – так преисполнился умиления и сочувствия. Злобные ремарки Эчизена помогали держаться в тонусе круче витаминов.
– А я, между прочим, ни слова не сказал, когда тебе мячом в висок до сотрясения мозга прилетело.
– Ага, не сказал. И мой соперник едва успел с турнира домой вернуться, как со-о-овершенно случайно упал с лестницы и отправился в больницу с переломами обеих рук.
– Не нужны ему руки, он всё равно ими пользоваться не умеет, – пробурчал Акутсу и внезапно собственнически прикусил кожу на шее любовника, оставляя яркий след. Рёма блаженно застонал.
– Закрывать шею не стану. Папа будет в бешенстве, так и знай.
Акутсу усмехнулся и ничего не сказал. Целоваться интереснее, чем говорить. Да и Эчизен, наконец, вспомнил, для чего ему руки, и вернул их на член любовника, в несколько движений доведя его до разрядки. Порочно облизал перепачканные пальцы и позволил уронить себя на футон.
***
Отдыхать на горячих источниках любовникам понравилось. Некультурно заниматься сексом прямо в воде понравилось ещё больше. Эчизен даже прикупил какую-то соль для ванн, позволяющую устроить дома некоторое подобие местного купания.
На второй день Нанджиро обуяла охота фотографировать всё подряд. Вообразив себя заправским ниндзя, он умудрился просочиться даже в соседний номер и сфотографировать сына с любовником спящими. А потом за завтраком, как бы случайно, вывернул Акутсу на колени чайник кипятка.
Зато какие кадры вышли! Ринко рвёт юкату в одну сторону, Рёма в другую, в середине Акутсу рычит и глазки пучит. На враз побелевшей коже все засосы пересчитать можно… Все вокруг скачут, все вокруг орут. Некая бойкая «спасательница» европейской внешности хватает вазу с орхидеями и плещет на Акутсу холодной водой из под цветов, осыпая при этом лепестками и одной дохлой гусеницей.
Просто праздник какой-то!
Вот разве что семья, прооравшись, объявила своему главе бойкот.
Но это пройдёт.
А фотографии останутся.
В последний день перед отъездом Ринко заставила сына сопровождать её на охоте за сувенирами. Акутсу же остался на растерзание Нанджиро. Выбор между шоппингом и сравнительной фаллометрией дался легко. Душа просила расставить, наконец, все точки над «ё», да и кулаки чесались.
В компании с пиздецом день пролетел незаметно. И вечером, кажется впервые за долгое время, Эчизен рухнул в объятия Акутсу, совершенно не думая о сексе. Хотелось тепла, обнимашек и не шевелиться.
– Рассказывай, как всё прошло?
– Ты не поверишь: сперва ваш пресловутый бильярд, потом настольный теннис, потом какая-то падла ебучая проговорилась, где в округе ближайший теннисный корт… Три матча сыграли! Твой папаша меня сделал, как младенца.
Акутсу долго-долго целовал Эчизена в губы, словно стремился напиться его дыханием. Потом сунул нос под небрежно запахнутую на груди юкату, нашёл сосок и приласкал его языком. Рёма довольно вздохнул и, в свою очередь, потянулся к любимому, беззастенчиво его тиская. И рассказ продолжился:
– Вернулись в отель, душ, обед и всё такое, потом мужские разговоры. Часа на три. Причём, Нанджиро хоть с пивом, а я-то – на трезвую голову… Потом дошло дело до армрестлинга. Он к тому времени был уже хорош, поэтому все десять попыток закончились для него унизительно. При том, что он давил и двумя руками, и даже всем телом. Опрокинул стол. А ещё четыре пива спустя опрокинулся сам. Ох, как я выдохся…
Ленивые ласки только подтверждали слова. Эчизен, целый день промотавшийся с мамой по магазинам, даже из спортивного интереса не хотел проверять – способны ли они оба ещё на что-нибудь.
– Хе-хе. Mada mada dane. Никуда не уходи, я проверю родителей и вернусь… У-у-у, развратник! – Рёма в притворном возмущении сбросил руку Акутсу со своего бедра, поправил юкату и отправился в соседний номер.
А там застал трогательную картину прикладывания горячих компрессов к пояснице и холодных – к голове.
Ринко со снисходительной улыбкой хлопотала вокруг мужа. Выяснилось, что в краткое изложение Акутсу не попал совместный поход в тренажёрный зал отеля, где Нанджиро на спор пытался тягать самую тяжелую штангу. И несколько других подобных развлечений.
– Эх, старею я, старею. Из чего сделан твой приятель?! Думал, упадёт на полдороге, а он, наверное, уже и к ночному рандеву готовится.
Рёма не стал разубеждать отца. Кажется, результатами «замеров» тот остался доволен.
– А вот не надо было с молодым мальчиком пиписьками меряться. Как дитё малое! – Ринко припечатала мужа следующим компрессом так, что он взвыл: – Как ты завтра за руль сядешь? Понятно, никак…
***
На отдыхе хорошо, а дома лучше. Особенно грела мысль, что между ними и Нанджиро пролегает много-много жилых кварталов. Всё, теперь только поздравительные открытки и звонки вежливости.
Акутсу проснулся, когда Эчизен вздрогнул и завозился. Его-то, в свою очередь, разбудил Карупин Второй – забравшись на полку с трофеями и спрыгнув оттуда хозяину на живот. Теннисист от неожиданности подорвался и скорчился, но при этом чудом увернулся от увесистого Кубка Дэвиса – его кот смахнул с полки в качестве бонуса.
– Ревнивая тварь, – злобно прошипел Акутсу, которого перелётным трофеем зацепило по плечу. – Даже не надейтесь, что я встану прямо сейчас.
– Думаешь, мы дадим тебе спокойно поспать ещё пару часиков? Наии-и-ивный, – Эчизен потрепал кота за ушами и безжалостно согнал с кровати. А сам навис над любовником, намереваясь причинять добро с особым рвением и жестокостью.
Если уж самому Эчизену предстоит щеголять мало того, что засосами, так ещё и с синяками от кошачьих лап под рёбрами – пусть Акутсу тоже будет чем похвастаться.
Стащив одеяло пониже, Эчизен коротко зарычал и вонзил зубы гонщику рядом с копчиком.
– Ничего себе «доброе утро!» – вздрогнув, Джин с усилием подавил порыв немедленно ответить тем же. Если у Рёмы кусачий настрой, это… это, как минимум, интригует.
И сонному Акутсу было действительно лень шевелиться. Зарывшись лицом в подушку, он прислушался к ощущениям. Рёма перемежал укусы засосами и просто поцелуями, а всё это ещё и массажем. И Акутсу был согласен просыпаться так каждый день. Пока не спохватился, что кое-кто слишком увлёкся.
Любовники выбрались на кухню, привычно поделив обязанности: кто кошачью миску наполняет, а кто кофемашину приводит в чувство. У гула машины и мява Карупина Второго не было конкурентов, ведь оба спортсмена с утра находились на довербальном уровне речевого развития. Впрочем, в их упрощённом «холостяцком» быту слова и не требовались.
Сегодня даже утренняя помятость не могла скрыть, что Эчизен просто напросто сияет. Акутсу откровенно им любовался, пока оба они наливались кофеином и постепенно приходили в полное сознание. Жаль, он не видел, как Рёма рассиялся, когда из ванной донеслось возмущённое:
– Ёб твою дивизию! – мельком глянув в зеркало, перед тем как встать под душ, Джин в полной мере оценил, чем Эчизен утром так долго занимался. – Это ещё что, нахрен, за боди-арт?!! Рр-р-рёё-ёма!!! Ты издеваешься?! Я пятнистый, как олень!
– Ну почему же олень? Ты пятнистый, как снежный барс! – Эчизен заглянул в ванную комнату, чтобы лишний раз полюбоваться своим креативом и перекошенной от шока рожей любовника.
– Жопа оленя!
– Барс!
– Жопа оленя!!!
– Будешь возмущаться, я ещё спереди нацелую!
– А это вообще ни разу не угроза.
– Ладно, татуировочную машинку куплю и сделаю перманент.
– Лучше сделай мне минет, я буду меньше горевать. О двух неделях без бассейна.
– Боишься, что мужики засмеют?
– Боюсь, что обзавидуются. Жалко дураков.
– А действительно, зачем мне такая реклама? – плотоядно улыбнувшись, Эчизен взялся за «рычаг управления» и затолкал Акутсу под душ – совмещать приятное с очень приятным.