Chapter Text
***
Драко Малфой делает первый вздох. Перед глазами темно, но он знает, что может открыть их. Его ресницы слегка подрагивают, он зажимает зубами нижнюю губу и распахивает глаза.
Белый потолок и тишина вокруг — такая знакомая почти-тишина, только пиканье и еле слышный звук его прерывистого дыхания. Это немного сложно сейчас, дышать, я имею в виду. Все мышцы яростно протестуют против напряжения, которое сковывает его тело.
Он заставляет себя сесть и раздраженно смахнуть поддерживающие его состояние заклинания — это дается не так легко, как должно бы. Оглядывается, пустым взглядом рассматривая обычную палату Мунго — белые стены, белые занавески на окне — сквозь них пробивается солнечный свет, который с непривычки режет глаза — чертовы цветы , слегка увядшие, в вазе на тумбочке. Книга. Драко трогает обложку кончиками пальцев — та самая, которую тогда оставил Теодор? Около кровати лежит чей-то портфель и стул стоит совсем рядом. Драко шумно выдыхает, стараясь успокоить гул в голове, прочесывает волосы пятерней.
Драко слаб. Проклятие, или что бы там ни было, измотало его. Физически, эмоционально, он практически выжат, и знает это, но он может трезво оценивать свои силы. Драко напрягает ноющие мышцы, кончиками пальцев чувствуя гудение магии вокруг себя. Без палочки сложнее, но он сможет создать несколько не самых сильных заклятий невербально.
Он оглядывает свои руки — на безымянном пальце то самое обручальное кольцо, на предплечье тот же чертов шрам. Под пальцами он все такой же шероховатый — это, на удивление, больше не вызывает паники. Плечо ноет почему-то особенно сильно — Драко вздрагивает, когда вспоминает, что повредил его в тот день.
В горле сухо, в голове шумно от тысячи мыслей — он не уверен, что ему теперь делать.
Поэтому он откидывает легкое одеяло с бледных ног. Драко узнает парочку шрамов, он даже помнит, как получил каждый из них, и все же. Все же.
Он опускает ноги с койки и чуть-чуть не достает до холодного пола — только кончиками пальцев, но и этого хватает, чтобы кожа покрылась мурашками. Он слышит разговоры людей за переделами палаты, цокот чьих-то каблуков, легкий фальшивый смех, глухие хлопки дверьми. Внезапно слух улавливает чей-то почти чеканный шаг — он напрягается, почти подсознательно зная, чьи они и что идут к нему. Это как интуиция, когда точно знаешь, что вот в этот раз — точно зайдут к тебе.
Драко склоняет голову набок, сидя на постели, когда дверь открывается и заходит Теодор. Тот сразу же замирает на пороге, только поднимая голову. Драко буквально может проследить за тем, как напрягается каждая клеточка его тела — руки сжимаются в кулаки, и Драко пустым взглядом смотрит на то, как кожа на его пальцах белеет.
Теодор выглядит очень знакомо и привычно, он помнит его таким, — но в то же время очень по-новому для Драко, который привык видеть его восемнадцатилетним. У него все такие же темные волосы, вихрями завивающиеся на лбу, только острые высокие скулы слегка смягчили свои контуры. Во взгляде появилось больше чего-то — то ли опыта, то ли знаний (такое вообще возможно?), отчего этот самый взгляд кажется еще темнее и тяжелее, чем раньше. Драко, оказывается, очень по этому скучал. Губы он все так же поджимает, рассеяно замечает Драко, оглядывая его. Он стал выше. Драко не уверен, что они одного роста — Теодор может оказаться немного выше. Это, на самом деле, не то, о чем ему стоит сейчас подумать. Можно было бы задуматься, например, о том, как собрать свою жизнь по кусочкам обратно.
Драко даже не знает, хорошо ли, что первый, кого он увидел, это Тео или плохо.
Тео открывает свой рот, и Драко тут же перебивает его.
— Только посмей спросить, в порядке ли я, — хрипит, впиваясь тяжелым взглядом в друга. Малфой уверен абсолютно точно, что если хоть одна живая душа, в особенности, Теодор, еще раз посмеет спросить в блядском ли он порядке — ему нахрен сорвет крышу.
Тео закрывает рот, слышно клацнув зубами. Очевидно, с взаимопониманием у них все отлично даже здесь, даже если он понятия не имеет, какой именно смысл Драко вкладывал в это.
Теодор уехал год назад к Чарли в Румынию, чтобы лучше изучить драконов. Они все тогда шутили, что вот они там сто процентов замутят какие-нибудь брачные танцы. После восторженных писем о том, какой Чарли клевый и как он много знает, шуток про то, что Уизли — это сила, раз смогли покорить сердце Теодора Нотта, стало еще больше, чем было. Как и очень, очень понимающих улыбок, когда они общались по камину. Тео оказался ужасной фанаткой Чарли Уизли. (После того, как Тео отправил им фотку своего наставника — Блейзу пришлось признать, что тут как-то выбора не оставалось, кроме как начать фанючить по этому горячему мужику. Драко тогда безоговорочно согласился, потому что поспорить казалось грехом.)
«Даже Теодор приехал, представляешь?». Теперь да. Теперь представляет. Теодора не должно было быть здесь, но вот он, стоит на пороге, полупотрясенный, полуиспуганный и впервые, кажется, не знающий, что делать.
Драко тоже не знает.
Драко не знает, кто он на самом деле, где находится, он не знает, что правда, а что ложь, он не знает, спит ли он сейчас, чтобы в очередной раз проснуться восемнадцатилетним в Хогвартсе. Драко ничего не знает, и что делать с этим знанием, он тоже не знает.
Так что он поступает привычным уже образом — начинает собирать информацию. Быстро пробегается по всем снам, которые были раньше. Собирает все обрывки фраз из темноты, словно пазл. Только деталей отчаянно не хватает, но это ничего. Хуже еще не бывало, конечно, но когда же он не справлялся.
Пить хочется, если честно.
— Долго я так? — он взмахивает рукой на постель и медицинское оборудование рядом с койкой, не уточняя. Он видит, как Теодор сглатывает, видит море эмоций в его темных глазах и очень старается не плакать от безумия всего, что творится.
— Ты был в коме два месяца, — отвечает хрипло, опуская глаза. Драко по привычке присвистывает.
Если честно, Драко всегда ненавидел это выражение лица Теодора — может, кому-то оно казалось бесстрастным, но он видел отчаяние в глубине глаз. Это заставляет его немного разозлиться — блять, ну сколько лет уже прошло, стоило бы привыкнуть.
— Очнулся же, — говорит хмуро, сглатывая. Тео ломко улыбается, делая шаг вперед и все так же рассматривая пол. Драко смотрит туда же — он совершенно скучный и белый (а его уже тошнит от белого). — Я пить хочу. Можно? — поднимает глаза и смотрит на слегка растерянное выражение лица Тео.
У Драко, наверное, такое же было бы, будь первыми словами от лучшего друга после двух месяцев комы такими. Ему хочется ухмыльнуться где-то в глубине души, но сил не особенно есть.
— Эм. Да, конечно? — если бы сейчас все было хорошо, Драко бы подумал, что это очень уморительное зрелище. — Мне… Мне нужно позвать Гермиону, — тихо произносит Теодор, снова отступая назад.
Ах да, думает Драко. Гермиона. Доктор Грейнджер.
***
Когда Теодор медленно выходит — как будто если он сейчас уйдет, то когда вернется, Драко снова будет валяться спящей тушкой на кровати, вот так он выглядит, думает Малфой — он так и остается сидеть на кровати. Руки немного дрожат, когда он опирается ими, но это ничего.
Это удивительно, но сейчас, здесь, сидя в Мунго, когда его тело протестует против каждого движения, когда он вспоминает все эти детальки вроде колечка, шероховатости своего шрама на руке и его истории, что кожа Тео теперь часто теплее, чем раньше, что с близнецами Уизли у него, оказывается, не такие уж и хуевые отношения, что целовать Гарри Поттера с каждым разом казалось только прекраснее, вспоминая детали своей тридцатилетней жизни в конце-то концов, — он чувствует себя живее, чем когда-либо.
Он думает, что, возможно, этот мир правильный больше, чем тот.
Спустя несколько минут дверь снова открывается, и в палату буквально залетает Гермиона.
Если честно, то ее лицо — самое одухотворенное, что Драко только видел за последнее время. Оно практические сияет — ему сложно в это поверить, но оно сияет надеждой.
— Господи, — выдыхает Гермиона, натыкаясь на него взглядом.
«Можно просто Драко», хочется ему сказать, и он почти открывает рот, чтобы сделать это, но в итоге благополучно затыкается, потому что говорить такую чушь, когда Гермиона Грейнджер смотрит на тебя таким взглядом — грешно. Потому что ее глаза так ощутимо бегают по нему, будто прощупывая и вспоминая каждую деталь, как будто она не видела его очень-очень долго. В какой-то мере так и есть, конечно, с тихим хмыком думает Драко, оглядывая ее в ответ.
Ее каштановые волосы все такие же завивающиеся, а костюм колдоврача удивительно ей шел. Для Драко этот образ кажется привычным — и это, наверное, хорошо. Интуиции надо доверять, думает Драко, когда утыкается лицом в эти самые каштановые, мягкие волосы с запахом персика. Руки Гермионы удивительно сильны, сжимая его ребра, а он от слабости почти хрипит.
Дверь снова приоткрывается и в палату медленно заходит Теодор — Драко видит его неуверенный взгляд и стакан в руке. В горле сушит как будто еще больше после взгляда на воду.
— Я тоже очень рад тебя видеть, но, — он почти шепчет-стонет это, потому что кажется, что еще секунда, и он рассыплется в прах, если не сделает хоть глотка воды.
Гермиона тут же отходит, откашливается, как будто это поможет ей взять себя в руки (и правда помогает, ты посмотри), а Драко жадно присасывается к стакану, чувствуя, как дергается кадык, когда он делает глотки.
— Итак, — говорит Гермиона, присаживаясь на стул и крепче ухватываясь за перо. Драко продолжает пассивно за ней наблюдать, оставляя стакан на тумбочку. Тео замирает у входа, облокачиваясь на стену, и это малость напрягает, его взгляд, который снова приковывает его к постели. — Драко, — снова говорит она и тут же замирает, как будто не уверена, что может называть его так. Эта заминка совсем небольшая, но Драко успевает ее заметить и слегка приподнимает уголки губ. Что за глупость, они дружат с того времени, как Драко поступил на Аврора, а это было очень давно. Ну типа. Очень давно.
— Приятно познакомиться, — чистым голосом говорит он, слегка улыбаясь. Гермиона выдыхает, и это хорошо.
— Мне нужно проверить тебя, — произносит, слегка нервным, взволнованным движением покручивая перо.
Драко слегка с завистью скользит глазами по тому, с какой легкостью Гермиона заставляет перо писать лишь взмахом руки и как быстро она создает диагностирующие чары.
— Ты проснулся не потому, что у меня получилось снять проклятие, — расстроенно говорит Гермиона, опуская глаза. Драко замечает, как крепко она прикусывает губы и думает, что со временем Гермиона все так же критична к себе, если не больше.
— Тогда почему? — Драко вертит кольцо на своем пальце, раздумывая и анализируя, а Гермиона не может взгляда оторвать от этого привычного Малфою движения.
— Ты сделал это сам, — она пожимает плечами, продолжая осматривать его.
— Но я ничего особенного не делал, — он хмурится. — Пытался, конечно, но это не то, чтобы помогало. Искал информацию и все несостыковки, — Гермиона кивает, внимательно слушая. — Повторял код о помощи, пока не выбился из сил, — безэмоционально говорит Драко, глядя Гермионе в глаза. Он правда по этому поводу ничего не чувствует, кроме маленького разочарования, что эта поттеровская идея, изначально показавшаяся тупой, не сработала в этом случае. Драко привык полагаться на это, и зря, на самом деле.
— Я… знаю, — подавленно говорит Гермиона, опуская голову. И Драко тут же хочет откусить себе язык и не говорить того, что сказал секунду назад.
— Я не… — чуть испуганно начинает он, взмахивая руками, но Теодор перебивает его, фыркая.
— Ты просто идиот, мы знаем, — и подходит, присаживаясь на стул. Гермиона улыбается после этого, и Драко кажется, что все хорошо, что он ничего не испортил. А то бывает у него.
— Ты сказала, что так и не нашла контрзаклятие? — вопрошающе говорит он, чуть откидываясь на спинку койки. И Гермиона, и Теодор кивают. — А книжка? Вы нашли книжку? Маленькая такая, — и обводит указательными пальцами примерный контур.
— Да? — с вопросом говорит Гермиона, и эта та самая интонация типа: «К чему это?». Тео же сразу лезет в свой портфель и достает эту маленькую тетрадку — она точно такая, какой Драко ее помнит. Тео пренебрежительно кидает ее ему на колени, и Драко тут же понимает, почему — на ней остался липкий след темной магии и разрушенных печатей, которые скрывали содержимое. Это не очень приятно ощущать, но Драко не впервой. — Зачем тебе и откуда ты знаешь?
— Я слышал все, что происходило вокруг моего тела, пока спал там, — бубнит Драко, не особенно отвлекаясь, продолжая листать страницы в поисках того самого. Тео раздраженно выдыхает из-за его слов, и Драко понимает, что это опасная тема. Ему все равно придется рассказать, конечно, просто он собирается оттягивать этот момент как можно дольше. С разумной точки зрения это, естественно, не очень логично — лучше сразу узнать изнанку проклятия, чтобы в будущем его было легче снять.
Нашел. Перламутровое, золотое.
Драко разворачивает книжку к ним, придерживая рукой и тыкая пальцем название.
— Формула заклинания Atria mentis*, верно? — Драко улыбается очень злобно, скаля зубы, потому что это его любимая часть. — Переводится как «Чертоги разума». Иди от обратного, ты что, с Поттером не общалась? — он улыбается их удивленными лицам. — Он был на правильном пути, и его тупая привычка думать вслух оказалась полезной в данной ситуации, — он смеется, кидая книжку на тумбочку. — Контрзаклятием будет Aperire necessarium ostia*.
— Бинго, — хрипло произносит Гермиона. Теодор хватает тетрадь с кривоватыми дорожками текста и бегло просматривает их, чуть хмурясь. Драко начинает буквально светиться самодовольством от того, что догадался раньше этого книжного червя с миниатюрной библиотекой в голове.
***
Скоро Теодор уходит.
Драко чувствует странное, как будто давно утерянное умиротворение, слушая тихие переговоры Гермионы и Тео о следующих действиях. На Драко нападает сонливость, и поэтому он лишь вполуха слушает о том, что завтра должна зайти Панси (или Рон? Черт, он почти все прослушал) и что-то еще о том, какие зелья ему придется пить еще какое-то время.
Тео прикрывает дверь, и Драко моргает, стараясь не отрубиться прямо сейчас.
— Как это было? — тихо спрашивает Гермиона, присаживаясь на кровать. Она смотрит прямо перед собой и перебирает собственные пальцы.
Драко вздыхает. Ну вот и настал тот момент. Он сглатывает горечь во рту, ощущая, как снова напрягается все тело.
— Хуево, — пожимает плечами. Что ему еще сказать? Как он чувствовал, что по крупинке в день от него уходит здравый смысл? Как он боялся, до слез и соплей боялся всего, что происходит?
— Где ты был, пока… — она не договаривает. Гермиона изучила ту книжку вдоль и поперек, Драко знает.
Ей интересно самое комфортное для него место. Хогвартс. Несмотря на прошедшие года и на все ужасы, что там творились последние года обучения. Там прошла большая часть беззаботной юности Драко — там спокойно, комфортно и пахнет теплом.
Удивительно, конечно, что это была не их с Гарри квартира.
— Хогвартс, — она чуть вздрагивает от звука его голоса. — Мне было восемнадцать. Я до сих пор не… — он снова сглатывает. — Не уверен, что снова не вернусь туда, — Драко чуть посмеивается, так безжизненно, что колет в глазах. — Все сходили с ума, так там написано. Я понимаю, почему. Представь, что ты живешь и все хорошо, но потом в какой-то момент начинают появляться вещи… которых быть не должно, — он грустно улыбается, и улыбка эта противно стягивает кожу на щеках. Гермиона сжимает руки в кулаки. — Какие-то чувства, начало которых не помнишь и не знаешь? Воспоминания, но тебе все говорят, что этого не было. Когда я спал, то иногда слышал ваши голоса. Ко мне заходили близнецы? — он спрашивает, но не ждет ответа. — Иногда мне снился тот день, та вылазка. Крик Гарри. Это было отвратительно, — он сам сжимает руки в попытке обуять свои чувства. — Вот так это ощущается. В один день появился шрам от метки, хотя там ее никогда у меня не было, а я помнил, как сводил ее. Представишь, как я испугался? — он чуть закусывает нижнюю губу клыками.
— В один момент, ты чуть не умер, — Гермиона не отрывает взгляда от стены, чтобы не сорваться. Драко кивает.
— Я знаю. Это потому что я… хотел сдаться там, — это стыдно говорить сейчас, что он правда хотел спрыгнуть с этой чертовой башни. В то мгновение это казалось логичным, но сейчас Драко… так не думает.
— Мне очень жаль, — шепчет Гермиона, прикрывая глаза.
— Мне тоже, — ухмыляется из последних сил Драко.
И ему больше нечего сказать.
***
Гермиона оставляет его с тихим: «Мне пора к другим пациентам. Я зайду к тебе позже», но он не знает, как она собирается работать — ее лицо было… таким.
Но не настаивает. Только тихо вздыхает и ждет.
Ему ничего не остается, кроме как копаться в своей голове, мягко перебирая приятные воспоминания, и старательно говорить себе, что это именно воспоминания, а не плод его воспаленного сознания. Очень старательно пытается воскресить в памяти прикосновения, запахи и все-все чувства, потому что если не получится, то этого, наверное, не было.
У него получается.
Страх, боль — отвратительно, но он помнит, как хрустнуло его плечо в тот раз, когда его откинуло Бомбардой. Помнит так же, как сковывало сердце, когда он слышал истошный, раздирающий глотку крик Гарри.
Он помнит счастье и комфорт от объятий с Теодором. Помнит свою ласковую улыбку от фотографий, которые делает Блейз, и от его дурацких, абсолютно непотребных шуток. Он помнит тепло, которое расцветает в сердце каждый раз, когда Панси берет его руку в свои ладони и начинает вырисовывать кружочки подушечками пальцев.
Драко вспоминает удовлетворение в гудящих мышцах после дружеских (ах, в самом начале это была только дружба) спаррингов с Поттером, когда они вместе учились и тренировались в Академии. Помнит урчащий, чуть колкий смех в глубине души, когда у него была возможность вставить свое язвительное «я» в разговоры золотого трио — и всем было комфортно услышать это, потому что это не воспринималось как угроза. Помнит каждый раз, как у него кружилась голова от обилия рыжего, когда он вместе с Роном заходил в магазин близнецов Уизли, и они постоянно менялись местами так, что двоилось в глазах. (Буквально)
Сейчас, когда он здесь, все, что было в его голове, кажется до безумия плоским и ненастоящим.
В какой-то момент Малфой вдруг понимает… что не помнит ни единого лица? Он не помнит. Он не помнит, как выглядели люди там, кто-то помимо его друзей. Он отлично помнит тупой шрам тупого Поттера, прекрасно может рассказать, какие волнистые каштановые волосы были у Гермионы и какое идиотское иногда выражение лица у Рона — что у него даже были веснушки. Он помнит, как глубокие глаза Теодора впивались в него, как Панси стучала ноготками в раздражении и поджимала губы правильной формы и накрашенные темной помадой, он помнит особенную ямочку Блейза и помнит блеск его глаз.
Но он совершенно не может вспомнить лиц учеников. Он не может вспомнить лиц учителей. Как будто по коридорам он ходил мимо манекенов, у которых вместо лица — просто кожа со впадинами.
Думая об этом, Драко вдруг понимает, что так и было. Ему становится жутко, когда он понимает это. Он стискивает пальцами одеяло и почти задыхается.
Драко не хочет возвращаться туда. Драко не хочет засыпать снова.
***
Вечером Гермиона и правда приходит снова, наверное, в конце смены. Она находит Драко уставившимся в пространство напротив себя, и неприятные мурашки проходятся по ее рукам, когда она видит его пустые серые глаза.
— Драко? — он дергается от звука ее голоса, хотя она старалась сделать это насколько возможно мягко и тихо.
Малфой оглядывается и покручивает кольцо, оглядывая ее в ответ. Она выглядит лучше, хоть и такой же уставшей. Но менее эмоционально вымотанной — Драко думает, это потому что она убедила сама себя, что тот факт, что Драко вообще очнулся от этого кошмара — это уже хорошо и откинула мысли о том, что именно в этом кошмаре было или есть какая-то другая причина?
— Как ты?
— Я думаю… — он затихает, чуть нервно облизывая губы и снова сжимая одеяло. — Я думаю, я не смогу спать.
Ему стоит быть честным, хотя бы сейчас. Он думает, это потому что он просто очень устал держать все накопленное в себе или потому что этой Гермионе говорить правду легче?
Ее зрачки чуть расширяются после его слов, и она вздыхает, подходя к его кровати.
— Я могу принести тебе Сон без сновидений, но думаю, ты не это имеешь в виду, — она снова выглядит грустной, и Драко правда жаль, что он расстроил ее. Кровать тихо скрипит, когда она присаживается и хватает его за руку — он почти засматривается на то, как контрастно выглядит ее загорелая кожа на его белой, с просвечивающимися венами. Выглядит еще более болезненно, чем есть, и он морщится. — Я знала, что это оставит последствия, даже если ты выберешься.
Драко усмехается уголком губ, улавливая то самое угасающее настроение Грейнджер из его снов — «даже если». Она правда уже не была так уверена, что справится, и за это Драко ненавидит ситуацию еще больше. Гермиона не должна сомневаться в своих силах.
— Я теперь еще и золотой ненавижу, — вяло шутит он, чуть сжимая ее руку. Пальцы у нее теплые, и это греет.
— Ты и до этого его не особенно жаловал, — она смешно сморщивает носик, вспоминая, как Драко, со своим утонченным и аристократическим вкусом в вещах (и своими неоспоримыми актерскими способностями), упорно доказывал Рону, что те обои, которые он выбрал в гостиную — с легкой позолотой в некоторых местах, которая Гермионе даже нравилась — абсолютно самая безвкуснейшая вещь из всех, что он когда-либо видел, и что Драко теперь разочарован в Роне еще пуще прежнего.
Никто ему, конечно, не поверил. Обои они оставили именно такие, и Драко каждый раз показательно фыркал. Это приятно вспоминать.
— Хочешь… — она чуть замокает, не уверенная, что может предложить что-то хорошее. Драко же внимательно вслушивается в звуки ее дыхания. — Я могу остаться с тобой, пока ты не уснешь?
Драко почти не думает, когда отвечает, если честно. Ему достаточно комфорта в сердце, который дарит одно присутствие Гермионы рядом, потому что она — всегда тепло.
— Хочу.
И она правда остается.
***
На следующий день к нему приходят и Панси, и Рон — удивительное дело, с чего это он вдруг подумал, что придет кто-то один?
Они галдят наперебой, хотя первые пару секунд стоит такая тишина, что Драко ненароком думает, что у них язык отнялся или на них Силенцио, на всякий случай наложенное Грейнджер. Глазеют еще, и Драко мягко смеется над тем, что у Панси дрожит нижняя губа, а у Рона — пальцы. Они так сильно обнимают его, и он так сильно ощущает их любовь, что у самого становятся чуть влажными глаза. (Он не может удержаться от того, чтобы сжать их в объятиях чуть сильнее, как будто мгновение, и их отберут — он правда так чертовски скучал по ним настоящим)
Они перебивают друг друга, рассказывая последние новости, — и постоянно касаются его. Рон взъерошивает его волосы по меньшей мере раза четыре, они несколько раз тыкают его и мягко подпихивают локтями, и Панси периодически, в моменты сильных эмоций, хватает его за руки. Драко счастлив видеть их улыбки, слушать их радостный голос и ощущать себя… комфортно.
Они говорят, что Блейз зайдет немного позже — магазинчик Уизли сейчас популярен, даже подышать невозможно спокойно, — и Драко кивает, старательно потом делая вид, что он вовсе не слышал скрипучего голоса Блейза, который просил его вернуться и его влажных глаз, когда он наконец обнял Малфоя.
Гермиона выгоняет его с мягким, дружеским ворчанием, только в конце свой смены, потому что Забини очаровал всех сотрудников и отказывался уходить в положенный срок.
Драко больно каждый раз, когда он видит глаза своих друзей, которым нужно уходить. Они смотрят на него так, как будто это не по-настоящему. (Где-то в глубине души, он тоже боится, что так и есть — это война заставила их перестать верить в чудо?)
***
Драко не спрашивает про Поттера. Никто и не поднимает эту тему, собственно, и это почему-то пугает. Он не понимает, почему они это делают и поэтому молчит тоже.
Хотя он помнит.
Он помнит, как он выглядит, что его шрам сильно побледнел за годы. Помнит его улыбку, и то, как он любит дразнить Драко. Помнит, какая горячая у него всегда кожа, и что ему нравится, когда Драко проводит по ней всей ладонью целиком. Помнит, как крик раздирал его горло в тот день и каковы на вкус его губы.
Хотя, конечно, хотелось бы освежить память.
Драко фыркает в ответ последней мысли, что за глупость в конце концов. Задумчиво оттягивая прядку отросшей челки, он думает, что вообще-то, ему официально можно думать такие мысли. Наверное. Можно же?
***
Приятная черта, которую старательно взращивал в себе Драко с того момента, как они с Гарри начали встречаться — умение сразу переходить к делу. Так делал Гарри — сразу в омут с головой, хотя и учился у Драко сдержанности в ответ.
Малфою всегда казалось это именно прыжком в холодную воду — воздух застревает в горле, как только хочешь начать говорить, кровь разгоняется и шумит в ушах. Со временем, ему даже стали нравиться эти мгновения, хотя поначалу было ужасно трудно заставить себя сделать то, что нужно.
Сейчас определенно легче. Драко глубоко вдыхает и выдыхает, поднимая глаза, когда Гермиона открывает дверь в его палату ранним утром. Он выглядит решительным, и Гермиона уже собирается говорить ему очередное «Нет, Драко, тебе пока нельзя выходить из палаты, нет, не потому что я тебя ненавижу, нет» и все в таком духе, но он удивляет ее. Она хлопает глазами, совсем по-дурацки, еще несколько секунд после того, как Драко, чуть осипшим голосом, выпаливает:
— А где Поттер?
И выглядит еще после этого как ребенок, у которого осталась одна конфета, остальные отняли, и если что, то он будет за нее драться.
(Гермиона ему, конечно, этот взгляд из-под бровей будет еще долго припоминать)
— Дома твой Поттер, — чуть ворчит она, перебирая бумажки в руках. Драко выдыхает, потому что она не выглядит так, будто он успел за неделю смертельно где-то заболеть, а Драко не сказали. Она выглядит точно так, когда Гарри делает что-то очень по ее мнению тупое (Драко с ней в такие моменты обычно солидарен), и ей это не нравится. Гермиона вздыхает, и поднимает на него глаза, быстро облизывая губы, прежде чем начать говорить. — Он проторчал тут очень много времени. Он почти не отходил от тебя, а если отходил, то скорее всего был не дома, а искал информацию. Так что… — она чуть улыбается, с легким оттенком самодовольности. — Я отправила его домой. Почти силой, если тебе интересно. И к нему приставлен Рон — чтобы Гарри точно сходил в душ, поел и лег наконец спать.
Драко улыбается, успокоившись. Значит, совсем скоро они увидятся. У Малфоя заранее чешутся руки и, самую малость, губы.
***
«Совсем скоро» случается через два дня — что-то Драко подсказывает, что Гарри не рассказывали специально, иначе бы этот импульсивный придурок аппарировал бы в палату в ту же секунду — и не важно, в каком он был виде, даже будь он с пастой на щеке или в одних только трусах. (Драко на самом деле прав, ведь он хорошо знает своего мужа)
В тот момент Драко встает пройтись — он ненавидит восстановительный отпуск почти так же сильно, как и Гарри, который никогда особо свою жопу на месте более одного дня удержать не мог. Драко вот тоже не может — Гермиона все еще не выпускает его дальше палаты, да и Драко сам понимает, что вряд ли сможет — мышцы дрожат от напряжения даже если он просто проходится по палате — а именно это он и делает каждый день, чтобы все вернулось в норму.
Дверь открывается, и Драко, через секунду только думая повернуться, сразу начинает бубнить, как его заебало, что он ни черта не может и «Скажи-ка мне, Гермиона, когда я смогу нормально колдовать, у меня руки чешутся подпалить какого-нибудь мерзавца Инсендио». Это оказывается не Гермиона. Не совсем, хотя близко.
Хриплый, чуть сорванный как будто, голос Гарри Поттера раздается за его спиной, надломленное и потерянное: «Драко?..», заставляя буквально окаменеть на секунду. И он разворачивается на сто восемьдесят быстрее, чем когда-либо в свой жизни.
Гарри. Стоит прямо там — чуть бледнее, чем обычно, возможно, от волнения, и глаза, его чертовы зеленые, яркие зеленые глаза чуть блестят, глядя на Драко, и в них такая тоска — Драко не сможет объяснить, что именно он увидел в этом, однако он почувствовал то же самое. Как будто без Гарри все равно было не то, как будто без его дурацких взъерошенных волос и поблекшего шрама мир был все равно неполный и неправильный.
Поттер почти сносит его, когда налетает с объятиями и утыкается ему в шею, крепко оплетая руками. Что-то шепчет, касаясь кожи губами, почти полубредово. Драко улавливает отрывки: «Думал потерял… Так люблю… Драко?». Малфоя с ног до головы бросает в мурашки, стоит ему только ощутить знакомый запах и тепло его тела.
Драко, черт, тоже начинает плакать, и Гермиона тактично прикрывает за собой дверь, только собираясь войти.
***
Поттер не выпускает его из своих объятий все то время, что сидит в палате — несколько раз он чуть не выгонял медсестер, однако аргумент о том, что они следят за здоровьем Драко чуть поубавил его пыл. У Драко уже скулы болят, а ведь казалось, что он не улыбался так много уже целую вечность. Два месяца всего.
Поцелуи у них с Гарри все такие же пылкие — первые несколько на вкус отдавали отчаянием. Теперь Драко может освежать свою память сколько угодно, урчаще думает, когда Гарри руками зарывается в его отросшие волосы и мягко массирует кожу головы. Так даже не страшно и заснуть, сонно продолжает размышлять.
Гермионе приходится уйти снова — она фыркает, когда открывает дверь и ее встречает умиротворенное сопение и довольная лыба лучшего друга. Это хорошо, она правда так думает, Драко определенно лучше — цвет его лица теперь действительно можно назвать цветом — да и Гарри не выглядит… увядающим и утопающем в своем горе.
Это определенно хорошо, заключает Гермиона, рассеянно вспоминая умиротворенное лицо Драко во сне.
***
Медленно, но верно состояние Драко выравнивается. Гермиона дает разрешение на возобновление тренировок — «Но только осторожно, Господи!», он усердно пьет зелья и восстанавливает магический резерв и, в конце концов, уже простенькое «Акцио» не вызывает никаких проблем, как и было до.
Конечно, все идет не гладко. Ему снятся кошмары, и это не то, чтобы мило. Кошмары были и раньше, разве что о других вещах, но после всего, что произошло, он не может разобраться, сон это или нет. Гарри терпеливо напоминает ему каждый раз — аккуратно и нежно рассказывая вещи из их жизни, мягко обнимая и окружая ощущением присутствия, и Драко, он так благодарен за это? Без Гарри было бы сложно.
Друзья тоже помогают, конечно. В конце концов у него складывается ощущение, что все это время все только и делают, что носятся с ним. И это приятно, безусловно.
Приятнее было бы только раскрошить черепушку Джека. Или это слишком просто? Да, слишком легко и менее мучительно, чем ему хотелось бы.
Спустя две недели восстановительного режима Драко наконец спрашивает.
— Джека еще не посадили в Азкабан? — совершенно отвлеченно, поправляя манжеты собственного рукава и не глядя на то, как сжимаются в тонкую полоску губы Гарри.
— Нет, — почти цедит. Ох, как он зол и горяч, Драко почти тает. Ключевое слово почти, собственно говоря. Драко заканчивает поправлять одежду и прямо взглядывает в глаза Поттера. — Пока что его держат в тюрьме в Аврорате, потому что дело еще не закрыто и его главного не нашли.
— В таком случае… когда мне можно будет совершить экскурсию в его камеру?
***
— А ты живучий для такого хиленького паренька, — мерзко ухмыляется побитый с последней их встречи Джек.
Драко рассеянно думает о том, кто его так основательно разукрасил — вполне очевидно, что был Поттер, его же отстранили от дела после этого, а может быть и Рон ему помог. Малфой пробегается взглядом по синякам на его лице, по скованной позе (Черт, Поттер, по ребрам?), по наручникам на его руках, что сдерживают его магию и не позволяют ей пользоваться, и отмечает это все отстраненно.
— Я передам ваши рекомендации своему тренеру, спасибо за участие, — сухо говорит Драко, не сводя ровного взгляда с этого паршивца. Перед глазами на секунду встает золотая вспышка заклятия, так неудачно его повалившего, и он рефлекторно напрягается. Что, ясное дело, не избегает противного взгляда этого говнюка.
— О, так тебя все же почти доломало, — как будто бы зная, что с Драко происходило, с абсолютно ублюдочной интонацией проговаривает Вязальщик. Ну, думает Драко, в целом логично, ведь он ставил опыты со своими заклятиями на других людях.
Драко… Драко на самом деле может сказать, что он ненавидит этого человека. Не так, как он ненавидел Поттера — прямо настоящей, черной ненавистью. Рассматривая этого человека, словно он кролик под микроскопом, Драко внезапно вспоминает сколько он знает заклинаний для особенно жестоких допросов и сколько черномагических заклятий хранится в Малфой-мэноре, и которые Драко тоже прочел. Не практиковал, конечно, но всегда же есть возможность, да?
Малфой совсем не упускает из виду то, что Рон стреляет на него взглядом и как начинает дымиться за его плечом Поттер. Вот же блять, что еще скажешь. Драко устало вздыхает, подтаскивает стул и садится на него на манер ковбоя — так выглядело всегда эффектней.
— Ну, твое проклятие та еще забористая хуйня, конечно, — выдыхает очень фамильярно Драко, совсем больше не чураясь материться на допросах. Сейчас ему, ну честно, очень похуй на такое. Джек пялится на него слегка ошарашенно первые секунды, но потом берет свое лицо, если это можно так назвать на данном этапе, под контроль. Улыбка у него все же остается с оттенком рассеянности. — Но у меня получилось выехать на желании жить. А ты что думал? — и скалится довольно ему прямо в лицо.
— Жаль, я уж думал, в Аврорате на одного работника меньше, — снова мерзкая ухмылка, из-за которой ему тут же хочется врезать ему в лицо, чтобы она наконец пропала. Сделать из этого месиво, чтобы было не различить, где рот, нос или глаза. На секунду, Драко овладевает ярость, почти всепоглощающая. Однако, ему довольно быстро удается взять себя в руки — Малфой он или кто? Он резко выдыхает и прикрывает на секунду глаза.
Где-то в глубине души он благодарен, что Гарри, что Рону, что они позволяют ему говорить и держать ситуацию в своих руках — он знает, что у них уже, вероятно, трясутся руки от того, как сильно хочется сдать этого парня в Азкабан.
Это его в любом случае ждет, конечно. В дело вернулся Малфой, и у него больше нет шансов.
— Знаешь, — почти незаинтересованно тянет Драко, вставая со стула. Он приближается к Джеку медленно, что подчеркивает его неотвратимость, и Томас, представьте себе, почти вызывающе пялится в его глаза. Гарри тихо окликает его со спины, но Малфой не слышит. — я ведь так много раз прокручивал в голове тот момент, — говорит Драко.
Все в комнате замирают. Драко наклоняется так, чтобы его лицо было на одном уровне с глазами этого проклятого Вязальщика — они светло-серые, какие-то совсем непримечательные. Драко смотрит в глаза человека, который чуть не свел его с ума и собирается сделать тоже самое.
— Я так много раз вспоминал тот момент, когда ты решил проклясть того парня, — Драко улыбается, и в его глазах загорается безумный огонек. Джек Томас вздрагивает. — Я помню, что именно ты сказал, как звучало проклятие. Я помню, какие именно движения были у твоей палочки, — Драко говорит тихо, почти вкрадчиво и продолжает улыбаться. Джек сам виноват в том, что происходит. Это ведь его рук дела. И все же, он начинает трястись, и как же Драко это нравится. — Я помню каждую чертову деталь, — шепчет, и улыбка его выглядит пугающе.
Джек начинает отползать от него, в самый угол своей кушеточки, не то, чтобы ему это хоть как-то поможет, конечно. Драко распрямляется всем своим ростом.
— Жалко, не правда ли? — и чуть склоняет голову на бок, продолжая улыбаться.
Рон тихо присвистывает, и Гарри вздыхает. Что ж. Хорошая встреча получилась, да.
***
Они выходят из его камеры, и их тройку провожают взглядами охранники, что были приставлены следить за преступниками. До того, как дверь закрывается, из камеры слышно прерывистое дыхание и тихий вой. Драко пожимает плечами на поднятые брови в ответ.
Они идут в тишине — только несколько их коллег подходят поздороваться и поздравить Драко с выздоровлением, но в целом они идут в тишине, и это комфортно. Драко рассеянно размышляет, все ли готово из тех продуктов, что Тео попросил купить, чтобы приготовить ужин сегодня на всех, а потом прочно утыкается взглядом в форму Авроров.
— Он жив, кстати? — внезапно спрашивает Драко, когда они уже подходят к своим кабинетам.
— Кто? — после небольшой паузы спрашивает Гарри, переглядываясь с Роном. Драко видит в этом не то попытку понять, о ком он говорит, не то просто проверку, что Драко опять поехал крышей, и им не кажется.
— Парень этот, — Драко тоже смотрит на них обоих, поочередно. Потом начинает щелкать пальцами, в попытке вспомнить. — Новобранец, я не помню его имя. Заклятие должно было быть его.
— Блять, — фыркает Рон. На лице Гарри расцветает глупая улыбка, и они снова переглядываются. — Жив, конечно. И забрал документы, больше он Аврором не работает.
Драко улыбается и кивает. Ну и хорошо.