Work Text:
— Спасибо за кофе, Джим, — рассеянно пробормотал Дэниел и тут же поморщился, проклиная свою никак не желающую вести себя прилично память. — Джек. Чёрт. Извини. Спасибо за кофе... Джек.
Лицо Джека неестественно перекосилось в вымученной пародии на улыбку. Он помотал головой, словно пытаясь отогнать от себя невидимую муху, молча развернулся и вышел из кабинета.
Откуда вообще он взял этого «Джима»? Джек, Джек, Джек. Джек О’Нилл, полковник Джонатан «Джек» О’Нилл — Дэниел на все лады повторял это имя вслух и про себя, чтобы в следующий раз уж точно не ошибиться. И всё равно до сих пор оговаривался, вызывая страдальческие гримасы на лице Дж... Джека, безуспешно пытающегося изобразить, что его это никоим образом не задевает. О, его это ещё как задевало, и Дэниел искренне хотел исправиться, перестать столь бессмысленно мучить человека, ничем, насколько Дэниел помнил, не заслужившего этого. Впрочем, помнил Дэниел пока не очень много, и в этом-то как раз и заключалась проблема.
Память возвращалась причудливым образом — воспоминания о прошлой жизни то вспыхивали в голове отдельными крошечными искрами, никак не связанными друг с другом, то вдруг наваливались на него огромным снежным комом из лиц, событий и слов, каждое из которых тянуло за собой другие.
В свою первую ночь на Земле Дэниел вспомнил Ша’рэ. Он заснул, сжимая в руке принесённую Джеком фотографию, и она взметнулась вдруг стремительным и нестойким песчаным вихрем, зазвучала в его мозгу плавным мягким языком Абидоса, мёртвым на Земле языком, внезапно ожившим по ту сторону Звёздных Врат. И, проснувшись, несколько чудесных радостных минут Дэниел был абсолютно счастлив, пока не вспомнил, что язык этот снова мёртв, мёртв навсегда, как и его прекрасная, смелая и страстная жена, и весь её народ, и вся её планета.
Вместе с воспоминаниями о Тил’ке к нему вернулось знание языка гоа’улдов — лаконичного, отрывистого и многозначного, противоречивого, как и его собственные чувства к преданному джаффа. Сэм Картер проступила в памяти картушами с адресами Звёздных Врат, зажглась символами на них, логичная, рациональная и надёжная, и Дэниел рассмеялся, вспомнив своё первоначальное предположение о том, что с Сэм его связывают романтические чувства — он любил её, но любил как родную сестру, которой у него никогда не было. Он вспомнил сдержанную, но тёплую заботу генерала Хэммонда, и всегда профессиональную и строгую, но при этом неизменно внимательную Джанет Фрейзер, он вспомнил даже Джонаса Куина, несмотря на то, что бедняга явно избегал его, чувствуя то ли вину за события, приведшие к смерти Дэниела, то ли неловкость от того, что занял его место в команде.
И лишь полковник Джек О’Нилл по-прежнему оставался полной загадкой, неизвестными знаками неведомого алфавита, рассыпался кусочками глиняных табличек, наотрез отказывающимися хоть как-то стыковаться друг с другом и складываться во что-то целое. Джек был Розеттским камнем, на котором все три текста были не только написаны на совершенно незнакомых языках, но и были абсолютно разными. На первый взгляд простой и незамысловатый, как буквы Древних с их прямыми углами, он никак не поддавался расшифровке — в нём было слишком много страниц, а у Дэниела было слишком мало времени, и замок, нависший над обрывом, стремительно рушился и падал в бушующий под ним океан.
Джек в воспоминаниях Дэниела порывисто прижимал его к груди и смеялся от радости, ласково трепал его по волосам, заботливо поправлял ему очки. Джек стоял на коленях у его ног, весь в грязи, стонущий от боли, и умолял Дэниела о чём-то. Джек вдруг резко выбрасывал вперёд руку и безжалостно расстреливал его в упор из пистолета. Джек смотрел на него чужими холодными глазами поверх горлышка пивной бутылки и говорил: «Значит, не было никаких оснований у нашей дружбы». Джек смотрел на него с лёгкой озорной улыбкой и говорил: «Ты будешь скучать по мне». Медленно снимал с ноги ботинок и бросал его в Дэниела. Сгорбленный и словно постаревший сидел на стуле у его кровати. Кричал на него, яростно спорил и размахивал руками, нежно покачивал его, как ребёнка, в своих объятьях, осторожно отводил мокрые от пота пряди волос, прилипшие ко лбу, и успокаивающе шептал: «Я знаю, Дэнни, я знаю, что ты чувствуешь».
Иногда Дэниелу удавалось ухватить мимолётное ощущение какой-то странной «правильности» — например, когда вся его команда шла по запутанным коридорам комплекса в горе Шайенн, и Дэниел случайно оказался за плечом у Джека — так близко, что чуть не врезался ему в спину, когда тот резко остановился перед лифтом. Идти или стоять за плечом Джека казалось естественным. Время от времени Дэниел остро ощущал и «неправильность» — когда Джек выходил из зала совещаний, из столовой или из раздевалки, не дожидаясь его, или неловко стоял посреди кабинета Дэниела, не прикасаясь ни к одному из многочисленных артефактов, разбросанных по столам и полкам. Дэниел почему-то был уверен, что Джек должен постоянно хватать его вещи, вертеть их в руках, подбрасывать и, посмеиваясь, прятать за спиной при попытке отобрать их у него.
А ещё в памяти постоянно возникало большое толстое стекло между ним и Джеком, которое он то ли разбивал, то ли наоборот разбить не мог, и в голове стучало: опасность, излучение, смерть, и он должен был спасти кого-то, потому что жизни многих людей были гораздо важнее его собственной жизни, а нужды многих важнее нужды одного человека — ты ведь понимаешь это, правда же, Джим? А потом в тело впивались тысячи невидимых иголок, и он лежал на земле голый и дрожащий от холода, пока уверенные сильные руки не поднимали его и не подталкивали мягко в сторону переливающихся холодным синим светом Звёздных Врат.
«Джим. Тебя зовут Джим», — говорил Дэниел, стоя среди улыбающихся ему незнакомых людей, и все они прикасались к нему, и смеялись, и плакали, но только не Джек — Джек стоял в стороне от общей радостной суеты и напряжённо ждал чего-то, не сводя с Дэниела пристального тревожного взгляда.
И будь он проклят, если он понимал, что это всё значило.
Джек вёл себя так, будто у него были какие-то особые таинственные права на Дэниела. «Даже меня не узнаёшь?» — спрашивал он, и его уязвлённый и обиженный вид буквально кричал о том, что узнать его Дэниел обязан был даже в тёмной комнате с завязанными глазами.
Джек вёл себя так, как будто они с Дэниелом были абсолютно чужими людьми — говорил с ним вежливо, но отстранённо, полностью закрывался, если Дэниел вспоминал вдруг какую-то личную деталь из их общей истории, всегда спешил выйти из помещения, если они с Дэниелом случайно оказывались где-то только вдвоём.
Все на базе — от генерала Хэммонда до сотрудников столовой — вели себя так, как будто Дэниел был какой-то неотделимой частью Джека, принадлежавшей ему целиком и полностью. «Полковнику О’Ниллу... сказать полковнику О’Ниллу... когда его увидит полковник О’Нилл...», — шептались между собой члены обнаружившей его на планете Виз Убан команды ЗВ, и после этого Дэниел не переставал слышать вокруг себя сплошные «полковник, мы нашли кое-что, что вы захотите увидеть», «полковник О’Нилл, доктор Джексон совершенно здоров», «Дэниел вышел из своей комнаты и направляется в столовую, сэр», «извините, доктор Джексон, мы должны сначала спросить разрешения у полковника О’Нилла» и так далее такое прочее. Через несколько дней Дэниелу уже начало казаться, что полковнику О’Ниллу докладывают, что, когда и в каких количествах он ест и пьёт, сколько раз за день посещает уборную, и какого цвета он надел сегодня носки. Не исключено, что так оно и было на самом деле.
Джек, как Дэниел, воспользовавшись благорасположением медсестёр в лазарете, подсмотрел в своей медицинской карте, официально считался лицом, имеющим право принимать решения по поводу его лечения. На командных фотографиях, которые Дэниел нашёл у себя в компьютере, они с Джеком всегда стояли рядом. Джек целый год хранил личные вещи Дэниела, хоть тот и считался погибшим. Джек... Джек как будто бы пронизывал собой всю его жизнь. Возможно, про романтические отношения нужно было спрашивать вовсе не у майора Картер, с нервным смешком подумал Дэниел. Он некоторое время пытался представить себе реакцию Джека на такой вопрос, но детальнее и ярче всего в его воображении при этом всегда получался верный Р-90 в руках полковника, так что, по здравому размышлению, он решил не рисковать.
После завершения миссии на корабле Анубиса на базе устроили небольшой фуршет. И хотя официально считалось, что он проводится в честь возвращающегося на свою родную планету Джонаса, Дэниел чувствовал себя главным гвоздём программы. Все пытались прикоснуться к нему, словно хотели убедиться, что он действительно настоящий. Даже Хэммонд то отечески похлопывал его по плечу, то смахивал с его одежды невидимые пылинки, и при этом так часто называл его «сыном», что Дэниел уже начал было беспокоиться, не забыл ли он, кроме всего прочего, и чего-то важного о своих родственных отношениях с генералом.
И только Джек по-прежнему держался на расстоянии и засовывал руки в карманы каждый раз, когда оказывался рядом с Дэниелом, будто бы хотел исключить возможность даже случайных прикосновений между ними. Если Джеку было настолько некомфортно рядом с ним, зачем же тогда он так уговаривал его вернуться на Землю?..
— Джи... Джек сердится на меня? — спросил Дэниел у Сэм, когда она в очередной раз подошла к столу якобы за ещё одним кусочком пирога, а на самом деле для того, чтобы незаметно, как ей казалось, потрогать своего воскресшего товарища за рукав. — Я... обидел его чем-то, когда был... ну, ты понимаешь? Или, может быть, мы поссорились с ним до того, как я умер?
— Сердится на тебя? Полковник? — в глазах у Сэм было не просто искреннее удивление, она выглядела так, словно Дэниел сообщил ей, что Земля плоская, солнце встаёт на западе, а Звёздные Врата квадратные. — Конечно же нет! Почему ты так решил? Он ужасно счастлив, что ты вернулся к нам, Дэниел. Ты себе не представляешь, как нам всем было тяжело, и как полковник переживал и...
— Именно, — поддержал её Тил’к. — О’Нилл словно страдающий психическим заболеванием рад, что ты снова с нами, ДэниелДжексон.
— Безумно рад, — рассмеялась Сэм. — Ты хочешь сказать «безумно рад», Тил’к.
— Я так и сказал, — с достоинством ответил джаффа.
Джек в это время закончил беседовать о чём-то с генералом Хэммондом, повернулся и посмотрел на Дэниела... осуждающе? Гневно? С горечью и разочарованием? Так, будто каждая секунда, проведённая в одном помещении с Дэниелом, причиняла ему невероятные мучения?..
Да, Сэм, ты права, лицо полковника определённо прямо-таки светилось счастьем.
* * *
— Выключай это. Пойдём.
Дэниел едва не подпрыгнул на стуле. Интересно, это в спецназе людей обучают подкрадываться так незаметно или в академии военно-воздушного флота? Или же это было личным врождённым умением полковника Джека О’Нилла — совершенно внезапно оказываться вдруг в мыслях Дэниела или за его спиной в его же собственном кабинете?
— Пойдём? Куда? Я не могу сейчас. Я ещё не доделал этот пере...
— Переводу придётся подождать, потому что у тебя сегодня выходной. Не-а, не-а, нет! — Джек предупреждающе выставил у него перед носом указательный палец. — Возражения не принимаются. Я уже договорился обо всём с генералом. Выключай компьютер и пошли.
Память по-прежнему серьёзно подводила Дэниела, но что-то подсказывало ему, что спорить с командиром ЗВ-1 в таком состоянии было абсолютно бессмысленно, и, бросив последний тоскливый взгляд на свой перевод, он подчинился. Они с Джеком молча переоделись в штатское, в полной тишине поднялись на лифте, расписались во всех нужных журналах и вместе вышли на поверхность.
— Залезай, — буркнул Джек, открывая перед Дэниелом пассажирскую дверь своего джипа, и за всю поездку больше не произнёс ни единого слова. По напряжённому выражению его лица было совершенно невозможно угадать его намерения. Они выехали за пределы Колорадо-Спрингс, и в воображении Дэниела стала лидировать версия «отвезёт подальше от базы, заведёт в глухой лес, пристрелит и закопает под неприметным кустом». В том, что Джеку удастся провернуть всё это без особых усилий и не вызвать при этом подозрений у начальства и полиции, он почему-то даже не сомневался. Он несколько раз открывал рот, чтобы начать разговор, но так и не решился ничего сказать.
Часа через полтора они стояли не в глухом лесу, а под светлыми прозрачными сводами денверского городского океанариума, и над их головами проплывали разноцветные рыбы. Дэниел растерянно комкал в руках билеты и выданные им при входе яркие буклеты «Колорадского океанского путешествия» и уже несколько минут читал одну и тут же табличку про жизненный цикл некой аурелии ушастой, не понимая ни слова.
— Китов у них нет, — сказал Джек почему-то извиняющимся тоном, сосредоточенно глядя в глаза подплывшему к стеклу скату, — зато есть акулы. Я знаю, что акулы — это немного неканонично и угрожает нашим конечностям, но за дополнительную плату можно взять акваланги и поплавать с черепахами. Черепахи тоже, конечно, не киты, но... Ты можешь представить себе расу космических черепах? — он будто бы всерьёз задумался над этой проблемой, яростно потирая шею — жест, за которым, как уже то ли вспомнил, то ли узнал заново Дэниел, Джек обычно скрывал волнение. — Неважно. Вообще-то я хотел отвезти тебя в Сан-Франциско, чтобы всё было совсем правильно, но вечером проводы Джонаса, мы могли не успеть, а я не мог больше ждать, поэтому пришлось ограничиться денверским...
— Подожди, постой, — Дэниел полностью перестал ориентироваться в происходящем. — Какие киты, какие акулы? Почему Сан-Франциско?.. Что... что мы вообще делаем в океанариуме?
— Я наконец-то понял, — скат лениво взмахнул хвостом и отвернулся от стекла, лишив Джека уважительного предлога не отрывать взгляда от аквариума. — Почему ты называл меня Джимом всё это время. Это... это так... я должен был сразу догадаться.
Он внезапно подошёл почти вплотную, протянул руку и осторожно коснулся волос Дэниела, обвёл большим пальцем контуры его уха. От его чуть дрожащей ладони, задержавшейся на шее Дэниела, горячими зигзагами разбежалось по всему телу тепло, и в голове яркой вспышкой зажглось воспоминание о том, как разрозненные точки на Вратах вдруг сложились в знакомые созвездия, а на неподвижном и лишённом эмоций лице сурового полковника впервые проступило еле заметное одобрение.
— Немного не той формы, мистер Спок, — сказал Джек, и впервые с тех пор, как они вернулись с планеты Виз Убан, его лицо озарила по-настоящему открытая и лёгкая улыбка, сразу сделавшая его лет на десять моложе. — Но до меня всё же дошла суть вашей аллюзии.
— Что ты... — начал Дэниел, но тут глаза его удивлённо округлились. — Не может быть!
— Не можешь поверить в то, что я знаю слово «аллюзия»? Я поражён в самое...
— Я был и всегда буду... твоим другом, — медленно произнёс Дэниел, и в тот же момент обнаружил себя крепко прижатым к кожаной куртке и к слегка колючей щеке, а Джек О’Нилл вдруг собрался из хаотично разбросанных кусочков мозаики целиком и полностью — от первого оценивающего, настороженного взгляда до болезненной, вымученной прощальной улыбки в зале Врат.
— Дэнни, — Джек уткнулся носом куда-то между плечом и шеей Дэниела, и тот скорее почувствовал его слова, чем услышал их. — Я тоже, Дэнни, я тоже.
— Капитан, пожалуйста, не при клингонах, — улыбнулся Дэниел, не предпринимая, впрочем, никаких попыток освободиться. В середине рабочего дня в аквариуме было не так уж много посетителей, и кроме вернувшегося ската и подтянувшейся к нему стайки мелких оранжевых рыбок их сейчас никто не видел.
— Это уже из пятой части, невежда, — горячо прошептал Джек ему в ухо, разжал объятья и парой неловких движений попытался разгладить на Дэниеле помятую одежду. — Так что — мы пойдём спасать этих чёртовых космических китов, в смысле, черепах, или нет? У них тут есть ресторан прямо внутри аквариума — обедаешь, а рыбы вокруг плавают. Надеюсь, там подают пиццу, а не только морепродукты. И да, ни за что никому не говори, что я смотрел «Стар Трек», это может плохо сказаться на моей репутации. Ты же знаешь меня и всю эту научную фан...
— Джек, любой, кто встречал тебя хотя бы раз в жизни, знает, что ты смотрел «Стар Трек».
— Правда?
— Правда. И когда я говорю «любой», я имею в виду не только жителей Земли. Ради всего святого, однажды ты пытался рассказать о клингонских обычаях отряду агрессивно настроенных джаффа! А ноксам доказывал, что они вылитые ференги, если обрить их налысо и сделать побольше уши! Ноксам!
— Ага, это ты тоже вспомнил. Пойдём дальше. Когда у меня день рождения?
— Джек!
— Любимый цвет Тил’ка?
— Дже-ек!
— Как зовут кота Хэммонда?
— Джеееееееееееееек!!!
— Дэниел? Ты наконец-то выучил моё имя! Я больше не Джим?
— Джек.
— Дэниел.
— Джек. У генерала Хэммонда нет кота.
— Слушай, а Картер кто, по-твоему — Ухура или всё-таки Скотти?..
Скат, аурелия ушастая и прочие обитатели океанариума обиженно уплыли в другую сторону зала. Эти странные люди, поглощённые только друг другом, определённо не собирались больше уделять им должного внимания.