Work Text:
Это тонкая работа: выдавить стёкла так, чтобы они не треснули.
Джером даже надевает перчатки.
Крепко держит двумя пальцами оправу, крутит в руках в поисках места, где удобно будет надавить, чтобы, быть может, всё получилось как-то само собой, но не находит. Поддевает крепление пинцетом, раскручивает. Понимает, что делает не совсем то, что нужно.
Начинает заново.
Тратит на это несколько часов непрерывного труда, но справляется — разве кто-то в нём сомневался?
К тому моменту, когда Джеремайя возвращается домой, очки вновь лежат на полочке над его кроватью. Там, где он их с утра и оставил.
Джером посмеивается, наблюдая за ним из-за угла.
— Это ты сделал.
Не вопрос — утверждение. Джеремайя не поднимает глаз от оправы. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что он увидит перед собой, и Джером качает головой. Сам для себя, в общем-то.
Или просто потому, что не хочет отвечать.
Даже если бы это был не он, разве братишка бы поверил?
— А зачем?
И вот теперь от него действительно чего-то ждут. Очки оказываются снова на своём месте. Джеремайя подходит медленно, поджав губы. Когда между ними остаётся несколько шагов, Джером кидает ему апельсин, который держал за спиной в ожидании нужного момента.
Он его ловит.
Конечно. Ловит.
Осознаёт — и тут же выпускает из рук.
Щурится близоруко, тушуясь, и нервно передёргивает плечами под джеромовский хохот.
— Конечно. Твои… мелкие пакости.
— Мелкая пакость — это я.
Главное — весело подмигнуть. Джеремайя хмурится, от его попыток в неловкость не остаётся ни следа, потому что и взрослых-то рядом нет. Строить из себя что-то нет надобности — и какую свободу действий им обоим это дарует.
Не Джерому, конечно. Какая уж ему разница, право слово.
— Я только одного не понимаю.
Голос звякает металлом, и этот отзвук волной мурашек проходится по телу. Джером чувствует себя так, будто его погладили по шерсти, и чуть ли не жмурится от удовольствия.
— Чего ты добиться пытаешься? Избавиться от меня? Так не волнуйся, ты уже сделал достаточно, чтобы это стало вопросом времени.
Очки снова в руках — точнее, то, что от них осталось. Джеремайя, умный мальчик, судорожно смотрит по сторонам — где-то должны быть стёкла, если их нет рядом. Джером достаёт их из кармана — как фокусник свою колоду карт.
— Не это ли ищешь, братишка?
Лицо не искажается злобой.
Это даже немного разочаровывает.
Во всяком случае, в первые пару секунд.
Потому что дальше Джеремайя берёт валяющийся на тумбочке кухонный нож.
На то, чтобы преодолеть оставшееся между ними расстояние, у него уходит, кажется, несколько минут. На несколько шагов — какая изощрённая пытка! Джером не дышит, только губы в улыбке тянет, и не может остановиться даже тогда, когда нож оказывается вложен в его руку.
Джеремайя накрывает её своей и крепко сжимает. Заглядывает прямо в глаза — холодный расчёт и абсолютное спокойствие. Это… красиво.
А потом приставляет лезвие к своему плечу и ведёт длинную, тонкую линию к ключицам.
Надрез моментально заполняется кровью, и только в эту самую секунду Джером резко выдыхает.
И это — единственный звук, что разрезает практически гробовую тишину.
— Я же просил тебя, — голос звучит натянутой струной; Джеремайе больно. — Единственное, о чём я вообще тебя просил. Не трогать очки.
Ответить ему не получается.
Нож падает на пол.
За ним падают обе линзы, которые Джером старательно всё это время держал в свободной руке.
Звон битого стекла режет по ушам настолько, что хочется поморщиться.
Один из осколков — в руке Джеремайи. Он поднял его вместе с ножом, который протёр платком Джерома, — ублюдок — а потом…
Как в замедленной съёмке.
И звуки через вату.
Джером считает, что это потому, что он получил сотрясение мозга. И только поэтому.
Дверь открывается. Мать влетает в кухню, потому что Джеремайя воет в голос раненым зверем, у него по щекам катятся слёзы, и Джером отступает на шаг, не убегает, но отшатывается — так ему режет слух этот надрывный, тяжёлый звук. Да и не успел бы. Вот она уже здесь, вот уже хватает за руку, вот замахивается для удара, крича что-то, вот…
Там, где разрез получился особенно глубоким, торчат осколки стекла из линз очков.
Джером находит это смешным. И красивым.
Его брат, как и всегда, победитель.