Work Text:
Илай загнанно дышит, запертый в круге рябины, скользит кедами по грязному полу склада, пытается заставить хотя бы когти вылезти, но страх парализует. О́ни беззвучно стоят над ним полукругом, их катаны обнажены, чернота лезвий будто поглощает свет вокруг, и каждую секунду надежды на спасение. Никто не знает, что он тут, никто не смог бы разрушить барьер, даже если бы знал.
Отец даже не поймет, что случилось, только найдет его жалкий труп, когда всё уже кончится.
Самурай взмахивает мечом, и Илай прыгает в сторону, отклоняясь. Он вздрагивает, врезавшись в барьер. Его руку жжет, воздух наполняется запахом крови. Сиреневые волны магии чертова пепла расходятся по воздуху за его спиной, будто круги на мутной воде.
Он знает, что эти трепыхания не сильно отдалят его от смерти, но он не хочет-не хочет-не хочет-не хочет умирать. Он хочет ещё всего раз сыграть в лакросс, даже если у него совсем не получается и команда продолжает над ним смеяться; в последний раз попасться шерифу на чем-то незаконном и неловко объяснить, как он там оказался и почему ни в чем не виноват; хотя бы ещё раз обнять отца и увидеть его нелепых друзей, услышать их голоса, вместо сверхъестественной болезненной тишины, окружающей его убийц.
Его глаза наполняются слезами, все о́ни одновременно делают шаг в его сторону, сужая полукруг. Клубы пыли поднимается от удара их обуви. Илай в ужасе вздрагивает, опираясь спиной на приносящее жгучую боль препятствие, как дикий зверь в клетке.
Он, блять, здесь умрет.
Что-то шуршит под его ногами, когда катана из мрака и крови, ближайшего к нему духа, режет воздух, промахиваясь, и Илай падает назад. Туда, где секунду назад была непроницаемая стена рябины.
Кто-то, разорвав идеальную линию пепла, толкает мальчика как можно дальше назад, и тот с хрипом валится на пол. Его ладони больно саднят, слезы ужаса наконец катятся из глаз. Он изумленно смотрит вверх, где неизвестный мужчина стоит между ним и бессмертной армией, с таким уверенным видом, будто он не просто один человек против шести вооруженных духов самураев.
Но в следующую секунду один из них снова, будто автоматически, заносит меч в сторону, и рев изо рта мужчины, полного клыков, разносится над складом, его глаза светят жёлтым и, ладно, что за черт?
***
Когда до них, рыщущих в заповеднике в поисках младшего Хейла, доносится вой, глаза Лиама мгновенно загораются, будто в ответ неизвестному. На его лице и в позе читается чистая ярость, когда он наклоняется чуть вперед, пытаясь определить, откуда точно исходил крик.
Глаза Скотта загораются вслед за бетой, но он понятия не имеет, что это было, не чувствует, чтобы кому-то из стаи грозила опасность. К его ужасу, взгляд Лиама сейчас слишком дикий (почти жаждущий крови) чтобы он мог получить от него объяснения, его запах только дикая ярость и страх. Скотт вскидывает голову в сторону Дерека.
– Это Илай?
– Нет, – Дерек качает головой и смотрит, как Лиам выпускает когти, – это его.
Кому-то не из его стаи, понимает Скотт. Данбар с рыком срывается с места, будто отлично знает, куда им идти. Пряма как Скотт в ту ночь, когда раненного мальчика заперли в колодце. Они с Дереком следуют за ним к складам на краю заповедника, откуда ветер несет запахи рябины, ужаса и крови. Хейл рычит, зная, чья кровь пролилась, на бегу слушая, сколько сердцебиений заперто за бетонными стенами впереди. Скотт удивленно хмурится. Два, проносится мысль, когда они забегают внутрь, мимо распахнутых настежь дверей, обезображенный замок валяется рядом.
Глаза Дерека горят, когти сменяют человеческие ногти в ту секунду, когда он замечает раненного сына, из плеча которого течет кровь.
Скотт путается в ногах, чуть не падая на бегу, когда понимает, кого они видят, защищающего лежащего на полу Илайю, сражающегося с армией проклятого лиса настоящими волчьими когтями и клыками, но стоящего в сломанном им круге рябины.
Лиам снова утробно рычит, впиваясь когтями в дымчатую плоть ближайшего самурая:
– Грёбаный Рэйкен.