Человек из Сумеру

Возможно, Церемония была занятной в первый раз и нескучной во второй. На третьей Бай Чжу откровенно тосковал, а потом и вовсе перестал приходить, предпочитая коротать время за аптекарскими делами, беседами с Чан Шэн и прогулками с Ци Ци.

Пешие переходы по гористому Ли Юэ давались ему непросто, но он получал от них удовольствие, а значит не считал необходимым запирать себя в четырёх стенах. Прогулки ему нравились, и они нравились Ци Ци, обладавшей поистине мистической способностью разыскивать среди сорняков полезные травы. Она кружила у ног Бай Чжу, словно гончая собака, и иногда восклицала с удовлетворением, когда ей удавалось найти особенно хороший цветок.

Двигалась она слегка нескладно. Бай Чжу сделал мысленную пометку отчитать её после — похоже, она вновь ленилась делать гимнастику, и тело её начинало сковывать трупное окоченение.

Пригретый скользящими меж ветвей солнечными зайчиками, он погрузился в мысли. Из них его выдернула Ци Ци, вдруг выросшая прямо перед ним.

— Бай Чжу, — произнесла она медленно и слегка сонно. — Бай Чжу.

— Что случилось, дитя? — ответил он.

— Нам нужно домой, Бай Чжу, — сказала Ци Ци. — Что-то случилось.

У Ци Ци было удивительное чутье. Ещё ни разу оно не подводило. Бай Чжу медленно поднялся и протянул ей руку.

На сердце у него было неладно, но он не придал этому значения: непокорное тело отзывалось болями на всё вокруг, на перемену погоды и неловкий шаг, на непривычный сорт чая и слишком резкое движение. Страх он начал испытывать только на ведущей к городу дороге, при виде встревоженных людей.

— Владыка камня мёртв! — крикнул кто-то, и Бай Чжу вздрогнул.

— Владыка камня убит! — вторил ему другой.

Внутри Бай Чжу всё похолодело. Он и сам не заметил, как особенно сильно сжал руку Ци Ци. Девочка аккуратно разжала его пальцы и отодвинулась, сонно глядя на него из-под длинных светлых ресниц.

Если бы он мог бежать, он бы побежал, но Бай Чжу уже давно не бегал. Он пошёл быстрым шагом в сторону террасы Юйцзин, где должна была проходить Церемония Сошествия, — только для того, чтобы у входа в неё ему преградил дорогу миллелит.

За его спиной он заметил тело огромного дракона, сваленное посередине площади подобно куче тряпья. Теплившаяся в нём надежда погасла.

— Что ты теперь будешь делать? — шепнула ему на ухо Чан Шэн.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила Чан Шэн, обвиваясь вокруг его шеи, совсем крохотная сейчас — длиной с локоть. Как и другие змеи, она была холодной, потому что холодным был вечерний воздух, но живая тяжесть её тела успокаивала Бай Чжу.

Он сидел посреди руин древнего города и смотрел, как заходящее солнце делает верхушки деревьев алыми, будто охваченными огнём. Несмотря на ясный день, было прохладно; Бай Чжу мёрз и кутался в тяжёлый дорожный плащ.

— Не знаю, — ответил он с улыбкой. — Да и какая разница, милая Чан Шэн? Только взгляни, как красив закат над Ли Юэ.

Если бы змеи могли закатывать глаза, Чан Шэн наверняка это и сделала бы. Если бы змеи могли фыркать и вздыхать, всю дорогу из Сумеру Бай Чжу сопровождали бы фырканья и вздохи. Но у Чан Шэн тоже не было ответа, потому что его не было ни у кого.

Отдохнув немного, Бай Чжу принялся собирать валежник для костра. Скоро стемнеет, ему нужно было поесть и выпить снадобье, пока силы не оставили его окончательно. Он сновал меж руин, стараясь ступать осторожно, чтобы не потревожить зверей и не задеть ненароком какой-нибудь механизм. Древние города трепетно охраняли свои секреты.

Когда он вернулся к месту ночлега, солнце уже почти зашло. Подле его котомки кто-то сидел. Бай Чжу остановился, легонько касаясь кончиками пальцев своего Глаза Бога, готовый атаковать в любой момент. Однако незнакомец не выглядел враждебно. Он сидел на том же месте, где сидел сам Бай Чжу, прислонившись спиной к древней колонне. На нём были белоснежные одежды, длинные чёрные волосы его были непокрыты, а ноги — босы, несмотря на вечерний холод.

Когда Бай Чжу приблизился, он поднял лицо.

— Добрый вечер, человек из Сумеру, — сказал незнакомец. Глаза его были оттенка мёда. Кончики волос слегка светились в полумраке, и светилась причудливая вязь рисунка на его обнажённых руках.

То, что Бай Чжу принял за поддетые под белый балахон одежды, оказалось причудливой расцветкой кожи: тёмной на плечах, но перецветающей в янтарный на кистях. Пальцы венчали по-звериному загнутые чёрные когти.

Бай Чжу не был глупцом. Он ступил на земли адептов — и сейчас у места его ночлега сидел совсем не человек.

— Добрый вечер, — вежливо ответил Бай Чжу. — Простите, если потревожил ваш покой.

Адепт склонил голову набок.

— Здесь давно уже нет никого, кого ты мог бы потревожить, — сказал он и поднялся. Движения его были лёгкими и быстрыми. — Однако долина Гуйли — не лучшее место для ночлега. Почему ты не остановился в деревне?

— Мои силы были на исходе, — ответил Бай Чжу с лёгкой улыбкой. — Не зная местности, я не мог позволить себе необдуманных путешествий.

Глаза его собеседника сощурились.

— Ты ранен, человек из Сумеру?

— Нет, — рассмеялся Бай Чжу, — нет. Просто болен. К сожалению, мы, смертные, имеем к этому предрасположенность.

— Вы, смертные, — ответил адепт, подходя ближе, — также имеете предрасположенность к тому, чтобы быть убитыми разбойниками, ловушками и даже дикими животными.

Чем сильнее сгущалась темнота, тем ярче светились янтарные отметины на теле адепта. Возможно, издалека его и можно было принять за человека, за молодого воина или монаха, но вблизи в его нечеловеческом происхождении не оставалось никаких сомнений. Страх завязался холодным узлом в животе Бай Чжу.

— Здесь рядом есть деревня, — сказал адепт, не сводя глаз с его лица. — Если желаешь, я провожу тебя к ней.

Если бы он хотел убить его, то давно бы это сделал. Из Бай Чжу был никудышный боец: он умел врачевать, разбирался в травах, мог вырастить почти что угодно. Он был образован и начитан. Этим его способности и ограничивались.

Быть может, адептов из Ли Юэ, как некоторых кошек, забавляло играть со своими жертвами.

Он опустил голову в вежливом поклоне.

— Буду благодарен.

Адепт наконец отвёл взгляд, и Бай Чжу стало как будто легче дышать. Он подобрал котомку и пошёл следом за своим новым знакомым. Почти сразу же их окружили кристальные бабочки, словно стремясь озарить дорогу, однако света от их крыльев было не больше, чем от тела адепта.

Он вёл Бай Чжу такими тропками, о которых сам Бай Чжу никогда не догадался бы. Они петляли меж камней, и порой Бай Чжу казалось, что сама луна подсвечивает для них дорогу.

Через некоторое время впереди показались очертания домов. В окнах горел свет.

— Неужели адепты Ли Юэ настолько благосклонны к смертным? — не выдержав, поинтересовался Бай Чжу.

— Долина Гуйли видела много смертей, — отозвался адепт. — Хватит с неё.

Он остановился на пересечении нескольких дорог. Во тьме его белые одеяния призрачно сияли.

— Кроме того, — добавил адепт. — Каким хозяином я был бы, если бы позволил путнику из Сумеру погибнуть, даже не взглянув на Гавань Ли Юэ?

— Как ты думаешь, кто это был? — спросил он у Чан Шэн сильно после, когда один из жителей впустил их в дом на ночлег.

— Ты дурак, Бай Чжу? — прошипела в ответ Чан Шэн. — Это был сам Владыка камня! Это был Моракс! Повелитель Ли Юэ!

Бай Чжу не был дураком, но он хотел услышать это от неё. Почему-то, заслышав эти слова, он испытал скорее любопытство, чем страх. С чего вдруг его, жалкого путешественника из чужой страны, посетил сам архонт? Он слышал, впрочем, как близок народ Ли Юэ был своему богу, но Бай Чжу не был из Ли Юэ — и пришёл сюда совсем не за благословением.

Он не собирался идти в Гавань, и деревенька в горах для его планов оказалась как нельзя кстати. В благодарность за кров он предложил хозяину услуги целителя, и вскоре все окрестности узнали о талантливом травнике, остановившемся на постой в Миньюнь. В самой деревне жителей почти не осталось, потому что местная шахта иссякала, но люди жили неподалёку и шли за помощью к Бай Чжу.

Они несли ему еду и одежду, разрешили поселиться в одной из брошенных лачуг, залатали дыры в крыше и стенах. Они несли ему семена, а потом смотрели с восторгом на то, как за считанные секунды они прорастают под его ладонями.

В землях Владыки Камня почти не было людей, которые могли делать то, что умел он.
Почти каждый день, пока оставались силы, Бай Чжу ходил в горы, пытаясь отыскать на них цветы цинсинь. Он знал, что они растут на голых каменных пиках, но те утёсы, которые ему покорялись, приносили с собой только камни и сорняки. Стоя на одном из них, он рассматривал раскинувшиеся перед ним земли Ли Юэ, чужие и беспощадные, но несущие хоть какую-то крупицу надежды.

Его силы были на исходе. Снадобья переставали работать. Он увеличил дозировку и теперь добрую половину дня чувствовал себя так, будто был не совсем в своей голове. Мир вокруг стал зыбким. Слух, обоняние и зрение притупились — особенно зрение; ему всё чаще приходилось полагаться на Чан Шэн. Для целителя это было особенно неприятно.

Бай Чжу медленно опустился на траву, прислонившись к скале спиной. Тепло от нагретого солнцем камня проникало под одежду и грело его уставшие мышцы.

— Полагаю, — раздался голос над его головой, — человека из Сумеру не заинтересовала Гавань?

Моракс спрыгнул со скалы. Он выглядел лёгким, но Бай Чжу показалось, что от удара его босых ног сотряслась скала.

— Прошу простить, — отозвался Бай Чжу, не двинувшись с места. — Низменный слуга слишком слаб, чтобы подняться и поприветствовать Владыку камня должным образом.

Судя по всему, его слова позабавили Моракса. Он склонил голову к левому плечу. При свете дня Бай Чжу обнаружил, что волосы его были не чёрными, а тёмно-каштановыми, и что глаза его были скорее золотистыми, чем густо-медовыми. Белая накидка была сшита из шёлка, сотканного крепко, но грубо и небрежно. Он читал, что в Ли Юэ одежду из такой ткани носили при трауре.

Удивительнее всего было его лицо. Он напоминал статуи Гео Архонта, разбросанные по всей стране, но не так, словно их делали по его образу и подобию, а так, словно он был скопирован с них. Черты его лица были приятными, но невыразительными.

— Не нужно формальностей, — сказал Моракс.

— Меня зовут Бай Чжу, — невпопад отозвался Бай Чжу. — А это, — он тронул кончиками пальцев обвившуюся вокруг его шеи змею, — Чан Шэн.

Моракса это словно бы совсем не заинтересовало. Он сказал:

— Так для чего человек из Сумеру пришёл в Ли Юэ? Неужели только для того, чтобы врачевать?

Пару мгновений Бай Чжу медлил. Он мог бы сказать что-то выгодное для себя, но перед ним стоял архонт, по какой-то причине снова явившийся к нему во плоти.

Он решил не лгать.

— Я умираю, — ответил он просто. — Мне нужны травы и цветы, которые растут только в Ли Юэ. Боюсь, Владыка камня, я пришёл для того, чтобы воспользоваться диковинками вашей страны.

— Ты ищешь цинсинь? — проницательно спросил Моракс. — Его здесь нет. Тебе нужен каменный лес Хуагуан.

— Это далеко? — спросил Бай Чжу, и Моракс снова склонил голову к плечу.

— Это север Яшмового леса. — Он подумал немного. — Для смертного — быть может, сутки перехода.

Бай Чжу с трудом сдержал разочарованный вздох. Разумеется. Разумеется, из всего каменистого Ли Юэ он выбрал именно то место, где не цвел цинсинь.

— Цинсинь любит высоту, — сказал Моракс. — Голые скалы, отвесные вершины. Иногда он цветёт у подножий, но встретить его там подобно чуду. — Он помолчал немного и вдруг спросил с беззлобным любопытством: — Если ты настолько немощен, почему ты думаешь, что сможешь забраться на каменный пик?

Не сдержавшись, Бай Чжу рассмеялся.

— Как грубо! Я и не думал, что Владыка камня такой бестактный.

Его насмешливая отповедь как будто застала Моракса врасплох.

— Бестактный? Ты признался, что слишком слаб, чтобы подняться с земли.

— Я отдохну и поднимусь, — отозвался Бай Чжу. — А Владыка камня как был невоспитанным, так таким же и останется.

Лицо Моракса сделалось обескураженным — он явно не ожидал таких слов, — и Бай Чжу неожиданно ощутил себя очень смелым.

— Почему бы Владыке камня не помочь нижайшему гостю? — спросил он. — Полагаю, для адепта взлететь на каменные пики не составит никакого труда?

Моракс скрестил на груди руки. Жест этот показался Бай Чжу очень человеческим и оттого вдвойне забавным.

— Ты просишь меня принести тебе цветов цинсинь?

— Если у Владыки выдастся свободная минутка. Ведь будет очень обидно, если человек из Сумеру погибнет раньше, чем взглянет на Гавань Ли Юэ.

Моракс щёлкнул пальцами. Бай Чжу даже испугаться не успел: в мгновение ока вокруг него сомкнулась золотистая стена.

Чан Шэн подняла голову и зашипела; сам Бай Чжу резко подскочил на ноги — слишком быстро, и оттого едва не упал. Ему нельзя было делать резких движений, в последние дни он чуть что терял сознание. Но тьма не наступила. Боли тоже не было. Он вдруг понял, что ему полегчало.

— Ты — наглец, человек из Сумеру, — сказал Моракс, снова скрещивая на груди руки. — Но мне нравится твоя просьба. Обычно люди просят у меня мору и удачи в делах.

— Мора и работа — то, что смертный может достать и сам, — ответил ему Бай Чжу. — Некоторые вещи находятся за границами человеческих возможностей.

Он протянул руку, чтобы коснуться золотистого мерцания. Кончики его пальцев окутало теплом. Кожу слегка покалывало.

— Тебе должно хватить сил, чтобы вернуться в деревню, — сказал Моракс. — Отправляйся, пока не стемнело.

Сказав это, Моракс сделал жест рукой и исчез. В воздухе повис золотистый символ Гео, который погас через несколько секунд. Исчезло и золотистое сияние, хотя тепло Бай Чжу ощущал ещё некоторое время — пока спускался и пока шёл к деревне. Слабость вернулась только когда он добрался до дома.

///

Утром Бай Чжу обнаружил на крыльце охапку цветов цинсинь, которые стояли в глиняном кувшине грубой работы. Они были срезаны у корней чем-то острым, небрежно и неаккуратно. Бай Чжу сразу влил в них немного сил, чтобы они дольше оставались свежими.

Кувшин он забрал себе.

///

Настойка на цветах цинсинь помогла, и даже Чан Шэн подросла, сделавшись длиной почти с целую руку. Всё лето и большую часть осени Бай Чжу чувствовал себя так, словно никогда не болел. Отведённую ему передышку он решил потратить с пользой — исходил ближайшие земли в поисках целебных трав и растений. Часть он засушивал, часть консервировал, оставляя свежими.

За лачугой он разбил сад. К нему по-прежнему приходили люди. Некоторые из них путешествовали издалека.

Однажды утром к нему пришёл Юань Хун, старик, для которого он делал микстуру от подагры. Пока Бай Чжу смешивал лекарство, старик вздыхал, и наконец Бай Чжу не выдержал.

— Что тебя тревожит? — спросил он. — Что-то ещё болит?

— Пустеет Миньюнь, доктор, — ответил Юань Хун. — Все шахтёры уходят в Разлом. Ничего скоро не останется от нашего дома.

Бай Чжу, которого совсем не беспокоила судьба Миньюнь, только пожал плечами.

— Такова природа всех вещей, — сказал он, запечатывая склянку пробкой. — Всё прекращается и всё начинается вновь.

Юань Хун принял у него склянку и поклонился. Взамен он достал из сумки десяток яиц и сыр.

— Возьми в благодарность.

Бай Чжу не стал отказываться. Помявшись немного, старик добавил:

— И ты тоже уйдёшь. И конец наступит нашей Миньюнь.

— И я однажды уйду, — ответил Бай Чжу. От того, как двусмысленно это прозвучало, в животе его расцвёл привычный холод — тревожный липкий страх. — Такова природа всего живого.

Повздыхав, старик развернулся и поплёлся к выходу.

— Юань Хун, — окликнул его Бай Чжу. — Что это за место такое — Разлом?

Старик повернулся к нему, опершись на дверной косяк.

— Так шахта это, — сказал он. — Нефрит там добывают. Самая большая шахта тут у нас.

— Она рукотворная? — поинтересовался Бай Чжу, и старик медленно покачал головой.

— Туда в древности упал небесный камень, — ответил он. — Говорят, на дне там до сих пор обитают чудовища. Многое говорят. Когда-то его охраняли якши, но теперь там только люди, и те не спускаются сильно низко.

Бай Чжу думал иногда: если исцеление его болезни не сыскать на земле, быть может, ему придётся спуститься под землю. Быть может, начать с Разлома — не худшее решение из всех возможных.

Вечером он отправился на прогулку, наслаждаясь видом обласканного золотым солнцем Ли Юэ. Ноги сами привели его к статуе Гео Архонта, которая свысока взирала на пустеющую шахту и на вымирающую шахтёрскую деревеньку.

Бай Чжу думал о лекарстве из цветков цинсинь, которое, как сотни снадобий до этого, подарило ему несколько месяцев жизни. Хотя самочувствие у него было хорошим, он всё равно ощущал слабость, точившего его изнутри червячка болезни, и не думавшего отступать. Когда-то он мог путешествовать по пустошам Сумеру, нисколько не уставая; мог забираться на скалы и бороться с дюнами, ступать наперекор ветрам, теперь ему едва хватало сил на то, чтобы прогуляться. Он был подобен старику в юном теле — немощный, постоянно устающий, вынужденный думать о потребностях своего тела вместо того, чтобы работать умом.

У статуи он решил сделать привал: разостлал ковёр, извлёк из сумки сыр и хлеб. Чан Шэн покинула его ненадолго, чтобы поохотиться. Бай Чжу сел, скрестив ноги, и приготовился смотреть на закат.

Тогда до него донеслись слова:

— Помогли ли тебе цветы, человек из Сумеру?

Бай Чжу взглянул через плечо на знакомую фигуру Моракса.

— Отчасти. Я благодарю тебя за помощь, Владыка камня.

Моракс приблизился, и Бай Чжу указал ему на еду.

— Желаешь угоститься? Или адепты выше пищи смертных?

— Я сыт, — ответил Моракс, опускаясь на ковёр подле Бай Чжу. — Цветы тебя не исцелили?

— Нет, — ответил Бай Чжу. — Но я и не рассчитывал на это. Снадобья нужны для того, чтобы обмануть смерть, а не победить её.

— Невозможно победить смерть, — заметил Моракс, и Бай Чжу рассмеялся.

— Какие смелые слова из уст бессмертного адепта!

Моракс не присоединился к его веселью.

— Адепты не бессмертны, — заметил он. — За всё приходится платить, вопрос только в цене.

— Ты собираешься рассказать мне, как тебя победить?

Теперь Моракс слегка улыбнулся. В плавном изгибе его губ появилось что-то сардоническое, но беззлобное. Он оказался удивительно необидчивым для бога.

— Смертному меня не победить, — сказал он. — Как и большинству бессмертных.

— Чего же боится Владыка камня? — насмешливо поинтересовался Бай Чжу, разламывая краюху. Хлеб был тёплым, хотя испекли его утром, а сейчас солнце почти зашло. Бай Чжу умел хранить нетронутыми не только растения, но и пищу.

— Времени, — серьёзно ответил Моракс, и Бай Чжу вдруг испытал острую неуместность своей насмешки. — Забвения. Безумия.

— Ты поэтому так близок народу Ли Юэ? Чтобы тебя не забыли?

— Нет, — ответил Моракс. Он не стал продолжать, сказав вместо этого: — Я хочу предложить тебе контракт.

Ах, да, подумал Бай Чжу с досадой. Моракс был не только Владыкой камня и Богом войны, он был повелителем коммерции и контрактов. Он был дельцом в той же степени, в которой был воином. Этого следовало ожидать — и следовало думать, прежде чем просить Бога контрактов о пустяковой просьбе.

Бай Чжу сглотнул, постаравшись сохранить нейтральное выражение лица.

— Чего же Владыка камня хочет от простого путешественника из Сумеру?

Голос его почти не дрогнул, а если и дрогнул, то Моракс не обратил на это внимания.

— Я хочу, чтобы ты остался в Ли Юэ, — сказал он. Брови Бай Чжу против воли поползли вверх, но Моракс пока не закончил говорить: — Я хочу, чтобы ты продолжил врачевать и помогать моим людям. Я дам тебе всё, что для этого нужно.

Бай Чжу позволил себе смешок.

— Владыка камня поистине велик, но не настолько, чтобы отпугнуть смерть. Боюсь, единственное, что мне нужно, ты не можешь мне дать.

Моракс взглянул на него.

— Контракт — это соглашение между двумя сторонами. Ты не спросил, что получишь взамен.

— Что я получу взамен? — спросил Бай Чжу негромко.

Он хотел и не хотел это слышать. Он боялся узнать, что собирался предложить ему Моракс, и так мучительно этого жаждал, что внутри него всё свело.

— Взамен я дам тебе время, — сказал Моракс. — Столько времени, сколько понадобится, чтобы ты нашёл исцеление своей болезни.

— Как?! — вырвалось у Бай Чжу.

— У меня достаточно духовных сил, чтобы тебе не пришлось расходовать свои.

Бай Чжу всё-таки взял себя в руки. Он глубоко вздохнул.

— В прошлый раз твоё лечение работало недолго.

— Это было не лечение, — отозвался Моракс. — Это был щит. Он исцелял моих соратников в бою, но без меня он не работает.

— Ты собираешься быть рядом со мной постоянно? — Бай Чжу позволил себе окинуть его взглядом, демонстративно, почти нахально. — Пусть перспектива и не самая худшая…

Он замолк. Моракс смотрел на него, и глаза у него светились: тем ярче, чем темнее становился мир вокруг. В невыразительных чертах его лица мелькнуло что-то хищное.

— Тебе придётся возлечь со мной и принять меня внутри, — сказал он медленно, будто Бай Чжу всё-таки был дураком. — Ритуал нужно будет повторять время от времени. Я оставлю на тебе печать, она покажет мне, когда твои силы начнут истощаться.

Вновь повисла тишина. Бай Чжу не верил своим ушам — он ждал, что сейчас Моракс рассмеётся или выдаст себя как-то иначе. Он не мог говорить это всерьёз.

Не дождавшись реакции, Бай Чжу усмехнулся сам.

— Если ты хотел «возлечь со мной», тебе стоило просто предложить.

Он лукавил: любовников у него не было уже очень давно. На постельные игры уходило слишком много сил; он не мог позволить себе тратить их настолько необдуманно.

Моракс слегка нахмурился.

— Я предлагаю тебе контракт, — сказал он. — Если условия неясны, ты можешь уточнить.

Бай Чжу потёр лоб над переносицей.

— Да, условия немного неясны, — сказал он, не сумев скрыть постыдное раздражение в голосе. — Как это должно работать? С чего вдруг мне полегчает после соития с тобой?

— Я не предлагаю тебе соитие, — ответил Моракс, и удивление в его голосе было вполне искренним. — Соитие влечёт за собой потерю духовной энергии. Ты должен её восполнять, а не расходовать.

То есть, перевёл Бай Чжу его слова, он даже не получит от этого удовольствия.

— Тебя смущает способ, — вдруг догадался Моракс, и лицо его просияло, как будто он решил сложную головоломку.

— Большинству смертных, — заметил Бай Чжу, — такой способ может показаться по меньшей мере странным.

Моракс снова нахмурился. Спектр выражений его лица был не слишком широк: он или хмурился, или выглядел озадаченным, и изредка едва заметно улыбался. Бай Чжу уже предположил, что свой человеческий облик Моракс слепил по образу и подобию статуй Гео Архонта, чтобы ублажить воздвигших их людей или чтобы попросту не создавать себе лишних трудностей. Похоже, ему не с кем было практиковаться в человеческой мимике. Он выглядел как тот, кем являлся на самом деле: древним чудовищем, нацепившим на себя костюм человека.

Конечно, чудовищу было невдомёк, почему смертный считал его щедрое предложение по меньшей мере странным.

— Он самый простой и наименее неприятный, — пояснил Моракс. — Существуют другие способы передавать духовные силы, но смертное тело их просто не выдержит.

Бай Чжу не был уверен, что его смертное тело выдержит и такой способ.

— Мне нужно подумать, — сказал он.

Лгал ли архонт? Он был богом контрактов. Бай Чжу наверняка упускал нюансы, потому что большую часть информации об адептах Ли Юэ почерпнул из книг, но страсть Моракса к контрактам была притчей во языцех даже в Сумеру. Страсть к контрактам, к торговле, к войне и море. Наверное, и к плотским утехам. В образ бога войны и денег похотливость укладывалась прекрасно.

Моракс кивнул и поднялся, возвысившись на фоне истлевающего заката. Как и тогда, в их первую встречу, отметины на его теле светились, и сияли его глаза — потусторонним, нечеловеческим блеском. Бай Чжу вдруг испытал почти разрушительное желание увидеть его истинный облик, но спохватился раньше, чем просьба успела сорваться с его языка.

— Я вернусь через три дня, — сказал Моракс и растворился в воздухе, оставив после себя мерцающий символ Гео.

Бай Чжу обернулся, глядя на статую. Она светилась мягким синим светом.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила Чан Шэн.

Всё это время она сидела в траве неподалёку, свернувшись клубком. Как и всегда, Бай Чжу чувствовал её присутствие. Как и всегда, её присутствие дарило ему покой: зыбкое ощущение, что смерть всё-таки можно было обмануть.

Он протянул ладонь, позволив змее по руке заползти себе на шею и обвиться успокаивающими тяжёлыми кольцами.

— У меня не сильно много вариантов, правда? — спросил он задумчиво, тронув костяшками пальцев морду Чан Шэн. Змея ничего не ответила.

///

На следующий день его начало тошнить — и тошнило так, что он с трудом наскрёб в себе сил приготовить настойку от рвоты. Весь день к нему ходили люди, но он, лежащий на своём узком ложе в душной темноте единственной комнаты, просил их вернуться завтра.

Вечером, когда ему стало лучше, он вышел на крыльцо: жалкий, дрожащий, с грязными неприбранными волосами, повисшими вдоль щёк. У дома никого не было, только на деревянном настиле стояла прикрытая лопухами корзинка.

В корзинке были хлеб, сыр и копчёная рыба.

///

Утром Бай Чжу привёл себя в порядок: вымылся в лохани за домом, переоделся в чистую одежду из той, что приносили ему люди, намаслил волосы и заколол их на затылке так, как было принято в Ли Юэ. Закончив, он взглянул в маленькое карманное зеркало. Чуда не произошло — он по-прежнему выглядел бледным и немощным, тенью того человека, которым некогда был.

Потом он отправился к статуе.

— Ты точно этого хочешь? — спросила его Чан Шэн, пока он шагал по бежавшим меж скал узким тропкам. Он ответил:

— Думаю, это не худший вариант. — Бай Чжу улыбнулся. — В конце концов, он подарил мне кувшин!

После этого Чан Шэн замолкла.

Бай Чжу и сам не знал, насколько хорошим был этот вариант. В Ли Юэ он бросился от безысходности, исчерпав возможности Сумеру. Если бы не получилось здесь, он бы направился дальше — в Мондштадт, в Фонтейн, отыскал бы способ пробраться в Инадзуму: говорили, в руинах древних городов там остались библиотеки, где можно было отыскать книги, запрещённые во всём Тейвате. Предложение Моракса набрасывало на него поводок, но смысл был в той свободе, если ей нельзя было воспользоваться?

Оно давало ему время, а время было бесценным ресурсом и ресурсом исчерпаемым. В поисках отстрочки он тратил его легкомысленно, потому что не мог не тратить, и вечно не поспевал. Планы откладывались. Это напоминало бег на деревянном барабане: он крутился под ногами, но сам Бай Чжу не двигался с места, только выбивался из сил.

Когда он поднялся на вершину, Моракс уже ждал его там. Он сидел, прислонившись к изножию статуи. Рядом стояли кувшин — брат-близнец того, что теперь хранился в лачуге Бай Чжу.

Бай Чжу подошёл ближе и остановился перед ним. Моракс взглянул на него и поднёс к губам плошку.

— Ты принял решение, человек из Сумеру? — спросил он.

— Я согласен, — ответил ему Бай Чжу прежде, чем успел передумать.

Отставив плошку, Моракс поднялся. Он никак не изменился в лице, словно ему было всё равно, что решит Бай Чжу.

Присутствие его вдруг стало тяжёлым и давящим, как в ту их первую встречу. Бай Чжу испытал желание съёжиться, преклонить колени, упасть к ногам. Он сдержался и даже слегка задрал подбородок.

Моракс протянул ему руку, и Бай Чжу, после короткого колебания, пожал её, перехватив у запястья. Кожа Моракса была жёсткой и шероховатой, как грубая ткань, как невыделанный шёлк.

— Я, Моракс, Владыка камня, — произнёс Моракс, — буду поддерживать в жизнь в Бай Чжу из Сумеру, пока контракт не утратит силу.

— Я, Бай Чжу из Сумеру, останусь в Ли Юэ, — отозвался Бай Чжу, — и буду врачевать людей Ли Юэ, готовить для них снадобья и микстуры, пока контракт не утратит силу.

Моракс обнажил зубы. Это не было похоже на улыбку, больше на оскал, и Бай Чжу снова содрогнулся — то ли от ужаса, то ли от предвкушения.

— И да обрушится гнев камня на того, кто осмелится нарушить контракт, — закончил Моракс и разжал пальцы.

Ничего не произошло. Бай Чжу ждал грохота, удара молний, расколотых скал, но напрасно. Стоял погожий день, и полуденную тишину осеннего дня нарушал только сонный стрёкот цикад.

— Всё… получилось? — неуверенно спросил Бай Чжу.

— Разумеется, — ответил Моракс, наклоняясь, чтобы поднять кувшин. — Контракт заключен. Ты ждал чего-то другого?

Бай Чжу пожал плечами. Он был слегка разочарован. В книгах, которые он читал, говорилось, что во времена Войны архонтов Моракс метал с небес гигантские копья, настолько колоссальные, что теперь они превратились в каменный лес. Если он был так силён, то что ему стоило устроить небольшое представление для своего нового партнёра?

— Я принёс вина, — сказал Моракс, протягивая ему плошку. Бай Чжу, всё ещё огорчённый, принял её. — Это вино из османтуса.

От напитка резко и пряно пахло травами. Помимо османтуса, Бай Чжу различил в аромате полынь и сладковатые ягодные ноты.

— Ты знал, что я соглашусь? — спросил он.

— Нет, — ответил Моракс. — Но я бы предложил в любом случае. — Он с любопытством взглянул на плошку в руках Бай Чжу. — Почему ты не пьёшь?

— Я болен, Владыка камня. Распивать алкоголь для меня — непозволительная роскошь.

Пару мгновений Моракс разглядывал его, и ничего невозможно было понять по выражению его глаз.

— Что ж, — сказал он наконец. — В следующий раз я выберу что-нибудь иное. — И с этими словами он выплеснул содержимое кувшина к подножью статуи.

— Зачем ты его вылил? — удивлённо спросил Бай Чжу.

— Это подношение. Вино в любом случае попадёт ко мне.

Кувшин исчез из его рук; исчезли и плошки.

— Когда мы сможем начать? — спросил Бай Чжу.

— Здесь и сейчас, если пожелаешь, — отозвался Моракс.

Бай Чжу с трудом сдержал смех. Здесь и сейчас, подумал он, на скале с видом на Миньюнь, которая просматривалась так легко с любой дороги? На каменных ступенях статуи, куда люди со всех окружающих деревень несли дары и подношения? Владыка камня предлагал сделать это здесь?

— Я хочу вернуться в Миньюнь, — сказал Бай Чжу, справившись с чувствами. — Мне нужно немного времени. Приходи вечером.

Моракс кивнул. Движение его головы отдаленно напомнило поклон.

— Как пожелаешь.

Дома он почти час старательно и медленно себя готовил, щедро облив маслом пальцы. Смешанное с экстрактом глазурной линии, масло давало обезболивающий эффект. Бай Чжу немного переборщил с пропорциями — нижняя часть тела у него изрядно онемела.

Какое жалкое он, должно быть, представлял собою зрелище. Бай Чжу давно перестал воспринимать себя привлекательным: все последние годы обнажённым его видели только лекари. Если поначалу он испытывал стыдливость, то скоро растерял и её, начав относиться к своему телу как к досадному недоразумению, как к камню на шее, тянувшему вниз его блестящий разум. Унизительные осмотры порой приносили облегчение, и Бай Чжу научился сначала терпеть; потом — отстраняться и мысленно уноситься подальше от экзекуторов; потом — воспринимать себя как собственного же пациента, живо вовлекаясь в разговоры с лекарями.

Однако никто и никогда не предлагал ему лечиться вот так.

Пару раз его мягкий член дёрнулся, но Бай Чжу испытал только досаду, а затем и горькое веселье. Никакие соблазны мира не могли воскресить этого павшего воина.

К моменту, когда на пороге его лачуги появился Моракс, Бай Чжу уже был полностью готов. Одетый и причёсанный, он делал записи. Стол освещала единственная лампа, рыжий огонёк который был защищён от сквозняков стеклянным колпаком.

Моракса со стороны можно было принять за странствующего монаха, если только кому-нибудь из них пришло бы в голову бродить по острым камням Ли Юэ босым.

Бай Чжу быстро взглянул на него и вернулся к записям.

— Я сейчас закончу.

Моракс вошёл в лачугу и аккуратно притворил за собой дверь. В комнатёнке, и так небольшой, стало как будто меньше воздуха, и Бай Чжу глубоко вдохнул, пытаясь прогнать тяжесть в груди.

Он закончил писать и посмотрел на Моракса, который продолжал стоять посреди комнаты.

— Ты живёшь вот так? — спросил Моракс, поймав его взгляд.

— Владыка камня находит мою скромную обитель недостойной? — мгновенно отозвался Бай Чжу.

— Владыка камня всего лишь полагает, что столь нездоровому человеку стоило хотя бы заделать дыры в окнах, — сказал Моракс с неожиданной иронией в голосе.

К ней Бай Чжу оказался не готов, поэтому просто замолк. Моракс остановился у стола. Тон его переменился.

— Тебе понравился кувшин? — с любопытством поинтересовался он, указывая на кувшин, в котором стоял букет цинсиней. Опечатанные дендро-силой, они не вяли. — Его сделал для меня один ремесленник из Линцзю. Его семья из поколения в поколение делала посуду с таким узором. — Пальцы Моракса коснулись нанесённого поталью ромбовидного узора у горлышка кувшина. — Он был последним из своего рода, и его искусство умерло вместе с ним.

Бай Чжу находил кувшин довольно примитивным, но говорить об этом вслух не собирался.

— Почему он не взял ученика? — спросил он вместо этого.

Моракс убрал руку.

— Не знаю.

Бай Чжу поднялся из-за стола. Ему не было стыдно, но было страшно, как загнанному в угол зверю. Он продолжал повторять про себя: если бы Моракс хотел его убить, то убил бы уже давно; если бы Моракс хотел его убить, ему не пришлось бы даже показываться. Но для Бай Чжу адепты оставались загадкой, как и их резоны, как и их решения.

— Ты помнишь историю всех кувшинов из Ли Юэ? — спросил он, пытаясь разрядить обстановку, и Моракс ответил ему со всей серьёзностью:

— Да.

Чего он ожидал? Не в силах больше тянуть, Бай Чжу вздохнул и сказал:

— Мы можем начинать?

— Да, — повторил Моракс. Бай Чжу неуверенно взялся за пояс своего халата, но замер, когда ладони Моракса коснулись его головы, прижимаясь к вискам. — Ты умеешь медитировать?

Бай Чжу ожидал любого вопроса, но только не этого. Он озадаченно поднял брови.

— Разумеется. Не уверен, что делаю это так, как полагается в Ли Юэ…

— Это не имеет значения, — перебил его Моракс. Ладони его были прохладными и твёрдыми, очень тяжёлыми. — Больное тело отравляет твой разум. — Одна из его ладоней скользнула ниже, коснулась ключиц и замерла там. — Отравленный разум отравляет тело. — Рука опустилась ещё немного, замерев на солнечном сплетении. — Духовная энергия в тебе мечется, — теперь ладонь тронула его живот, — как мотылёк в запертой комнате, — и наконец остановилась на лобке, — и не может высвободиться. Я тебе помогу.

Моракс легонько толкнул его в сторону кровати, отделённой от комнаты ширмой. Бай Чжу попятился, боясь выпускать Моракса из поля зрения, и потому увидел, как именно он разоблачается. Одежда на нём просто исчезла, словно её и не было. Она оказалась иллюзией — как иллюзией, должно быть, являлся весь его человеческий облик.

Взгляд Бай Чжу скользнул по телу Моракса. Он был высоким и поджарым. Придумывая себя, Моракс не забыл ни про соски, ни про пупок; похоже, проблемы у него возникали только с текстурами и весом. Кожа его была на ощупь как шкура, и руки у него были тяжёлыми, как каменные палицы.

Бай Чжу взглянул ниже — и едва не рассмеялся от того, какое нелепое, неуместное разочарование испытал. Будь он архонтом, то точно придумал бы себе что-нибудь побольше. Член Моракса оказался самым заурядным, не больше его собственного.

Ему стоило бы почувствовать облегчение, но Бай Чжу сам не понимал, чего ждёт. Он ждал боли, потому что привык к ней, и ждал наслаждения, потому что отвык от него. Он готовился бояться и теперь испытывал тревогу, потому что бояться пока было нечего.

— Я могу тебя раздеть, — предложил Моракс, и Бай Чжу покачал головой, снова берясь за пояс халата.

Под халатом на нём ничего не было. Он аккуратно снял с себя одежду, потом свернул её и отложил в сторону, ловя себя на излишней медлительности.

— Как мне лечь? — спросил он не поднимая глаз, и Моракс ответил:

— Сядь.

Он и сам сел, согнув ноги в коленях и сцепив лодыжки — Бай Чжу часто видел, как в такую позу садились местные. В Сумеру медитировали иначе, лекари требовали от него ложиться навзничь и проводить в неподвижности часы, пока разум его сам не приходил в нездешнее состояние.

Бай Чжу сел напротив. Кровать была совсем узкая, устланная соломенной циновкой и простынями из грубого льна. Двое взрослых мужчин едва помещались на ней, даже несмотря на то, что от прежнего здорового Бай Чжу осталась хорошо если половина.

Их колени почти соприкасались. Ширма отгораживала стол с зажжёной на нём лампой, и закуток освещали только отметины на теле Моракса, на его руках, груди и бёдрах. Чем-то эта геометрическая вязь напоминала рисунок на кувшине, и она была ровно такой же примитивной. Не примитивной, мысленно поправил Бай Чжу себя, она была древней. Гео Архонт был древнейшим из оставшихся, почти доисторическим монстром, богом камня, измеряющим время столетиями.

Желание притронуться к отметинам стало почти нестерпимым. Бай Чжу сжал кулаки.

— Бай Чжу, — обратился к нему Моракс, — посмотри на меня.

И Бай Чжу понял, что не смог бы противиться, даже если бы захотел. Чужая воля придавила его с тяжестью каменной плиты. Он взглянул Мораксу в лицо: его глаза светились даже ярче отметин, золотые, с ромбовидными зрачками. Висков Бай Чжу коснулись пальцы.

Ему вдруг стало спокойно — сердце его наполнилось благодатью, как если бы он стоял на вершине каменной скалы и смотрел на раскинувшийся вокруг Ли Юэ. Он стоял выше человеческих поселений, и выше леса, и выше облаков, и солнце озаряло сначала его, а потом всех остальных. Солнце грело его спину, и он сам словно бы превратился в обласканный теплом камень.

Не сразу он понял, что грело его не солнце, а Моракс. Он каким-то образом оказался за спиной Бай Чжу, прижимаясь к нему. Одна из его рук тисками обхватила Бай Чжу поперёк груди, ладонь второй легла на солнечное сплетение, и виском Моракс прижался к его виску, почти уложив подбородок ему на плечо.

— Запомни это ощущение, — сказал он.

Бай Чжу вяло дёрнулся в его руках, осознав вдруг, что тело его стало тяжёлым и неповоротливым. Моракс тесно обнимал его со всех сторон, будто огромная змея. Бай Чжу сидел у него на коленях, и член Моракса был внутри него, и Бай Чжу не сразу это понял, а когда понял, то начал паниковать. Он втянул воздух между зубов, шевельнулся, безуспешно пытаясь вывернуться из хватки, и тогда ладонь Моракса, покоившаяся на его груди, сместилась на его глаза, силой смеживая веки.

— Запомни это ощущение, — повторил Моракс ему в ухо. Голос его был шипящим и нечеловеческим, будто на раскалённый камень плеснули воды.

Сердце затрепетало в груди Бай Чжу и почти сразу успокоилось; дыхание его выровнялось. Когда Моракс убрал с его лица руку, он оставил глаза закрытыми. Он не открыл их, когда Моракс переложил его на кровать, и когда навалился сверху, коленом расталкивая его бёдра.

Тяжёлая рука надавила на его спину между лопаток, вынуждая низко припасть к матрасу. На мгновение Бай Чжу показалось, будто прикосновение вытянуло из него весь воздух, но он продолжал дышать, стараясь делать это спокойно. Моракс двигался в нём медленно и размашисто, пытаясь попасть в такт вдохам.

Солнечное сплетение горело, но не приносило боли, просто жар усиливался от каждого толчка. В это ощущение Бай Чжу и вцепился — в тепло, растекающееся не от паха, как должно было бы, а от груди. Скоро сила этого тепла стала такой всеобъемлющей, что Бай Чжу не выдержал и потерял сознание.

Он пришёл в себя на боку, и голова его покоилась на чём-то твёрдом. Не сразу он понял, что подушкой ему служило бедро Моракса, и сам Моракс полулежал в кровати, опершись спиной на изголовье. В руках Моракс держал книгу, и Бай Чжу немедленно узнал обложку: его собственное сумерское издание «Путеводителя по землям Ли Юэ».

— Забавная книга, — сказал ему Моракс так, словно продолжал начатый минутой ранее диалог. — Она похожа на «Скрытые чудеса и фольклор Ли Юэ», но тут больше глав.

— Для Ли Юэ напечатали урезанную версию, — пробормотал Бай Чжу.

Было по-прежнему темно. Их закуток освещал только камень, повисший в воздухе у головы Моракса.

Бай Чжу поднял голову, осматривая своё тело. Он тронул солнечное сплетение, но не нашёл там ожога, только мягкий золотистый свет истлевающего тавро. Его переполняли силы, и он, расхрабрившись, сел. Голова его не кружилась, и перед глазами не летали мушки, как бывало обычно после пробуждения.

И что самое поразительное — член его налился кровью и почти прижался к животу. Бай Чжу уставился на него с удивлением.

— Такое случается после вливания духовной энергии, — сказал Моракс, без колебаний протянув руку и обхватив ладонью его член. — Не самое худшее, что могло произойти.

Первым желанием Бай Чжу было оттолкнуть руку, но он не стал, не хватило воли. Почти забытое наслаждение пронзило его от затылка до пяток, он судорожно дёрнулся, хватаясь за сбитую простынь, ноги его свёл томительный приятный спазм.

— И часто ты такое делаешь? — сдавленно спросил Бай Чжу.

Словно зачарованный он наблюдал за рукой Моракса. Его кожа были слишком жёсткой, поэтому движения приносили наслаждение в той же степени, что и боль, но Бай Чжу, мучительно тосковавший по ласке, не собирался жаловаться.

— В былые времена воины Ли Юэ нередко приходили к адептам за помощью перед сражениями, — ответил Моракс. — Но об этом, — и он наклонился к уху Бай Чжу, — ты в книгах не прочитаешь.

Всхлипнув, Бай Чжу кончил себе на живот. Моракс тут же убрал руку.

— Кто написал эту книгу? Я бы хотел с ним поговорить, — сказал он как ни в чём не бывало.

— Боюсь, — отозвался Бай Чжу, — автор этой книги уже давно мёртв. Но ты можешь её забрать, если хочешь.

— Тогда я её заберу, — ответил Моракс и поднялся. На нём из ниоткуда появился белый балахон, наверняка такой же жёсткий на ощупь, как его тело.

Бай Чжу чувствовал себя слегка задетым. Вернулась стыдливость, которая не посещала его уже очень давно. Смущённый, он обтёр краем покрывала свой перепачканный семенем живот.

— И что дальше? — спросил он.

— Отправляйся в Гавань Ли Юэ, — ответил ему Моракс. Ловя на себе отблески парящего камня, глаза его переливались, как драгоценности. — Там твоим способностям найдут достойное применение.

///

Он не пошёл в Гавань Ли Юэ. В Миньюнь он провёл зиму и половину весны, пока от старости не умер Юань Хун. Его сыновья как птицы разлетелись по стране, поэтому старика хоронили Бай Чжу и два шахтёра, помогавшие военным-миллелитам запечатывать иссякшую шахту.

Домой он вернулся затемно, под начинающим накрапывать дождём. По Юань Хуну он слегка тосковал — за год они успели сдружиться. Старик любил поговорить, носил ему еду, а ещё он писал стихи. Бай Чжу собрал все, которые нашёл, и взял себе, скорее из простой сентиментальности: стихи у Юань Хуна были плохие.

Моракс ждал его на крыльце. У ног его лежала кабанья туша. Бай Чжу остановился перед ним, отчего-то чувствуя неловкость.

— Пришёл спросить, когда я пойду в Гавань? — поинтересовался он.

Моракс поднялся. Бай Чжу охватил смешанный с благоговением страх, ощущение потустороннего божественного присутствия. В груди у него потяжелело, но не как от болезни, а иначе, словно кто-то тянул за привязанную к его сердцу верёвку.

— Твои силы иссякают, — ответил Моракс. — Я пришёл исполнить свою часть контракта.

Бай Чжу перевёл взгляд на кабана.

— Это новая часть ритуала?

Он бы нисколько не удивился. Он бы даже не стал возражать. То избавление, которое подарил ему Моракс, стоило любого стыда, и любой грязи, и почти любой боли.

Моракс слегка нахмурился, брови сошлись над переносицей. Когда он хмурился, то выглядел не свирепо, а растерянно, почти по-детски. Люди явно сбивали его с толку, и Бай Чжу поймал себя на том, что ему нравилось сбивать Моракса с толку.

— Ты плохо ешь, человек из Сумеру, — ответил Моракс. — Никакая духовная сила не задержится в немощном теле.

— Боюсь, из меня весьма посредствнный кулинар, — сказал Бай Чжу и поднялся по крыльцу к двери. Моракс склонил голову набок.

— Как талантливый травник может быть посредственным кулинаром?

— Так же, как великий воин может быть посредственным любовником, — не сдержался Бай Чжу. Как он и ожидал, Моракс в ответ только поднял бровь. — Приступим?

Моракс последовал за ним в лачугу. Взгляд его скользнул по оконным рамам. Бай Чжу собственноручно заделал щели глиной в конце осени.

— Неужели ты не пробовал ничего из кухни Ли Юэ? — спросил Моракс, и Бай Чжу пожал плечами.

— Старик Юань Хун угощал меня горячей пищей. Сам я предпочитаю простые блюда из Сумеру. Они хорошо насыщают и долго хранятся.

Когда-то Бай Чжу любил вкусную еду так же, как любил хорошую выпивку и искусных любовников. Он любил музыку и танцы. Потом все эти вещи начали отравлять его разум завистью, поэтому он просто решил, что больше ничего из этого не любит.

За ширмой он снял с себя одежду, убрал её и сел на край кровати, пытаясь вспомнить дремлющий под периной из облаков Ли Юэ, его взмывающие ввысь каменные пики и парящие в небесах острова. Моракс развернул его спиной к себе, руки требовательно ощупали тело: виски, ключицы, солнечное сплетение, где на его призыв немедленно откликнулась метка. На одном из каменных пиков Бай Чжу разглядел цинсинь, гнущийся к скале под порывами ветра, но снова и снова распрямляющий стебель.

Когда он проснулся, Моракса рядом не было.

Пару минут Бай Чжу неподвижно лежал на скомканных простынях, медленно вдыхая и выдыхая, наслаждаясь текущей по его телу силой. Член его был полувставший, и Бай Чжу неуверенно провёл рукой по животу вниз, но передумал: желания в нём не было, только приятная усталость.

Он сел в постели — и тут его чуткий лекарский нос уловил запах еды. Бай Чжу накинул на себя халат и направился к выходу из лачуги. Здесь он обнаружил Моракса, который сидел под навесом у очага и что-то готовил. Огонь облизывал чугунное дно сковороды, внутри вскипал бульон с кусками мяса. Моракс очищал бамбуковые побеги.

Где-то во тьме, куда не доставал свет от костра, шелестел дождь.

Бай Чжу устремил на Моракса потрясённый взгляд. Не отрываясь от своего занятия, тот спросил:

— Как тебе спалось?

— Мне всё равно никто не поверит, — со вздохом отозвался Бай Чжу, обходя очаг, чтобы сесть по другую сторону.

Моракс поднял глаза.

— Никто в Ли Юэ не поверит, что Гео Архонт готовил мне еду, — пояснил Бай Чжу, заглядывая в сковороду. — Что это?

— Свиной суп с бамбуком, — ответил Моракс. — Один из кулинарных шедевров Ли Юэ. Мясо необходимо томить до белизны, только потом добавлять бамбук: тогда оно будет сочным и мягким, а побеги сохранят свежесть.

Бай Чжу взглянул в сковороду. Мясо было практически белым.

— Сколько времени я проспал? — спросил он.

— Почти четыре часа, — ответил Моракс. Он выронил очищенный побег и взял из сваленной у ног кучи ещё один. Бай Чжу точно помнил, что в его скудных запасах провизии не было никакого бамбука.

— И всё это время ты готовил? — поинтересовался он. — Владыке камня нечем больше заняться?

Моракс прервался и замер, облокотившись на колени. Глаза его сузились, лицо стало очень серьёзным. Бай Чжу испытал страх — в груди опять начало тянуть. Невидимая верёвка дёргала его в сторону Моракса, будто пытаясь заставить преклонить колени.

Порой Бай Чжу казался себе крохотным по сравнению с Мораксом: танцующей в солнечном луче пылинкой, греющейся на камне ящерицей, грязью под ногами. Порой он чувствовал себя особенным, обласканным вниманием, паломником, любимчиком. Порой ему становилось страшно. Всё чаще ему было любопытно — и живая, нахальная часть его натуры стремилась прощупать границы, совсем как ребёнок.

Он упёрся пятками в землю и горделиво вскинул голову.

— Я нахожу твоё пренебрежение культурой Ли Юэ оскорбительным, человек из Сумеру, — сказал Моракс. — Ты не пошёл в Гавань, и я простил тебе эту наглость. Но отказываться от блюд Ли Юэ? — Он покачал головой. — Это заслуживает порицания.

Бай Чжу сглотнул.

— Возможно, Владыке камня следует меня наказать, — сказал он и тут же прикусил язык.

Глаза Моракса расширились.

— Я всего лишь иронизировал, — заметил он, и Бай Чжу оторопело понял, что он посчитал его неспособным воспринять шутку.

Он посчитал его неспособным воспринять шутку. Даже внутри собственной головы это звучало нелепо. Бай Чжу улыбнулся, надеясь, что полумрак скроет выражение его лица, и решил переменить тему.

— Как тебе книга? — спросил он. — Узнал о себе что-то новое?

Моракс заметно оживился.

— Да, — сказал он. — В варианте из Ли Юэ не было одной из глав, однако…

Бай Чжу опустил взгляд на костёр. Вокруг них шумел дождь, отстукивая по листьям монотонный мотив, древний, как сама жизнь. Низкий и гулкий голос Моракса сливался с шелестом капель, напоминая зарождавшийся меж вершин каменных пиков гром.

///

Гавань Ли Юэ отличалась от остальной страны так же сильно, как странствующий монах отличался от путешественника из Сумеру. Поэтому прежде чем ступить в город, Бай Чжу переоделся, облачившись в свои старые вещи. Он заплёл волосы по сумерской моде и навесил на лицо блаженное выражение человека, прибывшего в другую страну на поиски приключений.

Охранявшие подходы к Гавани миллелиты окинули его равнодушными взглядами, как Бай Чжу того и желал. Через пару минут он слился с пёстрой толпой, окунулся в чужие голоса и языки. Город был огромен, красив и шумен, но ему явственно недоставало величественности. У руин долины Гуйли её было гораздо больше.

Но где теперь был город из Гуйли? Ни одна из книг не рассказала Бай Чжу, почему столицу перенесли к морю. Сам он полагал, что из-за торговли. Рельеф Ли Юэ был гористым — возить товары морем сразу в столицу было проще, чем трястись по узким горным тропкам, рискуя попасть в засаду разбойников.

— Здесь красиво, — заметила Чан Шэн. Она подняла голову, рассматривая утопающие в закатном солнце дома, магазины и людей. — Но так шумно.

— Думаю, при желании здесь можно достать что угодно, — ответил ей Бай Чжу одними губами, зная, что Чан Шэн всё равно его услышит. Оглянувшись, он направился к стоящей у доски объявлений девушке. — Добрый день! Добрый день! — повторил он с улыбкой, напрягая горло, чтобы его резковатый сумерский акцент стал особенно заметным. — Милая девушка, вы не подскажете, где усталый путник может отобедать в вашем прекрасном городе?

Девушка была очень симпатичной, с иссиня-чёрными волосами, ниспадавшими на плечи блестящей волной, и смуглым треугольным личиком. Она улыбнулась.

— А вам поесть или на других посмотреть? — проницательно поинтересовалась она.

— Как хорошо вы меня понимаете, — сказал он, прищурившись. — Хотелось бы и того, и другого.

— В таком случае, — отозвалась девушка, и глаза её загорелись игривым огоньком, — я могла бы показать вам одно такое заведение.

Он протянул руку, чтобы она оперлась на его локоть. Мора у него имелась — много моры, которую просто негде было тратить в деревнях и пустошах. В Миньюнь он обменивал на еду, одежду и крышу над головой свои знания: тамошним старикам не было никакого дела до денег.

Он мог позволить себе и обед, и комнату в постоялом дворе. Себе и своей спутнице.

— Стоило оно того? — спросила Чан Шэн. — Вот так бестолково тратить силы! Ещё и одолженные у другого! Бай Чжу, — она припала к его уху, и он раздосадованно поморщился, — каким самоуверенным ты стал всего за несколько месяцев.

Она соскользнула на его плечо.

— Только взгляни! Я уже сделалась меньше!

— Не выдумывай, — отозвался Бай Чжу, но всё же окинул взглядом белое змеиное тело. — Ты ровно такая же, какой была вчера.

— Это ненадолго, — сообщила Чан Шэн и обиженно замолкла.

Покидая постоялый двор, он заплатил за ночь и за завтрак для своей подруги, после чего направился в сторону порта. По пути он взял в ближайшей клумбе горсть земли, аккуратно обернув её в отрез кожи, и набрал в бурдюк пресной воды из пруда.

Небо перецветало из тёмно-синего в бледно-зелёный — день обещал быть погожим.

В порту зелень неба была расчерчена мачтами кораблей, которые потрескивали, вклиниваясь в песнь чаек. Воздух, влажный и солёный, был непривычным, совсем не таким, как в Миньюнь: дышать им было одновременно тяжелее и легче.

Какое-то время Бай Чжу сидел на ведущей к причалу деревянной лестнице, наблюдая за пробуждением порта. Кричали моряки; скрипели коробки с грузом; раздавались вздохи парусов и лязг цепей. Когда солнце показалось из-за горизонта, Бай Чжу спустился вниз.

Он подошёл к одному из принимавшему груз торговцев, крупному коренастому мужчине со шрамом на щеке. В руках у него была табличка с приколотым к ней листом бумаги. Угольным карандашом торговец вносил в список пометки.

Бай Чжу знал его имя — Мин Хуа. Он торговал алхимическими ингредиентами и целебными порошками. Минмэй, девушка, с которой он провёл ночь, говорила, что Мин Хуа был травником, он держал самую большую аптекарскую лавку в городе — к нему приходили люди со всей Гавани и даже из ближайших деревень.

Уверенным шагом Бай Чжу устремился к Мин Хуа.

— Доброе утро! — лучезарно улыбнулся он. Улыбка его не померкла, даже когда торговец ответил ему неприветливым взглядом. — Доброе утро, господин Мин Хуа! Я ищу именно вас.

Взгляд торговца смягчился.

— Доброе утро. Вы из Сумеру?

— Всё верно, — отозвался Бай Чжу нараспев.

— Что вы продаёте? — спросил Мин Хуа.

Он был угрюмым немолодым мужчиной, поднаторевшем в ведении дел. Ему, похоже, было неинтересно обмениваться любезностями, поэтому Бай Чжу решил не тянуть время.

— То, чего вы не найдёте ни на одном из этих кораблей, — сказал он. Мин Хуа поморщился, но Бай Чжу заговорил прежде, чем тот успел открыть рот. — Меня зовут Бай Чжу, я целитель из Сумеру, и я хотел бы пойти к вам в ученики.

— Не припомню, чтобы я набирал учеников, — проворчал Мин Хуа. — Не отнимайте понапрасну моё время.

Он не отвернулся, и Бай Чжу счёт это хорошим знаком.

— Поверьте, — улыбнулся он, — вы не пожалеете.

Он развернул на ладони кожаный мешочек, вынул из кармана несколько семян и положил их на почву, проталкивая внутрь пальцем, потом щедро полил водой из бурдюка. Мин Хуа, нахмурившись, наблюдал за ним. Когда семена, подгоняемые энергией Дендро, проклюнулись и показались над землёй, глаза Мин Хуа слегка расширились. Один из ростков почти сразу завял. Бай Чжу вытащил из него жизненную силу и перебросил на второй, более крепкий, и полил его водой ещё раз. Цветок устремился ввысь — вдоль стебля проклюнулись листья, напитываясь влагой и загибаясь книзу, проросли цветоложа на крепких зелёных ножках. Распустились цветы — стрелообразные жёлтые лепестки девясила, целебного растения из Сумеру. Они распустились бы и без грунта, на одной силе Бай Чжу, но с землёй этот фокус всегда выглядел эффектнее.

Некоторые из моряков прекратили работать и теперь во все глаза смотрели на растущий из ладони Бай Чжу цветок.

— К чему эти фокусы? — проворчал Мин Хуа, придав себе равнодушный вид.

Бай Чжу пожал плечами. Он вытянул из растения силу — девясил завял, обратившись в прах, и смешался с почвой.

— Вы не единственный травник в Ли Юэ, — сказал Бай Чжу, завязывая мешочек и пряча его в карман.

— Я — лучший травник в Гавани, — немедленно откликнулся Мин Хуа. Он звучал слегка уязвлённо.

— Так мне говорили, — не стал спорить Бай Чжу. — Однако не единственный в Гавани.

Он слегка опустил голову, с напускной неумелостью повторив традиционной поклон Ли Юэ.

— Вас не заинтересовали мои услуги? В таком случае, не буду отнимать ваше время.

С этими словами он развернулся и пошёл прочь. Со всех сторон до него доносилось роптание. Моряки перешёптывались, и их голоса смешивались с треском мачт, криками чаек и хлопаньем парусины.

— Эй, человек из Сумеру, — окликнул его Мин Хуа.

Бай Чжу вздрогнул от неожиданности. Так его называл только Моракс. Обращение из уст простого торговца показалось Бай Чжу отвратительным, неуместным, почти богохульным.

Он остановился и обернулся.

— Чего тебе, травник из Ли Юэ?

— Сейчас я занят. Приходи сюда через три часа. Мы поговорим.

Бай Чжу улыбнулся.

— Как скажешь.

Прошёл почти год с их первой встречи с Мораксом. Чуть меньше года прошло с его первой просьбы. Он сказал тогда: мора и работа — то, что смертный может достать и сам.

Ему никогда не претил труд, он был хорош в своём деле, он умел очаровывать людей и добиваться своего. Впереди у Бай Чжу был долгий союз с Ли Юэ, и он собирался выжать из него всё возможное.

///

Вскоре он впервые посетил Церемонию Сошествия, поднявшись на террасу Юйцзин, где человеческие власти Ли Юэ уже закончили приготовления. Кто-то предложил ему воскурить благовония, чтобы воззвать к Владыке камня и попросить у него исполнения желаний. Бай Чжу эта идея показалась забавной. Он взял предложенные благовония и присоединился к толпящимся у курильницы людям.

Что он мог загадать? Желание у него было одно-единственное — то, чего он не мог получить, как бы тяжело ни трудился, сколько бы книг ни читал. Бай Чжу боялся просить этого у Владыки камня. Если бы его желание не исполнилось, а оно не исполнилось бы, вся Церемония Сошествия оказалась бы обманом, а Бай Чжу вдруг понял, что просто не смог бы этого пережить.

Поэтому он попросил у Владыки камня удачи в делах и отошёл в сторону, присоединившись к другим зевакам.

Почему-то Бай Чжу ожидал, что Церемония Сошествия — событие просто формальное, и когда над террасой Юйцзин взмыл огромный дракон, сердце его затрепетало. Он был коричневым, змееподобным, с развевающейся янтарной гривой, сияющими рогами и узорами на чешуе, напоминающими рисунок на человеческом теле Моракса. Владыка камня был прекрасен. Он завис над площадью, распахнув пасть, а потом взмыл в небеса и исчез. Зеваки восторженно закричали ему вслед.

В толпе почти не было зрителей в традиционных нарядах Ли Юэ. Бай Чжу заметил здесь людей из Сумеру, из Мондштадта и Фонтейна, несколько человек в богатых одеждах Снежной, подбитых мехом и расшитых серебристыми нитями. Похоже, один из торговцев, у которого Бай Чжу расспрашивал о Церемонии, оказался прав: местные предпочитали полагаться на собственные силы, а не на божественную волю. И всё равно Бай Чжу испытал зависть — архонт Ли Юэ оставался с его народом, являлся им каждый год, быть может, на самом деле исполнял их желания и даровал им благословение. За всю жизнь он ни разу не видел Кусанали. Она оставила Сумеру — и продолжала существовать где-то в какой-то форме. Бай Чжу ощущал себя брошенным ребёнком.

Как жаль, подумал он, что приходилось полагаться только на себя.

Много позже, разыгрывая с Мораксом партию в вэйци, Бай Чжу сказал:

— Я был на Церемонии Сошествия.

— Я знаю, — ответил Моракс, не отвлекаясь от доски.

Они сидели в маленькой каморке над магазином Мин Хуа. Места здесь было даже меньше, чем в прежней лачуге Бай Чжу: его хватало только на то, чтобы разместить стол, кровать и несколько стульев. Зато из маленького окна открывался прекрасный вид на гавань.

Бай Чжу положил подбородок на тыльную сторону ладони.

— Значит, это и есть твоя истинная форма, Владыка камня?

Вопрос привлёк внимание Моракса. Тот поднял лицо.

— Нет, — сказал он. — Смертные не выдержат вида моей истинной формы, человек из Сумеру. Священный зверь — всего лишь одна из моих экзувий.

— Экзувий?

— Сосудов для духа, — пояснил Моракс.

Бай Чжу удивился. Почему-то ему казалось, что Моракс был способен к трансформации, что он с лёгкостью принимал нужную ему форму. Оказалось, он был куда ближе к камню, чем думалось Бай Чжу, и формы свои он не лепил из податливой глины, а как будто вытёсывал из камня.

— И много их у тебя? — спросил он. — Экзувий?

— Некоторое количество, — уклончиво ответил Моракс. — Со временем они разрушаются. Живая плоть не способна выдерживать божественную сущность долго.

На доску легла его рука, сияющая, как будто вытканная из света. Он подвинул камень.

— Однажды разрушится и это тело.

Бай Чжу посмотрел на доску, но стратегия вэйци ускользала из его головы. Он думал о том, испытывал ли Моракс боль. Было ли ему неприятно, когда умирало его тело? Испытывал ли он тоску? Сам Бай Чжу, пожалуй, нисколько не тосковал бы — избавление от этого тщедушного, жалкого сосуда он посчитал бы освобождением.

///

«Хижина Бубу» появилась на месте «Лавки Мин Хуа» спустя много лет, когда подряхлевшего Мин Хуа сразил удар, и он передал дела Бай Чжу. В те времена Бай Чжу уже стал намного известнее своего ментора — и «Мин Хуа» из названия часто опускалось. Если это и задевало старого травника, то он никак не показывал свою обиду: дела шли в гору, их услугами пользовались даже Цисин.

Никто не удивился, когда Мин Хуа слёг с болезнью. Никто уже давно не помнил Мин Хуа, зато Бай Чжу знали все в Гавани Ли Юэ.

///

Однажды, прогуливаясь по лесу недалеко от Гавани, Бай Чжу нашёл девочку. На вид ей было лет восемь. Она лежала навзничь на мягких опавших листьях, чуть повернув голову, словно бы спала. В белом платье, аккуратно причёсанная и чистая, она выглядела неуместной на фоне бурого валежника — чуждый, неправильный элемент.

Бай Чжу смотрел на неё какое-то время, ожидая, что она вдохнёт или пошевелится, но губы девочки были синими, а грудь её оставалась неподвижной. Тогда он присел рядом с ней и приложил к её шее два пальца. Свободной рукой он вытащил карманное зеркальце.

Кожа девочки на ощупь была холодной и чуть влажной, будто она пролежала в лесу какое-то время. Пульс не прощупывался. Зеркальце, которое Бай Чжу поднёс к её губам и носу, не запотело.

Девочка была мертва.

Так странно, подумал Бай Чжу. Как она тут оказалась? Ему следовало поспешить в ритуальное бюро «Ваншэн»: мёртвые были по их части, они умели упокоить мертвецов так, чтобы их мятущиеся души не тревожили живых. Бай Чжу мог помогать только живым.

Или рассказать обо всём Цисин? Они могли бы заняться расследованием смерти девочки.

— Как думаешь? — спросил он у Чан Шэн.

— Думаю, — ответила она, — стоит сделать вид, что тебя тут вообще не было.

Чан Шэн была права, но она всегда была права. Разве он мог лгать самому себе?

Он поднялся и успел отступить назад на пару шагов, когда мёртвая девочка вдруг открыла глаза. Бай Чжу замер, молча наблюдая, как девочка пытается подняться. Её маленькие руки и ноги не гнулись, и она неловко дёргалась, перекатываясь с боку на бок.

Не сумев встать самостоятельно, она протянула руки Бай Чжу, и он, следуя порыву, помог ей. Его палец упёрся в её запястье. Под холодной и влажной кожей не бился пульс.

Девочка была мертва.

И всё-таки она стояла, глаза на Бай Чжу огромными лиловыми глазами, похожими на два аметиста. Губы её шевелились, но голос был глухим, едва слышным. Ему пришлось опуститься на колено, чтобы различить слова.

— Я Ци Ци, — прошептала девочка.

— Привет, Ци Ци, — тихо ответил ей Бай Чжу. — Меня зовут Бай Чжу. Как ты тут оказалась?

— Я сбежала, — ответила она.

— От кого?

Ци Ци задумалась.

— От тех, кто хотел меня похоронить.

В горле Бай Чжу встал комок. Он сглотнул.

— Зачем тебя хотели похоронить?

Ему показалось, что девочка взглянула на него с осуждением. Похожее выражение бывало у Моракса, когда Бай Чжу не желал понимать очевидных для него истин.

Быть может, Ци Ци была адептом? Как адептами были цилинь Гань Юй и тот маленький грубый якша? Бай Чжу понятия не имел, бились ли у них сердца. Он понятия не имел, билось ли сердце у Моракса — они никогда не касались друг друга так, чтобы Бай Чжу сумел услышать пульс.

— Потому что я умерла, — сказала девочка. — Но я не хочу. Там скучно.

— Где скучно? — спросил Бай Чжу, и девочка ответила:

— Под землёй.

Он всё ещё держал её за руку, тщетно надеясь почувствовать биение пульса, но его не было, не могло быть.

— Она — зомби, Бай Чжу, — прошелестела Чан Шэн. Он никогда в жизни не встречал зомби, не сталкивался с живыми мертвецами, хотя читал о них в книгах, обычно не принимая написанное всерьёз.

Тело Ци Ци навсегда осталось телом восьмилетней девочки. Она была мертва — и всё-таки она говорила, вспоминала, даже мыслила. У неё была собственная воля, толкнувшая её на побег.

Бай Чжу зачарованно посмотрел на Ци Ци.

— Ты хочешь пойти со мной? — спросил он.

— А ты не дашь меня похоронить?

— Нет.

Ци Ци кивнула и протянула руки. Бай Чжу аккуратно её поднял. Она оказалась невероятно тяжёлой и неудобной из-за окоченения, но Бай Чжу стиснул зубы и понёс её в Гавань.

Несколько дней после этого он ждал, что в «Хижину Бубу» придут из Цисин, но пришла только Ху Тао. При виде неё Ци Ци надулась, её обычно равнодушное личико сморщилось. Она спряталась за стойкой.

— А, вот ты где, — сказала Ху Тао. — Нашлась!

С этими словами Ху Тао направилась в сторону прилавка — и едва успела отпрыгнуть, когда Ци Ци атаковала её ледяным вихрем.

— Эй! — возмутилась Ху Тао.

— Не нужно меня хоронить, — сказала Ци Ци. У её плеча, подрагивая, замер круглый ледяной элементаль, испускающий волны холода.

— Не нужно её хоронить, — с улыбкой согласился Бай Чжу. — У девочки прирождённый талант к травничеству. Зачем зарывать такой дар в землю?

Ху Тао смотрела на него несколько секунд, а потом вдруг расхохоталась.

— А ты неплох! — усмехнулась она. — Я дам тебе скидку на гроб. — Будто не заметив его изменившегося лица, она продолжила: — Ты, похоже, даже не в курсе, кто это такая, да? Это безумная маленькая зомби. Сто лет назад она сошла с ума, так что Творцу Гор пришлось запечатать её в янтаре. А в «Ваншэн» её везли, чтобы мы похоронили её по-человечески! Чтобы её безумная душа обрела, наконец, покой. Да, Ци Ци? Почему ты не хочешь покоя, Ци Ци?

В помещении стало ощутимо холоднее, и Бай Чжу всерьёз забеспокоился насчёт своих трав.

— Прекрати мучить ребёнка, — сказал он Ху Тао, хотя на самом деле думал: как она обезумела? Что с ней случилось?

— Это не ребёнок. — Ху Тао цокнула языком. — Это безумная маленькая зомби. Ладно, хочешь взять её под своё попечение — милости прошу! Под твою ответственность. Я поговорю с Янь Фэй, она составит для нас контракт.

Бай Чжу моментально напрягся.

— Какой ещё контракт?

Теперь Ху Тао взглянула на него так, как до этого смотрела Ци Ци, и ещё раньше — смотрел Моракс.

— Чтобы Цисин спрашивали с тебя, а не с меня, когда она сотрёт с лица Тейвата половину Гавани.

Бай Чжу покосился на Ци Ци. Та сидела на низком табурете, сложив на коленях руки. Элементаль кружился вокруг её головы, бдительный, словно овчарка.

— Так что, — окликнула его Ху Тао, — мне звать Янь Фэй?

Чан Шэн сказала бы: избавься от девчонки. Тебе следовало пройти мимо ещё тогда. Но Бай Чжу был склонен делать глупости, потому что верил: когда все возможности исчерпывались, оставались только глупости.

Поэтому он сказал:

— Конечно. Составим контракт, — и улыбнулся.

Потом Моракс спросил у него:

— Зачем ты забрал себе этого ребёнка?

Бай Чжу ответил, не солгав только потому, что Владыка камня был наблюдательным в той же степени, в которой был проницательным:

— Хочу узнать, как в ней поддерживается жизнь.

Моракс полуобернулся на него. До этого он разглядывал открывавшийся с верхнего этажа «Хижины» вид: уже давно не гавань, уже давно не дикие горы вокруг Миньюнь. Моракс смотрел на то место, где раз в год Цисин устанавливали курильницу, чтобы воззвать к Владыке камня, чтобы попросить его о милости и благословении.

Сам Бай Чжу сидел в кровати, подложив под спину подушки. Пахло свежезаваренным чаем, благовониями и потом.

— Почему ты не спросил у меня? — поинтересовался Моракс.

— А ты бы ответил?

— Спроси.

Бай Чжу испытал досаду напополам с раздражением. Мгновения эйфории, которые всегда приходили вместе с влитыми в него духовными силами, начинали истончаться; он ощущал, как от дверей тянет холодом, испытывал злобу на свою немощность и непроходящую стыдливость. Сколько он ни уговаривал себя относиться к этим встречам как к посещению лекаря, ему не удавалось.

— Как в ней поддерживается жизнь? — спросил Бай Чжу.

Моракс повернулся к нему. Он был обнажён. Теперь он не считал нужным сразу облачаться в свой белый балахон, и Бай Чжу это одновременно злило и радовало.

— Я говорил, что есть другие способы вливать духовную энергию, — сказал Моракс. — Такие способы, которое смертное тело не выдержит. Например, убить его и влить так много, что оно вновь оживёт.

Ужасное подозрение пронзило сердце Бай Чжу.

— Ты её убил и воскресил? — спросил он.

— Я? — удивился Моракс. — Я бы не стал тратить на это силы. Её убили адепты, когда гонялись за демонами, потом устыдились и попытались воскресить. Это свело её с ума.

— И ты ничего не сделал? — поинтересовался Бай Чжу. — Никак их не наказал?

— За что? Они делали свою работу. Они сделали это ненамеренно. И они раскаялись, пусть и совершили много глупостей.

Похоже, Моракс правда не понимал.

— Неужели архонты совсем не испытывают жалости? — спросил Бай Чжу не столько из любопытства, сколько из желания испытать границы, посмотреть, насколько далеко простирается человечность Моракса. — Неужели им неведома тоска?

Он вспомнил дракона над террасой Юйцзин. Он вспомнил каменные пики Хуагуан. Он вспомнил долину Гуйли, растерзанную войной и временем.

Игра света странным образом преобразила Моракса — Бай Чжу увидел на его лице выражение, которого не видел раньше. Наваждение быстро прошло.

— Ты можешь подарить этому ребёнку всю жалость, которую он заслуживает, — сказал Моракс.

Стыд Бай Чжу стал острее. Он не испытывал к Ци Ци жалости, но наделся, что это несчастное дитя было нужно хотя бы её богу. Это значило бы, что мир не был таким равнодушным и пустым местом, как ему казалось. Это значило бы, что он тоже кому-нибудь нужен. Мысль оказалась унизительной: она опустилась в желудок Бай Чжу камнем.

В нём не было склонности переживать из-за прошлого. Как-то раз Моракс сказал ему: «Размышляя над прошлым, узнаешь о будущем». Бай Чжу эта мысль показалась вздорной — ум истинного учёного должен смотреть вперёд, подобно стреле. «Но стрела, разящая цель, никуда не прилетела бы без лука», — возразил ему Моракс.

Возможно, ему следовало прислушаться. Прошлое взывало к нему из руин Ли Юэ, из гробниц и лишённых конкретики рассказов Моракса, но Бай Чжу предпочитал его игнорировать. Он думал, будто архонты бессмертны, по крайней мере теперь, когда эра войн подошла к концу. Он предпочитал думать, что Моракс дал ему всё время мира: ещё тысячу, две, три тысячи лет. Теперь Владыка камня был мёртв, и его опустевшую экзувию забрали Цисин. Бай Чжу направился через террасу в «Хижину Бубу», с каждым шагом всё отчётливее ощущая поселившуюся в сердце дыру.

В его комнате наверху стояла ваза с ромбовидным узором из растрескавшейся потали. Бай Чжу уставился на неё, и боль омыла его, как омывают воды тушу выброшенного на побережье кита.

Он торопливо разоблачился и взглянул на себя в зеркало. В сумерках его молочно-белая, нетронутая солнцем и ранами кожа сияла. Где раньше на солнечном сплетении светилась едва различимая золотистая метка, теперь не было ничего.

Обессиленный, он сел на пол перед зеркалом. Ноги больше его не держали, они надломились в коленях, как рогоз.

— Что у тебя болит? — спросила Чан Шэн, и Бай Чжу ответил ей:

— Всё.

Она цокнула языком. Звук прозвучал только в его голове: белая змеиная голова, отражающаяся в зеркале, оставалась неподвижной.

— Ты всегда был мягок, как мышиное брюхо, — сказала она. — Маленький, глупый, мягкий мальчишка.

Он подумал: надо сходить к Ху Тао. Надо сходить к Янь Фэй. Нужно решить, кому достанется Ци Ци.

— Маленький, глупый, мягкий мальчишка сдался, даже не успев побороться, — пела в его голове Чан Шэн.

Он должен был думать: как протянуть ещё немного, прежде чем он сможет найти решение. Контракт больше не держал его в Ли Юэ. Он мог сесть на любой корабль и отправиться куда угодно — в Снежную, в Фонтейн, даже в Инадзуму. Ему хватило бы моры.

Вместо этого он думал: как долго протянет Ци Ци, если он перестанет её защищать? Сможет ли он договориться с адептами, надавить на их чувство вины? Он думал, что будет скучать по Мораксу, по его странным речам и рукам, жёстким и тёплым, как нагретый солнцем камень.

Он не пошёл к Ху Тао. Он не пошёл к Янь Фэй. На следующий день он, как ни в чём не бывало, спустился в приёмный зал «Хижины», поздоровался с Гуем и велел Ци Ци сделать гимнастику, после чего приступил к изучению рецептов, как и вчера, как и позавчера, как и многие дни до этого.

Он подумал: было бы неплохо умереть в долине Гуйли. Моракс помешал ему сделать это несколько десятилетий назад. Что он сказал тогда? Что место это видело достаточно смертей? Он до сих пор не понимал, что это значило, но желание вернуться туда и сложить голову среди руин было обжигающим, агоническим, мучительным и сладким в то же время. Какая глупая, мелочная месть! Словно месть бывала иной. Самое то для мягкого мальчишки, которым он стал.

Через несколько дней он обнаружил в «Хижине» незнакомцев — светловолосую девушку лет шестнадцати, парящего рядом с ней ребёнка и высокого взрослого мужчину. Маленькой летающей девчонке удалось вывести из себя Чан Шэн всего лишь парой фраз — впервые она заговорила в присутствии чужих людей. Бай Чжу не стал её одёргивать. В этом он уже не видел никакого смысла.

Ни в чём он уже не видел никакого смысла.

— Вечные благовония? Разумеется, они есть в наличии, — лучезарно улыбнулся он. — Три миллиона моры, товар высшего качества.

Девчонка вскрикнула и возмущённо взвилась в воздух; блондинка нахмурилась; мужчина слегка прищурил глаза, изучающе рассматривая Бай Чжу. Ему показалось, будто он видел где-то этого мужчину, этого Чжун Ли, но не мог вспомнить, где. В «Ваншэн», среди безумствующей свиты Ху Тао? Похоже на то.

Девушка и её летающая спутница ушли за неким Чайльдом. Бай Чжу вернулся за стойку и принялся изучать рецепты. Мужчина — Чжун Ли — неотрывно смотрел на него взглядом тяжёлым и сумрачным. Глаза у него были оттенка позднего мёда, цвета корляписа, уникального камня, который можно было найти только в Ли Юэ.

Бай Чжу с большим запозданием понял, с чем можно было сравнить радужки Моракса. Янтарь, золото, поталь — ничего из этого не описывало их так же точно.

Наверное, я вижу всякое, подумал Бай Чжу, и Чан Шэн немедленно откликнулась в его голове: «Твой разум оказался даже слабее тела, Бай Чжу. Ты сходишь с ума».

— Не видел вас тут раньше, — сказал Бай Чжу, не поднимая глаз, силясь перебить въедливый голос Чан Шэн. — Вы прибыли в Гавань недавно?

— Просто не было необходимости посещать ваше заведение, — ответил Чжун Ли. У него был низкий раскатистый голос: с таким звуком камни бьются о склон горы, готовясь поразить идущих внизу путников. — Я работаю консультантом в ритуальном бюро «Ваншэн».

— Мне казалось, — заметил Бай Чжу, перебирая карточки, — у клиентов «Ваншэн» уже нет потребности в консультациях.

— Вы удивитесь, — отозвался Чжун Ли.

— Отчего же.

Бай Чжу отложил карточки и поднял лицо. Он собирался спросить, потому что терять ему всё равно было нечего, но его отвлёк смех. Смеялся худощавый рыжий юноша, облачённый в форму Фатуи, так заливисто, громко и жизнерадостно, что Бай Чжу испытал острый как тычок рапиры приступ раздражения.

Он продал им вечные благовония за совершенно невероятную и откровенно наглую сумму. Потребности в этих деньгах у Бай Чжу уже не было: морой, сколько бы её ни было, невозможно было заткнуть дыру в его груди.

///

Через несколько дней разразилась битва. Она была шумной, страшной и неописуемо короткой: словно грозовой дождь, душивший город несколько часов, она выплеснулась на Гавань ливнем и быстро стихла, оставив после себе тишину. Обломки осыпались на город. Гигантская туша морского змея рухнула в воду, придавленная Нефритовым дворцом.

Всё время, сидя у окна, Бай Чжу ждал возвращения Моракса, но Моракс не вернулся.
Тогда Бай Чжу поднялся и направился вниз, ждать людей из Ли Юэ. Как он и ожидал, они вереницей потянулись в «Хижину» за снадобьями и лекарским советом.

К вечеру следующего дня Гавань начала оживать: горожане вместе с миллелитами расчищали завалы, мели улицы, чинили сломанные крыши; молодая женщина, стоя в одном из прудов, выбрасывала оттуда камни. Бай Чжу передал дела Гую и теперь собирался воспользоваться суматохой, чтобы выскользнуть из города — никем не замеченный, в старом своём дорожном платье, со спрятанными под капюшоном волосами.

Ему удалось дойти до ступеней, когда дорогу ему преградил Чжун Ли.

Бай Чжу замер, окаменевший, но быстро пришёл в себя.

— А, — произнёс он с показной легкомысленностью в голосе, — господин консультант. Вы несколько поторопились, я пока не нуждаюсь в ваших услугах.

— Бай Чжу, — позвал его Чжун Ли, и Бай Чжу вздрогнул, словно от удара. — Я пришёл извиниться.

Бай Чжу поднял брови.

— За что, господин консультант?

Эта экзувия удалась Мораксу лучше, если он вообще лепил её сам, а не одолжил у кого-то. Пусть черты его не были настолько правильными, как прежде, он выглядел живее, как самый настоящий человек, у которого под мягкой кожей текли кровь и ликвор, который мог испытывать боль. У которого, должно быть, билось сердце.

Вместо балахона из грубого шёлка на нём был костюм с длиннополым плащом, кисти рук скрывали перчатки. Он больше не стоял босиком на камнях, заставляя Бай Чжу ёжиться от холода.

Это не было Мораксом. Что-то внутри Бай Чжу упиралось, точно непокорное животное.

— Ты знаешь, кто я, — сказал Чжун Ли.

— Вы представились не далее как несколько дней назад, — ответил Бай Чжу с улыбкой. — Моё здоровье нельзя назвать идеальным, но на память я пока не жалуюсь.

— Твои силы уходят, — сказал Чжун Ли, и когда Бай Чжу попытался обойти его, резко сдвинулся, преграждая ему дорогу.

Внутри Бай Чжу мгновенно вскипела ярость.

— Господин консультант желает, чтобы я окликнул миллелитов? — спросил он елейным голосом, и Чжун Ли в ответ поднял брови. — Тогда пусть перестанет преграждать мне путь.

— Почему ты упираешься? — спросил Чжун Ли. Он выглядел искренне удивлённым. Лицо его на мгновение стало совсем как у Моракса, когда он сталкивался с очередной непонятной для него гранью человеческой натуры.

Может, и впрямь стоило прекратить упираться, но Бай Чжу так решительно настроился умереть в долине Гуйли, что просто не мог себя остановить. Решимость несла его вперёд подобно повозке, запряженной обезумевшими лошадьми, и любое промедление становилось камнем, пущенным ей под колёса.

— Какое дело господину консультанту до ничтожнейшего человека из Сумеру? — спросил он, с трудом удерживая интонации мягкими и вкрадчивыми. — Отпустите его с миром.

Сказав это, он попытался вновь обойти Чжун Ли, и на этот раз тот не стал мешать, только сказал в спину:

— Контракт больше не действует. Ты волен идти куда захочешь.

Бай Чжу следовало промолчать, но язык его всегда был излишне длинен, а ум, пожалуй, не в меру короток по сравнению с этим языком.

— Я почувствовал, господин консультант.

— Но это не значит, — добавил Чжун Ли, — что мне больше нечего тебе предложить. Бай Чжу, позволь мне тебе помочь.

Бай Чжу, уже начавший спускаться, остановился и обернулся на Чжун Ли. В полумраке, разгоняемом только оставшимися после битвы фонарями, его тело ничем не отличалось от человеческого: не сияли узоры на предплечьях и босых ногах, не светились глаза и рыжеватые кончики его волос.

— Ещё один контракт? — поинтересовался он, больше не пытаясь придать своему голосу ласковые нотки. — До нового вздорного желания уйти на покой, разыграв собственную смерть?

Чжун Ли не стал отпираться.

— Позволь мне объясниться, — сказал он.

Теперь Бай Чжу повернулся к нему полностью.

— Зачем вам передо мной объясняться, господин консультант? Вы мне ничем не обязаны.

От томившейся внутри злобы у Бай Чжу тряслись руки, и он крепко сжал их в кулаки. Он давно приучил себя не злиться, потому что злость пожирала духовные силы, приближая его и без того скорую смерть. Но это уже не имело никакого значения.

— Жизнь человеческая скоротечна, — сказал он. — Это горы останутся неизменны, пока моё тело будет гнить в земле.

Чжун Ли молчал. И действительно, что тут можно было сказать? Но злость расцветала в груди Бай Чжу горячим цветком, и слова лились из его рта: обидные и злые слова, которые он держал в себе слишком долго.

— Что мы, если не игрушки в руках архонтов? — спросил он. — Надеюсь, Владыка камня хорошо провёл время. Ему стоило оставить ничтожнейшего путника в долине Гуйли.

К его удивлению, Чжун Ли фыркнул.

— Ты — дурак, Бай Чжу, — сказал он спокойно. — Слова твои резки, но ты напуган и потому говоришь из-под ног. — Прежде чем Бай Чжу успел ответить, Чжун Ли поднял руку. — Но и я дурак не меньший. Мне жаль, что тебе пришлось через всё это пройти. Иначе я поступить не мог.

Если какие-то люди и заинтересовались их разговором, то интерес этот быстро сошёл на нет. Хотя время было позднее, отовсюду доносились голоса, и крики, и радостный смех. Никто не собирался спать этой ночью.

Бай Чжу следовало уйти. Никто не остановил бы его. Ничто не удержало бы. Контракт был разорван, а что до корней — корни его так и не прижились в каменистых землях Ли Юэ. Страна отторгла его, будто не было этих десятилетий, будто не было Миньюнь и Гавани.

Во рту стало горько, как от особенно несносной микстуры.

— Две тысячи лет я носил траур, — сказал Чжун Ли. — Однако всему своё время. Прошло время моего траура, и прошло время богов. В Ли Юэ больше нет архонта. Владыка камня пал.

Он склонил голову набок, и на мгновение Бай Чжу увидел на его месте Моракса.

— Твой контракт завершился с его смертью, — продолжил Чжун Ли, — и ты волен уйти. Но я бы хотел, чтобы ты остался.

— Ты — это кто? — вырвалось у Бай Чжу. — Консультант из ритуального бюро «Ваншэн» по имени Чжун Ли?

— Да, — просто ответил Чжун Ли.

Бай Чжу рассмеялся.

— Какой мне прок с Чжун Ли? Помочь мне мог только Моракс.

— Отчего же? — удивился Чжун Ли. Он взглянул на свои руки, потом поднял глаза. — Тебя одурачило смертное тело? Ты полагаешь, будто в нём не осталось сил?

Именно об этом Бай Чжу и думал.

— Я не могу стать человеком, — сказал Чжун Ли. — Я могу только сменить экзувию и научиться человечности.

— В таком случае, у тебя есть всё время мира, чтобы овладеть этим искусством, — отозвался Бай Чжу. Ещё одно развлечение для бессмертного существа, подумал он, ничуть не хуже, чем давать надежду и забирать её.

Было что-то ещё, из-за чего он чувствовал себя задетым. Моракс не посчитал нужным ему рассказать. Для Моракса он был всего лишь одним из сотен лиц, одним из тех, кого он встречал каждый день на протяжении тысячелетий. Помнить всех означало не помнить никого в особенности.

— Бай Чжу, — позвал его Чжун Ли, и голос его зазвучал так устало, что Бай Чжу невольно вскинул голову. — Прошу тебя, давай зайдём внутрь.

«Мягок, как мышиное брюхо», — сказала бы Чан Шэн. Теперь она молчала, и о мышином брюхе подумал он сам. Ничего удивительного — она всегда была той частью его личности, которая берегла другие, а он намеревался совершить глупость, которая стоила бы ему жизни.

Не говоря ни слова, он прошёл мимо Чжун Ли и направился обратно в «Хижину». Дверь он оставил открытой.

Чжун Ли заваривал чай. Он делал это так же, как до него делал Моракс, так же переступал по комнате, держал посуду, насыпал чайный лист. Он снял перчатки, и руки под ними были бледными, человеческими, с аккуратными плоскими ногтями. Бай Чжу понял, что скучает по когтям, и по шероховатой шкуре, и по каменному телу, такому жёсткому и твёрдому, что на нём больно было лежать.

Где-то за окном прогремели фейерверки, на мгновение осветив сумеречную комнату. Чжун Ли и Бай Чжу сели друг против друга на пол, разделённые резной чабанью из светлого дерева.

— Две тысячи лет я пытался понять людей, — сказал Чжун Ли, разливая по пиалам чай. — Это было единственное наследство, доставшееся мне от Гуй Чжун, Архонта пыли. Её любовь к людям всегда казалась мне вздорной и излишней. Эта любовь привела её к гибели. Поначалу я испытал гнев, и в гневе я был беспощаден. Я менял ландшафт Ли Юэ. Я превратил долину Гуйли в руины, в слепой ярости растоптал то, что с любовью строила Гуй Чжун. Кто-то был создан для созидания, но Моракс был создан, чтобы разрушать.

Бай Чжу молчал, рассматривая свою пиалу. До него доносился смутный аромат чая, терпкий, с отчётливыми нотками земли.

— Вскоре я начал испытывать раскаяние, — продолжил Чжун Ли спокойным низким голосом. — Мои подданные боялись приблизиться ко мне, меня остерегались даже адепты. Я понял, что меньше всего Гуй Чжун хотелось бы, чтобы я превратился в одного из охваченных безумием архонтов, способных только к ненависти и мести. Мне нужно было измениться. Так, — Чжун Ли сделал паузу, чтобы отпить чая, — Моракс ушёл, чтобы уступить место Владыке камня.

— В отличие от Моракса, Владыка камня был способен к созиданию. Он навеки запечатал долину Гуйли, основав вместо неё Гавань Ли Юэ. Он создал миллелитов, чтобы они защищали народ Ли Юэ, и создал Цисин, чтобы они правили Ли Юэ.

— Ты сказал, что долина Гуйли видела много смертей, — сказал Бай Чжу — и удивился, поняв, что произнёс это вслух.

— Да, — ответил Чжун Ли. — Смерти всегда тревожили Гуй Чжун. Ей не нравилось, когда умирали люди.

Вот по кому он носил траур столько лет, подумал Бай Чжу. Им овладело острое желание узнать о Гуй Чжун больше. Архонт пыли — он слышал о ней, читал в книгах; о ней, и об Архонте соли, и о других, павших во время Войны.

— Две тысячи лет я наблюдал, — продолжил Чжун Ли. — Ты прав, мне бывает непросто осознать концепт времени. Люди живут мало. Адепты бессмертны. Даже полуадепты, такие как Гань Юй, живут слишком долго по человеческим меркам. Я так увлёкся наблюдением, что едва не пропустил момент, когда народ Ли Юэ утратил потребность в божественной благодати. Теперь настала пора уйти и Владыке камня.

«Такова природа всех вещей, — вспомнил Бай Чжу собственные же слова, сказанные старику Юань Хуну многие годы назад. — Всё прекращается и всё начинается вновь».

За окном вновь вспыхнул фейерверк. На этот раз Бай Чжу проследил за ним взглядом — за крохотной звёздочкой, которая вспыхнула и растворилась в ночном небе.

— Они празднуют, — сказал он.

— Они празднуют победу, — ответил Чжун Ли. — Они победили чудовище и защитили свой город.

В его голосе звучала гордость. Вот что он сделал: снял с себя траур и переоблачился в человека.

— Бай Чжу, — окликнул его Чжун Ли. — Мне не хотелось бы, чтобы ты покидал Ли Юэ, но я пойму, если ты уйдёшь. Я не буду тебя держать. Мне просто хотелось объясниться.

— Хочешь заключить новый контракт? — спросил Бай Чжу. Слова его прозвучали резковато, куда резче, чем он хотел бы, но Чжун Ли то ли не расслышал яд в его голосе, то ли предпочёл не расслышать.

— Если так тебе будет спокойнее, — сказал он.

— Разве такой контракт чего-нибудь стоит? — усмехнулся Бай Чжу. — Контракт от того, кто в любой момент может умереть?

— Люди смертны и всё равно заключают контракты друг с другом, — возразил ему Чжун Ли.

Чай остыл. К своей пиале Бай Чжу так и не притронулся.

— Люди заключают друг с другом контракты иного толка, — ответил он. — Люди делят друг с другом постель как любовники, а не как…

Он замолк, не сумев подыскать определение тому, что между ними было. Долгие годы он называл это по-разному, ритуалом, и лечением, и унизительной процедурой, которую следовало перетерпеть, но теперь всё ощущалось неправильно.

Бай Чжу был человеком. Как человек, он любил ясность: она давала ему и направление, и точку опоры. Как человек, он не любил неопределённость: она изводила и мучила его.

И вновь Чжун Ли выглядел удивлённо.

— Это то, чего ты хотел? — спросил он, убирая пиалу. — Так почему ты просто не сказал?

Бай Чжу молча уставился на него. Он открыл было рот, но закрыл его, не найдя слов.

— Господину консультанту, — произнёс он утомлённо, — предстоит многому научиться.

— Господин консультант умеет достаточно, — в тон ему отозвался Чжун Ли. — Человеку из Сумеру стоило яснее выражать свой интерес.

Возможно, это и впрямь была его оплошность. Поначалу ему было страшно и неприятно, потом любые разговоры казались неуместными. Моракс приходил к нему раз в несколько месяцев, без всякого предупреждения, и раз за разом умудрялся заставать его врасплох.

Он поднялся, сопровождаемый пристальным взглядом Чжун Ли.

— Пойдём в постель, господин консультант, — сказал Бай Чжу. — Я позволю тебе меня раздеть.

Чжун Ли накинулся на него, как голодный зверь. Оказалось, всё это время он вёл себя деликатно — и то, что Бай Чжу воспринимал как отстранённую практичность, почти холодность, оказалось осторожностью. Ни разу за десятилетия Моракс не позволил себе его оцарапать, не причинил ни малейшей боли. Страдало уязвлённое самолюбие, но не тело.

На этот раз он был нетерпелив почти до грубости. Опрокинув Бай Чжу на постель, он спросил:

— Как ты хочешь? Хочешь меня взять? Хочешь, чтобы я тебя взял?

— Хочу второе, — отозвался Бай Чжу, слегка задыхаясь. — Искупи годы холодности, Владыка камня.

— Владыки камня больше нет, — отозвался Чжун Ли, развязывая пояс на талии Бай Чжу. Ладони легли на его обнажившееся солнечное сплетение. Бай Чжу почти ожидал, что метка откликнется на прикосновение, но этого не произошло. — Теперь тут только я.

Оседлав бёдра Бай Чжу, он низко навис над ним, касаясь его щёк кончиками пальцев, потом наклонился ниже, так что губы их почти соприкоснулись. Он был тяжёлым, тяжелее мужчины его комплекции, но мягким. Его руки были мягкими. Когда Бай Чжу в ответ прикоснулся к его шее, то почувствовал под пальцами стремительное биение пульса.

От одного только касания голова его пошла кругом. Он не позволял себе касаться Моракса, но теперь Чжун Ли подставлялся под его руки, словно огромный ручной леопард. Бай Чжу обхватил ладонью его голову, притягивая к себе для поцелуя.

— Ты можешь сделать так, чтобы одежда на тебе исчезла? — поинтересовался Бай Чжу.

Чжун Ли нахмурился.

— Нет, — ответил он, отстраняясь, чтобы расстегнуть жилет. — Это настоящая одежда. Я её купил.

В нём не было ни осторожности, ни холодности. Сбросив с себя одежду, он вновь забрался на Бай Чжу, вновь его оседлал и обхватил ладонью оба их члена. Бай Чжу вздохнул. Он обнял рукой Чжун Ли за шею, заставляя его наклониться и почти прижаться носом к виску.

— Мне казалось, — пробормотал Бай Чжу, — что соитие влечёт за собой потерю духовных сил.

— Это так, — ответил Чжун Ли. — Но я всё верну.

С этими словами он сжал руку. Бай Чжу хватило минуты, чтобы излиться, и тогда Чжун Ли закинул его ногу себе на плечо, собрал с живота семя и скользнул пальцами между его ягодиц. Бай Чжу, всё ещё излишне чувствительный, поморщился, но не стал противиться. Чжун Ли склонился к нему, согнув его в пояснице. В полутьме комнаты глаза его светились, и светились рыжеватые кончики его волос.

Когда Бай Чжу прикоснулся к его груди, то почувствовал под пальцами биение сердца.

///

Утром он спустился на первый этаж, где Гуй уже начал приём посетителей. При виде Бай Чжу он поднял брови.

— Разве господин лекарь не отправился за ингредиентами?

Сегодня обычно собранные в узел волосы Бай Чжу были распущены, скрывая под собой следы на шее.

Он склонил голову набок.

— Неужто господину травнику начал мозолить глаза его старый лекарь? — с улыбкой осведомился он, и Гуй, слегка покраснев, покачал головой.

— Вот и славно, — ответил Бай Чжу, направляясь к выходу. — Считай, что меня здесь нет. Я решил взять небольшой отпуск.

— Да, господин лекарь, — отозвался Гуй, и в голосе его зазвучало облегчение.

Бай Чжу мог его понять — впервые «Хижина Бубу» оставалась целиком на нём. Должно быть, он чувствовал радость и ответственность.

Сам он собирался направиться в долину Гуйли. С собой у него была котомка с семенами цветов цинсинь, которыми он намеревался засеять руины.

Actions

Kudos

Jupitter, Diana_Neri, Kribynaki, gaudete, 33makki, Grosi, rokuto_o, mbtyz, Greenmusik, tenemonomi, Clymenes, Lia_0325, adler_the_third, plamen, Maniurururu, Argetlaams, muerlen, miezza, yisandra, marmaland, Samozvanka, Kenry, nyglockismylife, emmavorobei, LelfeDeNuit, truelesbian, Trickster_13, thegamed, madiss, Green_Tea_Cup404, Meryjane456, anananas11, Flavina, Matry, dihapsik, quotesandmiracles, Narspi, Effloresziere, envy_royal, Atte_Lee19, SjuSau, lil_shitass, 1993Lycoris, Satoru_Ichikawa, xfiiwoch, White_Kou, miyaleo, NanaKona, PolarDino, aoi_v, and 16 more users as well as 21 guests left kudos on this work!

Archive of Our Own^beta

Actions

Work Header