Actions

Work Header

Герой не своего романа

Chapter 17

Notes:

* гарда (у веера) — крайняя лицевая пластина
* серебряный лян — денежная единица древнего Китая
* цикада символизирует в Китае вечную молодость и счастье, бессмертие, жизнь после смерти; драматическая ирония от автора

Chapter Text

* * *

Зато теперь он мог гулять.

Сюаньюй часто уходил на целый день, бездумно шатаясь по деревне, и возвращался лишь к самой ночи, а иногда и вовсе не приходил домой. По какой-то причине его тепло приняли в деревенской пивнушке, где собирались местные пьяницы. Сюаньюй их веселил своим присутствием, и они подзывали его выпить, а иногда даже покупали жареный арахис.

Он пил жадно, так, чтобы упасть и не вставать до утра, чтобы его не мучили видения, чтобы не вспоминать брата. Хозяин заведения, видно, жалел его, и если Сюаньюй забывался пьяным сном, то не вышвыривал на улицу, хотя по утру ругал последними словами и гонял на грязные работы — вымыть пол и столы. Сюаньюй безропотно делал, что велено, хозяин хмурился и бранился, что Сюаньюй безрукий и бестолковый, но после ставил перед ним тарелку с рисовой кашей.

Одним таким утром Сюаньюй проснулся не от грубого тычка хозяина, а от тихого постукивания фарфоровой чашки о дерево столешницы. Он услышал звук льющегося чая и мучительно приоткрыл глаза. Утренние лучи солнца прорезали белые полотна на окнах, колышущиеся от свежего ветерка. Над ним возвышался человек и, держа в одной руке веер, задумчиво обмахивался им, в другой руке он держал чайную чашку и время от времени делал глоток.

— Доброе утро, господин Мо, как вы спали? — спросил новый Глава клана Цинхэ Не.

Сюаньюй заставил себя сесть, но тут же почувствовал потребность немедленно выйти и побыстрее, потому что неожиданный его собеседник налил новую чашку чая. Он что-то промычал и, насколько мог быстро, поплелся до уборной на заднем дворе заведения.

— Господин Мо! — окликнул его Не Хуайсан. — Только вернитесь потом, как закончите свои дела, я хотел бы выпить с вами чаю!

Сюаньюй не представлял, зачем он понадобился молодому господину Не, но действительно вернулся, даже умылся водой из бочки, хотя пудра и румяна до конца так и не сошли с его лица, а только больше размазались. Сюаньюй опустился на низкую скамью напротив Не Хуайсана.

— Господин Мо, — сказал тот, обмахнувшись веером. — Вы знаете, кто я?

Его голос звучал приятно, без резких ноток. Кажется, собеседник Сюаньюя специально говорил тише, чем привык.

— Вы господин Не Хуайсан, новый глава клана Цинхэ Не, — ответил Мо Сюаньюй и облизнул сухие губы, смотря, как льется прозрачно-янтарная жидкость из маленького пузатого чайника в белую чашку.

— Прошу, — Не Хуайсан поставил наполненную чашку рядом с ним. — Или вы предпочтете вино? Хотите, я немедленно закажу…

И он уже поднял руку с веером, чтобы подозвать хозяина, когда Сюаньюй остановил его:

— Нет-нет, не надо, господин Не.

Чай приятно горчил, а Сюаньюй очень хотел пить. Он жадно, несколькими глотками осушил чашку. Не Хуайсан внимательно за ним следил, спрятав за веером усмешку.

— Еще? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, наполнил чашку Сюаньюя снова.

После первого порыва выпить ее также молниеносно, как и первую, Сюаньюй все же вспомнил о приличиях и, сделав два глотка, поставил перед собой.

— Зачем господин Глава клана Не хотел со мной встретиться? — спросил Сюаньюй, избегая смотреть в глаза.

— Пришел выказать вам соболезнования, господин Мо, — притворно-сочувствующе ответил Не Хуайсан.

— Соболезнования? — неуверенно переспросил Сюаньюй. — Почему?

— Как же? Недавно скончался ваш достопочтенный отец. Разве вы этого не знали?

В сердце Мо Сюаньюя это сообщение не откликнулось ни горем, ни жалостью. Лишь удивлением, что весть сообщает ему молодой Глава клана Не, пристально смотрящий сейчас на Сюаньюя.

Он вдруг подумал, что, возможно, это старший брат прислал к нему своего названного четвертого брата. Сердце Сюаньюя забилось чаще, и он спросил:

— Господин Не, это старший брат просил вас принести мне эту весть? Он… он хочет, чтобы я вернулся?

Не Хуайсан обмахнулся веером, его зрачки на секунду расширились и вновь сузились. Он коснулся края своей чаши кончиками пальцев и задумчиво обвел круг.

— Господин Мо, а вам не интересно, как умер ваш досточтимый отец?

Не Хуайсан говорил тягуче-медленно, совсем не так, как запомнил Сюаньюй. Не Хуайсан смотрел внимательно, будто снимал кожу. Краешек его веера коснулся нижней губы.

— Я помню этот веер, — невпопад сказал Сюаньюй. — Старший брат подарил его вам.

Не Хуайсан будто бы не обратил внимания на его слова, однако произнес:

— Удивительно, господин Мо, как это вы узнали, что Ляньфан-цзунь подарил его мне? Этот веер был без рисунка, а расписал его я сам.

— Я помню резную гарду*, — ответил Сюаньюй. — Помню как брат выбирал этот веер.

— Неужели! — изумленно воскликнул Не Хуайсан, хотя его глаза оставались холодными и темными, как панцирь скорпиона. — Я удивлен, господин Мо, ведь о вас ходили такие слухи…

— Какие? — тихо спросил он.

— Что вы не в себе, что вы больны рассудком, — заговорщически шепнул Не Хуайсан.

— Это так, — ответил Мо Сюаньюй. — Я болен, вы разве не видите?

— Но вы так удивительно точно запомнили такую незначительную деталь.

— Господин Хуайсан, тем днем я видел, как металлические птицы на шпильке хлопали крыльями, пытаясь взлететь. Тем же днем я бредил поцелуем бр… Я бредил, господин Не, — оборвал себя Мо Сюаньюй.

— Вот как? Удивительно! — воскликнул Не Хуайсан, но удивления в его интонации не было. — Подумать только! Литые птицы, хлопающие крыльями!

— Да.

— Вы знаете, я люблю литературу, господин Мо, а у вас такие странные фантазии! Мне было бы очень интересно послушать о них… Для литературного интереса.

Сюаньюй вздрогнул, вспомнив живых мертвецов, Баоцзы и отрезанную голову на своих коленях.

— Что с вами, господин Мо? Даже под слоем пудры вы побелели. Вам стало нехорошо?

— Это были ужасные видения, — сказал Мо Сюаньюй.

— И все же… — Не Хуайсан подался вперед. — Расскажите, господин Мо! Ведь сейчас лето и самое время для подобных историй.

— Зачем вам это? — затравленно спросил Мо Сюаньюй.

— Мы сидим в этом чудесном месте, пьем чай, разговариваем… Какие могут быть мотивы, кроме приятной беседы?

— Мои видения не то, о чем следует говорить за чашкой чая, — ответил Сюаньюй.

— Никогда в это не поверю. — Блаженно прикрыл глаза Не Хуайсан. — Что вам могло привидеться такого…

— Живые мертвецы в подвалах Благоуханного дворца! Мертвый ребенок-паук! Отрезанная голова Чифэн-цзуня! — выкрикнул Мо Сюаньюй и зажал свой рот ладонями.

— Отрезанная голова Чифэн-цзуня? — тихо спросил Не Хуайсан. — И где же вы видели отрезанную голову моего брата, господин Мо?

— Какая разница? — взяв себя в руки, потому что на них оглянулись двое прохожих, спросил Сюаньюй. — Это просто ночной кошмар, потому что потом я увидел то, что не могло быть правдой. Это все было бредом.

— Все? — уточнил Не Хуайсан.

Мо Сюаньюй вспомнил слова брата и мотнул головой. Его воспоминания были зыбкой трясиной, и он не представлял, где кочка, на которую можно ступить, а где лишь ее видимость.

— Откуда же вы знаете, что бред, а что нет? — спросил Не Хуайсан. — Скажите, а когда вы начали бредить?

— Я разучивал мелодию на колокольчиках ко дню рождения брата, сидел возле пруда и простыл.

— Отчего же вы сидели у прудов?

— Там был мальчик, Чэнмэй. Господин Сюэ. Он издевался надо мной, поэтому я играл возле прудов.

— Сюэ Чэнмэй?! Сюэ Ян?! — Не Хуайсан резко раскрыл веер так, что Мо Сюаньюй вздрогнул, испугавшись.

— Наверное, я помутился рассудком раньше. Господин Сюэ сидел тогда в тюрьме, я знаю.

Мо Сюаньюй тяжело вздохнул. Его легкие как будто что-то стягивало и не давало нормально дышать.

— Чэнмэй не плохой, иногда он делал что-то хорошее, пытался дружить… Я иногда скучаю по нему.

— Как интересно! — Веер Не Хуайсана нервно трепетал. — Какая поразительная история! Знаете, господин Мо, я люблю слушать истории. Если вы расскажете ее мне с самого начала, то я дам вам вот этот серебряный лян*.

Не Хуайсан положил монету на стол. Мо Сюаньюй подумал о том, что сможет прожить на эти деньги несколько месяцев, или пожертвовать монету богам, чтобы они позволили ему еще раз увидеть брата.

Мо Сюаньюй протянул руку за монетой.

— Господин Мо, только рассказывайте абсолютно все, без утайки… — мелодично протянул Не Хуайсан.

Сюаньюй начал рассказ.

* * *

— … А теперь братец Цзыюань избивает и забирает мои вещи… Даже А-Тун издевается надо мно! Господин Не, вы — любимый младший брат Ляньфан-цзуня! Господин Не, расскажите братцу обо мне! Попросите, чтобы он забрал меня назад. Я буду хорошим, послушным! Я не доставлю ему никаких проблем! Совершенно никаких! Пусть только братец заберет меня… Скажите ему, что я все понял, я все осознал… Я…

Не Хуайсан задумчиво смотрел некоторое время на Сюаньюя, постукивая себя по нижней губе сложенным веером. Затем он нервно раскрыл его и закрыл несколько раз.

— Господин Мо, но вы ведь уже осознали, что ваш брат хотел вас уничтожить. Так зачем же вы просите меня поговорить с ним, чтобы вернуться к нему?

— Он сделал так, потому что у него не было другого выбора. Если я стану хорошим, он будет ко мне снова добр… Разве нет? Разве не это он сказал мне? Я обязательно изменюсь и буду достойно вести себя…

Веер Не Хуайсана затрепетал, как крыло бабочки.

— Не думаю, что Цзинь Гуанъяо позволит тебе вернуться, — слова резали душу Мо Сюаньюя напополам. — Но, знаете, господин Мо… ваше положение вовсе не безнадежно.

— Чем же оно не безнадежно? Я вернусь домой, и тетка велит меня побить за то, что ночевал не дома, а потом ее сын придет поглумиться, или А-Тун запрет меня на несколько дней. Куда мне идти? Что мне делать?

Не Хуайсан покачал головой.

— Безвыходная ситуация… будь я на вашем месте, я бы… хотя нет… это ужасная идея!

— Какая идея? — спросил Сюаньюй. — Скажите мне, господин Не.

— Я бы отомстил обидчикам, — прямо сказал Хуайсан.

— Я слишком слаб, я не смогу отомстить.

— Но позвольте, ведь вы же обучались самосовершествованию. Вы говорили, что все же что-то можете даже и без золотого ядра. Разве нет? Был у меня один приятель, он много чего напридумывал, такой был выдумщик…

Мо Сюаньюй слушал внимательно.

— Да вы, в общем-то, не могли о нем не слышать, — беззаботно сказал Не Хуайсан, а затем, наклонился над столом и закрыл веером половину лица от обеденного зала таверны, хотя там еще никого не было, и прошептал:

— Старейшина Илина Вэй Усянь.

— Я расшифровывал его рукописи, — сказал Мо Сюаньюй. — Но как это может помочь?

— Вы разве не пробовали освоить этот путь культивации? — спросил Не Хуайсан.

Мо Сюаньюй молчал, в своем рассказе он старательно обходил эту тему, но Не Хуайсан все равно как-то понял, что он испробовал темное искусство.

— Ну, это не важно, — быстро проговорил Не Хуайсан. — Так вот. Была у моего приятеля одна безумная идея — призвать могущественного культиватора в свое тело, чтобы он отомстил его недругам. А самому отправиться на перерождение… Да только оставил ли он те записи… Даже если оставил, то где их теперь найдешь… Не так ли? — спросил Не Хуайсан, и его глаза сверкнули матовым блеском, как панцирь скорпиона.

Мо Сюаньюй точно знал, что эти записи есть. Он расшифровывал их несколько дней и помнил каждое слово оттуда. Сюаньюй почувствовал, как его щеки начали гореть от прилива крови. Он облизнул губы.

— Я помню эти записи.

— Неужели Вэй-сюн доработал тот ритуал?! — изумился Не Хуайсан. — Ужасно-ужасно и так глупо! Подумать только, отдать свое тело только затем, чтобы твоих врагов уничтожили…

— Да, — тихо сказал Сюаньюй. — Уничтожили… Уничтожили… Уничтожили… — повторил он, как эхо.

— Но что-то я засиделся здесь, господин Мо. Мне давно следовало отправиться в Ланьлин. Может быть… передать что-нибудь вашему брату?

Мо Сюаьюй качнул головой.

— До свидания, господин Мо, — улыбнулся Не Хуайсан, поднялся из-за стола и направился к выходу.

Мо Сюаньюй видел, как тот садится в крытую повозку, и как та трогается в путь.

* * *

К вечеру Сюаньюй напился и забыл думать об утреннем разговоре, который так сильно разбередил его душу. Ему удалось избегать встречи со слугами семейства Мо целых два дня, а на третий его приволокли в поместье, избили и заперли.

Сюаньюй рыдал до хрипоты, а потом, внезапно вспомнил о том ритуале и во всех подробностях стал представлять кровавую расправу над семейством Мо и А-Туном. Чем больше он представлял, тем больше приходил в возбуждение. Он не смог уснуть той ночью, забывшись сном только лишь к вечеру следующего дня. Успокоившись, он снова стал кротким и послушным, и вскоре его выпустили.

Сюаньюй жил дальше. Хорошие дни сменялись плохими, и чем больше было плохих дней, тем чаще он вспоминал о том ритуале. Сюаньюй даже записал его на бумаге по памяти и долго смотрел на записи.

В один из дней к нему в домик пришел братец Цзыюань и забрал у Сюаньюя последнее, что у него оставалось — кисти и тушь из чернил водяного гуля для создания печатей.

— Братец Цзыюань! Это мое! Это мои вещи! Отдай мне их! Это мои вещи! — Мо Сюаньюй попытался отнять их обратно, но сын тетки только оттолкнул его, и он упал, ударившись плечом об открытую дверцу шкафчика, где раньше хранил свои вещи. А потом получил еще удар ногой в грудь, отчего закашлялся так надолго, что и не заметил, как брат с дружками ушел, оставив его одного.

— Бедное создание…

Сюаньюй услышал шелест раскрывающегося веера и обернулся на звук. В проеме двери стоял Глава клана Не, хотя лица его Мо Сюаньюй не видел — слишком темно было в комнате.

— Господин Не, вас прислал брат? Он хотел что-то передать мне?! — с надеждой спросил Мо Сюаньюй.

Не Хуайсан прошелся по комнате, шелестя шелковыми одеждами и слегка обмахиваясь веером.

— Ваш брат никогда не пошлет за вами, господин Мо. Ваш брат хотел убить вас, а после вашего изгнания ни разу не вспоминал о вас.

Сюаньюй опустил голову и всхлипнул.

— Ему плевать на вас и на вашу судьбу. На что вы надеетесь, господин Мо?

— Я стану хорошим… Брат меня простит…

— Вы никогда не станете для него хорошим, господин Мо. Потому что дело не в том, насколько вы будете хорошим или послушным. Он планировал использовать вас, но у него не получилось. Ваш брат ненавидит вас.

— Неправда… — через силу выдавил Сюаньюй.

Не Хуайсан лишь хмыкнул:

— Вы и сами знаете, что это правда.

Не Хуайсан прошелся по комнате и бросил взгляд на исписанные и замызганные листы, которые Сюаньюй написал больше семи лет назад.

— Я больше не могу так жить, — обливаясь слезами сказал Сюаньюй. — Я больше не могу. Не могу.

— Вы можете отомстить, всего лишь пожертвовав свое тело, — произнес Не Хуайсан и положил исписанные листы бумаги на шкаф, но так неудачно, что они упали и от сквозняка разлетелись по всей хижине.

— Братец Цзыюань забрал у меня и кисти, и тушь, — Сюаньюй смотрел на плавно движущуюся фигуру Не Хуайсана, которая размывалась от его слез.

Глава клана Не подошел к нему почти вплотную, присел на корточки, запустил руку в волосы и положил перед Сюаньюем серебряную шпильку, с заточенным краем. Затем поднялся и молча вышел.

Сюаньюй смотрел на пустой проем двери, не понимая, был ли это реальный человек или видение. Шпилька лежала перед ним, поблескивая в тусклом свете хмурого дня.

Сюаньюй надрезал предплечье, набрал на пальцы кровь и очертил ею круг. Рисунок печати сам всплывал в его памяти, как всплывали в памяти лица людей, которые его обижали: тетки, Мо Цзыюаня, А-Туна, брата.

— Я не хочу умирать, — бормотал Сюаньюй. — Я не хочу отдавать тело, но я больше не могу так жить. Не могу. Не могу.

У него начала кружиться голова. Комната шаталась и кренилась то влево, то вправо, в глазах темнело. Как во сне он видел свою худую, бледную руку с закатанным рукавом и вторую со шпилькой, уже грязной от крови.

Сюаньюй присмотрелся к ней и рассмеялся: на другом конце была отлита крупная цикада. Ее железные крылышки дернулись, и по хижине раздался невыносимый стрекот.

Сюаньюй сделал первый надрез — тетка Мо, второй — дядька, третий — братец Цзыюань…

Рука Сюаньюя ослабла, мысли путались. Он услышал во дворе голос А-Туна и нанес еще один порез.

На улице поднялся страшный ветер, деревянные двери и ставни бились о косяки, отчаянно звенел колокольчик-фурин, разлетались листы бумаги, невыносимо громко стрекотала цикада на кончике шпильки.

Сюаньюй почувствовал, как на него обрушивается темная энергия.

Вэй Усянь! Вэй Усянь! Вэй Усянь!

Он забыл еще одно имя. Чье же имя он забыл?! Чье?

Мо Сюаньюя прижало к полу, в центре кровавой печати, а затем вздернуло, словно рыбу на крючке вверх, в воздух.

Сюаньюй обернулся и увидел свое тело, лежащее на полу, слегка шевельнувшееся, когда Сюаньюй бросил на него взгляд последний раз. Он улыбнулся — цикада перестала петь.