Chapter Text
— Давай, блин, быстрее! — рычал в трубку Сонджу, — Исюань уже начинает нервничать! Все здесь, Ибо здесь, даже Сынён уже здесь, как ты вообще умудрился приехать не с ним?
Бета слушает ответ в динамике своего телефона, потом отключается:
— Он слезно просит прощения: у аэропорта была жуткая пробка. Говорит, что сразу поедет к Исюаню домой, чтобы мы его не ждали.
— Тогда поехали! — Ибо встает первым, захватывая цветы и пакеты с подарками, Сынён достает ключи от машины, Сонджу выключает свет в квартире и запирает дверь.
Троица немного взволнована, особенно Сонджу, он словно хочет все на свете проконтролировать, поэтому жутко суетится, но Ибо и Сынён воспринимают это спокойно, в конце концов, праздник касается именно его семьи.
— Как так получилось, что вы приехали не вместе? — спрашивает бета у омеги, пристегиваясь на переднем сидении. Ибо с цветами и подарками занял все пассажирское сидение, Сынён за рулем.
— Я приехал на день раньше, чтобы повидать маму, — ответил Сынён спокойно, включая зажигание и выруливая с парковки, — А у Вэньханя как раз сессия. У него была пара «хвостов»…
— Двадцатитрехлетний студент-первокурсник, — не без удовольствия констатирует Сонджу, — Как ему в этом качестве?
Сынён усмехается:
— Нервничает немного, говорит, что это даже налагает на него больше ответственности. И он уже, кстати, на второй перешел.
Они едут по родным улицам Саньхэ, Ибо смотрит в окно, ухмыляется:
— Как много всего нового построили…
— Ты сам-то как, Сонджу? — спрашивает Сынён. Ведет машину омега отлично: плавно, гладко, и выглядит за рулем солидно.
— Я нормально. Отслужил в Народной Милиции, ну вы знаете, сейчас в отпуске, а с сентября меня переводят в военно-морскую авиацию, я уже и экзамены сдал.
Ибо и Сынён одобрительно свистят и окают, Сонджу немного розовеет от гордости и добавляет:
— С девчонкой тут одной начал встречаться… ну, это так…
— Молодец, Сонджу, мы рады за тебя, — отвечает Сынён с улыбкой.
— А ты как? — спрашивает Сонджу омегу в свою очередь.
— Все в порядке, — скромно улыбается тот, хотя ребята знают, что его карьера, начавшись так недавно, стремительно пошла в гору.
— Вы-то там с Вэньханем, случайно, детишек не собираетесь заводить? — подначивает его бета.
Сынён лишь усмехается краем губ:
— Я сказал ему, что никаких детишек, пока он не закончит учебу. Хотя Вэньхань хочет…
— А ты? — спрашивает со своего места Ибо.
— Да я не против, только… кто будет работать тогда? — усмехается омега, — Нет, пусть сначала Вэньхань на ноги встанет как следует, а потом посмотрим…
Они подъезжают к дому Исюаня, богато украшенному гирляндами, талисманами, плакатами — по всему видно, что здесь будет праздник. Уже почти все в сборе, вокруг суетятся люди и накрывают фуршетные столы на заднем дворе. В воздухе разносится вкусный запах жаренного на углях мяса, Сынён паркует свою машину рядом с остальными, трое друзей вылезают из автомобиля, к ним выходит радостный и улыбающийся Исюань:
— Ребята! — он обнимает Ибо, Сынёна, жмет руку Сонджу — все-таки с шурином они видятся почаще.
Сынён и Ибо поздравляют его, вручают подарки.
— Прости еще раз, что на свадьбе не мог быть, — говорит Исюаню Ибо, — У меня был самый разгар проекта…
— Да знаем мы, все в порядке, — хлопает его по плечу альфа, — Спасибо, что сегодня вырвался. А где Вэньхань?
— Он должен быть с минуты на минуту, — отвечает Сынён, — А где Сонра?
— Она в комнате, готовится, — отвечает счастливый Исюань.
К дому подъезжает такси, и из машины к ним спешит Вэньхань. Снова взаимные объятия, Исюань приглашает всех внутрь дома, где они видят еще одного старого знакомого — доктора Ченга.
— Дядя Ченг! — Ибо первый кидается к нему и радостно его обнимает. Доктор-омега сильно изменился: за шесть лет, что они не виделись, его волосы поддались седине, на лице прибавилось морщин, но это был тот же самый добрый омеголог, улыбающийся им всем как родным.
— Ван Ибо! — он расплылся в улыбке, — Как хорошо, что ты смог приехать! Как ты?
— Хорошо, дядя Ченг, — улыбнулся ему молодой мужчина, — Работаю, много работаю, правда…
— Это хорошо, — доктор держал его за руки и смотрел ласково, по-отечески, — Работай, пока молодой и есть силы… Ты так изменился, малыш! Очень похож на отца… И волосы эти твои новые — лучше, чем те белые, с которыми ты ходил.
Ван Ибо усмехается, говорит в свою очередь:
— Я не ожидал вас здесь сегодня увидеть…
— Как же не ожидал? — встревает в разговор Исюань и раздает им прохладительные напитки. Денек ожидается жаркий, — Думаешь, кто у Сонры принимал роды? Куда мы без доктора Ченга? Она наотрез отказалась рожать в Шанхае, нет, говорит, только дома, только у доктора Ченга.
— У вас родилась отличная малышка, — улыбается омеголог, — Будет такой же красавицей, как и мать.
Постепенно начинается праздник: церемониальную красную ленту, что сковывала спальню матери и ребенка, торжественно перерезают, словно они находятся на открытии нового здания, и гостям показывается Ким Сонра с месячной дочерью на руках. Все хлопают и свистят, гости наплывают с поздравлениями, Ван Ибо в числе прочих ждет своей очереди, чтобы подойти к молодой матери.
Глядя на нее со стороны, альфа отмечает, что Сонра, конечно, еще не полностью оправилась от родов, все еще была вся пухленькая и кругленькая, что, однако, ничуть ее не уродовало. За эти шесть лет она не потеряла своей привлекательности, просто теперь больше походила на обычную милую домохозяйку, коей и являлась.
Ван Ибо попытался представить себе, что, если бы тогда, в старшей школе, не расстался с Сонрой, то, вероятно, сейчас она была бы его женой, и это был бы их ребенок. Он попытался это представить — и не смог. Кажется, такое не для него.
— Поздравляю, — улыбнулся он омеге, — Долголетия и процветания.
Она вся вспыхнула, когда увидела свою первую любовь, потянулась к нему одной рукой, зажимая малышку между ними:
— Ибо! Ты все-таки приехал! Как ты?
— Отлично. И вы тоже, как я посмотрю. Я так рад за вас!
— Скажи она прелесть? — просияла Ким Сонра.
Ван Ибо кинул взгляд на младенца: розовенькая месячная малышка еще спала на руках своей матери и даже не подозревала, что сегодня в честь первого месяца ее жизни устроили настоящий праздник.
— Конечно прелесть, — ответил Ван Ибо и в наглую решил своровать слова доктора Ченга, — Будет такой же красавицей, как и ты.
Ким Сонра зарделась, но гости теснили их, и Ван Ибо отошел, чувствуя, что официальная часть праздника вот-вот подойдет к концу. Пока остальные поздравляли молодую мать и дарили подарки, освободившиеся гости ели, пили и болтали друг с другом. Отдельной кучкой, подальше от еды и основной толпы, стояли курильщики. Ван Ибо примкнул к ним, выуживая из кармана пачку сигарет, и тут же с боку к нему присоединился Вэньхань.
— Все-таки, куришь еще? — спросил Ибо, поднося ему огонь.
— Три раза бросал, бро, но не могу, — усмехнулся он, — Я — зависимый человек. А ты?
— Пять лет не курил, — ответил мужчина, с наслаждением затягиваясь, — А тут как-то… перед возвращением в Саньхэ… нервы какие-то начались, не знаю…
Вэньхань понимающе закивал, какое-то время они постояли молча, курили, никуда не торопясь.
— Логово-то наше снесли, ты знаешь? — спросил вдруг Вэньхань.
— Да ладно! Неужто? — поразился Ибо, — И что теперь там?
— Построили торговый центр, — ответил альфа невесело.
Снова помолчали, оба, наверное, вспоминали Логово, место их силы, а теперь не было больше этого места, и сердце им пронзила какая-то ностальгическая грусть.
— А дом твой как? — снова спросил Вэньхань.
— Дом мой стоит, — усмехнулся Ибо.
— Я думал, ты его продашь, — ответил альфа.
Ван Ибо покачал головой:
— Не могу. Продать его не могу. И жить в нем не могу. Так и стоит.
— Ты бы в нем и не жил так и так, — замечает Вэньхань, — Мотаешься по всей стране туда-сюда, ты же ведь за все это время ни разу в Саньхэ и не приезжал.
Это было правдой. Ибо только кивнул, но комментировать не стал.
— Эй, пойдемте к столу, — к ним подошел Исюань, — Мясо готово. Давайте поедим.
Мужчины вернулись к основной толпе, сели за общий стол, вкусно и не спеша поели, после чего доктор Ченг засобирался первым:
— У меня еще смена завтра с утра, надо успеть отдохнуть, — извинялся он, — Ван Ибо, проводишь меня до остановки?
— Дядя Ченг, я могу взять машину Сынёна и довезти вас до дома, — предложил тот.
— Не нужно, не нужно! — запротестовал скромный врач, — Я живу тут в паре остановок, глупо даже вызывать такси. Давай лучше прогуляемся.
— Я вернусь, — бросил альфа Исюаню через плечо и, взяв дядю Ченга под руку, словно своего отца, повел его к автобусной остановке.
Тот шел не спеша. Может, действительно хотел прогуляться, может, не хотел так скоро расставаться с Ван Ибо. Он рассказывал молодому мужчине про то, как сейчас живет госпиталь. Говорил о том, что с тех денег, которые Ван Ибо пожертвовал им с гонорара и выручки от продажи папиной книги, директор госпиталя достроил новое крыло, которое назвали в честь Ван Донфэна.
— В такие минуты я очень жалею, что ты все-таки не пошел в медицину, — сказал ему омеголог, — Ван Донфэн был бы так этому рад…
— А я не жалею, — сдержанно ответил Ибо, — Я бы не дотянул до его уровня. Не смог. Зато танцевать у меня получается неплохо…
— За тебя болел весь город, малыш, когда ты участвовал в тех соревнованиях, — чуть ли не прослезился доктор Ченг.
— Я знаю, — Ибо ласково похлопал его по руке, — Мне говорили о рейтингах, я знаю, что моя провинция поддерживала меня больше всего.
Они подошли к автобусной остановке, остановились в ожидании автобуса.
— Все хотел у тебя узнать, да все забывал! — спохватился дядя Ченг, — Как поживает Сяо Чжань?
Ван Ибо почувствовал тупой удар в сердце, но не подал вида. Только он хотел ответить, как дядя Ченг уточнил:
— Я видел его год назад, но мельком. Мы случайно встретились в автобусе. Но ничего спросить у него я не успел.
— Что? — Ван Ибо замер и посмотрел на доктора Ченга очень внимательно, — Сяо Чжань был здесь? В Саньхэ? Год назад?
— Да… — немного растерянно ответил омеголог, — Я заходил в автобус, а он выходил из него. Я только и успел, что поздороваться с ним и спросить, какими судьбами, он сказал, что приехал на годовщину смерти Донфэна, посетить его могилу, и больше ничего я узнать не успел, двери закрылись, и я уехал…
Ван Ибо потрясенно смотрел на омегу, сердце его разогналось и билось отчаянно, а дядя Ченг невинно продолжал:
— Я еще удивился тогда, что вы приехали не вместе, вот и хотел спросить у тебя, как поживает Сяо Чжань и малыш, я ведь даже не знаю, кто у него родился…
— Что?! — почти крикнул альфа, и омеголог растерялся вконец. Они смотрели друг на друга непонимающе. Подъехал нужный автобус, но уехал пустым.
— Боги, только не говори мне, что ты ни о чем не знал, — прошептал омеголог, и Ван Ибо показалось, что ему сейчас станет дурно.
— Какой малыш, о чем вы?
Доктор Ченг все-таки подошел к скамеечке под навесом остановки, присел на нее от греха подальше и проговорил внятно, с расстановкой:
— Шесть лет назад, после смерти Ван Донфэна, Сяо Чжань был у меня на приеме. Помнишь, его постоянно рвало, он падал в обмороки? Я взял у него анализы крови и так узнал, что он был в положении. Ранний срок, он и сам не знал… Но попросил ничего тебе не сообщать, уверил меня, что сам тебе все расскажет. Поэтому я думал, что ты все знаешь. Нет, я был просто уверен в этом, малыш, вы ведь с ним всегда были так дружны… Как ты мог не знать? И, получается… ты не знал, что у тебя есть брат? Вернее… Сяо Чжань же уехал, он сказал, что уехал с тобой в Пекин, и, если ты не знаешь про ребенка, что же получается, получается, что он…
Ван Ибо сел рядом на скамеечку и закурил, руки у него здорово дрожали. Дядя Ченг выглядел расстроенным и потерянным. Альфа негромко произнес:
— Так, дядя Ченг, давайте-ка все с самого начала и поподробнее.
Обратно на праздник Ван Ибо не вернулся. Ему как-то было не до веселья. Отправив смс-ку Исюаню, что он почувствовал себя плохо и поедет отдыхать, Ибо просто засел в баре, спрятавшись в самом темном углу, и жутко напился.
Рассказанное дядей Ченгом дало альфе много пищи для размышлений, нехотя, но он все же погрузился в события шестилетней давности, вспоминая все, что с ним произошло. Как Чжань себя плохо чувствовал тогда, как он вел себя и что говорил. Беременность была как факт, но от кого? Он или отец? И что Чжань сделал с ребенком? И где теперь его искать, чтобы узнать правду?
Он думал, что смог забыть обо всем, что с ним произошло. Гм, вернее, забыть, конечно, такое никогда не получилось бы. Он думал, что отболело. Но когда его просто размазало от боли и всех этих вопросов-предположений, что сразу зароились в его голове, мужчина понял, что нет, не отболело, куда там.
Он не знал, что теперь ему делать, не знал, как быть. Наплевать на эту информацию и продолжать спокойно жить своей жизнью? Ха. Ха-ха.
«… я действительно убежден, что нам бы не удалось все забыть и стать счастливыми. Есть обстоятельства, не позволяющие забыть. Ван Донфэн и все, что случилось, навсегда останутся между нами.» — написал Сяо Чжань тогда. Теперь эти слова приобрели для Ван Ибо новое значение.
Он знал письмо наизусть, он перечитывал его тысячу раз, чаще всего в те моменты, когда особенно остро скучал по Сяо Чжаню. Иногда это письмо позволяло ему почувствовать иллюзию того, что омега разговаривает с ним, он даже слышал его голос, а иногда это письмо отрезвляло, заставляло вспомнить, что его бросили, разбили ему сердце, и та любовь, что все еще жила в сердце Ван Ибо — была неуместной и никому не нужной.
Он достал свой телефон, желая позвонить хоть кому-нибудь, но ему некому было звонить. Не с кем было делиться этой его болью. Старых друзей беспокоить не хотелось, у Исюаня сейчас еще праздник, наверняка все немного выпили и расслабленно болтают о жизни на летней веранде. Новые его друзья и знакомые не знали о том, что произошло с ним в прошлом. Он не любил об этом распространяться. Ему и так хватало той жалости, что он получал от окружающих, когда те узнавали, что «такой талантливый парень — сирота» и прочее.
Взгляд мужчины упал на дисплей телефона, и вдруг пьяный мозг кольнула идея: даты, даты… Сейчас был самый конец июня, а дядя Ченг говорил, что видел год назад Сяо Чжаня на годовщину смерти отца, что он приезжал к нему на могилу. Приезжает ли он каждый год? Можно было проверить. Ведь годовщина смерти отца будет послезавтра.
Альфа пил допоздна, а потом вызвал такси и отправился в родительский дом. Он не хотел там ночевать, но вряд ли бы какая-нибудь гостиница приняла бы его, пьяного, посреди ночи, да еще и без предварительной брони.
Во мраке летней ночи дом казался ему зловещим и мертвым. Он вспомнил, что у него нет с собой ключей, ведь мужчина совсем не планировал ночевать тут, поэтому пришлось поискать запасной, лазая у основания дома и перебирая камни в поисках фальшивого и полого.
Наконец, ему удалось попасть внутрь. Находиться там было неприятно, пахло затхлостью, но он просто дотащил свою тушу до бывшей спальни, повалился на кровать и отключился.
Весь следующий день Ван Ибо отходил. Пил побольше воды и ковырялся в таблетках, пытаясь найти спазмолитики. Тупил у раковины в ванной, не понимая, почему воды нет, пока не вспомнил, что сам же перекрывал трубы. Потом долго ждал, пока сольется ржавая, чтобы принять душ. Простирнул свою рубашку, поковырялся в старых вещах, которые тогда не вместились в его рюкзаки, когда он покидал этот дом. Почти ничего из его верха теперь не было ему в пору. Все-таки, он был уже взрослым альфой, а не восемнадцатилетним юнцом. Тестостерон и ежедневные физические тренировки давно сделали его плечи широкими и мускулистыми, так что былые футболки больно давили подмышками, а рубашки не застегивались. Тогда он вспомнил, что от отца оставались какие-то вещи, которые Чжань упаковывал в чемоданы. Он нашел их и выбрал пару нейтральных футболок, которые пришлись ему впору.
Ну вот, папа, я и дорос до твоих вещей…
Оставшуюся половину дня он не знал, что и делать. Прогулялся по городу до Логова, на месте которого теперь стоял Торговый Центр, о котором рассказывал Вэньхань. Зашел в него, выпил чай на фудкорте и поужинал.
Он не хотел задерживаться в Саньхэ так надолго. Хотел просто заехать на праздник к Исюаню и повидаться с ребятами. Он как чувствовал, что тут произойдет что-то плохое, что снова вскроются те раны…
И уж тем более он не хотел ехать на кладбище к отцу на годовщину его смерти. За все шесть лет он не был там ни разу. Даже на годовщину смерти мамы больше не приезжал к ней, просто потому что она похоронена рядом с ним.
Он не обижался на отца. Больше нет. Альфа даже посетил пару раз психолога на эту тему, проревелся там хорошенько. Он хотел верить, что отпустил ситуацию, но возвращаться на их могилы и бередить свои раны не был готов.
А теперь ему придется вернуться. Потому что так есть шанс увидеть Сяо Чжаня. А ведь тот может не приехать, омега может опоздать на день, или он прямо сейчас там, на могиле своего бывшего мужа, пока Ван Ибо пьет чай в этом дурацком ТЦ.
Но Ван Ибо вдруг подумалось, что, если уж совпало так много обстоятельств — он смог вырваться в Саньхэ, на ту же вечеринку был приглашен дядя Ченг, им удалось поговорить, и альфа узнал то, что шесть лет было для него неведомым — наверное, это судьба. И боги ведут его к какому-то предначертанному повороту в жизни. Ему хотелось в это верить. Хотелось встретить Сяо Чжаня и… дать ему по морде. Нет, поцеловать его. Нет, хотя бы просто поговорить.
Снова хочется курить, и Ван Ибо выходит на крыльцо дома, усаживаясь на ступеньки небольшой лестницы. Он чиркает зажигалкой, и вместе с ее огоньком в его мозгу вспыхивает воспоминание: один из последних их разговоров с Сяо Чжанем, тут, на крыльце. Альфа сказал омеге:
— Ты знаешь, Сяо Чжань, тогда, когда ты выпил эту таблетку, я даже немного обиделся на тебя. Но сейчас я понимаю, что ты все правильно сделал.
Сяо Чжань тогда еще постоянно плакал, Ван Ибо думал, что это из-за стресса, а он…
О, боги, ведь он уже был беременным тогда! А Ван Ибо сказал ему, что не хочет детей… Сказал именно тогда…
Ван Ибо глухо стонет и опускает лицо в ладони: что за дурак? Что за конченый идиот?! Ведь может, Сяо Чжань и ушел именно из-за этого? Чтобы не портить ему будущее? Потому что он сказал, что не хочет их ребенка?
Боги, лишь бы Сяо Чжань тогда не наделал глупостей! И пусть это будет его ребенок…
В ту ночь он не спал и выехал на кладбище рано утром.
Он был на месте к семи утра. Приехал даже раньше, но ворота для посетителей открывали только в семь. Альфа сильно волновался, когда шагал по дорожке к могиле родителей. Особенно совестно было перед мамой. Да и перед отцом. Тогда он наговорил ему кучу ужасных слов.
На кладбище было чисто и опрятно, как всегда. Ежегодно он оплачивал нехилый счет за содержание могил, но на мертвых в Китае не принято было экономить, особенно если речь шла про родителей.
Когда альфа пришел к могилам, оказалось, он забыл обо всем на свете, кроме возможной встречи с Чжанем, и не принес им ни цветов, ни фруктов, ни даже благовоний. Плохой сын…
Ван Ибо встал на колени, вынул из сумки влажные салфетки и протер надгробную плиту:
— Здравствуй, мама. Здравствуй, папа. Простите, что так долго не появлялся. Я… не мог.
Ком мигом встал в горле. Куда уж без этого. Но Ван Ибо давно научился глотать свои слезы и использовать эту энергию в работе. Не плакал он уже очень давно.
Возникла мысль сбегать к похоронному магазинчику при кладбище и купить родителям хотя бы благовония, но он боялся разминуться с Сяо Чжанем. Ведь тот мог появиться в любую минуту и пробыть здесь всего ничего.
Говорить родителям что-либо еще не хотелось. Они никогда не умели разговаривать, особенно с отцом. Так ему потом объясняла психолог. Ван Ибо усмехнулся. Он верил, что и мама, а теперь и папа, всегда следят за ним, они и так все про него знают, чего им рассказывать?
Ван Ибо встал с колен, отряхнулся и пошел вниз по склону, усаживаясь в тени одного из деревьев. Он не хотел торчать на могиле у родителей все время, еще и вспугнуть собой Сяо Чжаня. Вдруг бы тот, завидев его издали, развернулся бы и просто ушел? А так у него есть возможность увидеть омегу первым, если он придет. Ван Ибо увидит его первым и тогда решит для себя, стоит ли вообще к нему подходить.
Он включил музыку в наушниках и просто попытался расслабиться. Наверняка это будет очень длинный день.
Так прошло не менее четырех часов. День плавно приближался к полудню. У Ван Ибо закончилась вся вода, которую он с собой взял, хотелось в туалет, а еще поесть. Телефон уже садился, и он понимал, что оставаться на своем месте безвылазно весь день не сможет. Иначе ему придется пописать рядом с чьей-то могилой, но на такое он бы не пошел.
И вдруг на горизонте появился Сяо Чжань.
Ван Ибо еще даже не рассмотрел его как следует, но по росту, телосложению, походке он мгновенно узнал его. Боги, а ведь прошло шесть лет. Омега как-то странно сгибался и, только вскочив на ноги, Ван Ибо увидел, что тот держит за руку… маленького мальчика.
Все внутри у него оборвалось. Сознание красным сигналом орало: это либо твой сын, либо брат. Сын или брат.
Ему показалось, что он сейчас упадет в обморок от лавины эмоций, захлестнувшей его. Альфа уцепился в дерево и попытался продышаться, как учила его психолог, когда страх потери контроля завладевал им, и накатывала легкая паническая атака.
Через минуту ему удалось справиться с собой. Сердце выровняло ритм, ладони перестали потеть.
А меж тем, Сяо Чжань и мальчик опустились на колени перед могилой и поклонились имени Ван Донфэна, а потом и его первой жены. Сяо Чжань достал из сумки благовония и поджег их, молитвенно складывая руки. Мальчик тоже сложил ручки, а, когда Сяо Чжань прочитал свою молитву, после чего потрепал мальчика по волосам, тот очень трогательно потянулся к надгробию губами и поцеловал иероглифы имени Ван Донфэна.
Это почему-то отдалось новым толчком в груди Ибо, неясным по чувствам. Он понимал, что оставаться в тени этого дерева и наблюдать за тем, как Сяо Чжань и его… этот мальчик уходят, он бы не смог.
До этого момента альфа представлял встречу с Сяо Чжанем тысячу раз. Представлял, что они случайно встретятся на улице, или тот намеренно придет к нему за кулисы во время концерта, в его мечтах Сяо Чжань просто звонил ему по телефону, или появлялся каким-то чудом на пороге его квартиры. До вчерашнего вечера он и не думал, что встретит его на могиле отца, хотя это, в общем-то, было логичнее всего.
Хватит, Ван Ибо, просто наберись смелости и иди. Ты ждал этого момента шесть лет.
Он делает несколько шагов вверх по склону в сторону Сяо Чжаня и просто останавливается поодаль, наблюдая за ними. До него доносятся их голоса:
— Папа, мы скоро пойдем есть мороженое? — спрашивает мальчик. Ибо не очень разбирается в детских возрастах, но на вид ребенку от четырех до шести.
От четырех до шести… хм… Впервые Ибо приходит в голову мысль, что этот мальчик может совсем не иметь никакого отношения ни к нему, ни к отцу, мало ли, как сложилась жизнь у Сяо Чжаня после, но то, что ребенок поцеловал надгробную плиту, заставило сразу отмести эту мысль. Нет, Сяо Чжань тогда так просто бы не стал тащить в Саньхэ ребенка. Он его сын или брат.
— Сначала должны догореть палочки, — отвечает ему Сяо Чжань и встает с колен, отряхиваясь, — Вот догорят, тогда…
Его взгляд натыкается на Ван Ибо, и омега застывает. Они смотрят друг на друга.
Ван Ибо сжимает зубы, Сяо Чжань прикрывает ладонью рот, потом быстро вытирает глаза. На нем очки в тонкой оправе, и омега приподнимает их, чтобы сделать это.
Мальчик еще не замечает Ван Ибо, терпеливо сидит на земле и пялится на палочки.
— Малыш, — голос Сяо Чжаня хрипнет от волнения, он лезет в свою сумку, что висит у него через плечо, и достает оттуда небольшую лупу, — Иди, поиграй в ученого. Хочешь исследовать кладбище?
Ребенок радостно соглашается, хватает лупу и убегает в сторону. Ван Ибо делает к Сяо Чжаню еще пару шагов.
Они не знают, как начать разговор. У омеги дрожат губы, сам Ван Ибо еле держится. Слезы то и дело дорожками выбегают из-под очков Чжаня, и он небрежно смахивает их.
— Почему именно сегодня? — первым нарушает тишину между ними Сяо Чжань, выуживая из сумки бумажные носовые платки.
— Меня не должно было быть здесь, — отвечает Ибо негромко, — И в Саньхэ я приехал почти случайно. Встретил доктора Ченга, и он сказал мне, что видел тебя год назад, что ты приезжал на годовщину смерти отца посетить его могилу. Подумал, может, ты и в этом году приедешь. Я был прав.
Сяо Чжань всхлипывает, вытирает лицо, руки у него тоже сильно дрожат. Свои Ибо сжимает в кулаки.
— Не думал, что после всего… ты захочешь меня увидеть.
Про себя Ван Ибо усмехается: он не просто захотел, ха-ха, словно у него был выбор! Будто бы он смог бы сесть на поезд и уехать, зная, что Сяо Чжань в Саньхэ. У него не было выбора. Он пропал. И уже очень давно.
— У меня есть много вопросов, которые я хотел бы задать тебе, — отвечает альфа, — Поговорим?
Сяо Чжань кивает, и тут они слышат радостный вопль мальчика. Тот несется к ним, чуть ли не падая, и сообщает еще издали:
— Папа! Я поймал жука! Смотри! Смотри!
Он подбегает к Сяо Чжаню и протягивает ему ручку с зажатым кулачком, а потом взгляд ребенка утыкается в Ван Ибо, и малыш замирает.
— Баобао, ты хотел мороженого? Пойдем поедим? — Сяо Чжань присаживается рядом с ним на корточки, берет у ребенка лупу и прячет ее в сумку, поднимает малыша на руки.
Мальчик неотрывно смотрит на Ван Ибо, разглядывает его, а потом тихо спрашивает:
— Папа, а кто это?
— Это Ван Ибо.
Сяо Чжань прижимает ребенка к себе и выходит из ряда могилок на главную дорожку, что ведет к воротам. Ван Ибо идет за ними следом, а малыш, положив голову отцу на плечо, беззастенчиво разглядывает альфу, как какое-то чудо.
Ибо становится даже неудобно под пристальным взглядом ребенка, он не выдерживает и спрашивает у мальчика:
— Привет, ты меня знаешь?
Мальчик хихикает и кивает, обхватывая отца ногами, прячет от смущения свое лицо в сгибе его шеи, но потом снова смотрит на альфу во все глаза.
— Мы смотрели по телевизору «Уличные танцы Китая», — отвечает Сяо Чжань нейтральным голосом, — Болели за тебя.
— Ммм, вот как…
Ван Ибо не знает, как ко всему этому относиться. Но он быстро задвигает все мелкие вопросы и непонимания на задний план, потому что тут есть вещи посерьезнее: сын или брат?
Они выходят с кладбища и двигаются в сторону ближайшего Торгового Центра, Ван Ибо вспоминает, что хочет в туалет, вся троица поднимается на этаж фудкорта, Сяо Чжань оглядывается на Ибо:
— Ван Ибо, подержишь сумку? Мы сходим помыть руки.
— И жука! — напоминает малыш о своей находке, осторожно, но доверительно протягивая к нему кулачок.
Ибо теряется, но присаживается к ребенку и протягивает обе ладони, готовый поймать жука. Малыш разжимает пальчики, и жук падает на ладонь Ибо мертвым раздавленным месивом. Кажется, малыш слишком сильно сжимал кулачок от волнения. Секунда — ребенок ахает, понимая, что натворил, и мгновенно его глаза наполняются слезами, и в ту же секунду предупредительный Сяо Чжань снова подхватывает ребенка на руки, прижимая к себе.
— Папа! — тоненький голосок малыша дрожит, он стремительно краснеет, — Я убил жукаааа!
И он начинает реветь, уткнувшись Чжаню в плечо, пока тот качает его на руках и хлопает по спине:
— А-Бао, малыш, ну что ты, тише-тише!
— Я убил жука! — ревет тот в величайшем горе на земле.
Ван Ибо растерян, глупо стоит с трупом жука у себя на ладони, которого теперь даже выкинуть как-то неудобно, Сяо Чжань оглядывается на него немного нервно, взгляд омеги извиняется, он все-таки несет ребенка к туалетам, альфа следует за ними.
— Ты не виноват, малыш, ты же не хотел, — уговаривает сына омега, — В следующий раз будешь знать, что так сильно сжимать кулачок не следует. Ну успокойся, милый, успокойся!
Они заходят в туалет, Сяо Чжань несет ребенка к раковине:
— Давай вымоем лицо и ручки, А-Бао, надо успокоиться, хватит плакать…
Ибо юркает в кабинку, где справляет малую нужду, а заодно и смывает дохлого жука в унитаз. И вдруг замирает: прямо на бортик перегородки сбоку от него садится жук, точь-в-точь такой-же! Альфа даже боится дыхнуть, чтобы не спугнуть насекомое. Как же жук попал сюда? Залетел в окно? Он делает молниеносное движение и ловит его двумя руками. Слава богам, что к этому моменту он уже успел застегнуть джинсы, а то было бы как-то неудобно.
Пряча руку за спиной, Ибо выходит из кабинки. Мальчик уже немного успокоился, стоит перед отцом, пока тот вытирает салфетками его влажное после умывания лицо. Альфа присаживается перед ним на корточки, зовет торжественно:
— Малыш…
Мальчик оборачивается на Ибо, Чжань поднимает на него глаза.
— Как тебя зовут? — спрашивает Ибо, потому что хочет обратиться к ребенку по имени.
— Меня зовут Ван Ифэн, — отвечает тот, и это новым ударом отзывается внутри у альфы. Он кидает неосознанный взгляд на омегу, в глазах которого улавливает какой-то всполох… любви? Впрочем, тот очень быстро отводит взгляд.
Ван Ибо прочищает горло и снова обращается к ребенку:
— Ван Ифэн, смотри, — он вынимает руку из-за спины и раскрывает перед ним ладонь. Жук тут-же взлетает вверх, но мальчик успевает увидеть его и узнать. Он ахает, как от чуда, впрочем, именно так ему это и преподносит альфа:
— Он не был мертв, он просто спал. А теперь проснулся. Ты никого не убивал, Ифэн.
Улыбка вмиг озаряет лицо ребенка, он смотрит, как жук планирует под потолком, а потом садится на лампу, подальше от людей.
— Ну вот видишь, а ты разревелся, — перехватывает инициативу Сяо Чжань, — Пойдем есть мороженое, ты хочешь еще?
Они выходят из туалета и идут по фудкорту, но вдалеке ребенок замечает детскую игровую площадку и тянет родителя туда.
— Хочешь в лабиринты? — спрашивает Чжань у сына, — Там есть бассейн с шариками и пещеры из подушек, которые можно исследовать. Пойдешь?
Тот радостно кивает и улыбается, самостоятельно разуваясь у входа. Сяо Чжань узнает у администратора, что оплата только по факту окончательного выхода ребенка, напутствует сынишку:
— Мы с Ван Ибо будем рядом, если захочешь пить, или в туалет, или просто надоест играть — выходи, мы будем тут, напротив…
Впрочем, его уже никто не слушает. Камень снят с души и совести ребенка, его вниманием уже завладел новый лабиринт, и он скрывается в нем, только пятки сверкают.
Сяо Чжань как-то устало выдыхает, оглядывается на Ибо:
— Откуда ты взял живого жука?
— Прилетел ко мне в кабинку, пока я нужду справлял, — пожимает тот плечами и усмехается, и Сяо Чжань невольно усмехается в ответ. Им становится немного неловко, и омега предлагает:
— Хочешь чего-нибудь выпить?
Но на фудкорте нет ничего крепче пива, однако они берут обычный чайник травяного чая и усаживаются прямо напротив входа в лабиринт, как и обещал омега. Ван Ибо не хочется никакого чая. Миллиард вопросов зудят на кончике его языка, но он почему-то не спешит их задавать, рассматривает омегу не торопясь.
Сяо Чжаню двадцать девять. Он начал носить очки и явно набрал в весе, может, килограммов семь или десять, но это еще не делало его полным. Просто скулы теперь выделялись не так остро, появились щечки, да и сам он весь стал не угловато-острым, а мягким. У Ван Ибо почему-то дергает в паху, когда он думает об этом.
Сяо Чжань также рассматривает его с грустной полуулыбкой, снова первым начинает:
— Я думал, ты не можешь себе позволить вот так просто бывать в общественных местах. Ты же теперь знаменитость…
Альфа улыбается одним уголком губ:
— Я не настолько знаменитость… Еще могу позволить себе… многое.
Сяо Чжань тянется за чайничком, наливает чай сначала Ибо, потом себе. Его движения мягкие и плавные, Ван Ибо и забыл, каким он может быть непринужденно-грациозным. От этого щемит сердце, но альфа не подает вида, держится.
— Ван Ифэн, значит… — альфа пристально смотрит на Сяо Чжаня и не выдерживает, — Кто он? Кто он мне?
— Он твой брат, — отвечает Сяо Чжань, и Ибо зажмуривается на вдохе, как от удара.
Это по-настоящему больно. Альфа чувствует, как все швы на его залатанной душе вмиг расходятся. Оказывается, все это время он надеялся, он очень надеялся, что Ифэн окажется его сыном. Тогда бы это означало, что между ними с Чжанем просто получилось недопонимание. Что омега забеременел и ушел из-за его слов о том, что тот не хочет пока детей. Ибо бы поругался, но смог бы понять и простить в разы быстрее, в таком случае он бы имел еще право на ребенка и на Сяо Чжаня, но брат… это меняло все, просто переворачивало все с ног на голову.
А с другой стороны, теперь ему было понятно. Ему наконец-то все стало понятно в мотивах Сяо Чжаня. Он понял, как тяжело ему тогда было, понял, от чего тот попытался его сберечь своим уходом.
Сяо Чжань снова беззвучно плакал, пряча лицо от посетителей торгового центра. Ван Ибо протянул руку за чашкой и залпом выпил ее, словно крепленый алкоголь. Какое-то время они вообще не могли разговаривать. Каждому нужно было успокоиться.
— Дядя Ченг рассказал мне, что ты был у него на приеме после смерти отца, — начал Ибо, когда ощутил, что снова может говорить, — Сказал, что ты не знал о беременности. Ты… не знал?
— Нет, — ответил Сяо Чжань, — Это было не запланировано. Я не хотел его.
Ван Ибо кивнул:
— Почему ты тогда оставил его? Почему выпил таблетку тогда со мной, а от отца… — в его голосе послышалась обида, и он замолчал.
Сяо Чжань и сам опрокинул свой чай залпом, отирая губы, ответил:
— Потому что таблетка бы тут уже не помогла. Я должен был убить живое существо, у которого уже билось сердце, Ван Ибо. Это другое. И… я был должен твоему отцу.
— Ни черта ты ему не был должен! — вырвалось у альфы, и несколько людей рядом оглянулись на них. Ибо опомнился и, гмыкнув, опустил голову.
— Я разрушил жизнь твоего отца и довел его до самоубийства, — тихо, но четко проговорил Сяо Чжань, — Вместо благодарности за все то добро, что он причинил мне, в ответ я предал, унизил и оскорбил его. Я был должен ему, Бо-эр. И Ифэн стал для меня искуплением. Поэтому я решил оставить его.
Он снова налил им чай подрагивающей рукой. Чайничек опустел.
— Я не хотел портить тебе жизнь и заставлять отказываться от своей мечты, взваливать на тебя ответственность за себя и ребенка, которого ты не хотел и не ждал, поэтому я ушел. Все очень просто.
— Ни черта это не просто, — огрызнулся Ван Ибо.
Они снова помолчали. Вторые чашки цедили уже медленно, но Ибо все равно даже не чувствовал вкус, думая о своем. Наконец, он подуспокоился и спросил:
— И как ты… как ты справился в одиночку?
— Я не был один, — ответил Сяо Чжань и потупил взгляд, — Марсель помог мне.
— Марсель?
— Да. Мы живем вместе.
Момент осознания, и Ибо тянет:
— Ооо…
Блядь, да почему же так больно?! Почему так блядски невыносимо больно… Но вместо слез или чего-то подобного, организм вдруг выдает финт, и Ван Ибо разражается мелким смехом, который на самом деле… пугает. Сяо Чжань смотрит на альфу с нескрываемым чувством вины, подается к нему через стол:
— Ибо…
— Боже, ты все время был так близко… совсем рядом… а я искал тебя, хотел увидеться, все думал, где ты… а ты был у меня под носом… все это время… рядом с Марселем… а он ничего не сказал мне, сукин сын, ни слова, даже не намекнул… Вы, наверное, потешались с ним надо мной, наверное, считали меня идиотом…
Смех не останавливался, и Сяо Чжань встревоженно бросает:
— Подожди, я сейчас, очень быстро! Тебе нужно что-нибудь попить, подожди, Ван Ибо!
Омега срывается со своего места и стремительно идет к кафэшкам, а Ван Ибо хихикает еще какое-то время, но вскоре сам успокаивается, все нервы уходят в ногу, которая начинает дрожать. Наваливается какая-то усталость и желание просто встать и уйти. Хватит. С него на сегодня явно хватит.
Сяо Чжань покупает две бутылки воды, думает, нужен ли им еще чай, как вдруг на него накатывает страх: а вдруг Ван Ибо просто уйдет? Вот прямо сейчас!
Он в страхе оглядывается, но альфа все еще сидит на своем месте. Почувствовав некоторое облегчение, омега возвращается за их столик.
— Вот, возьми, тебе надо попить воды…
Ван Ибо молча принимает бутылку и пьет, Сяо Чжань говорит ему искренне и тихо:
— Мы не считали тебя идиотом и не потешались над тобой. Марсель не мог тебе ничего сказать, потому что я попросил его. Сердись на меня сколько хочешь, но его прости.
И в этот момент Сяо Чжань совершенно бессознательно касается его руки.
Пах, сердце и горло дергает почти до боли, Ван Ибо и забыл, как это — ощущать все эти чувства вместе. Он перехватывает руку Сяо Чжаня и сжимает в своей ладони. Омега очень теплый, кожа нежная, и на ощупь он такой… родной. Ибо мнет его ладонь, перебирает пальцы, а потом кидает на Сяо Чжаня настолько тёмный взгляд, что тот вмиг пунцовеет от смущения.
Поколебавшись, Сяо Чжань все-таки осторожно высвобождает свою руку, опускает ее на колени. Ван Ибо чувствует себя паршиво, и ему кажется, что на этом все. Собственно, чего тут дальше ждать? Лучше встать и попрощаться. Максимум, обменяться номерами, если он захочет дальше общаться с малышом Ифэном, но большего…
— Через неделю у меня будет течка, — говорит вдруг Сяо Чжань, — Если хочешь, мы можем провести ее вместе. Если у тебя будет время и… желание.
Ван Ибо даже поверить своим ушам сложно. С одной стороны, в предложении Чжаня, если говорить просто про альф и омег, не было ничего такого. Омега ищет себе альфу на течку, не имея постоянного — обычная бытовая ситуация. С какой-то стороны, в адрес альфы это был даже комплимент от омеги: мол, ты мне нравишься, и я тебе доверяю. Но услышать такое от Чжаня…
Ибо вскидывает на него глаза и видит, как тот смущен. Сколько же ему храбрости понадобилось, чтобы предложить такое? И почему он это сделал? Тоже почувствовал их былое притяжение, или ему просто все равно?
— А как же Марсель? — спрашивает альфа осторожно.
— Мы… у нас с ним… свободные отношения, — подбирает слова Чжань, но вдруг спохватывается, чуть ли не подскакивая на месте, а глаза его не могут скрыть панику, — Только, конечно, если у тебя сейчас никого нет! У тебя же… нет?
За эти шесть лет у Ибо всегда кто-то был в этом плане. Даже пара-тройка постоянных подружек, которым он помогал с течками, так, чисто по дружбе. Он встречался только с девочками, самцов он как-то… не подпускал к себе. Ван Ибо множество раз был объектом безответной влюбленности, уже кучу раз отвергал предложения стать чьим-то постоянным альфой. У него было намного больше опыта, и было что рассказать, но Сяо Чжань спрашивал о другом, поэтому альфа сдержанно отвечает:
— Нет, — наблюдая, как глубинный страх снова прячется внутри Сяо Чжаня, улягаясь на дно.
Все могло бы закончиться секунду назад, скажи он «Да, есть», но он не хочет заканчивать, а вместо этого спрашивает:
— А если я не хочу ждать неделю?
Сяо Чжань бросает на него горящий взгляд и отводит глаза в сторону, собирается что-то сказать, но сбоку они вдруг слышат громкое:
— Папа!
Оба вздрагивают, словно возвращаются в реальность. Мальчик подбегает к отцу и протягивает ему какой-то обсосанный леденец на палочке:
— На, держи! Только не облизывай! — говорит он ему.
— Фэн-эр, боги, откуда у тебя леденец? — Чжань достает салфетку и забирает конфету у малыша.
— Старшая сестренка угостила меня, — малыш довольный, раскрасневшийся, — Я еще пойду играть! Я должен спасать сестренку!
— Подожди, Фэн-эр, у тебя все руки липкие! — Чжань достает свои влажные салфетки из сумки и расходует весь остаток в пачке на испачканные пальчики малыша. Тот вертится и рвется назад в лабиринт, еле дожидаясь, когда о-папа отпускает его. Омега сам пытается вытереть свои руки после липкой конфеты, безнадежно комкает салфетки, кидая их на стол, бросает Ибо:
— Пойду вымою руки…
В туалете он смог выдохнуть. Боги, что происходит… Когда Ибо схватил его за руку, он почувствовал… все как тогда. Как когда-то Ван Ибо показывал ему.
Не проходит и минуты, как Ван Ибо заходит в туалет следом за ним. Сяо Чжань хочет спросить, зачем он тут, но почему-то молчит, чувствуя, как воздух загустевает между ними. Ибо включает воду и тоже ополаскивает руки, медленно и не спеша.
Но стоит их взглядам встретиться в зеркальном отражении, как через секунду они уже трахаются в кабинке туалета.
Ван Ибо втрахивает Чжаня в дверцу кабинки, которая просто ходит ходуном. Омега цепляется за неё ладонями и размазывается по ней щекой, не в силах сдержать похабные стоны. Он был такой возбужденный, что им даже не пришлось думать о смазке, альфа только и успел что презерватив найти.
Боги, это было так хорошо! Как будто у него было шесть лет воздержания, словно и не было всех тех омег между Чжанем и Чжанем. Он перехватывал его поперек живота, он держал его за бедра крепко, до синяков, он прикусил его за шею и работал бедрами, показывая ему, каким сильным и мощным альфой он стал.
А Сяо Чжань отдавался Ибо так, словно это был последний раз в его жизни. Омега не хотел ни о чем думать, ничего помнить, он хотел только чувствовать Ван Ибо в себе, подставляться и прогонять в голове только одну мысль: «Наконец-то!».
Дверь туалета открылась, и внутрь кто-то вошел.
Альфа и омега замерли, и Ван Ибо почувствовал, как сладко сжимается задница Сяо Чжаня от адреналина.
Он отпустил его бедро и зажал этой рукой Чжаню рот, потому что тот даже дышал слишком громко. Но находиться внутри Чжаня, особенно так сладко сжимающегося, и не двигаться — было выше его сил, и он все равно не спеша поводил бедрами, понимая, что этим только провоцирует омегу, что грозит их тотальному разоблачению.
Кто-то прошел вдоль кабинок к писсуарам, послышалась возня, а потом незнакомец начал мочиться.
Сяо Чжань весь задрожал, поняв, что Ван Ибо не собирается останавливаться. Альфа одной рукой зажимал ему рот, второй прижимал к себе, и дробно толкался головкой члена прямо в его простату. Не прошло и десяти секунд, как омега кончил, выпрыскивая семя на дверцу кабинки.
Сяо Чжаня всегда заводило все грязное, запретное и на грани. Ван Ибо вспомнил это, когда тихо додрачивал ему. Альфа втерся носом в его влажные от пота волосы на шее, чувствуя, как пульсирует его дырочка, и как сам омега почти обмякает в его руках. Незваный посетитель туалета спустил воду, застегнул ширинку и, сполоснув руки, вышел, после чего Ван Ибо, уже не сдерживаясь, придавил Чжаня всем своим весом к двери и дотрахал его резко и мощно, кончая в презерватив.
Им стало неловко почти сразу, когда все закончилось. Они натянули обратно штаны и поправили одежду, выходя из кабинки немного смущенные, потные и раскрасневшиеся. Снова ополаскивая руки, лицо и шею, чтобы быстрее остыть, Ван Ибо колеблется, но потом все-таки спрашивает у него:
— Где ты проводишь течки? Дома у Марселя? Вы живете все там же?
— Там же, но у нас есть отдельная квартира для течек, домой мы никого не водим из-за Фэн-эра.
Сяо Чжань тянется к своему карману и достает бумажник, откуда выуживает одну из своих визиток.
«Сяо Чжань, художественный дизайн и графика».
Дальше его новые контакты и адрес. На адреса обычно никто не обращает внимание, но Ван Ибо понимает, что это визитка «с двойным дном».
Омега просто кладет визитку перед ним, как бы говоря: «хочешь — бери, а хочешь — нет», и первым выходит из туалета.
Ван Ибо смотрит в зеркало. Внутри клубок смешанных чувств, так много всего произошло уже, а ведь еще только обеденное время.
Ему бы побыть одному и хорошенько подумать обо всем, что сегодня случилось. Он не уверен, что хочет брать эту визитку, но потом, поколебавшись, все же стягивает ее к себе в карман и выходит следом за Чжанем.
Тот уже расплачивается у администратора, рядом малыш самостоятельно застегивает свои сандалики на липучках.
Сейчас самое время попрощаться и уйти, но он… все тянет зачем-то, тянет, топчется возле них, не решаясь отпустить.
— Ифэн проголодался, — говорит ему Сяо Чжань, — Мы поедим, а потом поедем в Пекин. А ты что будешь делать?
«А я хочу остаться с вами», — думает он, но отвечает:
— Я тоже поеду в Пекин… мы можем вернуться вместе.
Сяо Чжань кивает, словно ничего другого от него и не ждал. Они обедают вместе, а потом едут на вокзал, садятся рядом, напротив друг друга.
Ребенок успел немного отдохнуть от игр и снова бодр и полон сил: он комментирует все, что видит за окном, вертится, потом снова решает уделить внимание Ван Ибо, сползает со своего места и тянется к его уху. Альфа наклоняется к нему, и тот довольно громко шепчет:
— А я знаю, кто ты!
— Кто? — спрашивает он.
— Ты — мой братик Ибо из телевизора!
Это почему-то отдается волнением по телу мужчины, он бросает быстрый взгляд на омегу, но тот не смотрит на них, будто в этом нет ничего особенного.
— Ты прав, — отвечает Ван Ибо, а малыш продолжает ему рассказывать:
— Но мой папа тебя не рожал. Тебя родила мертвая тетя. А мой папа-альфа был и твоим папой.
Ибо сглатывает какой-то странный ком в горле и кивает еще раз:
— Так и есть, Фэн-эр.
Удостоверившись, что братик Ибо из телевизора подтвердил их родство, тот довольно залезает к нему на коленки и вскоре засыпает у него на руках. Альфа боится лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить ребенка. Осознание того, что это его брат — еще не полностью пришло к нему. Но он прижимает к себе Ифэна и думает:
«Вот этот малыш — мой единственный кровный родственник. И у него, кроме меня и Чжаня больше никого нет».
Потом он все-таки вспоминает про Марселя, и все это кажется каким-то странным, непонятным. Он ловит на себе взгляд Сяо Чжаня, который почти всю дорогу сидит молча, и спрашивает:
— Зачем ты вообще рассказывал ему про отца и меня? Мог бы обо всем умолчать, словно нас и не было.
Сяо Чжань будто ждал этого вопроса. Он смотрит в окно и отвечает медленно, не спеша:
— Ты неправильно меня понимаешь, Ван Ибо. Я убрался из твоей жизни, но я не отрицаю своего прошлого и не стараюсь забыть его. Как такое можно забыть? Ифэн — живое напоминание обо всем, что с нами случилось. После всего, после стольких лет, в конце концов я смог сохранить в своей душе только благодарность к твоему отцу и уважительное отношение к нему. Он оставил мне Ифэна. Тогда я не понимал, какой это подарок, а теперь смотрю на случившееся по-другому: он знал, что я всегда хотел семью. И он дал мне самого родного моего человека. Тогда я оставил его из чувства долга и желания загладить свою вину перед памятью Донфэна, а теперь — это мое самое большое счастье в жизни. Ифэн носит фамилию своего отца, и он знает о нем и о тебе самое хорошее. Я не вычеркнул бы вас из его жизни, как не вычеркнул вас из своей. Вы по-прежнему моя семья.
Ему понятен и непонятен Чжань одновременно. Почему так сложно постичь другого человека? Он вроде бы и понимал его мотивы, но от этого не становилось менее больно. Какое-то время они молчат, потом Ибо все-таки решает поговорить на более нейтральные темы:
— Чем ты занимался все эти годы? Кроме Фэн-эра?
— Работал декоратором в театре у Марселя…
— В театре у Марселя? — Ибо растерян, спрашивает, — А ты знал, что он приглашал меня в свою труппу?
Сяо Чжань тяжело вздохнул, ответил неохотно:
— Знал.
— Значит, ты готов был со мной встретиться?
— Не знаю, Ибо, — признался тот, — Я и хотел и не хотел этого. Думаешь, я ни разу не пожалел, когда сделал тот выбор и ушел от тебя? Тогда мне казалось, я выбрал единственно верный путь, потом шли годы, и я стал относиться ко всему иначе.
— Как бы ты поступил сейчас? — спрашивает Ибо.
Сяо Чжань усмехается:
— Сейчас я бы даже не стал выходить замуж за твоего отца, Бо-эр.
Они приезжают в Пекин. Ифэн еще спит на руках у Ибо, ребенка не хочется будить, поэтому они берут такси и едут к Театру Леграна. Внизу на ресепшене их встречает какой-то китаец-бета, Ибо удивленно кивает ему.
— А где же та старая дама? — спрашивает он у омеги.
— Мадам Жоржет? Она умерла в прошлом году, — спокойно отвечает Чжань. Вызывает старенький лифт, который тоже ползет к ним на последнем издыхании, — Для Марселя это была большая потеря. Он до сих пор не может отойти.
Сяо Чжань закрывает створки, почему-то усмехается:
— Знаешь, какими были ее последние слова? «Не хороните меня здесь, отвезите во Францию. Хочу домой. Гребаный Китай».
Ибо почему-то тоже улыбается, хотя совсем не знал мадам Жоржет. Когда они вышли на четвертом этаже, в квартире Марселя, то почти сразу из глубины услышали его голос:
— Вы вернулись, цыплятки мои? — но, увидев Ибо, он застывает, а потом оценивающе тянет, — Ооо…
— Я уложу Ифэна в детской, — без объяснений говорит Чжань и осторожно забирает спящего ребенка у Ибо с рук.
Стоит им скрыться в соседней комнате, как альфа хватает омегу-француза за грудки и припечатывает к стене:
— Сукин сын! — шипит он ему в лицо, — Все это время… ты ходил мимо меня в Академии, здоровался со мной, разговаривал со мной, зная, что я думаю о нем, что я еще люблю его! Как тебе вообще спалось? Совесть не мучала?
Марсель улыбается ему совершенно спокойно, даже кокетливо:
— Принц мой, я ведь звал тебя к себе в гости, я приглашал тебя к себе в театр! Что еще мне следовало сделать? Ты же совсем не понимал моих намеков!
— Тебе повезло, что я омег не бью, — рычит Ибо, но Марсель вдруг подался вперед и вскользь мазнул поцелуем ему по губам. Ибо дернулся и отпрянул от омеги, глядя на него недоуменно, как на безумца.
— Тебе повезло, что ты мне нравишься, — отвечает ему мужчина и усмехается, — Мое предложение о совместном спектакле еще в силе. Подумай снова, Ван Ибо.
Сяо Чжань возвращается. Смотрит на них, догадываясь, что что-то произошло, но не понимая, что именно.
— Пойду собираться, у меня вечерняя репетиция, — бросает им режиссер и, подмигнув альфе, уходит вглубь дома.
Сяо Чжань не задает никаких вопросов, просто спрашивает у молодого мужчины:
— Выпьешь что-нибудь?
— Нет, — поводит подбородком Ван Ибо. Теперь действительно хватит. Пора домой. Он и так уже долго продержался.
Чжань вызывает ему лифт, они молчат. Каждому явно стоит осмыслить этот длинный день по отдельности. Всего произошедшего слишком много, настолько, что кружится голова.
Уже зайдя в кабину, Ибо спохватывается и спрашивает у Чжаня как бы между прочим:
— В любом случае… могу я… продолжать общаться с Ифэном?
— Конечно, — мягко отвечает Сяо Чжань, — Он же твой брат.
Тем же вечером Сяо Чжань рассказывает все Марселю на кухне за двумя бокалами вина. Старший омега тянет озадаченно:
— М-да… с одной стороны, не могу сказать, что я не ожидал этого, но с другой… это все совершенно неожиданно.
Сяо Чжань подавленно молчит.
— И что же теперь? — спрашивает старший омега, — Вы с ним снова сойдетесь?
Младший одним глотком допил вино, и голос его отдавал терпкостью:
— Разве сейчас я выбираю?..
Ван Ибо чувствовал, что теперь выбор был за ним. Он не понимал, откуда в нем такая уверенность, но почему-то знал: что бы он сейчас ни выбрал, Чжань примет это безоговорочно.
Но он не знал, как ему поступить, вернее, как будет лучше. Обида, чувство несправедливости и жалость к себе все еще жили в его душе. Все эти шесть лет он гнался за образом Сяо Чжаня, и, хоть и не искал его намеренно, но постоянно надеялся найти: случайно встретить, или что-нибудь узнать о нем, получить зацепку и потянуть за нее. И вот, когда Сяо Чжань был досягаем, когда альфа мог прийти к нему и остаться, ему вдруг стало страшно это делать. Потому что это означало снова отдать омеге свое сердце, свою душу и жизнь в полное доверие, это снова означало стать уязвимым. Ибо знал, что тоже может делать омеге больно, но он также и знал, что станет его пожизненным рабом, если снова подпустит того к себе. Мужчина не хотел такой зависимости, боялся ее, но он не знал, как любить Сяо Чжаня по-другому.
Ибо понимал, что Чжань никогда уже не станет для него историей из прошлого. Уж точно не теперь, когда есть Ифэн. Поэтому Чжань и ушел тогда, чтобы освободить Ван Ибо, дать возможность забыть себя и прошлое как страшный сон. Что ж, Сяо Чжань, ты плохо постарался: твоя попытка провалилась. Они были повязаны друг с другом, теперь навсегда: Ван Ибо, Сяо Чжань, Ифэн и… Марсель? А что с Марселем? Готов ли он убраться из их жизни, или Ван Ибо придется принять еще и его?
При этих мыслях альфу разразил смех: наверное, они действительно прокляты. Их паре суждено вечно жить в треугольнике.
Он думал об этом, когда в тот вечер отмокал в ванне, думал об этом, когда проснулся наутро. Менеджер дал ему два дня выходных в расписании, чтобы альфа успел спокойно съездить в Саньхэ и обратно, поэтому утром телефон его молчал, и Ибо был предоставлен сам себе. У альфы давно уже не было таких вот выходных, ничем и никем не занятых, и тот решил в кои-то веки прогуляться, благо погода располагала.
Он взял свою сумку, кепку, очки — и отправился пешком, намереваясь идти, пока просто не выбьется из сил. Ведь ему нужно было подумать: о себе и своей жизни, о том, как все изменится, если в нее войдут Сяо Чжань и Ифэн. Ему надо было подумать о своем прошлом, стоит ли его тормошить, стоит ли давать им с Чжанем второй шанс, может ли он это сделать вообще…
Ибо шел без разбора, и только когда интуиция начала подавать слишком явные сигналы, остановился и огляделся: где он?
Альфа забрел в один из спальных районов города, ничем не примечательных, если бы… Сяо Чжань. В этом районе была та квартира Сяо Чжаня для встреч.
Ван Ибо полез в сумку и нашел его визитку, удостоверившись, что прав. Это совпадение? Или он хотел прийти сюда?
Почти бездумно вбив адрес омеги в навигатор, альфа понимает, что до его дома всего минут пять пешком. Он преодолевает это расстояние чисто из любопытства. Дом старый, внизу нет ни охраны, ни консьержа. На визитке обозначены цифры, которые сначала можно принять за почтовый индекс, но это оказывается код от входной двери. Ибо проникает в дом и поднимается на лифте к этажу, после чего оказывается у квартиры. Конечно, Сяо Чжаня там нет. Он поднялся чисто из любопытства, посмотреть, куда надо будет прийти, если он все-таки решится.
Альфа касается пальцем кнопки звонка, совершенно ни на что не надеясь, как вдруг дверь резко распахивается, и на пороге он видит Сяо Чжаня.
Омега и сам поражен не меньше. Они молча смотрят друг на друга, не в силах сказать что-либо.
Почему Сяо Чжань здесь? Он ждал его? Ждал его заранее, надеясь, что Ван Ибо догадается и придет? Или… или у него тут встреча с другим?
— Я… я случайно проходил мимо… — глупо бормочет Ван Ибо, и Сяо Чжань отходит в сторону:
— Проходи.
Альфа заходит в квартиру, которая похожа на тысячи съемных квартир: аккуратная, необжитая, с немного устаревшим ремонтом, но содержащая в себе все необходимое. В ней пахнет отголоском смешанных запахов Чжаня и Марселя.
Ибо машинально разувается, омега проходит вглубь единственной просторной комнаты, совмещенной с кухней:
— Я здесь сегодня… тоже случайно.
«Врет», — думает Ибо и все-таки спрашивает:
— Если я тебе помешал, ты так и скажи, я…
— Нет, ты мне не помешал, — четко отвечает тот и поправляет на носу очки, — Выпьешь что-нибудь?
— Что у тебя есть? — Ибо также проходит вглубь, осматривается, кидает взгляд на единственную кровать, потом отворачивается к окну.
— У меня есть виски и кола, немного льда… Кажется, еще пиво…
— Давай виски со льдом.
Сяо Чжань неспеша достает из холодильника бутылку, форму для льда и банку кока-колы, снимает с полки на кухне два тумблера, споласкивая их под краном.
Самое ужасное в этом то, что им не о чем говорить. Ситуация такая, что не заведешь будничный разговор о погоде, или работе, и о них, об их отношениях тоже не начнешь вот так сразу. Ибо чувствует себя ужасно неловко, когда Сяо Чжань вдруг спрашивает:
— Ты останешься?
У Ибо снова дергает в трех точках, и это даже раздражает: каким образом Сяо Чжань научился такой прямолинейности? Раньше он так не умел…
«А ты хотел бы, чтобы я остался?» — хочет спросить мужчина, но почти знает ответ на этот вопрос. Чжань сам первый предложил ему провести вместе течку, а потом с наслаждением подставлялся в закрытой кабинке туалета. Да, он хотел бы.
Омега подходит к нему и протягивает стакан с виски. Ибо принимает его, но не подносит к губам, крутит в руке, наблюдая, как лед внутри бьется о стенки и постепенно тает. Вместо этого вопроса альфа задает другой:
— Что бы ты почувствовал, если бы я ушел и уже больше никогда не вернулся?
Сяо Чжань смотрит на него с нескрываемой болью. В этом взгляде чувство вины, море сожаления, щепотка раскаяния и океан любви, покрытый тиной непроходящей грусти. Его губы шевелятся, но, прежде чем альфа слышит ответ, телефон Сяо Чжаня, отложенный им на стол кухни, звонит. Тот хмурится, подходит, бросает на дисплей короткий взгляд и быстро говорит Ибо:
— Извини. Нужно ответить. Я сейчас.
Омега берет телефон и закрывается в ванной, потому что это единственное место, где в квартире можно уединиться, но Ибо все равно слышит каждое его слово. Это видеозвонок, потому что альфа также отчетливо слышит голоса Марселя и Ифэна:
— Папуля, привет! — раздается детский голос.
— Привет, баобао.
— Чжань… ты… в нашей квартире? — недоуменный голос Марселя.
— Да, я… уложи сегодня Фэн-эра, ладно? Я приду завтра…
— Папа не придет? — спрашивает мальчик явно у Марселя, и Ибо слышит, как тот отвечает ему:
— Папа отправился в путешествие тебе за подарками.
— В путешествие? — голос малыша явно расстроенный, — Надолго?
— Нет, малыш, не надолго, — поспешно обещает Сяо Чжань, и голос его дрожит, — Вернусь уже завтра, принесу тебе все, что хочешь. Что ты хочешь, малыш?
— Вертолет! — восклицает тот, а потом вдруг спрашивает, — Папа, а почему ты плачешь?
Ван Ибо знает, почему. Потому что он, брат этого малыша, сейчас в соседней комнате, и они собираются заняться с Сяо Чжанем сексом. И потому, что все это слишком странно, слишком нестандартно, нездорово, потому что все это вообще произошло с ними…
— Я просто скучаю по тебе, баобао, — отвечает Сяо Чжань, — Но я буду очень скоро. Слушайся папу Марселя, ладно?
У Ибо сжимается сердце, и он чувствует неясный всполох ревности и зависти к своему младшему брату. Потому что Сяо Чжань есть у него. Всегда был и всегда будет. И потому что Ифэн никогда не лишится любви Сяо Чжаня. Вот, значит, что испытывал его собственный отец? Ох, папа, теперь я не могу тебя осуждать…
— Ты точно в порядке? — немного обеспокоенный голос Марселя.
— В полном. До завтра.
После этого звонка Ван Ибо совсем не по себе. Хочется уйти. То, что они здесь, в этой квартире, кажется вдруг чем-то преступным, грязным. В этот момент он действительно чувствует, словно вмешивается в семью. С отцом такого чувства не было, тогда он вмешивался в пару, но вот теперь…
Ибо берет свою сумку и направляется к двери, Сяо Чжань выходит из ванной, глаза его немного красные. Увидев Ибо у двери, он словно бы и не удивляется, возвращается к своему стакану с виски:
— Уже уходишь?
Ибо мнется, не зная, как в двух словах объяснить все, что он сейчас чувствует, но Чжань вдруг говорит:
— Мне будет больно, но я пойму тебя, — он стоит к нему спиной и делает глоток, — Это ответ на твой вопрос.
Ван Ибо медлит. Он вдруг понимает, что, если уйдет сейчас, то это будет действительно навсегда.
А в это время Сяо Чжань расстегивает манжеты своей рубашки, высвобождает шею из галстука, откидывая его в сторону. Ибо медлит. Пах, сердце и горло тянут, ноют и зудят, он нервно сглатывает, а Чжань расстегивает рубашку и скидывает ее с плеч, обнажая торс.
Ван Ибо кидает ревнивый взгляд на его шею: метки нет. Хорошо… если бы он увидел сейчас на омеге чью-то метку, то просто прикончил бы его тут же на месте от ревности. Альфе становится плохо только от мысли, что все эти шесть лет его омегу касались, что тут он проводил течки с кем-то, трахался на этой вот кровати… а еще ему становится страшно, что, если он сейчас уйдет, его место займет кто-то другой, другой альфа.
Ван Ибо рычит, за четыре шага подходит к Чжаню и хватает его в охапку, поднимая на руки. Тот лишь порывисто вздыхает, когда Ибо кидает его на кровать, сдирает с него брюки, а затем собственную рубашку с себя, нависая сверху.
Они смотрят друг на друга, тяжело дышат, альфа внимательно и неторопясь разглядывает омегу, что лежит перед ним в одних трусах: нет больше того впалого живота и сухой худобы, появились небольшие бока и мягкий животик, его тело изменилось после родов и за все эти годы. Ван Ибо ведет по нему руками, гладит пальцами по линиям, изгибам и округлостям. Взгляд Сяо Чжаня взволнованный, весь вид его как бы спрашивает:
«Ну как я тебе?».
Действительно, как?
Вчера они набросились друг на друга, стоило только их взглядам встретиться в зеркале. Этот трах в туалете был просто потрясающим, лучшее, что с Ибо случалось за последние годы, но он даже не успел рассмотреть омегу как следует, поэтому сейчас скользил взглядом по его ногам и окрепшему члену, что бугрился под трусами, по пухленькому маленькому животику, что остался после беременности. Может, вчера он хотел прошлого Чжаня? А сейчас? Что сейчас?
Ибо подцепил его трусы и стянул их с этих невозможно-длинных ног, которые расставил по бокам от себя, подводя ладонями по его бедрам к паху и дырке. Омега уже возбужденный, немного увлажненный, а его взгляд наливается похотью, хотя смущение все еще держит.
Ни слова между ними, только оглушающая тишина и взгляды. Ван Ибо расстегивает ширинку собственных джинсов, высвобождая большой тяжелый альфий член, Сяо Чжань пожирает его взглядом, и Ибо знает, что сам омеге очень нравится. Его-то прошедшие годы сделали только привлекательнее.
Альфа подносит головку к его входу и мягко надавливает, ласкает, дразнит. Раньше бы он уже обкончался от таких игр, сейчас выдержки уже больше. Вовремя Ван Ибо спохватывается о презервативах, шарит по карманам, вспоминает, что они в сумке, хочет слезть, но Сяо Чжань тормозит его рукой:
— Не надо, тебе, — тут он мучительно краснеет, — можно так…
Ван Ибо чувствует, что у него внутри все дрожит.
— Когда ты в последний раз занимался сексом без презервативов? — вырывается у него, что показывает все недоверие альфы.
— С тобой, — отвечает Сяо Чжань задушенно, и Ибо даже становится немного стыдно. Вместе с этим приходит понимание, насколько же омега, наоборот, доверяет ему.
— Чжань… — шепчет он и входит в него толчком, вырывая их общий стон.
— Ибо, — вторит омега и полностью расслабляется, отдается.
В Чжане уже не так тесно, как было раньше, не так, как он помнит. Омега изменился навсегда, и принимать это грустно. Двигаясь в нем, Ибо чувствует всю гамму эмоций: боль, ностальгию, любовь, сожаление, эйфорию, отчаяние, облегчение… Все смешалось, он просто двигает бедрами быстрее, резче, хватая Чжаня за тазовые косточки, слыша его несдержанные стоны, чувствуя, как тот подается в ответ, жадно принимает, забирает Ибо в себя…
Теперь выбирает он. Он выбирает. Он может кончить ему на живот, встать и уйти, он вправе поступить как угодно. Или молча забрать его и своего брата к себе — Чжань пойдет за ним, он знает. Где-то там, в глубине души, этот омега все еще принадлежит ему. Он знает это, чувствует.
Сяо Чжань надрывно стонет и кончает. Ибо падает на него сверху, забирая его дрожащее тело в плен своих рук, окутанный его запахом, альфа утыкается носом ему во влажные волосы, за ухо, он лижет его по шее, собирая языком сладковато-соленый пот, он покусывает его за кадык, все еще двигая и двигая бедрами, он сходит с ума от нежности и одновременного желания загрызть его до смерти, он не хочет никуда уходить, его место здесь, в этом омеге, между его ног. Этот человек — его сердце, его душа, его дом, он ни черта не выбирает, все это иллюзия, он давно сделал свой выбор, это так больно, это так сладко… и на пике всех этих эмоций он выходит из Чжаня и заливает ему живот, продолжая потираться о него членом, пока оргазм полностью не иссякает.
Ван Ибо устало валится в сторону, оба дышат, не смотрят друг на друга, альфа произносит в потолок:
— Я не хочу быть альфой на одну течку. Не с тобой.
Чжань поворачивает к нему лицо, отвечает:
— Ты никогда не будешь для меня таким человеком.
Потом он неуклюже встает, собирая его сперму со своего живота, идет в ванную, включает душ. Ибо лежит, глядя в потолок. Мужчина пытается разобраться в себе, пытается понять, что он хочет от Чжаня, от себя, от всей этой ситуации. Готов ли он простить и отпустить? Или нужно просто принять сложившиеся обстоятельства и двигаться дальше в заданных условиях?
Омега возвращается в комнату с полотенцем на бедрах:
— Там есть еще одно полотенце, так что если хочешь…
Он молча идет в ванную, закрывается в кабинке, включает воду. И вдруг на него накатывает. Это так неожиданно, ощущается как удар под дых, Ван Ибо сгибается, упираясь рукой в стену и стонет почти как от физической боли. Очень хочется плакать, нет, просто орать, но он, кажется, разучился плакать еще тогда, шесть лет назад. Просто приходит полное осознание, что того Сяо Чжаня больше нет. От этого больно, и несправедливость, досада на жизнь, судьбу и обстоятельства жжет горло. Ему очень жалко их любовь: это было нечто живое, настоящее, разве на самом деле они виноваты, что все это случилось с ними? Непреодолимое притяжение, самоубийство отца, беременность… Они могли бы быть обычной счастливой парой, но сзади осталась выжженная пустыня первой трогательной любви и надежд, а впереди — только груз прошлого и неизвестность. Смогут ли они хоть что-то построить, даже если захотят? Есть ли у них хоть один шанс?
Спазм проходит почти так же быстро, как и начинается. Ван Ибо приходит в себя, также вылезает из душа, обматываясь полотенцем.
Сяо Чжань кому-то пишет в телефоне, когда Ибо возвращается в комнату. Он молча достает свои сигареты и зажигалку, находит какой-то стакан, чтобы использовать его в качестве пепельницы, подходит к окну и закуривает, скользя взглядом по открывающемуся виду. Сяо Чжань откладывает телефон. Им явно нужно поговорить, и раньше у них это получалось как-то лучше. Может, Ибо действительно больше походит на отца, чем он сам думал?
— Все еще продолжаешь курить? — спрашивает омега.
Ван Ибо только усмехается:
— Пять лет не курил, — он выпускает дым вертикально вверх, и в окне видит размытое отражение самого Сяо Чжаня, что сидит за его спиной на кровати. Хорошо, может, так будет даже легче сказать, — Знаешь, в чем ты действительно виноват передо мной?
И, не дожидаясь ответа мужчины, сам же и отвечает:
— В том, что ты все решил сам, за меня. И не дал мне даже шанса.
Ибо видит, как Чжань опускает голову, но голос омеги звучит сдержанно и ровно:
— Просто ответь мне на один вопрос, Ибо… Если бы ты узнал о беременности, ты бы пошел учиться в Танцевальную Академию?
Ван Ибо молчит. Он понимает, что нет, понимает, что омега был по-своему прав, но упрямо кидает обвинительное:
— Ты поломал меня.
А Сяо Чжань задает второй тихий, вкрадчивый вопрос:
— Тогда, в тех обстоятельствах, ты смог бы так спокойно принять Ифэна, как принял его сейчас?
Ван Ибо злится, понимая, что нет. Тогда он бы не понял Сяо Чжаня. Он бы не понимал, зачем ему оставлять ребенка. Возможно, он бы обижался, ревновал и подталкивал его к аборту. Он и сейчас чувствует отголоски этой ревности, и это неприятно, хотя он по сути взрослый человек. Тогда бы это убило его.
Мужчина тушит первую сигарету и тут же закуривает вторую, стараясь заговорить о чем-то другом:
— У тебя есть альфы, которых ты обычно приглашаешь на течки?
Сяо Чжань молча подходит и встает рядом с ним, всматриваясь в город за окном:
— Постоянных нет. Всякий раз это… кто-то случайный. Лучше даже, чтобы это был незнакомец.
— Не хочешь ни к кому привязываться? — с пониманием кивает Ибо.
— У меня уже есть люди, к которым я привязан, — отвечает Сяо Чжань. Его слова звучат немного вызывающе, и альфа сразу думает про их «нестандартную» семью, а потом решается задать один из мучающих его вопросов:
— Вы с Марселем любите друг друга?
Сяо Чжань закусывает изнутри губу, смотрит на Пекин, отвечает:
— Если на самом деле ты хочешь узнать, спим ли мы вместе, то ответ: нет, мы с ним не спим. Но я, конечно, очень люблю его и уважаю.
— Уважаешь и за многое благодарен, да-да, где-то я уже это слышал, — немного раздраженно откликается Ибо, бросая окурок в стакан.
Он отходит от окна и надевает свое белье, скидывает полотенце, залезает в джинсы.
Сяо Чжань не оборачивается, но подавленно спрашивает:
— Ты уходишь?
— Да.
Омега устало прислоняется лбом к оконному стеклу, говорит негромко, почти шепчет, но Ван Ибо все равно слышит:
— Ты насовсем уходишь?
Альфа не знает, что сказать. Он медлит с ответом, молча одевается, параллельно испытывая даже какое-то мстительное удовольствие, измучивая омегу ожиданием ответа. Наконец, говорит:
— Я приду завтра. К Ифэну.
Сяо Чжань кивает, отвечает так же, не оборачиваясь:
— Ифэн и Марсель очень любят друг друга, Ибо. Малыш считает его своим вторым о-папой.
Ван Ибо ничего не отвечает ему, обувается, закидывает на плечо сумку и уходит, захлопнув за собой дверь. А Сяо Чжань опускается на пол, обхватывает голову руками и начинает рыдать.
Вечером у Ван Ибо съемка для журнала, но до обеда он свободен, поэтому, как и обещал, едет к театру Леграна, поднимается на четвертый этаж, где его у лифта встречает Марсель:
— Мой Принц, какая честь… сдается мне, ты теперь будешь частым гостем в моем доме, — усмехается он, скрещивая руки на груди, — А может, и не гостем.
— Братик Ибо! — слышат они, и из глубины дома к ним несутся громкие частые топотки, Марселя чуть ли не сбивают с ног, ручки тянутся к Ибо, и в альфу, на уровне колена и бедра, вбивается маленькое тело со счастливым хохотом.
— Привет, Фэн-диди, — отвечает ему старший брат, — Я пришел к тебе в гости.
Марсель смотрит на них немного ревниво, рядом появляется Сяо Чжань в фартуке, и такой его вид настолько родной, что где-то под ребрами даже колет.
— Он еще не поел, подождешь двадцать минут? Позавтракаешь с нами?
Ибо неуверенно пожимает плечами, но малыш уже тянет его за руку вглубь дома, и они все вместе идут в просторную кухню, где стоит большой круглый стол. Ифэн привычно залезает на свое место, Марсель садится слева от малыша, и тот прикрывает ладошкой сиденье справа от него, обращаясь к Сяо Чжаню:
— Папа, тут теперь будет сидеть братик Ибо!
Ван Ибо кидает быстрый взгляд на омегу: тот немного смущен, что его выдворили с собственного места. Мужчина поправляет очки и интересуется:
— А где же буду сидеть я, Фэн-эр?
— Где хочешь, — пожимает тот плечами и усаживает Ибо рядом с собой.
— Это жестоко, Фэн-эр, — комментирует Марсель, — Пусть папа Жан сидит рядом с братиком Ибо.
Малыш согласно кивает, болтая ногами. Сяо Чжань наливает всем миски с кашей и сверху посыпает кусочками фруктов. Этот его вид в фартуке посреди кухни — такой привычный, теплый, Ван Ибо не может не смотреть на него. Получая свою миску, Ибо чувствует знакомые запахи, а, отправляя ложку в рот — родной, почти забытый вкус стряпни Чжаня. Что-то все-таки остается неизменным в этом мире, и вот здесь, на кухне, он встречает того самого, своего Сяо Чжаня, за образом которого гнался вчера.
Они завтракают все вместе, а потом Ифэн решает показать ему свою комнату.
— Мне побыть с вами? — деликатно осведомляется Чжань, но альфа решительно мотает головой:
— Нет. Сегодня я пришел только к брату.
Малыш в восторге от этого, ведет его по квартире, взахлеб проводит ему «экскурсию»:
— Вот тут наш зал, тут папа Марсель принимает гостей, а тут библиотека, тут папа Чжань рисует и хранит картины, тут спит папа Марсель, там спит папа Чжань, а тут сплю я! — он толкает дверь детской, и они оказываются прямо в раю любого мальчишки: вся комната завалена дорогими игрушками. Ифэн расчищает для Ибо место на паласе и показывает одну игрушку за другой: радиоуправляемые машины и вертолеты, железная дорога с поездом, танки, его набор водных пистолетов, солдатики ниндзя, конструктор и куча, куча всего. На какое-то время Ибо и сам увлекается всем этим: они вместе запускают вертолет, потом, управляя двумя маленькими роботами с джойстиков, устраивают настоящий бой, в котором Ифэн, конечно же, побеждает. Мальчик прыгает от радости, а потом обхватывает шею Ван Ибо и сердечно целует его в щеку, отчего Ибо почему-то безумно умиляется.
Именно в эту секунду он больше всего ощущает, что малыш — родной ему, его брат, но лишь одна мысль о том, что он — сын Чжаня и отца, и Ибо становится не по себе. Сможет ли мужчина когда-нибудь абстрагироваться от этого? Наверное, об этом и думал Сяо Чжань, когда уходил.
Наигравшись, они просто валяются на полу. Ифэн рассказывает ему, что в следующем году пойдет в школу, как он любит играть, а еще рисовать, как папа Чжань и исследовать.
— А танцевать ты любишь? — спрашивает Ибо.
Тот активно кивает и рассказывает, как ходит по утрам заниматься с папой Марселем у станка, и что тот учит его растягиваться, и как Ифэн ходит к нему на работу в театр, и что его там все знают и любят.
— А еще на день рождения папа Марсель подарил мне форму для танцев, и я ее всегда надеваю по утрам, а потом снимаю, и папа Чжань ее стирает.
— А папа Чжань что тебе подарил?
— А папа Чжань подарил мне набор настоящего врача, хочешь покажу? — малыш не дожидается ответа и лезет под собственную кровать, выуживая маленький пластмассовый белый чемоданчик с красным крестом на боку. Тот напичкан разными игрушечными врачебными принадлежностями, Ифэн достает шприц и заявляет:
— Я сейчас сделаю тебе укол в руку, поэтому убери одежду.
Ибо оголяет для него плечо, и малыш сосредоточенно «колет», а мужчина, усмехаясь, спрашивает:
— А ты знаешь, что наш папа был врачом?
— Папа-альфа? — уточняет тот, — Да, знаю. Папа Чжань мне рассказывал.
В этот момент Ибо чувствует какое-то родное тепло, словно через этого ребенка может… вновь почувствовать отца. Это щемяще-трогательно, и он улыбается, впервые самостоятельно касаясь волос Ифэна:
— Ты хотел бы быть врачом, как папа-альфа, когда вырастешь?
— Папа Чжань говорит, что я буду хорошим врачом, потому что я люблю исследовать, — он с удовольствием произносит это трудное слово, явно выученное им совсем недавно, — Но я хочу делать все на свете: и танцевать, и рисовать, а еще петь и сочинять песни, я уже сочинил одну, она называется «Прости меня, сорока». Хочешь, спою?
— Нет, не стоит, — усмехается Ибо, но, пока тот не успел расстроиться, поспешно предлагает, — Ифэн, я хочу поговорить с тобой как взрослый человек со взрослым человеком, давай?
Глаза у малыша вспыхивают любопытством и немного гордостью, он садится перед братом и делает серьезное лицо:
— Давай.
Ибо вздыхает, он понятия не имеет, как донести до ребенка то, что он хочет сказать, поэтому альфа говорит как есть:
— Ифэн, я люблю папу Чжаня.
Тот тут же откликается:
— Я тоже его люблю!
— Гм, нет, не так, вернее… Я хочу жениться на папе Чжане, вот как.
Ребенок молчит, явно озадаченный. Он немного раскачивается из стороны в сторону, и Ибо, ожидающий любой реакции, взволнованно переспрашивает:
— Ты не будешь против, если я женюсь на папе Чжане?
Малыш хмурится, уточняет:
— Ты хочешь быть моим папой-альфой?
Ван Ибо закусывает губы: пу-пу-пу-пуум… И вот как все это разъяснить?
— Нет, — мягко отвечает он, — У нас с тобой есть только один папа-альфа…
-… который умер! — кивает малыш.
— Да, — Ван Ибо от этого разговора явно больше не по себе, чем самому ребенку, — Я останусь твоим старшим братом Ибо. Но… папа Чжань, гм… будет моим мужем.
Ребенок молчит, ковыряет пальчиком палас, потом спрашивает:
— Мы будем жить все вместе?
— Не знаю… — отвечает Ибо, но потом спохватывается, что так, наверное, запутывает все еще больше, поэтому отвечает, — Да. Все вместе.
— И папа Марсель?
Ибо впадает в замешательство.
— Не знаю…
— Я не хочу, чтобы мы куда-то уезжали. Я хочу, чтобы мы все жили вместе! — заявляет Ифэн, — А если папа Чжань будет твоим мужем, папа Марсель тоже будет твоим мужем?
Ван Ибо уже жалеет, что затеял этот разговор. Он теряется и не знает, что отвечать:
— Н-нет…
Малыш снова вздыхает и пытается объяснить глупому братику Ибо на пальцах:
— Папа Марсель муж папы Чжаня. И, если ты будешь мужем папы Чжаня, значит, ты будешь мужем папы Марселя, и мы все вместе будем жить здесь, правильно?
Логика ребенка его убивает, он не представляет, как скажет ему, что хочет забрать его вместе с папой Чжанем и увезти в другой дом, а папу Марселя оставить. Господи, Ван Ибо, куда ты вляпался… Ну вот куда тебя вечно несет?
— Наверное, правильно… — сдается он, и Ифэн радостно улыбается:
— Тогда я согласен! А, когда я вырасту, то у меня будет жена и семеро детей, и мы будем жить все-все вместе!
— О, боги…
На кухне Сяо Чжань моет посуду, а Марсель пытается ему помочь, но выходит у того плохо: он постоянно «зависает» в своих мыслях, поглядывает на часы, нервно покусывает губы и своей нервозностью больше мешается под ногами, чем помогает.
Сяо Чжань молча терпит все это, но потом все-таки говорит:
— Не ревнуй, Марсель.
Француз вздыхает, даже не пытаясь скрыть своего смятения:
— Они там уже полтора часа. Что они там делают так долго? Решили переиграть во все его игрушки?
— Они знакомятся и узнают друг друга, — с улыбкой отвечает Сяо Чжань, — Дай им время.
Старший омега весь как-то сникает, выпячивает вперед нижнюю губу:
— Я не хочу, чтобы он забрал вас у меня.
Сяо Чжань смотрит на омегу и откладывает посуду в сторону. Стянув с пальцев мокрые перчатки, Сяо Чжань касается руки француза:
— Никакая сила на свете не способна забрать нас у тебя.
— Это ты сейчас так говоришь, — недоверчиво откликается Марсель, все равно хватая его руку и обвивая ею свои плечи, самостоятельно закутываясь в объятия омеги.
— Марсель… — вздыхает омега, приобнимая его второй рукой, — Мы навсегда семья, ты помнишь?
Ван Ибо уходит от них после обеда, а вечером едет на съемку. Там его встречает менеджер и говорит, что на завтрашний день должны были быть запланированы съемки в рекламе, но они перенеслись на неопределенный срок из-за задержки бюджетирования, поэтому пока его обычно загруженный график неожиданно освободился. Однако, им на официальную почту пришло письмо-приглашение из театра Леграна. Менеджер удивленно зачитывает его вслух, добавляя:
— Ты же рассказывал, что уже отказывал театру Леграна однажды. Они решили попытаться заманить тебя к себе снова? Мне им отказать повторно?
— Нет, — поспешно останавливает ее Ван Ибо, — лучше назначь нам с ним встречу на завтра. Может, это все-таки судьба?
Они встречаются с Марселем в театре, где у него свой директорский кабинет. По стенам висят его сертификаты и награждения, стоит несколько призовых кубков, везде картины (как Ибо догадывается, кисти Сяо Чжаня) и пепельницы.
Марсель встречает его очень радушно, усаживает напротив своего стола, предлагает вина, но Ибо отказывается. Тогда альфе приносят чай, и делает это молоденький золотокудрый бета с большими голубыми глазами. Ибо уверен, что Марсель его потрахивает.
Француз достает из стола сшитую папку и кладет ее перед Ибо на стол:
— Можешь сразу взглянуть.
— Что это?
— Либретто «Маленького принца», в котором, я надеюсь, ты сыграешь главную роль.
Ибо усмехается:
— Уже?
— Я задумал «Маленького принца», еще когда сам учился на режиссуре, — говорит тот, — Год за годом по кусочкам я собирал этот спектакль. В голове у меня простроена вся хореография, я уже знаю, кто будет писать мне музыку, знаю, кто сошьет костюмы, знаю, кто сделает декорации… У меня есть потрясающая американская танцовщица на роль Розы и один не менее потрясающий японский актер на роль Лиса. Я ждал только тебя, Ибо.
Это все звучит, конечно, лестно.
— Я посмотрю, — обещает Ибо и прячет объемную папку в свою сумку, — Ну ты же знаешь, я пришел к тебе не ради этого.
Марсель кивает:
— Покурим?
Он ставит между ними пепельницу и протягивает альфе огонь, Ван Ибо не знает, с чего начать, поэтому начинает Марсель:
— Значит, вы все-таки с Сяо Чжанем решили быть вместе?
Ибо, помявшись, отвечает:
— Мы еще не говорили с ним об этом…
— Но ты уже кое-что для себя понял, так? — Марсель смотрит на него внимательно, проникая в самую суть его души, как настоящий режиссер, — Ну слава богу, а то Сяо Чжань уже весь издергался.
Ибо вздыхает и кивает. Как вообще можно сказать человеку «я хочу разбить твою семью»? Но ничего говорить не приходится, Марсель все делает сам:
— Я бы не хотел, чтобы Сяо Чжань и Ифэн уезжали от меня. Мы живем вместе уже шесть лет, и я люблю их. Мы семья, действительно семья, понимаешь?
— Тогда что ты… — Ибо не может подобрать слово. «Представляешь»? «Предлагаешь»? Марсель вообще ничего не должен ему предлагать, это Ибо пришел со стороны, это он принес за собой разрушение.
— Я не могу предложить тебе чего-то экстраординарного, — пожимает тот плечами, — Переезжай к нам. Будет тесновато, зато весело. А Ифэн придет в полный восторг.
Ван Ибо смотрит на Марселя с недоверием, тот лишь усмехается, пожимает плечами и тушит первую сигарету:
— Я не хочу с тобой бороться, Ван Ибо. У меня, если хочешь, на тебя долгосрочные планы. Это только тебе кажется, что я вам буду мешать. А ты никогда не думал, что я вам нужен больше, чем вы мне?
Это заявление сильно удивляет альфу, впрочем, омега тут же поясняет:
— Вы с Сяо Чжанем два вечно рефлексирующих воспитанника системы, которая давно отжила свое. Понастроили себе стены из «можно» и «нельзя» — и всю жизнь страдаете из-за этого. Думаю, я нужен вам как… «буферная зона», чтобы вы не уничтожили друг друга и себя в чувстве вины, раскаяния, порывах самопожертвования и всем таком. Подумай над этим, Ибо. Во всяком случае, если захочешь работать со мной — тебе все равно придется выйти из своих привычных рамок, иначе творческий союз между нами невозможен.
Марсель довольно смеется своим собственным словам, а Ибо думает про него:
«Самодовольный урод», но тоже почему-то не может не улыбаться.
Был ли у Ван Ибо выбор? Сделал ли он его? Или все с самого начала было предопределено притяжением между ними? Каково это одиночке узнать, что у него есть семья, и он принадлежит кому-то? Это радостное чувство? Стоит ли принимать жизненные обстоятельства как есть, или на каждом шагу — только наш собственный выбор?
Едва ли у Ван Ибо были ответы на все эти вопросы. Он ничего не знал. Как и шесть лет назад, весь его жизненный опыт рушился, не выдерживая тех обстоятельств, что свалились ему на голову. Только вот теперь… теперь у него был какой-то план?
Ладно, это был даже не план, просто слабая надежда, маленькая путеводная нить, которую Марсель вложил ему в руку. Альфа хватался за нее в единственной призрачной надежде выжить в этом водовороте жизни, и найти на том конце сердцá, небезразличные ему, людей, которые будут ждать его после работы дома и готовить каши по утрам.
Ведь он мог создать свою семью за эти шесть лет. Найти пару и даже нарожать детишек, но… Почему он не сделал этого, если ему было плохо одному? Потому что создавать что-то с нуля больно и страшно? Или потому что они… они были бы не Чжань, Ифэн и… Марсель?
Ибо оставалось только надеяться, что когда-нибудь он разберется в себе, а также со всем, что произошло в его, их жизнях, а пока он просто складывал в сумку свои вещи, то, что ему всегда пригодится в том доме: его бритва и пара футболок, смена белья и домашние шорты, полотенце и запасная зубная щетка…
Он не переезжал к ним, нет, во всяком случае — не сейчас. Просто брал с собой все самое необходимое, ведь завтра у Сяо Чжаня должна была начаться течка…
Что еще взять? Ван Ибо кинул взгляд на картину «Луч света», что висела в его гостиной. Если у него будет свой уголок в доме Марселя, то картина точно перекочует туда. И надо будет показать ее Ифэну, интересно, она ему понравится? Наверное, да.
Ван Ибо закинул спортивную сумку на плечо, взял ключи и выключил свет. Снова его жизнь давала крутой поворот, и ему предстояло отправиться в этот сложный и опасный путь, только он был уже не один.
У лифта альфу встретил Марсель, улыбнувшись:
— Я знал, что ты сделаешь правильный выбор.
— Откуда ты знаешь, что он правильный? — усмехается Ван Ибо. Кажется, он все-таки немного нервничал.
Марсель только пожал плечами:
— Ты выбираешь не быть один — разве это уже само по себе не правильно?
Он ведет его на кухню, попутно Ибо спрашивает:
— А где малыш Ифэн?
Француз отвечает:
— Мы уложили его пораньше, завтра нам вставать с самого утра. Я выполняю свое старое обещание и везу малыша в Шанхайский Диснейленд, так что на всю течку квартира в вашем распоряжении, как раз обживешься немного.
Они заходят на кухню, и там их встречает Сяо Чжань. Он даже немного бледный от волнения, смотрит на Ван Ибо нерешительно, с надеждой:
— Ты… ты все-таки пришел?
Альфа ставит сумку на пол, смотрит на него почти обреченно:
— Это какое-то сумасшествие… Может быть, мы действительно прокляты?
— Ибо, я не хочу, чтобы ты воспринимал это так, будто что-то должен нам… — заполошно начинает Чжань, но Марсель недовольно перебивает его:
— Ну все-все, хватит, ребята, вы такие драматичные… Хотите пострадать — спускайтесь в театр.
Он подходит к Ибо сзади, бесцеремонно обвивая его руками, прижимается к его плечу щекой, выглядывая из-за него на Чжаня и говорит омеге по-французски:
— Не глупи. Смотри, какого мальчика я тебе привел. Давай он останется с нами? Мне нравится этот малыш. Не порть все своим нытьем, он хочет услышать от тебя не это. Соберись, Жан, давай, ты же не дурак. Скажи ему то, что он действительно хотел услышать все эти годы, и чего заслуживает.
Ван Ибо не знает, что Марсель говорит Сяо Чжаню, но по выражению лица омеги понимает, что это про них. Он терпит на себе объятия француза, и они ему даже не неприятны. Потом омега шлепает его по заду, подмигивает Сяо Чжаню и кидает им уже по-китайски, прежде чем уйти:
— Мне тоже завтра рано вставать, так что я баиньки. Если вздумаете потрахаться — то потише, ребят, у нас в соседней комнате ребенок спит. Увидимся, когда вернусь из Диснейленда!
Они молчат, глядя друг на друга, когда остаются одни. Ван Ибо несколько растерян, Сяо Чжань будто собирается с духом. Альфа вздыхает:
— Чжань…
— Нет, Марсель прав! — перебивает его омега и встает навстречу, пальцы у мужчины подрагивают, и он весь на нервах, видно, что омега на последнем пороге отчаянной решимости, — Ван Ибо! Я…
Еще один вдох для храбрости:
— … я навсегда останусь виноват перед тобой во всем: что пришел в твою жизнь и рассорил тебя с отцом, что из-за меня ты навсегда потерял его, что разбил тебе сердце, желая спасти твое будущее… навсегда виноват, но Марсель прав, это не то, что ты хотел бы от меня услышать. Может быть, я не имею права… Может быть, ты не примешь мои слова, ты вправе не принять, но я скажу… скажу, черт побери, впервые за жизнь, я скажу, то, что я хочу!
Ибо застыл, боясь даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть.
— Я тебя люблю! — почти выкрикивает он, глаза у Чжаня уже на мокром месте, — Ты лучший человек, которого я знал в своей жизни, лучший альфа, лучший любовник! Я счастлив, что узнал тебя! Я никогда ни к кому не испытывал ничего подобного: горло, сердце и пах, все, как ты говорил… Я думал, все отболело, улеглось, но только увидев тебя, только коснувшись тебя!..
Три вдоха-выдоха, как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию, Ван Ибо хочет что-то сказать, но Чжань не дает, выкрикивает снова:
— Я скучал по тебе! Все эти шесть лет, каждый день! Я ходил на все твои концерты и выступления, смотрел на тебя, представлял, как мы случайно сталкиваемся на улице, как ты просто забираешь меня… Я трусливый мазохист, я боялся сам прийти к тебе, и все надеялся на случай, на судьбу…
Слезы все-таки потекли у него из-под очков, он немного пошатывался и выглядел, как борющийся за жизнь утопающий. Глупая ассоциация, но именно она пришла Ибо в голову.
— Я хочу! — кричит Сяо Чжань, — Хочу тебя рядом! До конца, навсегда! Я не знаю, как я объясню это Ифэну, мне плевать, что про нас будут говорить другие, я хочу тебя вопреки всему! Всегда хотел тебя вопреки! Я хочу, чтобы ты был только моим, хочу чтобы ты был рядом, с нами, как часть нашей семьи, хочу тебя рядом каждую ночь, каждую течку, хочу от тебя детей!
Его голос обрывается, а его эхо еще звенит в комнате. Сяо Чжань пошатывается, словно пьяный, закрывает лицо руками и как будто приходит в себя:
— Боги… все это звучит так эгоистично…
— Заткнись! — перебивает его Ибо, делает шаг к Чжаню, хватая омегу за лицо и прижимая его губы к своим.
Именно в тот момент альфа осознает, что еще ни разу не целовал Сяо Чжаня в губы с момента их встречи на кладбище. Они уже успели дважды заняться сексом, но ни разу так и не поцеловались, будто это было под запретом. Словно поцелуи — это про чувства, на которые Ибо еще не осмеливался решиться. Но теперь он ничего не хотел так сильно, как целовать его, долго и не останавливаясь.
— Ибо… — прошептал Чжань, обнимая его руками за шею, вдыхая его запах, прижимаясь к его телу, — Ты останешься? Останешься со мной? Останешься с нами?
— Тщщ, тихо-тихо, — он успокаивает омегу, гладит по спине, убаюкивает, — Сяо Чжань… я принес немного вещей и свою щетку. Покажешь, куда мне ее поставить?
Вот теперь точно конец.