Work Text:
— Вальтер ППК и коммуникатор с программой ключей к системе безопасности, — говорит Кью, протягивая Бонду плоскую коробку. — Билет до Нью-Йорка в оба конца. Надеюсь, успеете добежать до цели перед взлетом самолета.
— Несомненно. Кью, — Бонд протягивает руку.
— 007, — Кью поджимает губы в полуулыбке и отвечает на рукопожатие.
Это стало их ритуалом. Пожатие рук и формальное «Кью» в ответ на «007». Это началось с их первой встречи, и Кью не особенно обращал на это внимание, пока их ритуал не стал регулярным.
У Кью никогда не было такого с другими агентами. И, признаться, он очень редко встречался с агентами лично, предпочитая посылать интернов.
— 007 будет в Национальной галерее, — не поворачивая головы, сказала М. — Выполняйте свою работу.
М действительно была сукой, но Кью знает точно, что не справился бы без ее коротких «выполняйте свою работу». Настолько, насколько должен.
Читая некролог Оливии Мэнсфилд, Кью думал, что все-таки и этого было недостаточно.
***
— Я не пью на работе, — отказался Кью, когда Бонд предложил ему стакан с резко пахнущим виски. Пить виски с Бондом казалось слишком неправильно и неловко.
Бонд презрительно взглянул на полупустую кружку с чаем и сделал глоток.
Он начал приходить в отдел Кью почти сразу же после того, что случилось в Шотландии. Кью тогда хотел что-то сказать, что-то вроде «сочувствую» или «соболезную», но, когда встретился с тяжелым темным взглядом, слова осели в горле горьким пеплом. Взгляд говорил: «С чего бы это меня жалеть, когда умирает начальница. Особенно такая начальница, как М». Кью опускал глаза в компьютер, а повисшее молчание между ними отвечало: «Потому что это М». Тогда Мэллори М никто не называл.
Спустя неделю Кью не выдержал чужого молчаливого присутствия в углу.
— Батончики Сникерс содержат ГМО, — ляпнул, совершенно не подумав, спиной чувствуя, как Бонд удивленно и насмешливо приподнял брови. — И кетчуп «Хайнз» тоже.
— Буду иметь в виду, — Бонд вышел из тени своего угла, и Кью почувствовал себя полнейшим идиотом. Наклонил голову, отдав честь пустым стаканом. — Кью.
— 007, — машинально ответил он.
Спустя некоторое время, когда тишина стала глубже и темнее, а в коридоре начал гаснуть свет, вошел Таннер, усталый и помятый, с расслабленным галстуком и бутылкой Хайнекена в руке.
— Рабочий день закончился уже два часа как, — заметил он, протягивая Кью бутылку. Пить пиво ночью с Таннером отчего-то казалось незазорным. — Чего остался?
— Кто бы говорил, — ответил Кью. — Решил перепроверить систему безопасности. Ну, потом, на всякий случай решил начать разрабатывать новый код шифрования. Переработать код внешней защиты. И внутренней. И...
— Кью, — Таннер покачал головой. — Иди спать.
— Да, безусловно, — ответил Кью. — Понял, Билл, уже иду, — поднял голову, но в отделе уже никого не было, и коридор был темен и пуст.
Если бы было можно, то Кью растолкали бы, только приставив пистолет к виску или поднеся к огню винтажную коллекцию виниловых пластинок.
Но в голове Кью по-прежнему звучало строгое: «Выполняйте свою работу, Кью, для этого вас и наняли».
Кью продолжал печатать, близоруко щурясь синему отсвету монитора.
***
— В здании шестнадцать этажей, объект находится на девятом, но вам нужно обойти внешнюю систему безопасности, так что вам понадобится коммуникатор, если, конечно же, вы его еще не потеряли, — говорит Кью. На экранах мелькают кадры камер слежения на разных этажах. — На втором, четвертом и шестом инфракрасные датчики, надеюсь, вы не разучились их обходить.
— Я был в поле, Кью, когда вы еще не знали, как включать компьютер, — елейно, насколько это возможно, когда ползешь по стене небоскреба, отвечает Бонд.
Кью молчит, напоминая себе, что новый альбом «Грин Дэй» выйдет уже завтра, а заказанную виниловую пластинку с четвертой симфонией Чайковского доставят уже сегодня, и когда с Бондом будет покончено, он непременно, обязательно пойдет домой. В последние недели понятие «дом» звучало немного расплывчато, поскольку в свою квартиру Кью приходил так же редко, как и в детстве, когда учился в школе-интернате, приезжая к родителям только на выходные, и то через раз.
— Первый этаж, — сообщает Бонд, и Кью видит, как он поднимается по пожарной лестнице.
— Если вы не забыли, что маленькие коробочки в углу называются камеры слежения, вы у меня, как на ладони, 007, — отзывается Кью. — Как только пройдете седьмой этаж, координатором у вас будет Р, и я буду очень вам признателен, если вы не потеряетесь.
— Уже тоскуете по мне, Кью?
— Скучаю по своему оборудованию, Бонд, и очень надеюсь, что оно дойдет до меня целым.
— Надежда, конечно же, умирает последней, Кью, — говорит Бонд, вырубая камеры слежения на первом этаже. — Но я бы на вашем месте не надеялся на такую роскошь.
***
Жизнь человека строится на периодичности. Иногда резко меняются обстоятельства, или внезапно шахматная доска поворачивается неудачной стороной, и приходится играть за черные фигуры вместо белых. Кью познакомился с Бондом, когда тот с пулей в плече оправлялся от очередного отрезка жизни. Или тогда он впервые его встретил, а познакомился позже, когда умерла М. Еще Кью знал, что у агентов с двумя нолями таких невеселых отрезков бывает немало, и явно хватило бы на двоих с лишком, и каждый раз внутри что-то ломается, болезненно, как сломанная кость, когда приходится ходить без гипса.
Бонд ломался так часто, что это перестало для него быть событием. У него умирала девушка, собственный напарник выстрелил в него самого, гибли немногие друзья, умирала начальница. И каждый раз что-то неправильно срасталось, так же неправильно, как и то, что за одним человеком тянется так много смертей.
Но это был агент с двумя нолями, да еще и Бонд, который всегда держался в стороне ото всех.
— Почему я должен курировать агента 007, в их отделе нет координаторов? — спросил Кью Мэллори. В свое время М он спросить не решился. В любом случае, даже если бы и спросил, он заранее знал ответ.
— С расшатанной структурой и агентурой во всех точках мира я как-нибудь сам справлюсь, — ответил Мэллори, раскладывая паркеровские ручки в ровный ряд на столе. Кабинет был отделан красным деревом. После аскетично пустого кабинета бывшей М, где единственным украшением являлся уродливый фарфоровый бульдог, который пялился акриловыми глазами в пространство, кабинет Мэллори давил и пах чем-то неуловимо другим. — Но быть нянькой Бонда я не собираюсь.
«Отлично», подумал Кью, закрывая за собой дверь. «Просто отлично».
Он машинально кивнул подходящему Бонду. Бонд стоял терпеливо, и, кажется, чего-то ждал. Глядя на жестко поджатые губы, Кью показалось, что идея выпить с Бондом уже не кажется такой нелепой и абсурдной и уже открыл было рот, пока не осознал, что стоит, облокотившись прямо о дверь в кабинет Мэллори.
Кью поспешно отодвинулся и молча быстрым шагом направился в свой отдел.
Нажав не ту клавишу в третий раз, Кью зажмурил на мгновение глаза, спрашивая себя, действительно ли чего-то ждал именно Бонд, а не сам Кью.
***
— За углом двое, — бросает Кью, протянув руку к кружке чая.
— Уже нет, — коротко сообщает Бонд, и Кью увидел, как два тела с глухим стуком упали на пол.
— Не оставляйте так много следов, или хотя бы заметайте их, — раздраженно говорит Кью. — Следующая дверь защищена трехуровневой защитой.
— Дайте угадаю, вы ее изобрели? — язвительно поинтересовался Бонд.
— Я в такие игрушки не играю. По беспроводному соединению подключите коммуникатор к защите.
Спустя десять секунд код защиты появляется на компьютере Кью, как на ладони. Пароль пытается измениться, но Кью вводит баг в строку, и защита едет, направляя все силы на несуществующий вирус.
— Когда я вырвал тебе зубы, ехидна, кусайся, если можешь, — Кью, нажав «enter», выключает защиту на всем этаже.
В наушнике несколько секунд слышны только звуки ходьбы, пока Бонд не подает голос:
— Вы разговариваете с кодом безопасности вражеского объекта и при этом цитируете Дюма?
— Удивлен, что вы читали, 007, — огрызается Кью. — Со следующего этажа передаю вас в руки Р, можете подписывать мне открытки на прощание.
— И не надейтесь, — говорит Бонд. Потом Кью слышит его ровное, частое дыхание. — Я на месте.
— Отлично, переключаю вас на канал Р. Когда закончите, никого на пути уже не будет, — говорит Кью, почему-то медля и не отключаясь.
— Умеете убивать силой мысли?
— У меня есть такая штука, которая называется ноутбук, и в отличие от некоторых, я умею ею пользоваться, — отзывается Кью, переключая Бонда на другой канал. — Р, я вернусь через десять минут.
— Да, сэр, — откликается тот.
Кью подхватывает пустую кружку и уходит в закуток, в который умудрились приткнуть чайник и корзинку с растворимым кофе и чайными пакетиками.
После операций с Бондом круги на стенках кружки было почти невозможно отмыть.
***
Кью устроился поудобнее в кресле, как на экранах мониторов Бонд с разных ракурсов расстегивал на ком-то лифчик, путаясь в светлых волосах.
— Постарайтесь закончить побыстрее, Бонд, — Кью накрутил на пластиковую вилку размякшую лапшу быстрого приготовления. В отделе никого не было, но свет был включен везде. — У вас на все двадцать минут.
— Ничего вы не понимаете в искусстве любви, Кью, — едва слышно произнес Бонд. — Вам обязательно на это смотреть?
— Я читал Овидия, 007, весьма занятно, могу вам сказать, — отозвался он, накалывая на вилку зеленый горошек. — Больно надо мне на вас смотреть, Бонд, можете мне поверить, ничего выдающегося. У нее в номере должны быть документы.
Смотреть на то, как Бонд раскатывает на возбужденном члене презерватив, и есть при этом лапшу было как минимум странно, но Кью было все равно.
— Пятнадцать минут, — напомнил Кью, увеличивая масштаб изображения. — И, будьте так добры, не загораживайте мне обзор к ее вещам.
Втрахивая блондинку в кровать, выбивая из нее громкие и визгливые стоны, Бонд умудрился показать в сторону камеры два пальца.
— Десять, — хмыкнул Кью. — Это совершенно не по-взрослому.
— Да, ах, конечно, — хрипло пробормотал Бонд, прерываемый хлюпающими шлепками влажных тел, — пялиться на трахающуюся террористку и агента с двумя нолями, рассуждая об Овидии, это безусловно, очень по-взрослому.
Кью улыбнулся, отправляя в рот кусок курицы, чтобы не рассмеяться.
— В стене есть тайник. Нажмете на кнопку над подоконником. Я включу сигнализацию, чтобы вы смогли уйти незамеченным.
— Если вы это сделаете сейчас, то, клянусь, вы будете мне должны пинту в пабе.
Кью включил пожарную тревогу прямо в тот момент, когда лицо блондинки скривилось в приближающемся оргазме.
Если бы Бонд мог его видеть, он непременно бы показал ему два пальца в ответ.
***
— Сэр, 007 пропал с радара, — говорит Р, едва Кью подходит к нему. — Я попытался отследить его с помощью жучка в коммуникаторе, но он не отвечает, видимо, кто-то вытащил батарею питания.
— Свяжись с ним.
— Он разбил наушник, сэр.
— Гребаный Бонд, — зло шипит Кью, отставляя чашку в сторону, отчего чай проливается на столешницу. — Р, подключи GPS слежку в его Вальтере, живо!
«Не волноваться», — уговаривает себя Кью, — «просто этот ублюдок в очередной раз решил, что...»
Вдруг коммуникация оживает треском, и Кью тут же на автомате поправляет наушник.
— 007? Черт возьми, где вы?
— Кью, — ровно говорит Бонд. — Кажется, я в каменном мешке в одном из ответвлений нью-йоркской канализации.
— Где это находится? Вы можете вспомнить, как туда попали, чтобы мы могли вас найти? — говорит Кью. — Хоть что-нибудь запомнили?
— Меня вырубили еще в здании, Кью, а у меня нет дельфиньей повадки спать только одним полушарием мозга.
— Но хоть что-нибудь вы запомнили? — продолжает настаивать Кью. — Подождите, включите функцию маячка на коммуникаторе.
— Не получится, думаете, я не пробовал? Он искупался в воде, и мне с трудом удалось с вами связаться.
— Вы ранены?
— Сквозное пулевое и ножевое в бедро. Ножевое кровоточит сильно, перевязать нет возможности. Так что, если вы меня не вытащите, то меня или съедят крокодилы, или я истеку кровью. Перспективы не особо вдохновляющие.
— В Нью-Йоркской канализации нет крокодилов, — откликается Кью.
— Рад слышать. Но истечь кровью мне тоже не улыбается, так что будьте добры, Кью, щелкайте по клавишам поэнергичнее.
— Я уже нашел вас, — говорит Кью. — Бонд, не могли выбрать уголок в не таком тупиковом месте?
— Простите, но мне не дали возможности выбрать что-нибудь поудобнее.
— До него добраться можно лишь часов за шесть, слишком далеко и... — Кью трясет головой. — Так, вы можете перевязать рану?
— Учитывая, что я по грудь стою в воде — нет, не могу.
— Главное, не теряйте сознание. Я отправил координаты, вас вытащат, как только смогут.
— Великолепно, — выдыхает Бонд, и Кью слышит, как тот клацает зубами от холода.
— Говорите со мной, постарайтесь шевелиться, потому что температура в Нью-Йорке сейчас минусовая, должно быть, в канализации вода тоже холодная...
— Спасибо за информацию, Кью, — голос Бонда сочится сарказмом. — Но, кажется, я уже догадался.
Целую минуту Кью слышит лишь плеск воды.
— Продолжай говорить, — почти кричит он, неосознанно переходя на ты. — Не смей отключаться!
— Мне скучно, — сообщает Бонд таким тоном, будто не стоит по грудь в воде по другую сторону Атлантики, истекая кровью.
— Ты истекаешь кровью в ответвлении канализации, и тебе скучно?
— Ну а что?
— Можем поиграть в «Кто хочет стать миллионером?», — предлагает Кью.
— Я хочу выбраться отсюда поскорее, — огрызается Бонд, но по голосу слышно, что он улыбается.
— Хорошо, — Кью переводит дух и отпивает остывшего чая из кружки. Никогда он так долго и много разговаривал. — Главное, слушай меня и продолжай говорить. Главное, не отключайся, слышишь?
— Я не идиот, Кью, я понимаю сказанное с первого раза.
— Я в этом сомневаюсь, особенно когда я прошу вернуть оборудование целым.
Кью судорожно набирает сообщение Мэллори и резидентам в Нью-Йорке. Последним ¬- чтобы они поторапливались, хотя и знает, что это бессмысленно.
— Что образуется при связи гемоглобина с монооксидом? А: оксигемоглобин, б: ферригемоглобин, в: карбоксигемоглобин, г: метгемоглобин?
— Ничего другого придумать не смог? — ворчит Бонд. — Будем играть не на деньги, а на бутылки. Только не смей приносить мне «Чивас».
***
— С вас пинта темного, Кью, — сказал Бонд, возвращая оборудование.
— Издеваетесь? — он указал на склеенный скотчем датчик, который разрабатывал в течение месяца.
— Практически нет, — в глазах Бонда плясали черти. — Но мне кажется, что вы мне должны за то, что мне пришлось голым ползти по крыше отеля.
— Я заставил? Я предупреждал вас, 007, у вас было двадцать минут.
Бонд взглянул на него насмешливо.
— Перечитайте своего Овидия, Кью, он явно что-то упускает.
— Он жил еще при императоре Августе, — просветил его Кью. — Не думаю, что все стало прежним, как было еще до нашей эры.
— Камасутра — тоже книга древних, но гораздо полезнее и интереснее, — ответил Бонд, уходя. — Полистайте на досуге.
На следующий день Бонд явился с шоколадным пончиком в одной руке и с картонным стаканчиком из «Косты» в другом.
— Была акция. При покупке пончика дают кофе бесплатно, — произнес он, с наслаждением откусывая от выпечки.
Кью взял стаканчик и перелил кофе в чашку с остатками чая.
— Я привык пить из этой, — словно оправдываясь, пояснил он. — А вымыть не было времени...
Бонд не сказал ни слова, но кривой излом губ в подобии усмешки говорил гораздо больше.
Кью на мгновение показалось, что Бонд улыбался.
— Вы и в кафе бы понесли бы ее с собой?
— Хотите проверить, 007? — усмехнулся он, чувствуя, что ступил на хрупкую и скользкую грань.
— Может быть, Кью, может быть, — Бонд сунул в рот остатки пончика.
Кью не отводил взгляда от экрана монитора.
— Может быть, я даже соглашусь, — но когда он поднял голову, Бонда уже не было.
***
Они говорят о совершенно не связанных между собой вещах, о первом, что придет в голову. Горло уже саднит, но Кью упрямо продолжает говорить, откашливаясь.
— Я жил в Шотландии в детстве.
— Дома у меня четыре телефона из разных времен.
— Зачем?
— Просто нравится. К тому же на старых телефонах легче заметить прослушку.
— Впервые я выстрелил из ружья, когда мне было десять.
— В десять меня отправили в школу-интернат.
— Из-за этого ты такой гребаный хипстер? — Бонд хрипло фыркает.
— Я не хипстер. Сказал мне пижон, который не выйдет из дома без нового костюма от Тома Форда, — кривя губы, чтобы сдержать улыбку, говорит Кью.
— У меня на звонке стоит «Satisfaction» Роллинг Стоунз.
— А у меня Битлз, но я никогда не отвечаю на звонки, — Кью сбивается на мгновение. — Впрочем, мне никогда никто не звонит все равно.
Кью не отсоединяется ни на минуту, делает себе чай, ищет в шкафчике когда-то оставленное печенье, пока Таннер не приносит сэндвич с тунцом из кафетерия, и, качая головой, не указывает на время. Сэндвич остается заветриваться на столе.
Кью изводит резидентов в Нью-Йорке сообщениями, не отключаясь от Бонда, спорит с ним, кто лучше, Роллинг Стоунз или Битлз, смеется даже иногда, нервно и напряженно.
— Иди спать.
— Не пойду.
— По Гринвичу уже без десяти двенадцать, — говорит Бонд.
— У меня работа, — Кью бросает взгляд на роутер. — Мэллори на второй линии, связываю. Постарайся не ныть.
«Зачем я это делаю, — думает Кью, — зачем».
В голове у Кью звучит резкий голос, а перед глазами — морщинистое лицо седой женщины с акриловым взглядом бульдога.
— 007 будет в Национальной галерее. Выполняйте свою работу.
Тогда Кью не понял, что она имела в виду. И кажется, понял только сейчас.
Иногда работа означает не только коды шифрования, разработку оборудования и пустой темный коридор по ночам.
На самом деле она просто просила защищать Бонда.
Электронные часы на столе пищат, оповещая о полуночи. Сегодня выходит новый диск «Грин Дэй».
***
Когда Мэллори занял пост М, он настоял на том, чтобы Бонд действительно прошел все тесты. 007 не изменился в лице, но когда Кью забирал у него оружие, губы у Бонда были мрачно поджаты.
— 007, — ни одной эмоции в голосе, нейтрально и безлико.
— Кью, — в тон, сквозь сжатые зубы.
Пожатие у Бонда вышло твердым и задеревенелым от раздражения.
Кью даже улыбнулся при мысли, как Мэллори объяснял ему необходимость психологических тестов. Как и то, что, пока он их не сдаст, лицензию на убийство ему не вернут. Кью бы дорого отдал, чтобы посмотреть на то, как Бонд проходит тест Роршаха, вживую. Пока ему пришлось довольствоваться лишь трансляцией в прямом эфире.
— Давайте я вкратце расскажу, в чем заключается суть теста. В этой комнате...
— Комнате пыток.
— Сначала пройдем тест Роршаха, — психолог упрямо игнорировал взгляд Бонда «обожекакжетыменядостал».
— Клякса.
— А поподробнее?
— Большая синяя клякса, — ответил Бонд, устраиваясь на раскладном стуле поудобнее.
Кью усмехнулся, настраивая четкость изображения. Бонд был прав, такими темпами психологическая проверка обещала быть долгой. Бонд в высоком разрешении смотрит в потолок, и Кью на секунду кажется, что 007 улыбается именно ему.
Каждые выходные он надевал худи с потертыми джинсами с пузырями на коленях, менял оправу очков и из Кью превращался в Джеффри Бутройта, встречая девушку на пороге новой квартиры, куда переехал, когда получил должность в МИ-6.
Энн целовала влажными губами в щеку, а пока она не видела, Кью стирал след ладонью.
Кью получил звонок от Бонда именно в тот момент, когда Энн с громким хлюпаньем заглатывала его член, оставляя бледно-розовую помаду на бедрах и головке.
— Извини, — сказал он, отстраняя Энн, вытирая мокрые губы углом наволочки. — Мне правда нужно ответить.
— Кажется, вы прервали мой заслуженный секс с моей девушкой, 007, — сказал Кью. Потом прислушался к тому, как Энн с грохотом собирала немногочисленные вещи по квартире. — С бывшей девушкой.
— Я вызвал пожарную сигнализацию во время оргазма?
— Нет. Что там случилось? — перебил его Кью, переходя на деловой тон, добираясь вслепую до спальни — Энн опять везде повыключала свет.
— Жесткий диск с базой данных террористов с прошедшей операции.
— А, да, уже еду, — Кью отключился и начал искать другие очки, подумав, что эти можно уже выбросить.
***
— Почему ты не дал мне «Блэкбери»? — спрашивает Бонд, когда Мэллори отключается.
— А какая разница? — Кью разминает затекшую шею и осторожно чешет воспаленные глаза, забираясь пальцами за стекла очков.
— У меня в кармане зажигалка Зиппо. Я стою в тупике канализации, не имея возможности пошевелиться. Если бы у меня был «Блэкбери», я бы мог запросто стать Райаном Рейнольдсом из испанского триллера.
— А чем он заканчивается?
— У телефона садится батарейка, и Рейнольдс задыхается, потому что песок заполняет весь ящик.
— Поэтому я не дам тебе Блэкбери.
— Почему?
— Потому что в том коммуникаторе заряд батареи больше, — с гордостью говорит Кью. — И набор программ, которые Блэкбери и не снились. И все равно ты не по нему звонишь.
— Прелестно, — фыркает Бонд, со свистом вдыхая воздух. — Очень обнадеживает.
— За тобой уже выслали группу, если это тебя утешит, — говорит Кью.
Он почти видит, как Бонд закатывает глаза.
— Если я сдохну в канализации, это будет совсем неутешительно.
— Какая разница, ты все равно будешь мертв, — резонно замечает Кью.
— Не хотелось бы после стольких лет оперативной работы умереть от потери крови в канализационном стоке, — возражает Бонд. — Какая-то идиотская смерть.
— А инсценировать свою смерть, упав с моста, по твоему мнению не по-идиотски?
— В этом есть своя доля романтики, не находишь, — говорит Бонд.
Кью улыбается, не сдерживаясь, слыша по дыханию Бонда, как тот улыбается в ответ.
Они молчат некоторое время, Кью не знает, что сказать еще, а Бонд не отвечает и не заговаривает первым.
— Ты когда-нибудь чувствовал, что живешь во второй раз? — тихий голос звучит немного невнятно, легко перебивается глухим плеском воды и влажным эхом.
— Бонд, — Кью опускает «007», склоняется к микрофону. — Бонд, не смей спать! Выйди из воды, или подвигайся, спать хочется из-за потери крови и переохлаждения. Тебе нельзя засыпать.
— Как я и сказал, Кью, если ты не забыл, что шевелиться я не могу, как-то не вижу тут места, чтобы установить беговую дорожку.
— Говори тогда, — почти просит Кью, облизывает потрескавшиеся губы. — Что ты любишь? Какое твое хобби?
— Трахаться, убивать и пить. Можно в произвольном порядке или в алфавитном, без разницы.
Тогда Кью начинает говорить сам, не особо надеясь на какой-нибудь ответ, кроме коротких смешков Бонда и его рваных вздохов. Начинает говорить о всякой ерунде, о слухах, о МИ-6, о том, что происходит вне работы, о его хобби, о всей хрени, которая неинтересна агенту 007, застрявшему в каменном мешке нью-йоркской канализации с пулевым и ножевыми ранениями. О том, что Таннер сел на диету, Манипенни увлекается вязанием крючком. А он без ума от винтажных вещей, виниловых пластинок и библиотечных книг.
— Новый альбом «Грин Дэй» выпустили сегодня, а на виниле, конечно, будет гораздо позже, если не сделать спецзаказ. Ты слушаешь музыку? Хотя нет, наушники тебе не пойдут, ты слишком эпичен, — Кью смеется, нервно, прислушиваясь к шумному дыханию по другую сторону Атлантики. — Я начал собирать виниловые пластинки позже, чем книги. Один раз я был у дедушки с бабушкой, а у них вместо проигрывателя был проигрыватель пластинок, и звук был очень сочный, почти настоящий, и даже удивительно, не правда ли, что даже с новейшими технологиями воссоздать подобный трудно, весь он... не такой, электрический, пиксельный, хотя разве у звука пиксели бывают?
Бонд не отвечает, прислушивается к взволнованному монологу Кью, чей голос уже перешел на сухой и сдавленный хрип.
— Ты собираешь книги? В смысле, бумажные книги? Не подумал бы про тебя такое. В смысле, ты же глава отдела Кью, все в гаджетах и все такое.
— Новое не значит лучшее, — отвечает Кью. — Если это не придумал я.
Бонд тихо и коротко смеется.
— Старое всегда означает надежное. Точнее, не всегда, конечно же, но чаще всего. Например, выбирая между плюшевым креслом и гидроматрасом я бы выбрал первое, но это потому, что я не умею плавать, и меня укачивает на воде, и я вообще не люблю путешествовать и дальше Брайтона нигде не был, даже в твоей Шотландии...
Кью смотрит на время, а от резидентов по-прежнему нет никаких новостей. Время упрямо и неумолимо истекает, сочится сквозь пальцы, как серый и очень мелкий песок на пляже. И еще он вспоминает, как всегда хотел что-то сказать Бонду, но тот все время уходил раньше, и Кью не успевал, потому что ему легче было выслушать, чем сказать. Но когда Бонду было просто необходимо, чтобы кто-то говорил, Кью не надо было подбирать слова. Думать «а если я скажу так, на меня посмотрят вот так», «а если я скажу это, то...»
— И ты скажешь, что «Грин Дэй» вовсе не старые, но какая разница, музыка — она не имеет возраста, верно же. И привычки тоже, я терпеть не могу менять кружки или место проживания, все эти переезды... И даже если перевезешь абсолютно все, чуть ли не обои — все равно стены противно-новые, пусть и здание старое, но ты же здесь впервые, неизведанная местность, не твоя, чужая территория.
Чужая территория сейчас — канализация где-то в богом забытом районе Нью-Йорка, молчаливое дыхание Бонда, частое и болезненное.
Кью продолжает говорить, монотонно, срываясь на хрип, от которого чешется пересохшее горло, все, что придет в голову, впервые не задумываясь ни о чем.
— Когда я был маленьким, я хотел быть врачом. Препарировал в классе быстрее и лучше всех, GCSE сдал практически на сто процентов. А потом у меня умерла на руках кошка, у которой был рак, и я подумал, что если не смог спасти кошку, то как я бы выполнял свою работу, спасал людей, если и ее уберечь-то не смог?
Все это ужасно напоминает Кью, как он, нескладный подросток с острыми и костлявыми коленями, неловко держал на руках старое животное, гладил и массировал ухо, шептал что-то, почти мурлыкал на человечье-кошачьем языке, уверенный, что от этого кошка поправится, пока вдруг не перестал чувствовать, как опадают при каждом вдохе и выдохе ее бока.
— ...А еще я никак не могу понять, какая лапша вкуснее, со вкусом курицы или карри... Бонд? — Кью замолкает, прислушивается к звукам динамиков, увеличивает громкость до упора, но в ответ только глухо плескалась вода. — 007, вы меня слышите? Бонд!
Эхо от его собственного крика бьется о стены каменного мешка.
А потом Кью слышит шум, крики, суету, и как кто-то опускается в воду.
— Агент Флай, — голос слишком громкий, но Кью и не думает сделать тише.
— Как 007? — спрашивает Кью, откашлявшись, но официальный и деловитый тон получается плохо — вся сухость, которая необходима деловитости, осталась в горле.
— Жив, а вы..?
— Кью, — говорит он и отключается, не попрощавшись.
Долго стоит на месте, не обращая внимания на боль в затекшей шее.
Кажется, скоро в Лондоне наступит утро.
Он идет на кухню, наливает в кружку воду прямо из-под крана и долго, жадно пьет, наплевав на капли воды, стекающие за воротник вчерашней рубашки. Наливает еще.
Замечает, что впервые за долгое, очень долгое время пьет не из своей кружки.
— Сэр, вы раньше всех, — говорит Р, включая свет, и Кью щурится. — Что же вы в темноте.
— Проверь защиту безопасности третьего уровня, — смотрит на застывшего подчиненного. Говорит отчего-то знакомые слова, испытывая чувство дежа вю. — Что стоишь, я нанимал тебя для того, чтобы ты выполнял свою работу!
Глядя на то, как Р спешит включить свой компьютер, Кью улыбается, вспомнив, где и от кого это слышал.
***
Кью поворачивает ключ в замочной скважине и включает свет в прихожей. В квартире знакомо пахнет кофе и горячим запахом перегревшегося металла пополам с неуловимым ароматом старины и пятен чая на желтых страницах.
С того случая прошло больше трех месяцев, и с Бондом Кью встречался несколько раз — когда отдавал оборудование, снова и снова требуя вернуть его в целости. В отдел к Кью Бонд больше не приходит, и Кью часто ловит себя на том, что оборачивается, ища его глазами в углу. Каждый раз, когда они встречаются, всегда произносят неизменное:
— Кью.
— 007.
Кивок головы или рукопожатие, а потом расходятся по своим делам.
Но чаще и чаще Кью замечает, что черты лица Бонда больше не такие жесткие и острые, которые были после Скайфолла. Как на лбу разглаживается глубокая скорбная морщинка.
Кью думает, был ли тот случай в Нью-Йорке поворотным для Бонда отрезком жизни, как это стало для него самого. Пусть в его жизни мало что поменялось.
Он по-прежнему сидит в офисе допоздна, пьет кофе из своей кружки, и, как выражается Бонд, по-прежнему остается «гребаным хипстером». Ждет музыкальных новинок и заказывает виниловые пластинки по интернету не от своего лица.
Кью ставит в проигрыватель виниловую пластинку Чайковского.
Кью по-прежнему пьет Эрл Грей, но чаще появляется дома, и квартира уже не такая пыльная и нежилая, как казалось ему раньше, когда с получением новой должности в МИ-6 въехал он в неуютную и необжитую квартиру. Он чаще и чаще называет это место домом.
Иногда ему звонит Бонд, и Кью поднимает трубку, не раздумывая, зная, что кроме него, никто ему не звонит. Они не разговаривают, и Кью иногда слышит проезжающие машины, или стучащие капли дождя о жестяную крышу, а иногда — отдаленные звуки песен Роллинг Стоунз.
Но всегда, слушая тишину и напряженное дыхание Бонда, он всегда заговаривает первым.
Как и сейчас.
Кью смотрит на часы — полночь, значит, выспаться не удастся — и, зажав между щекой и плечом трубку, идет на кухню делать кофе.
— Я здесь.