Work Text:
Когда вы знакомы настолько долго, что жизни без присутствия другого и не помните, на каком-то этапе вполне логичным кажется решение попробовать встречаться. Потому что… ну а почему бы и нет?
Началось все с какого-то секундного помешательства – они с Джо ехали с очередной гонки, легкий ветерок трепал им волосы ,они смеялись над какой-то ерундой, сейчас и не упомнить, и им словно снова было шестнадцать. У его дома они притормозили, увлеченные разговором. В глазах Джо светилась луна, он со смехом уворачивался от замахнувшегося на него Черри, а потом перехватил его запястье, погладил легко большим пальцем, глядя в глаза, и в следующий миг они уже целовались.
После этой ночи была еще одна, потом еще, потом совместная поездка в Киото - Каору нужно было встретиться с заказчиком, а Коджиро отговорился какой-то конференцией шеф-поваров… В конце осени Каору вдруг осознал, что незаметно для себя увяз в отношениях, подозрительно напоминающих едва ли не семейные: с совместным бытом и, спасибо присутствию Мии в их жизнях, ребенком-подростком.
Это порядком пугало. Пугало настолько, что он поспешил поднять непонятно когда опустившиеся внутренние стены, а с ними и выпустить ту часть себя, с которой Коджиро был почти незнаком - ледяную суку, за образом которой прятался, когда заказчики путали берега.
К чести Коджиро, он продержался почти месяц. Хотя и явно не понимая, какая муха укусила Каору, он все равно старался сглаживать углы и пытаться договориться. Но его бизнес процветал, в Sia la luce клиентов становилось все больше, а сил на то, чтобы балансировать постоянно на грани скандала - все меньше.
В итоге одним прекрасным утром Каору, проснувшись, обнаружил пустой дом и отсутствие в нем всех тех мелочей, что успел перетащить с собой к нему Коджиро. На столе под крышкой стоял, дожидаясь его, завтрак, а на крышке лежала записка: “Я люблю тебя, но это невыносимо, ты же даже поговорить не хочешь. Встретимся в S. Джо”.
Вспомнив, что вчера Коджиро действительно пытался с ним поговорить, пока не понял, что он не вынет наушники и не оторвет взгляда от каллиграфии, Каору тихо хмыкнул и, скомкав записку, выбросил ее. С глаз долой, из сердца вон. Так будет только лучше.
Вернуться к прежней жизни было приятно - никто не занимал его вечера и не вытаскивал невесть куда, потому что “ты увидишь, как там красиво, и сразу передумаешь ворчать, Вишенка, вот увидишь”. Они все так же виделись на гонках и иногда случайно сталкивались на улицах; все-таки, живя по-соседству, сложно не попадаться друг другу на глаза хотя бы пару раз в неделю. Между ними не было неловкости, они все так же оставались лучшими друзьями… А что порой Каору подолгу не мог уснуть, привыкнув к горячему телу рядом - так это надо снова личной жизнью заняться. Только где бы время найти…
Времени не хватало катастрофически. Привыкнув к незаметной заботе Коджиро, Каору каждое утро становился еще унылее, когда обнаруживал, что опять забыл с вечера запрограммировать кофемашину на приготовление кофе к его подъему. Конечно, умный дом спасал, но даже мелкие задачи отвлекали от работы, которой опять завалило с головой.
Провалившись в очередной проект, который никак не давался, Каору незаметно для себя скурил все запасы сигарет в доме. Обнаружилось это, как обычно - глубокой ночью, когда найти круглосуточный магазин, торгующий его любимой маркой, еще надо умудриться найти. В надежде, что хоть полпачки завалилось куда-нибудь, Каору начал обшаривать ящики тумбочки на террасе, и, наткнувшись в самой глубине на знакомый прямоугольник, не смог сдержать торжествующего возгласа. А когда он все-таки вытащил столь желанные сигареты, сердце словно сжала ледяная рука. Пачка-то была не его…
Он почти наяву увидел рядом с собой Коджиро, облокотившегося о высокие перила. Тот почти всегда, когда не вел при этом разговор, курил с прикрытыми глазами, словно медитировал. Хотя как знать, может и медитировал, учитывая, что за сигареты он брался исключительно после очень тяжелых физически или эмоционально дней…
Хотя нет, не только.
Каору поежился. Ночная прохлада забиралась под одежду, заставляя кожу покрываться мурашками. Совсем такими же, как появлялись от крепкой хватки Коджиро на его талии, когда он помогал ему стоять, пока они курили вместе, чтобы прийти в себя после хорошего секса. Каору опускал голову на широкое плечо и не мог сдержать ответной улыбки, пока смеющийся Коджиро пытался поймать его ухо губами…
От острого чувства потери к глазам подступили слезы. Отсутствие Коджиро, раньше проявляющееся в неприятных, но все-таки мелочах, сейчас ударило под дых. В голове резко прояснилось.
Каору скучал. Отчаянно скучал и ушел с головой в работу, чтобы не чувствовать этого.
Каору любил Коджиро. Любил так сильно, что испугался силы этого чувства, испугался того, как больно будет, когда Коджиро наконец поймет, какой он на самом деле, и уйдет, и поспешил оттолкнуть его…
Продолжая сжимать в ладони полупустую пачку, Каору взял телефон и позвонил, сам не зная, зачем.
После первого же гудка раздался глубокий голос Коджиро:
– Да, Черри?
Голос ощущался, как объятие, и Каору быстро смахнул покатившуюся было слезу. С губ само сорвалось:
– Привет, знаешь, а я кажется не могу без тебя.
Когда в ответ повисла тишина, он поторопился добавить сжимая несчастную пачку так, что побелели костяшки:
– Я знаю, что обидел тебя. Не буду говорить, что не хотел, тогда - хотел. Но я все понимаю, и ты мне ничего не должен…
Он не успел говорить, Коджиро прервал его. Судя по голосу, он улыбался.
– Каору, полтретьего ночи, я сразу же ответил на звонок, тебе это ничего не говорит?
– Ну… ты работаешь?
– Почему ты такой умный и иногда такой дурак? Дай мне полчаса, я приеду, и мы поговорим.
Каору пытался возразить, но Коджиро уже сбросил звонок. Глядя на потухший экран, Каору присел на край кресла, стоящего на террасе. В ночной тишине сердце стучало так, что его, наверное, слышали и соседи. Что же… Бежать ему больше некуда, да и хватит. Набегался уже.