Work Text:
Страшно
Как люблю тебя
Страшно
Уберегу ли тебя я
Страшно
Стереть в песок твою судьбу
И свою
© Rozhden – Страшно
Пылинки медленно кружились в солнечном свете, проникшем сквозь щель между задернутыми шторами. Узкая полоска пересекала комнату от окна, переползала с пола на кровать и грела ноги даже через ткань. Гун Цзюнь перевел взгляд с танца частичек, за которым наблюдал несколько минут, обратно на лицо человека, спящего рядом.
Чжан Чжэхань спал на животе, подсунув обе руки под подушку, смешно уткнувшись в нее носом, от чего тот немного сплющился. Это была одна из самых прекрасных картин, которую Гун Цзюню доводилось видеть. Безмятежная и успокаивающая. И он старался запомнить всё: выбившуюся прядь на лбу, излом аккуратных бровей, смятый уголок губ, тень от ресниц на щеках.
Съемки дорамы закончились, показ закончилися, промоушн закончился. Даже концерты закончились. Это был финал. И что будет дальше – с ними – не понятно. Неизвестно и страшно.
Во время съемок это было хорошо – химия между ними в жизни ярко смотрелась на экране, и они позволяли ей быть. С концом съемок градус немного снизился, но не исчез: оба знали, что если сериал выпустят, предстоит продолжать отыгрывать на публику. С Чжэханем было весело и легко: играть в дораме, сниматься в рекламе, участвовать в шоу. Просто проводить время. Легко было целоваться до умопомрачения и зажимать друг друга по углам и в трейлерах.
Но иногда Гун Цзюнь не мог не задаваться вопросом: это правда он? Это его чувства или он поддался очарованию ситуации?
Ответа не была. То есть он, конечно, был, но признаться в этом было страшно. Потому что тогда всё станет слишком реальным. И страхи из абстрактно-бесформенных станут конкретными, жизненными.
Но человек перед ним… Сердце начинало биться быстрее при одной мысли о нем. Хотелось быть рядом. Хотелось, чтобы он прикасался, и касаться в ответ. Хотелось слушать его голос и смех. Хотелось плавиться мягкой карамелью от одного только взгляда.
Если они продолжат, это будет сложно, трудно. Страшно.
Они оба заслужили то, что получили после выхода дорамы. Они оба тяжело трудились для этого. И как же просто это будет потерять. Гун Цзюнь понял, что его пугает эта мысль, мысль о том, что из-за него Чжэхань может лишиться того, к чему так долго шел. Мысль о том, что он сам может оказаться в таком же положении, тоже пугала. Но он с удивлением обнаружил, что сильно меньше.
Отказаться от того, что застыло между ними, было бы просто и логично. Можно было бы сказать: «Но он не мог». Но он мог. Был уверен, что справится, как и Чжэхань. Дело было в том, что он не хотел.
– Ты просмотришь во мне дыру.
Чжэхань глядел на него с легкой улыбкой. Вытащил руку из-под подушки, скользнул по простыне и сжал лежащую рядом ладонь Гун Цзюня.
– Что будет дальше?
Вопрос вырвался раньше, чем Цзюнь успел себя остановить. Он хотел извиниться, что разбудил, спросить, как спалось, и сказать еще какую-нибудь утреннюю ерунду. Но не сдержался.
– Я буду рядом, пока я тебе нужен, как и обещал, – Чжэхань едва ощутимо погладил его по щеке. – Я люблю тебя.
Он сказал это так легко… Но не так, словно бы это ничего для него не значило. Нет, будто бы это было так же естественно, как назвать Гун Цзюня по имени.
Что-то странное происходило, поднималось в груди от этих слов. Это ощущение заполняло Гун Цзюня до краев, переливаясь внутри солнечным теплом. Оно было такое большое, что не помещалось внутри. Хотелось поделиться им. Укутать этим чувством, словно одеялом.
– И я приму любое твоё решение. Мы взрослые люди, и ты не обязан нести ответственность за мои чувства. Я не стану держать на тебя зла или обижаться, – Чжэхань мягко усмехнулся. – Запишу пару грустных песен, утоплю фанатов в слезах. Может, впаду в депрессию на пару недель. Моя матушка будет отпаивать меня чаем, а Сяо Юй будет тебя ругать. Думаю, через пару месяцев мы снова сможем дружить. И я всё равно не откажусь от своих слов.
Он видел Чжан Чжэханя разным, как и многие. Но вряд ли многие видели его таким – без брони шуток, беззащитного в своей открытости и принятии. Его хотелось спрятать. Несмотря на то, что он был немного старше и много опытнее, Гун Цюнь ощущал острое желание защитить его, сберечь. Не отдавать никому. Ни за что никогда не дать сделать ему больно.
В первую очередь – себе.
И сейчас надо было, надо…
– Тшшш, – Чжэхань придвинулся ближе, прижался лбом ко лбу. – Тише. Ты не обязан.
– Я… – начал Гун Цзюнь, голос дрогнул, но он был остановлен прижатым к губам пальцем.
– Ты не обязан ничего говорить. Ни прямо сейчас, ни вообще.
Гун Цзюнь мотнул головой, сбрасывая руку и чуть отодвигаясь, чтобы видеть глаза напротив.
– Я люблю тебя, – получился шепот. Будто, если это сказать громче, услышит весь мир. И человек рядом с ним тут же исчезнет. – Но я боюсь.
Чжэхань обхватил руками лицо Гун Цзюня и ласково смотрел прямым взглядом, позволяя продолжить. Забирал страх и отдавал взамен нежность.
– Мне страшно, что я всё испорчу. Мне страшно, что я загублю твою карьеру. Что я испорчу твою жизнь.
Гун Цзюнь зажмурился, окунаясь в ощущение теплых ладоней на своей коже, поэтому не сразу расслышал тихое:
– Мне тоже.
В нём всегда было столько уверенности, силы и света, что Гун Цзюнь сперва не поверил ушам. Пришлось даже открыть глаза, чтобы убедиться, что ему не показалось.
– Мне тоже, – повторил Чжэхань, улыбаясь. – Мне тоже страшно, что я всё испорчу. Но есть кое-что посильнее.
Он не продолжил, позволяя Гун Цзюню самому додумать.
Время текло мимо, пылинки по-прежнему медленно плавали в солнце. Световая полоска дотянулась до стены.
Гун Цзюнь вдруг понял, что Чжэхань имел ввиду. Было то, что перекрывало остальные страхи. То, что заставляло отбросить сомнения. То, почему стоило дать им шанс.
Слова сами сорвались, очевидно созвучные с непроизнесенными словами Чжэханя:
– Мне страшно от того, как сильно я тебя люблю.