Work Text:
Чанёля по жизни привлекали странные вещи. Если что-то отличалось от общей массы — не важно, чем — и хоть каким-то образом связывалось с собаками, то можно смело сказать, что это что-то непременно было замечено Чанёлем и заранее считалось его целью.
Так в четыре года у Чанёля имелась маленькая игрушечная собачка ярко-зелёного цвета с оторванным хвостом, повисшем на последней нитке правым ухом и синим глазом. Её Чанёль обменял на детской площадке, взамен отдав недавно подаренную родителями блестящую красную машинку. Нельзя точно сказать, что именно подтолкнуло его к этому неравноценному обмену. Просто в голове загорелась табличка «Хочу. Моё», и всё тут. Помнится, родители были жутко недовольны таким поворотом, но в итоге махнули рукой — Чанёль умел строить самый настоящий щенячий взгляд, против которого пойти было невозможно никому.
В восемь лет Чанёль выменял у соседа по парте ручку, колпачок от которой был в форме головы собаки с длинными ушами. И плевал он на то, что она не писала и рисунки на её корпусе облезли. Провести сделку оказалось неимоверно сложно, потому как Чондэ никак не хотел расставаться с вещью, но завидное упорство Чанёля, который не привык отказываться от своих целей и уж слишком сильно загорелся желанием получить заветное, и плюс диск новой компьютерной игры сделали своё дело. Через неделю ручка спокойно лежала в пенале и не была использована по прямому назначению последующие года. Её задача — греть сердце Чанёля своим присутствием и радовать глаз при каждой встрече. Мордашка собачки с высунутым розовым языком комична и вызывала широкую улыбку на особенно скучных уроках под нудные бормотания учителей.
В одиннадцать лет Чанёль, идя домой со школы, надолго завис перед витриной зоомагазина. Зоркий глаз тут же выцепил из общей массы разнообразных животных парочку щеночков, нежащихся на подушках. Тёмная и — Чанёль уверен — мягкая шёрстка так красиво контрастировала со светлой тканью и сверкала в свете, что невозможно было оставить это вне внимания. Друг Чанёля — лупоглазый Кёнсу с милыми щёчками и губами в форме сердечка — что-то говорил, пытался даже докричаться, но Чанёль его будто не слышал. Будучи заколдованным, он толкнул дверь, из-за чего приветливо звякнул колокольчик, и подошёл ближе к корзине со щенятами, скрытой за толстым стеклом. Кёнсу, которому не осталось ничего, кроме как пойти за ним, закатил глаза и отошёл в противоположный угол, рассматривая разноцветных попугаев и пытаясь научить их произносить сложные слова. Он уже давно смирился со странностями лучшего друга. Ну и, по его мнению, странные привлекают странных — адекватное объяснение их дружбы.
А к четырнадцати годам родители Чанёля поняли, что их сын безумно влюблён в собак. По правде говоря, на это ушло у них достаточно времени, хотя намёков было неестественно много. Взять, к примеру, комнату Чанёля, которую тот был категорически против менять несколько лет к ряду. Обои с играющими в футбол щенятами, постель в форме собаки (хотя ему предлагали с ракетой), несколько статуэток, заполнившие собой все полки, да даже люстра с изображением симпатичной мордашки какой-то мультяшной собаки. И это лишь мелочи. Спальню вообще можно было назвать храмом преклонения животным, точнее собакам, а Чанёля — главным фанатом. В итоге, как-то раз переступив порог комнаты и окунувшись во всё это с головой, взрослые решили что-то с этим делать.
И таким образом на пятнадцатилетие Чанёль получил в подарок пушистый комок чёрного цвета. Своего личного — живого — щенка, который впоследствии получил имя Тобенни. Маленькие чёрные глазки с играющими в них заводными искорками сразу пленили и так мягкое сердце Чанёля. Да настолько сильно, что юноша без всяких слов согласился делать с его комнатой что угодно, кивая головой на любые слова родителей и не переставая тискать долгожданную животинку, приветливо потявкивающую в ответ.
С трепетом упакованные игрушки стали пылиться в больших — нет, огромных — коробках в гараже, как и все остальные вещи. Они не стали брошенными и позабытыми — Чанёль изредка наведывался к ним и вспоминал былые времена, ведь это воспоминания. Вот только с годами приходы его стали редкими в силу занятости по учёбе. Но, несмотря на это, любовь к собакам никуда не прошла. Даже не думала уходить. Она просто перенаправилась в сторону Тобенни, что был, конечно же, рад любому вниманию к себе и вилял хвостиком, лапками упираясь в длинные и кривые ноги подросшего и повзрослевшего Чанёля.
Тобенни — счастье Чанёля. Его мир, мысли и жизнь. А также друг. Потому что человеческими друзьями Чанёль толком не обзавёлся. Только Кёнсу, шокировано смотрящий на него в первый день после заветного ремонта и не верящий во всё, составлял ему компанию в жизни. Остальные люди — одноклассники, глубокоуважаемые родственники и прочая нелюдь — не смогли перейти черту «знакомые», будучи не в силах принять закидоны Чанёля. И не то чтобы тот огорчался из-за этого. Редкие перебрасывания банальными фразами и никого, запавшего в душу, — хорошие перспективы для спокойствия без чужого вмешательства.
До одного дня. Пока в его класс — последний класс старшей школы — не перевёлся новый ученик, смотрящий на всех отстранённо, слегка холодный и грубый, хмурящийся вечно и улыбающийся. Но при этом с копной чёрных кудрявых волос, закрывавших даже глаза. При одном взгляде на парнишку у Чанёля в голове возникал образ Тобенни, свернувшегося на подушке и мирно посапывающего.
Но ни в коем случае не стоит думать, что именно из-за сходства со своим питомцем Чанёль устроился на работу сталкера О Сехуна. Безвозмездно и по собственному желанию. Нет.
После незатейливых наблюдений — разглядываний на каждом уроке и перемене целых двадцать шесть дней без перерывов — Чанёль убедился, что Сехун не просто пародия на Тобенни.
Сехунм — это комок всего-всего странного и непонятного, чего только можно.
Например, Сехун может в один момент улыбаться одноклассникам и вроде бы вести себя более-менее дружелюбно, но через секунду отвернуться и без предупреждений уйти, будто и не он вёл разговоры с человеком, которому только и оставалось недоуменно и обиженно смотреть ему вслед. Быть радостным и весёлым, но, резко изменившись, нахмуриться и начать хамить всем без перебоя. Или же Сехун мог прийти в школу в какой-нибудь тёмной с ярким принтом футболке, наплевав на школьную форму и выговоры от учителей. Или вообще прийти к предпоследнему уроку, посмотреть на учителя из-под чёлки и улыбнуться. Мило, так, что сердце Чанёля ускоряло свой ритм, из-за чего самому Чанёлю приходилось вцепляться в парту и прятать порозовевшие щёки за отросшими волосами. А учителя при всём при этом, да и все остальные учащиеся, каким-то непостижимым образом прощали Сехуну все выходки, словно их и не было.
А ещё Сехун заразительно улыбался. Чанёль не мог не отметить на второй день пребывания нового ученика в стенах учебного учреждения, что улыбка тому безумно шла. К тому же в такие моменты глаза превращались в полумесяцы и от них отходили лучики. И смеялся Сехун тоже заразительно, Чанёль был не в силах противостоять этому.
Но больше всего, конечно, привлекали волосы. Благодаря кропотливым наблюдениям было выяснено, что они завиваются ещё сильнее, стоит на улице появиться влаге. В этих случаях Сехун, сведя чёрные брови к переносице, долго и упорно старался привести их в более-менее нормальный вид, расчёсывая своими длинными бледными пальцами. Однако спустя время бросал это гиблое дело и выбегал под дождь, вот прям так, как есть. И в рубашке одной мог, которая после облепляла тощее, гибкое тело, и в футболке, хотя падающая с неба вода похожа на лёд, и вообще в одних шортах, вывалившись из мужской раздевалки после физкультуры и светя оголённым торсом, по которому без остановки скатывались капли. Чанёлю приходилось прятаться за углом и, закусив губу, продолжать следить за О Сехуном. Чтобы, ни дай Бог, кто-то не осмелился к нему подойти.
Потому что О Сехун Пак Чанёля.
Хотя сам Сехун этого не знает. Вот вообще. Кажется.
За всё время они ни разу не разговаривали с глазу на глаз, к величайшему сожалению Чанёля. Сехуна оказалось необычайно трудно вытащить из толпы людей, которые, опять же, по непонятной причине всегда находились около него, атакуя стайкой голодных голубей. А когда чрезмерное вмешательство надоедало и было решено, что черти эти не достойны внимания скромной персоны, Сехун быстро сматывался в неизвестном направлении. Чанёлю, как бы он ни старался, так и не удалось отыскать его.
Пока…
Сцепив зубы и сжав кулаки, Сехун начал отсчёт до десяти, пытаясь успокоиться. Не получалось. Спину всё так же, без остановки, прожигал взгляд странной шпалы, которая преследовала его уже не один месяц. И если поначалу Сехуну было плевать, то сейчас терпение его подошло к отметке далёкой от нуля, вниз. Потому что это ни капли не смешно!
Сехун прикрыл глаза, слыша, как вместе с ним остановился и его преследователь. Близко. Чужое дыхание было слышно отчётливо. Тяжёлое, будто его владелец пробежал стометровку за рекордное время. Оно не совпадало с сехуновским от слова совсем, поэтому медленно каждый вдох-выдох отнимал у него по крупице нервной системы.
Спустя семь минут беспрерывного и отчасти странного стояния в опустошенном коридоре Сехун не выдержал. Заветная дверь подсобки, в которой так удобно скрываться, мозолила глаза и будто насмехалась. Раскрывать своего убежища не хотелось.
— Да что ты ко мне прицепился? — грозно прорычал Сехун, развернувшись на пятках, и чуть не врезался в улыбающегося Пак Чанёля (имя его он узнал на четвертый день после начала сталкерства). Или маньяка — разницы, в общем-то, нет никакой.
Чанёль, кажется, растянул губы в ещё более широкой улыбке, приводя в шок. Разве человек может так улыбаться? И веяло от него таким неподдельным счастьем, что Сехун аж опешил на мгновение, но тут же взял себя в руки, зло зыркнув, стараясь испепелить надоедливого одноклассника одним взглядом. Но тому, по всей видимости, ничего не страшно.
— У тебя кудряшки, как у моей собаки, — безмятежно пожал плечами Чанёль и спрятал руки в карманы школьных брюк, ведь прикоснуться к кудряшкам хотелось очень сильно, до зуда и покалывания в кончиках пальцев. — А собак я люблю.
После этой реплики лицо Сехуна превратилось в глубокий фейспалм. Потому что… что за?
После этой реплики Сехун попал. А, нет, попал он тогда, когда передумал в последний момент приводить волосы в божеский вид, несмотря на, казалось бы, окончательное решение избавиться от кудряшек.
После этой реплики всё закрутилось так, что даже самый отъявленный мастер этого дела не смог бы распутать. И вообще, было ли что распутывать?
Через неделю после странного разговора Сехун оказался на пороге квартиры Паков и познакомился с Тобенни. И, к своему изумлению, отметил, что реально есть что-то похожее. Чанёль нарадоваться не мог, кружась около них, таких милых и уютных, и мельтеша перед глазами, за что получал недовольные пинки и грозное «Свали в туман». Сехун как мог старался сохранять отстранённое выражение лица, но вся его стена рухнула под натиском чёрных глаз.
Ещё через три недели Чанёлю было разрешено дотронуться до волос О Сехуна. И сделано было это не потому, что сам Сехун проникся тёплыми чувствами к шпале и оттого ему захотелось этого, нет. А потому, что Чанёль на пути к своей цели до тошноты навязчив и упрям. На уроках, на переменах, по пути в школу и обратно, даже в выходные (!) дни донимал своей «маленькой» просьбой и смотрел своими глазищами так, добавляя к этому протяжное, подражающее шепелявости «ну, Сехунни», что у Сехуна шансов не осталось. Впрочем, чувствовать чужие пальцы, ласково перебирающие шелковистые, завивающиеся пряди волос приятно. Так приятно, что ничуть не стыдно зажмуриться и почти замурлыкать, устроив голову на чанёлевских острых коленях.
Кёнсу по привычке качал головой, не переставая удивляться спустя полмесяца, как… Как?! И тихо посмеивался в кулак, когда Сехун на очередные просьбы Чанёля отвечал грубым отказом и сваливал в подсобку, о которой Чанёль всё же выяснил, став совсем уж прилипалой. Давая Сехуну фору, Чанёль всегда оставался после такого на месте, а затем спешил за ним, странно улыбаясь. И что-то подсказывало Кёнсу, что желаемого Чанёль всё же добивался. Даже более чем, судя по растрепанным волосам Сехуна и покрасневшим губам только уже обоих.
А под конец года, спустя семь месяцев после личного знакомства, Сехун, развалившись вдоль нормальной кровати, крутил в пальцах игрушечную собачку странного зелёного цвета, в то время как настоящий, уже подросший щенок лежал у него на животе, блаженствуя. А Чанёль перебирал волосы то Сехуна, то Тобенни, получая недовольное сопение и тычки в бок локтём из-за «малого» количества внимания, когда он увлекался кем-то одним, и понимая, что, по всей видимости, это его самые главные цели в жизни, которые достигнуты. И большего ему не надо. Если только белой собачки, которую они все вместе увидели один раз всё в том же магазине и на которую положили свои глаза уже Сехун с Тобенни наперевес.