Work Text:
Все беды от Санта-Клауса.
Дело было так.
Когда Ван Ибо был совсем маленьким, по собственным рассуждениям, родители полетели в Америку зимой. Так Ван Ибо узнал о существовании Рождества, Санта-Клауса и волшебной недели. И так воодушевился новыми знаниями, что тут же написал Санта-Клаусу письмо.
Он написал:
«Дорогой Санта-Клаус, уверен, ты сейчас в шоке от того, что в твоем списке послушных детей появилось новое имя, которого раньше там не было. Меня зовут Ван Ибо, я родился в Китае. У нас не празднуют Рождество, а наш Шань Дань Лаожен не исполняет заветных желаний, а только дарит дурацкие красные конверты. Деньги — это хорошо. Но деньги можно заработать, а я хочу чуда.
Уважаемый Санта-Клаус, мне не нужны игрушки, родители мне их купят, если я попрошу. Хочу, чтобы ты подарил мне что-то чудесное, можно не в этот раз, в любой другой. Что-то удивительное и волшебное.
С уважением, Ван Ибо, 8 лет»
Ничего чудесного, удивительного или волшебного в тот год Санта-Клаус Ибо не подарил, а потому через год, в декабре, Ибо написал еще одно письмо, правда, в этот раз уже будучи дома, в Китае.
«Здравствуй, Санта-Клаус.
Пишет тебе Ван Ибо, которому в прошлом году ты не подарил никакого подарка, хотя я писал тебе и просил.
Очень жаль, что я ничего не получил. Не знаю, почему так случилось, но я явно не плохой ребенок, потому что угля ты мне тоже не принес.
Я придумал, что хочу получить! Хочу, чтобы родители волшебным образом сошлись. Они развелись этим летом, сказав, что больше не любят друг друга. Подари мне немного любви, Санта-Клаус. Я уверен, что рождественское чудо сработает в Китае.
С надеждой, Ван Ибо, 9 лет».
Но и в тот год Ибо не получил того, что пожелал от Санты Клауса. Родители не сошлись, он остался жить с мамой. А папа навещал его несколько раз в месяц. И больше Ван Ибо Санта-Клаусу не писал, потому что тот не исполнил его желания.
Ван Ибо был разочарован в этом европейском кудеснике до того самого дня, пока ему не исполнилось восемнадцать. А в восемнадцать пришла пора ловить падающие челюсти, потому что этот сказочный персонаж все же исполнил желание Ибо, но сделал это с подковыркой, разумеется.
Как говорится, чтобы желание твое сбылось, точно формулируй запрос. Девятилетний Ибо просил, чтобы родители снова сошлись, и немного любви. Родители не сошлись (и слава богу, на самом деле, потому что оказалось, что вместе они просто невыносимы), а немного любви Ван Ибо все же получил.
Ну, как немного… У вас когда-нибудь случалось, что в ухе подозрительно-рождественно начинает звенеть, а потом кто-то в вас магическим образом влюбляется? Нет? А вот с Ван Ибо случилось. Во время первой его сессии. Во время экзамена. Прямо в тот момент, как он пытался ответить на вопрос.
В ушах начало звенеть, Ибо даже заозирался по сторонам. Словно кто-то звонит в маленький такой колокольчик, круглый, как на оленях Санты. А когда повернулся к преподавателю, тот уже смотрел на него как-то иначе. Очень странно. Ибо даже не сразу понял, что случилось.
А когда понял, то так охуел, что не выхуел, пока не прошла неделя.
Этот самый преподаватель, доктор каких-то там наук (Ибо честно помнил, но забыл), член профсоюза, мужчина давно женатый, завкафедрой! Влюбился в Ибо, как мальчишка. Ходил за ним, глазками стрелял, флиртовал. Ибо тогда не на шутку испугался, потому что, ну, коротенький, полненький, почти облысевший профессор Тан боролся с собой, со своими чувствами и нет-нет да флиртовал с Ибо. Подкармливал его, когда встречал. Писал в вичате какие-то глупости.
Ибо думал, что у одного из них поехала крыша. Большие ставки делал на профессора Тана. Но ровно через семь дней все закончилось.
Когда профессор перестал проявлять к Ибо знаки внимания, вздох облегчения сорвался с губ сам собой. Ибо подумал, что это было какое-то помутнение рассудка. Временное. Слава всем богам, если они есть.
В первый год Ибо не понял, что это за чудо, что за колокольчик: пазл не сложился. Ибо жил себе дальше. Учился, танцевал, подрабатывал. Встретил свой девятнадцатый день рождения. Вступил в отношения. Расстался. Слетал осенью в Корею (уж очень там красиво осенью). Наслушался про классное Рождество и решил поехать на Рождество снова в Корею. Погулять по Итэвону, напиться до беспамятства где-нибудь. Даже сессию сдал досрочно, чтобы подольше отдохнуть.
И ну вот никак не ожидал в шумном клубе звона в ушах. Снова колокольчики. Ибо насторожился, потому что память у него вообще-то хорошая, и он помнит, что в прошлый раз колокольчик ничего хорошего ему не принес.
В Корее в него влюбился бармен. Ибо тогда наклюкался до состояния нестояния. Остался в баре на всю ночь. А этот заботливый юноша утащил Ибо к себе и уложил спать. Утром приготовил завтрак, принес Ибо в постель. Долго говорил, какой Ибо красивый, как он счастлив встретить любовь всей своей жизни.
Помятый, вонючий, похмельный Ибо бежал от этого парня со всех ног. Ему было немного жалко бедолагу, но как-то слабо верилось, что за один вечер можно вот так влюбиться.
От парня-то Ибо сбежал. Подумал еще, что тот наркоман проклятый, или просто ему на слабых умом везет. А потом, через пару дней, уже в другом клубе, колокольчик в ушах зазвонил вновь. Кореец, что танцевал с ним рядом, посмотрел тем самым взглядом профессора из университета, и Ибо все понял. Он, вообще-то, довольно умный, и у него хорошая память.
Ибо бежал по ночному, адски холодному Сеулу, а парень, словно маньяк, бежал за ним. Но Ибо, вообще-то, танцор, у него дыхалка знаете какая! Ну то, что пьяный был, ну подумаешь. Это все корейский холодный воздух, только поэтому этот маньячина его тогда догнал! Целоваться с первым встречным Ибо не понравилось. Вообще нет.
Ибо заперся в отеле на оставшиеся дни. Он боялся выходить из номера. А вдруг колокольчик прозвенит снова? Это предвестник апокалипсиса!
Ибо прошерстил весь интернет. Все, что там было. Не нашел ничего, связанного с колокольчиками и влюбленностью в него первого встречного. Такой информации просто не существовало.
Поэтому Ван Ибо пришлось думать самому. Искать логику (не нашел), причинно-следственные связи и прочее.
В итоге к третьему дню своего заточения Ибо пришел к выводу, что этот кошмар продолжается с двадцать пятого декабря по первое января — неделя чертова Рождества. И как прикажете быть? Что делать теперь? Это будет каждый год?
Утром второго января Ибо с опаской прогуливался по Сеулу. Но никаких колокольчиков не звенело, и у Ибо от сердца отлегло. Всего неделя. Это он может пережить.
Через год Ибо снова сдал сессию досрочно. Это было логично, потому что влюбленность в него еще одного профессора он бы точно не выдержал.
Ибо все еще считает себя очень умным, а потому прячется в собственной квартире, запирается на все праздники. Эту омерзительную, ужасную, очень плохую неделю. Это великолепный план. Он точно должен быть успешным.
Должен был быть. Ибо не открывал двери даже доставщикам еды, просил оставлять на пороге. Но кто же знал?! Кто мог подумать только, что его больной желудок даст о себе знать (вообще-то, Ибо должен был подозревать об этом, потому что еда из доставок его погубит однажды своим содержанием масла, вредно, но вкусно)?!
Ибо думал, что сумеет это пережить. Ибо вообще не стоит думать, когда у него что-то болит, потому что думальщик из него плохой.
Фельдшер скорой помощи после уже знакомого звона в ушах пытался обменяться с Ибо вичатом. И Ибо, возможно, обменялся бы, фельдшер, вообще-то, симпатичный был. Но этот самый фельдшер совершенно забыл о том, что Ибо сейчас готов умереть от боли в желудке, так что обмен не состоялся.
Колокольчик - Ибо ненавидит колокольчики всем сердцем - прозвонил второй раз, когда он уже лежал в палате. Его сосед, такой же совершенно больной и измученный болью парень, стал неумело и как-то совсем грустно с ним флиртовать. Ибо еще подумал, ну вот какого черта?! Он ведь не гей, а бисексуал, почему всегда одни только парни? Нет, не то чтобы он хотел, чтобы в него внезапно влюбилась какая-то девушка, но, вообще-то, страшно обидно. Девушки не такие напористые и отбитые, как парни, когда пытаются проявлять свою влюбленность.
Ибо выдержал ровно два часа несчастного флирта и пошел просить, чтобы его куда-то переселили, а то он точно умрет. Повесится, зарежется ложкой, сделает харакири скрепкой.
Он улыбался доброй тетушке на посту медсестры, когда прозвенел колокольчик. Ибо застонал, нет, что, опять?! Мысли материальны? Хотел женщину — получай?!
Добрая тетушка переселила Ибо в другую палату и прописала ему витаминные уколы. И все делала сама. Тетушка перестала быть доброй, когда перед уколом шлепнула Ибо по заднице.
Хромая от боли и сгорая от унижения, Ибо проковылял мимо своего бывшего соседа по палате, страшась, что тот снова выдаст что-то эдакое, но тот промолчал и даже не посмотрел в сторону Ибо. Так Ван Ибо догадался, что повторный звон отменяет звон до этого. Ну, по крайней мере, через семь лет за ним не будет бегать десять влюбленных в него людей.
Ибо смог пережить ту рождественскую неделю только потому, что до конца праздников оставалось всего два дня.
Злая тетушка со шприцом была. Очень злая.
Проклятие, насланное на него великим и ужасным Санта-Клаусом, приходило точно по расписанию, ежегодно. Влюбляло в Ибо людей. И неважно было, пытался ли он прятаться, скрываться, запираться.
Самым неловким был случай, когда его троюродная кузина пяти лет тоже стала жертвой этого безумного колокольчика. Она смущалась, краснела, говорила, какой Ибо хороший, делилась с ним игрушками… И вот эти все очень милые, но такие пугающие из-за проклятия вещи. Ибо детей всегда любил и кузину свою нянчил еще с горшкового возраста с превеликим удовольствием. Но то Рождество у родителей (а Ибо так надеялся, что на родственников эти ужасы не распространятся) отвадило Ибо от праздников с родителями еще на пару лет.
Ибо радовался только, что в Китае католическому Рождеству по большей части не придают никакого особенного значения. И то, что именно в эти дни Ван Ибо становится отрезан от всего мира, практически никого не беспокоило.
Так шли годы. Ван Ибо успел возненавидеть календарный конец года, потому что это все стало невыносимо. И это невыносимо в один прекрасный день перешло на новый, совершенно запредельный уровень. Когда Ван Ибо открывал свою (да, он безумно крут) студию, и у него горели все дедлайны на свете, он просто задыхался от того, что ничего не успевает.
И конец года подкрался к нему настолько незаметно, что, когда в ушах зазвенели эти вестники апокалипсиса, Ибо захныкал, заныл, а потом завопил как иерихонская труба. Чо Сынен, что в этот момент старательно выкрашивал стену новенькой будущей студии своего лучшего друга, обернулся на звук, да так и застыл. Влюбился.
Ибо очень сильно любил Сынена. А еще сильнее — его девушку, с которой они дружили нежную дружбу. И он просто не мог представить, что это снова случится с ним. Да еще и с его близким другом.
— Никогда не замечал, какой ты красивый, Ибо. — говорит Сынен, откладывая краску.
— Ага… Не замечал…— флегматично кивает Ибо, старательно отводя от друга глаза и стараясь не расплакаться. Ну почему, почему все несчастья на его голову? Как мог Санта-Клаус так над ним поиздеваться? Что плохого Ибо сделал? Он в восемь лет был божьим одуванчиком, почти во всем слушался родителей, это потом он выебываться стал, а до того очень даже и неплохой был (мама Ибо бы с этим не согласилась, но ее никогда не спрашивали).
— Мне кажется, ты устал, — заботливо говорит Сынен и гладит Ибо по плечу.
— Тебе не кажется, — слезы почти катятся по лицу Ибо, но он сказал, он кремень.
— Давай мы наймем рабочих, вместо того чтобы красить? А ты поедешь домой, примешь ванну, отдохнешь?
Ибо ужасно повезло, что у Сынена язык любви — забота. Он бы даже расцеловал его, если бы это не было потенциально опасно.
И Сынен отвозит Ибо домой, через полчаса проверяет, что Ибо полежал в ванной, а еще через час, что лег в постель. Что Сынен сказал Ибуки по поводу своей внезапной влюбленности в лучшего друга — Ибо спрашивать не стал. Мало ли, как это будет воспринято.
Утром, правда, от Ибуки поступило сообщение, что Сынен задавал странные вопросы и вел себя в целом не совсем адекватно. Ибуки спрашивала, что они курили в студии. Но правду сказать Ибо не мог (так и за сумасшедшего сойти можно), а потому сказал, что траву курили. Ибуки ему вряд ли поверила, но вопросов больше не задавала.
Предложение Сынена с группой рабочих было шикарным. Правда, под праздники оставалось очень-очень мало бригад, которые бы взялись сделать ему студию, чтобы красиво и уже по начатому. Пришлось искать через знакомых и умолять.
И тут снова помог Сынен (как повезло Ибуки, ее парень заботливый что пиздец). Он нашел и бригаду, и какого-то дизайнера, и все сразу. Ибо бы по-хорошему дома сидеть, не высовываться. Но, помимо ремонтных работ, у него еще обычная работа в старой студии, детей танцевать кто еще под календарный Новый год учить будет? Обычно Ибо брал отгулы, но деньги-то нужны, да и забыл он, что его неделя страданий и мучений приближается, не смотрел на даты. Вот и впахивал.
А после работы - в студию, чтобы объяснить, что именно ему надо, в какой цвет покрасить, какие работы доделать, пока он будет умирать и прятаться, прятаться и умирать. И избегать Сынена (по возможности).
Рабочие вместе с дизайнером-бригадиром уже осматривали его помещение, когда Ибо, устав от жизни, заботы и любви Сынена, явился в свои будущие хоромы.
— Вы владелец? — строго спросил высокий, красивый до омерзения парень. Ван Ибо словил краш так быстро, что даже упустил вопрос. Мужчине пришлось его повторить и еще немного побуравить Ибо взглядом до тех самых пор, пока совершенно не ожидавший затруднений с речевым аппаратом Ибо не кивнул. — Меня зовут Сяо Чжань, и мне больно смотреть на то, как вы губите помещение с таким потенциалом.
«Ах ты ж, сука, — подумалось Ван Ибо. — Какой же ты, блядь, красивый».
— Ну, я танцор, а не дизайнер, поэтому тут все.. не так, как вы привыкли… Я Ван Ибо. — Ибо улыбается Сяо Чжаню, как он думает, приветливой улыбкой, но получается не очень.
— Я совершенно… — и Сяо Чжань делает акцент на последнем слове, — не понимаю, почему в таком случае вы не пригласили дизайнера сразу. — Сяо Чжань как-то горестно вздыхает и трет переносицу. Его рабочие жмутся в один угол, но к стенам не прикасаются. Ибо с этого становится очень смешно.
Сяо Чжань обходит помещение, исключительно показательно ковыряет краску на стене, снова вздыхает, подходит к окну, смотрит в него задумчиво, потом снова поворачивается к Ибо. Ибо думает, что в свете фонарей с улицы и холодном освещении его студии Сяо Чжань похож то ли на ожившую мечту, то ли на какого-то небожителя. Ибо еще не до конца разобрался с этим, но дух захватывает.
— Скажу вам честно, Ван Ибо, тут нужно все переделывать, — говорит Сяо Чжань и вышагивает по помещению, словно он критик. В Ибо поднимается волна жгучего раздражения, потому что, вообще-то, он целый месяц тут работы проводил, и ему не нужно переделывать, ему нужно д о д е л а т ь. Потому что его тут все устраивает. Очень красивые серые стены, зеркала висят ровно, паркет тоже вроде в тон.
— Ну не может быть, чтобы прям все, — Ибо чувствует, как на лице у него появляется совершенно кислое выражение, и пытается его сдержать.
— Ван Ибо, вы слышали что-нибудь о грунтовке стен? — Сяо Чжань смотрит на Ибо, как на идиота. А Ибо, вообще-то, не идиот. Потому что что-то про грунт он точно слышал. Вроде на уроках географии рассказывали про грунтовые воды. Сяо Чжань намекает, что со стен должна стекать вода? Но такого дизайнерского решения ему точно не нужно, он ведь хотел простенькую студию сделать, а не что-то прям сверхуникальное! — Грунтовка подготавливает основание к последующему нанесению отделочных материалов, — меж тем продолжает Сяо Чжань, а Ван Ибо безмерно счастлив, что не открыл рот про грунтовые воды, — защищая и укрепляя его, улучшая сцепные свойства.
— Ну, к счастью, мы с Сыненом покрасили не так уж и много… — Ибо уже не чувствует себя таким уж и умным. И Сяо Чжань тысячу раз красивый, но Ибо после работы месяц тут корячился, это так грустно звучит. Все переделывать. Все? Куда же все?!
— Да, но я посмотрел запас краски, и ее просто не хватит, — Сяо Чжань говорит будто бы с сожалением, но вид у него такой, словно он бы разобрал студию на камушки, а потом по новой собрал, но ему нужно объяснять, почему он хочет это сделать.
— О, мы докупим, это не большая проблема, — Ван Ибо отмахивается. Это он точно сможет решить, но потом у Сяо Чжаня делается такое лицо, что Ибо думает, что лучше бы молчал.
— Вы ведь знаете, что краска должна быть из одной партии, а иначе она будет расходиться по цвету, и в солнечном свете - а у вас солнечная сторона - это будет видно очень хорошо. Ваше цветовое решение мы обсудим позже.
Ибо знает только одну партию — КПК. И вот ее он поддерживает. А всякие цветовые решения… Ибо уже так сильно жалеет, что поддался слабости и позволил Сынену позвать какого-то дизайнера. А потом Сяо Чжань ему улыбается, и Ибо думает, что все не так уж и плохо. Краска в целом не такая дорогая, купят новую, грунт сделают, Ибо даже воду проведет, если надо. Из реки, если очень надо.
Сяо Чжань начинает снова бродить по помещению, помечая что-то в планшете. Ибо думает, что на этом его экзекуция окончена, и он может перекусить. Он не ел с самого утра, а Сынен купил ему вок, и он так соблазнительно пахнет из пакетика у входа. Ибо, пока никто не обращает на него внимания, медленно пятится ко входу, берет свою еду, разворачивает ее. Запах специй ударяет в нос. Ибо думает, что, возможно, вероятно, ему станет плохо, но оно того стоит, потому что он очень хочет кушать, время уже перевалило за семь.
И стоит Ибо закинуть в рот немного еды, как Сяо Чжань бросает на него взгляд, и тут происходит оно. Не колокольчики, а целый колокол, будь он неладен, звонит в его ушах, Ибо морщится на мгновение, но вкус еды так приятно растекается на языке, что перебивает неприятные ощущения от звона, и Ибо почти мычит от удовольствия.
По всей видимости, теперь Сяо Чжань в него влюблен. Ибо сразу же может увидеть целую кучу плюсов в том, что его дизайнер в него влюблен, потому что, во-первых, и это самое главное, Ибо перестанут тут полоскать, как первоклашку. А потом, может быть, еще и скидку сделают. Ну и Сяо Чжань в целом выглядит лучше, чем все те, кто в Ибо влюблялся за последние семь лет.
Сяо Чжань смотрит на Ибо совершенно голодным взглядом. Да, думается Ван Ибо, вот оно! Сяо Чжань буквально пожирает Ибо взглядом, таким темным и возбуждающим, что подкашиваются коленки. На Ибо еще никто так не смотрел.
Сяо Чжань прикрывает глаза, делает глубокий вздох, блокирует планшет и снова заговаривает с Ибо.
— Ван Ибо, кто решил повесить зеркала на этой стене? — это не совсем то, чего Ибо ожидал, потому что голос Сяо Чжаня все еще властный и слегка надменный. Он не улыбается и смотрит теперь голодно-разочарованно.
— Я…
— Хуё… Я хотел сказать, что это было очень плохим решением, Ван Ибо. У вас, как я сказал раньше, солнечная сторона, и днем свет будет падать куда? Правильно. Прямо на зеркала. Я пришлю вам все в вичат. Или через Сынена передам. И, при всем уважении, сейчас вечер двадцать седьмого декабря, я знаю, что вы с работы, как и я, впрочем, а потому правки по дизайну и ремонту ожидайте завтра после обеда.
Сяо Чжань смотрит на Ибо взглядом, в котором отчетливо читается «все хуйня, давай по новой». Он даже не пытается скрыть своего недовольства. И Ибо не знает почему, но ему это нравится.
Утром двадцать восьмого декабря Ван Ибо приходит смета по исправлению работ, что он уже наворотил у себя в студии. Деньги немаленькие, конечно. Но если все в самом деле так плохо, как сказал ему Сяо Чжань, то ну, выхода у него в любом случае нет. Так что придется слегка подзатянуть поясок и просто смириться с тем, что все будет так, как захочет Сяо Чжань.
Ибо еще раз осматривает смету, читает комментарий внизу. Выглядит очень зло. Словно Сяо Чжань приезжал домой и просто на жопной тяге все это написал. Ибо переводит часть суммы и собирается на работу.
Все нормальные люди уже уходят на выходные перед календарным Новым годом, а у Ибо на днях отчетный концерт. Точнее, не у него, а у группы его самых маленьких учеников. Дошкольники впервые выступают перед родителями, и если не разревутся со сцены — будет успех.
А вечером Ибо планирует навестить студию, посмотреть, как труды нескольких недель его жизни Сяо Чжань разобрал по кусочкам, может быть, поплакать немного в уголочке. И проверить, влюблен ли в него Сяо Чжань после звона колокольчика или нет. Потому что если нет, то кто? Точно не Сынен, с него словно бы наваждение спало. Кто-то из бригады Сяо Чжаня? Это было бы грустно.
Вообще-то, несмотря на то, что Сяо Чжань был вчера разрушительной сукой, которая только и делала, что придиралась ко всему, что видела, Ибо он понравился. Было в Сяо Чжане, помимо сверхъестественной красоты, что-то такое, что цепляло. То ли намек на его непростой характер, то ли что-то в жестах, но Ибо раз за разом прокручивал их диалог и испытывал едва ли не эстетическое наслаждение.
Так что сразу после основной своей работы, взяв перекус на всю команду Сяо Чжаня, Ибо поехал в свою студию. Он ведь может контролировать процесс, верно? Он же заказчик! Имеет право, между прочим.
Работа в студии шла полным ходом. Сняли зеркала и сейчас ковыряли стены, которые Ибо и Сынен так старательно красили. А еще Сяо Чжань и его команда зачем-то сняли уже уложенный паркет, хотя вот к паркету претензий не было вообще. Его и в смете, что пришла Ибо утром, не было.
— Добрый вечер! — Ибо привлекает к себе внимание, а сердце прямо раскалывается. Примерно в таком состоянии он студию снял несколько месяцев назад. Вот такую обшарпанную, раздолбанную и несчастную. Теперь несчастен Ибо. Сяо Чжань пришел в этот мир и в его жизнь, чтобы разбивать сердца. Вдребезги.
— О, Ван Ибо, пришли посмотреть на процесс работ? — Сяо Чжань кидает на него всего один незаинтересованный взгляд, а потом снова погружается в процесс наблюдения за своими работниками. Ибо глубоко оскорблен такому невниманию. Вообще-то, исходя из знаний, что Ибо получил за последние годы, Сяо Чжань должен быть в него сейчас влюблен. А он даже не смотрит. Это как-то даже бьет по самооценке.
— Я смотрю… вы разобрали... вообще все…
— Да? — Сяо Чжань обводит помещение взглядом. — Мы и не заметили. Тут все было так плохо, мы решили начать с самого начала.
Ван Ибо совершенно точно ненавидит Сяо Чжаня. И, вероятно, немного в него влюблен. Потому что та манера, с которой он говорит о студии Ибо, абсолютно раздражающая, но тем не менее повергающая в восторг.
— Удивительно, — хмыкает Ван Ибо. — А паркет в чем провинился?
— Мне не понравилось, как он лежит, я решил уложить под доску другую подложку, потолще. Вы же тут танцевать собираетесь, — Сяо Чжань улыбнулся, словно бы виновато, но было в его глазах что-то лисье. Быть может, Сяо Чжань все же влюбился в него?
— Этого не было в смете, что вы прислали утром.
— Пусть это будет подарок, — Сяо Чжань улыбается мерзко-сладко, а Ван Ибо думает, какой же этот дезигнер все же сука. Ибо в восторге.
— О, Сяо лаоши так щедр, — Ибо улыбается своей фирменной улыбкой и видит, как взгляд Сяо Чжаня на мгновение расфокусируется, но потом снова сосредотачивается. Ибо в целом доволен произведенным эффектом. Ему нравится такая реакция.
— О, бросьте, вы столько нам платите, что это сущая мелочь. — Сяо Чжань ухмыляется. — К тому же паркет нужно укладывать очень аккуратно и ровно, чтобы позднее с ним ничего не случилось. — Сяо Чжань подходит к доскам, что аккуратно сложены в стороне и берет две в руки. — Главное, правильно вставить, — говорит Сяо Чжань, и голос его делается таким же далеким от ремонта, как Нептун от Земли. — Тут важно все. Направление, угол, сила. Понимаете, Ван Ибо?
Ван Ибо не уверен, что понимает хоть что-то про паркет, но отчетливая визуализация о направлении, угле и силе при вставлении чего-то во что-то мелькает перед глазами.
— Я принес вам перекус, — невпопад отвечает Ибо, мыслями улетая куда-то, где стелют паркет.
— Мне или всем моим ребятам? — уточняет Сяо Чжань и выглядит заинтересованно. Да, это верный путь к сердцу мужчины, не то что ваши колокольчики. Вот каждый год срабатывало, а в этот раз черт знает что.
— Я постарался взять на всех, — Ибо указывает в сторону пакетов, что оставил у входа.
— Как славно, что господин начальник в этот раз позаботился и о своих бренных рабочих, — Сяо Чжань улыбается, но как-то гадко. Ибо хочет его то ли ударить, то ли поцеловать, он еще не до конца определился. А еще вдруг понял, что вчерашний голодный взгляд Сяо Чжаня был направлен не на него, а на его еду. И это так грустно.
Сяо Чжань объявляет конец рабочего дня, как только рабочие завершают последнее, что делают, и указывает в сторону пакета с едой, из которого они могут взять свои закуски. Себе же порцию Сяо Чжань берет сразу и отчитывается о работе с набитым ртом.
Нет, где-то краем сознания Ибо понимает, что наемный рабочий должен быть с ним вежливее. Но ситуация складывается предпраздничная, а еще у Ибо тут в самом деле какой-то кавардак. Да и Сяо Чжань такой горячий, когда ходит по студии Ибо, словно хозяин тут.
Рабочие к ним не присоединяются. Только берут свою порцию и сразу уходят домой. Ибо почти не обращает на это внимания, потому что Сяо Чжань рассказывает и указывает руками и вилкой, как и куда все будет перестроено, как они применят старую краску (не пропадать же), как поиграют с зеркалами, и предлагает интересное решение со светом, чтобы можно было делать классные видео для доуиня.
Они остаются одни в студии, и Ван Ибо предлагает Сяо Чжаню подвезти его до дома, общественным транспортом все равно добираться дольше. Сяо Чжань подвисает на несколько секунд, и Ибо уже начинает думать, что у того наверняка есть своя машина, но получает согласие.
Когда Сяо Чжань накормлен и в тепле, вдали от студии, в которой Ван Ибо натворил дел, которые Сяо Чжаню теперь приходится переделывать, он добрый и улыбчивый. Совершенно очаровательный. Подпевает радио, показывает фото своей кошки, рассказывает какие-то забавные истории.
Ван Ибо очарован. Мелькает, конечно, мысль, что Сяо Чжань с биполяркой, но это еще нужно проверить. К тому же все люди устают и бывают голодны. У Ибо в школе была учитель, которая становилась злой ровно за час до завтрака и обеда. А если угостить ее перекусом, так вообще самая добрая учитель в школе. Вполне возможно, что и Сяо Чжань такой.
Они доезжают до жилого комплекса, и Ибо сталкивается с воротами. Он останавливается перед ними и думает, как заехать вообще, потому что на улице ледяной дождь, и выпускать Сяо Чжаня из теплого салона на холодную улицу не хочется совсем. Он ведь ухаживает. Но Сяо Чжань достает из кармана пуховика пульт, что открывает им ворота, и Ибо заезжает на территорию.
Ибо снова думает, что у Сяо Чжаня все же есть своя машина, но вопросов не задает.
— Я могу отвезти вас на работу завтра, — говорит он, останавливаясь перед подъездом, на который указал Сяо Чжань.
— Я буду готов к восьми. Предупрежу охрану, чтобы открыли вам двери, Ван Ибо.
— Мы могли бы перейти на более неформальное общение, раз нас сблизила печка моего авто.
— И вы угостили меня едой. И видели мою дочь. Так что, думаю… Мы могли бы.
— Тогда до завтра, Чжань-гэ?
— Нахально, но до завтра, Бо-ди. — Сяо Чжань дарит на прощание Ибо такую улыбку, от которой кровь по телу бежит быстрее.
Утром следующего дня Ван Ибо выясняет, что собственный транспорт у Сяо Чжаня все же есть. Они паркуются возле здания, где у Ибо студия, и Сяо Чжань заглядывает в свою машину, чтобы забрать зарядку, и как-то неловко комментирует, что свою забыл дома.
Ван Ибо почти танцует победный танец, потому что он все же нравится Сяо Чжаню и, скорее всего, колокольчик сработал. Потому что, это очевидно, он не сработал ни на ком больше. И Сяо Чжаню он как минимум нравится.
Это приподнимает Ибо настроение на весь день. И он хвалит своих маленьких учеников больше обычного и обнимает каждого, даже тех, кто откровенно косячил на генеральной репетиции. Ван Ибо думает, что можно было бы пригласить Сяо Чжаня на отчетный новогодний концерт его детей, чтобы сердце этого мужчины навсегда было его. Потому что все, кто видел Ван Ибо с детьми, говорят, что он совершенно очарователен.
К концу рабочего дня у Ибо вдруг мелькает мысль, что рождественская неделя заканчивается вот уже через… три с половиной дня, а он до сих пор не уверен, влюблен ли в него Сяо Чжань. Если влюблен, то насколько? На сколько?
Вообще-то, он совершенно точно не собирается вступать ни в какие отношения, если это дело рук (зачеркнуто) звона колокольчика. Он и без всякого колокольчика может завоевать сердце самого божественного и при этом дьявольского мужчины в мире. Даже если ему понадобится на это целый год.
Ибо даже в какой-то момент решает сократить их общение до первого января, чтобы утром позвонить и выяснить, как у них дела, могли бы они сходить на свидание, поцеловаться? Это было бы совершенно правильным решением и точно оградило бы Ибо от болезненного краша, когда надежд нет.
Но потом Сяо Чжань пишет ему в вичат о том, что они положили паркет, вставили все соединения так, как нужно, покрасили стены, и Сяо Чжань готов поужинать где-то бургерами, потому что сегодня у него бургерное настроение. У Ибо настроение не влюбляться, так что он соглашается.
И весь вечер за омерзительно жирными бургерами, ради которых им пришлось надеть перчатки, и за парой бокалов холодного пива Сяо Чжань рассказывает истории о своем студенчестве и показывает совершенно бешеные работы, которые надо было сдать, а препод был ужасен. Вот совсем ужасен.
Над одной из таких работ Ван Ибо смеется в голос так, что это становится неприличным. Сяо Чжань вылепил скульптуру, у которой из жопы торчал провод для айфона, а на месте пениса был лайтинг 1
Ибо даже просит перекинуть ему фотографии этого инновационного чуда, чтобы скинуть Сынену и поржать. Сяо Чжань много распинается о целях проекта, но вид у него при этом такой лисий и нахальный, что Ибо верит скорее в версию с ужасным преподавателем, чем в социальный посыл.
— Если бы я не сказал тебе, что преподаватель был мне антипатичен, ты бы ни за что не догадался, — смеется Сяо Чжань и пинает Ибо коленкой.
— Догадался бы. У тебя на лице написано “стерва”.
— Тебе повезло, что я сытый. И не забывай, я твой дизайнер. Сделаю некрасивую студию и скажу, что это все ты. — Сяо Чжань показывает Ибо язык, и до того это забавно, что смех становится не удержать. — Да что ты понимаешь в искусстве? — ехидничает Сяо Чжань, но улыбается, и так заразительно, что смех Ибо остановить не в состоянии.
Они проводят вечер совершенно прекрасно. И Ибо все же зовет Сяо Чжаня на концерт своих детей. Однако от предложения Сяо Чжань отказывается, потому что у него настают выходные дни, и он хотел бы посвятить их себе, прежде чем вернуться к работе над студией Ибо после праздника. Все же календарный конец года.
Ибо делает вид, что его это не печалит. И его совершенно не расстраивает то, что приходится заказывать трезвого водителя и разъезжаться насовсем. Потому что он не уверен, как они встретятся в новом году.
В день выступления Ван Ибо, разумеется, совершенно не думает о Сяо Чжане. У него на самом деле много других маленьких забот в лице его крохотных учеников, чтобы думать о парне, которого он знает всего пару дней. Нет, конечно, было бы здорово, если бы у них все срослось, но как-то не срасталось. Да и использовать колокольчик совсем не хочется.
Так что Ибо мельтешит перед показательными, чтобы успокоить детей, когда его вылавливает Сынен.
— Ты пригласил Сяо Чжаня? — спрашивает он, нахмурившись.
— Да, — Ибо почти отмахивается, потому не ждет Сяо Чжаня здесь. — Нельзя было?
— Мне придётся посадить его среди мамочек. Если таким образом ты пытался склеить парня, то это провал, — Ибо приходится перезагрузить мозг и несколько раз покрутить в голове слова Сынена. Что значит «придется посадить»? Сяо Чжань же сказал, что его не будет. — Давай, загружайся, пентиум четыре, твой краш здесь.
— Сяо Чжань здесь?
— Нет, Ли Минхо. Конечно, Сяо Чжань, Ибо, пожалуйста, соображай. Ты не оставил для него места подальше от флиртующих мамочек?
Ибо не оставил. Даже и не подумал. Да и не все родительницы были флиртующими, только пара из них. Это было не то чтобы обременительно, но что кто-то будет флиртовать с красивым Сяо Чжанем, Ибо не ожидал.
— Земля вызывает Ибо! — снова пытается привлечь его внимание Сынен, но безуспешно. День просмотров, дети и родители уже выпили из Ибо все соки, всю кровь и сожрали каждую его нервную клетку. — Ладно, сам потом разберешься, иди готовь детей, пять минут до начала.
Сынен уходит, а Ибо пытается думать. Зачем Сяо Чжань сказал, что не придет, а потом все равно пришел? Неужели в его плотном графике лежания на диване нашлось время на посещение дошкольного отчетного концерта? Звучит удивительно и по-рождественски чудесно.
Само выступление проходит отлично. Ибо горд за своих детей, принимает благодарности и похвалу от родителей, очень стараясь при этом найти взглядом Сяо Чжаня, который, по идее, все еще должен быть где-то здесь. Он лишь надеется, что какая-нибудь одинокая мамочка не взяла Сяо Чжаня в оборот и не зафлиртовала его настолько, чтобы он сбежал. Или поддался.
Но макушка Сяо Чжаня мелькает среди родителей, и Ибо отчего-то спокоен. Тепло растекается внизу живота.
Встретиться нормально им удается только минут через двадцать, пока все родители не выскажут свою благодарность тренеру и не попрощаются до конца праздников. Ибо уже устал улыбаться и, вероятно, процесс ускорило то, что он это делать перестал. Не то чтобы дети вокруг начали плакать из-за вида лао Вана без улыбки, но засобирались активнее.
А вот Сяо Чжаню Ибо одну из улыбок все же подарил.
— Прекращай, у тебя уже скулы сводит, — морщится Сяо Чжань, но улыбается в ответ. — Смотрю, ты пользуешься успехом… — Сяо Чжань оглядывает помещение. — В новой студии тоже дошколят тренировать будешь?
— Ну, они скоро в школу пойдут, так что уже школьников… — Ибо треплет волосы на затылке. — По крайней мере тех, кто будет согласен в другую студию ездить. Лично ко мне.
— И много таких?
— Все. — Ибо говорит это не без гордости.
— Ох, ну конечно, разулыбался тут всем мамочкам, вот они и катают детишек, — Сяо Чжань закатывает глаза, а Ибо едва сдерживает смех. Вот есть же сука. Ревнует, что ли?!
— Я и Чжань-гэ улыбался. И вот он тоже здесь, смотрит, как выступают чужие дети, — Ван Ибо мерзко хохочет и играет бровями.
— А самое страшное, что и радуюсь, как за своих. Хоть не зря горбатился в твоей студии, исправлял косяки дизайнера-недоделки. Но, должен признать, учитель из тебя получился хороший, — Сяо Чжань в каком-то странном своем стервозном настроении. И Ибо думает, либо голодный, либо и правда приревновал. А если приревновал, значит, колокольчик работает?
— Как насчет ужина за мой счет?
— Что, так много за концерт заплатили? — щерится Сяо Чжань. — Благодарственные красные конверты? Богач, вези, хрен с тобой.
Сытый Сяо Чжань сдается под натиском природного обаяния Ван Ибо (ну и пары видео, где он прессом во время танца светит). Ван Ибо считает, что это их второе свидание, но не рискует здоровьем об этом говорить. Сяо Чжань же считает Ибо идиотом и ничем не рискует, когда заявляет ему это в лицо. Ибо, может, и идиот в некоторых вещах, но пока это нравится Сяо Чжаню, быть против как-то не хочется.
Они решают прогуляться. Снег хоть и выпал, но лег какой-то нестройной линией, быстро превращаясь в лужи. В этом году нормального снега ждать не приходится. Но Ван Ибо довольствуется тем, что есть. А еще Сяо Чжань берет его под руку, и это вообще что-то удивительное.
Ибо думает, что не хочет, чтобы в этот раз вся эта романтика и редкие, но пронзительные взгляды Сяо Чжаня были проделкой колокольчиков. Ему очень хочется, чтобы послезавтра, первого января магия не рассеялась. Сяо Чжань ему правда нравится, из этого может что-то получиться, нужно только попробовать. И Ибо хочет иметь шанс это попробовать.
Они гуляют взад-вперед, недалеко от старой студии Ван Ибо. Иногда заглядывают в кафе, чтобы погреться, потому что даже при небольшом минусе все равно руки начинают замерзать. А Ибо и вовсе в кроссовках. Удобно же, пока льда нет. Да, ноги подмерзают, но ничего. Он на самом деле не планировал так много гулять, но разговор с Сяо Чжанем слишком приятный, чтобы разойтись.
В итоге они садятся в машину Ибо и продолжают говорить уже в ней. Об искусстве, о кино, о комиксах. Ибо почти лекцию устраивает, рассказывая о любимых играх. Сяо Чжань, это по лицу видно, понимает мало, но старается вникнуть. И от этого на душе становится еще теплее.
«Дорогой Санта-Клаус, — мысленно взывает Ибо, пока Сяо Чжань рассказывает о том, как его пытались накормить скорпионом и баклажанами, — прекрати, пожалуйста, свои игры с колокольчиком, я нашел, что искал. Хочу любви без идиотской рождественской магии. Черт, прости, она не идиотская, очень крутая магия, но можно я как-то сам?»
У Сяо Чжаня такое непередаваемо ужасное лицо, когда он говорит о баклажанах, что Ибо считает удары собственного сердца, чтобы не влюбиться прямо сейчас. Это тяжело.
Дома Ибо оказывается глубоко за полночь. Он предложил Сяо Чжаню встретиться снова, желательно прямо утром. Позавтракать вместе и пойти куда-то, но у Сяо Чжаня на тридцать первое декабря уже были планы.
Так что тридцать первое декабря Ван Ибо посвящает себе любимому. Устраивает бьюти-уборка день. Когда он делает всякие маски на лицо и волосы и драит и так чистую квартиру, зубной щеткой аккуратно моет все кроссовки, стирает вещи. То, что он делает раз в две недели в целом.
Ибо несется к телефону на каждое уведомление, но все они не от Сяо Чжаня. Несколько запрещенных иностранных ресурсов 2 поздравили его с Новым годом. Как по-европейски. Сынен прислал фото, где Ибуки наготовила вкусной японской еды на вечер. Метеослужбы предупредили о сильном ветре и посоветовали одеваться теплее или вообще не выходить на улицу. Ибо горестно вздохнул, что только метеослужбы и переживают о его здоровье.
День неумолимо близился к своему завершению. Сяо Чжань ничего ему не написал. Ибо ради разнообразия отправил какой-то стикер, но тот остался без ответа. А завтра, вероятно, симпатия Сяо Чжаня сойдет на нет, потому что первого января магия колокольчика развеивается.
Ибо, следуя заветам корейских айдолов, наносит крем на лицо похлопывающими движениями, делает себе салат из кинзы и садится за просмотр какой-то смешной дорамы, просто чтобы убить время и воскресить настроение. А ведь это могли бы быть они с Сяо Чжанем, если бы у них был шанс.
Ибо думает, что эти звенящие колокольчики значительно испортили ему жизнь. Но решает смириться с любым исходом событий. Даже если после того, как волшебство развеется, Сяо Чжань охладеет к нему (не то чтобы он пылал прям жаром, но что-то между ними точно было, особенно после того, как они почти семь часов болтали на промозглых улицах), Ибо не сойдет с пути.
Ван Ибо всегда добивается того, что он хочет. А Сяо Чжань точно стоит того, чтобы вступить в борьбу. Ибо решает это под аккомпанемент жизнеутверждающей мелодии в дораме, когда главные герои как раз сражаются за свою любовь.
Около девяти позвонил Сынен, предложив пойти в какой-нибудь бар, спеть в караоке и отпраздновать Новый год. Ибо почти не сомневался. Он весь день посвятил заботе о себе и теперь мог выйти в люди, чтобы сразить всех своей идеальной кожей.
И он совершенно точно ни разу за вечер не упоминает Сяо Чжаня и не пересказывает его истории. Разумеется, нет. Так же, как и первого января не мучается с похмелья.
Утро первого января проходит под девизом: «Я ставлю минус этой планете», потому что голова болит так сильно, что Ибо не может заставить себя перевернуться на кровати, чтобы дотянуться до поясной сумки с обезболивающим, которую он точно оставлял где-то рядом. А еще очень хочется пить. И от каждого вздоха подташнивает, хоть он и чистил на ночь (очень условную, лег он уже утром) зубы.
Похмелье отпускает ближе к вечеру. Ибо проклинает себя за то, что не купил еды заранее. Первое января, выходной день. Чтоб оно все горело синим пламенем, есть хочется просто ужасно. Но забытая всеми богами и самим Ибо упаковка рамена спасает.
Чат с Сяо Чжанем оживает, пока Ибо всасывает в себя рамен.
Сяо Чжань: Я купил тебе подарок
Ван Ибо: разве паркет не был подарком?
Сяо Чжань: …
Ван Ибо: Я ничего тебе не покупал
Сяо Чжань: О, гэгэ, это так мило, не стоило, конечно, когда мы можем встретиться, чтобы я угостил тебя ужином, и ты бы смог вручить мне подарок?
Ван Ибо смеется. Сяо Чжань потрясающий. Он смеется до тех пор, пока до его еще не отошедшего от новогодней пьянки мозга не доходит, что Сяо Чжань сам ему написал. Первого января, тогда, когда уже вся магия этих хреновых колокольчиков должна была развеяться.
Ван Ибо: ох, Бо-ди, я соглашусь на встречу, только если это будет свиданием.
Сяо Чжань: Эй, я не такой наглый. Но если это будет свиданием, не покупай цветы. Лучше корм моей кошке.
Ван Ибо: Значит, третьего вечером?
Сяо Чжань: я подумаю над тем, чтобы прийти. Скинь геолокацию - куда.
В первый день после праздников Сяо Чжань пишет, что уедет из студии Ибо пораньше, чтобы принять душ и переодеться, и просит встретиться уже на месте. Ван Ибо не настаивает, предлагает вариант с тем, чтобы все же Сяо Чжаня забрать. За что Сяо Чжань обзывает его идиотом и просит добраться до места на такси.
Они встречаются в уютном корейском ресторанчике, и Ибо не может перестать улыбаться. Сяо Чжань, слегка уставший за день, оживает после первого блюда и рассказывает о своих приключениях в новогоднюю ночь. Оказывается, они были в соседних барах.
Сяо Чжань дарит Ван Ибо зеленый блокнот, на котором выжжена чайка на скейте, чайка на мотоцикле, и она же - с доской для серфинга.
— Как увидел, вспомнил твой ужасный смех, — Сяо Чжаню слегка неловко. — Подумал, что надо брать. Срочно. И вот.
— Какой же ты… — Ибо старается подавить приступ смеха и почти кашляет в кулак.
— Да, да, вот что-то такое, — Сяо Чжань откровенно над ним смеется, а Ибо так сильно хочется его поцеловать.
Что он и делает в конце вечера.
Где-то на Северном Полюсе Санта-Клаус выдыхает с облегчением и оборачивается к Рудольфу.
— Я уж думал, что мы никогда ему пару не найдем. Придирчивый такой. То ему парня подавай, то девушку, — олень фырчит что-то на оленьем, и Санта-Клаус смеется. — Но не объясняя правил веселее же! И, думаешь, был бы он так осторожен, если бы знал, что от взаимной симпатии магия развеется? — в ответ раздается упрекающее фыр. — Вообще-то, тебе тоже было забавно наблюдать за ним все эти годы. И не отрицай, — олень пыхтит. — Да, хорошая получилась пара.
1 так называется уникальный вход продукции эппл реальный проект американского дизайнера Джастина Кроу
2 автор искренне не знает, можно ли установить на китайский телефон что-то европейское, но у нас тут рождественские чудеса