Chapter Text
Они расходятся на границе Гусу в разгаре лета под равнодушным взглядом небес, раскинувшихся в далёкой вышине. Восточный ветер гнёт травы под ногами, принося с собой сладкий аромат долины, лежащей у подножия холма. Всё ещё ощущая на губах вкус прощальных слов, Вэй Усянь берёт Яблочко за поводья и идёт своей дорогой. Они расстаются не навсегда, не на шестнадцать лет, полных смерти и горя, увенчанных незаживающими шрамами — но расставаться всё равно горько.
И всё же, играя знакомую мелодию, Вэй Усянь не оглядывается. Нельзя оглядываться, если он правда хочет уйти.
Дорога на склоне горы ведёт его к долине, которая тянется к северу на много ли в направлении Ланьлина. Этот маршрут не хуже прочих, и, если повезёт, то, может быть, ему удастся убедить Цзинь Лина потерпеть себя пару недель, а потом отправиться в путь с припасами и мешочком, полным денег. У Цзинь Лина, наверняка, и без того дел по горло, особенно теперь, когда он стал самым юным главой ордена за последние годы, но Вэй Усянь умеет проникать в чужие жизни. Иногда это удаётся ему даже слишком хорошо.
Он не врал, когда говорил Лань Чжаню, что не знает, куда его занесёт. Почём знать, может быть, он передумает, как только спустится в долину, и отправится в Молин. Его ничто не связывает, у него нет конкретных планов. Он свободен как лист на ветру.
Первую ночь в одиночестве он проводит в маленькой таверне у основания горы. Она набита местными, которые среди чаш с вином и тарелок с арахисом топят свои проблемы в выпивке и спускают деньги в играх. Хозяин, издёрганный мужчина средних лет с редеющей бородой, которая напоминает ему о Лань Цижэне, показывает ему на последний свободный стол, приютившийся рядом кухонной дверью, а потом в спешке исчезает.
— Любезный! — Вэй Усянь машет хозяину, когда тот в третий раз врезается в него, выходя из кухни. — Можно мне кувшин вина и немного еды? И комнату переночевать. Я уже давно в пути.
Он смахивает со своей одежды несуществующую дорожную пыль и изображает усталое лицо. Не везёт — его чары не оказывают на хмурого хозяина никакого эффекта. Но тот говорит Вэй Усяню, что комната будет, а вино принесут через пару минут.
— Улыбку Императора, если она у вас есть! — кричит он вслед. Уж так близко к границе Гусу её всё ещё должны подавать, и, как и следовало ожидать, спустя пятнадцать минут хозяин приносит ему белый керамический сосуд с одной чашкой на подносе.
— Ваше вино, молодой господин, — говорит он, ставя поднос на стол с громким звяканьем, за которым следует тарелка с рисом — настолько пресным, словно его сварили в самом Гусу.
Тоска сжимается кулаком вокруг сердца. Смешно. Не прошло и дня с того момента, как они с Лань Чжанем разошлись на вершине той горы. Не прошло и дня с того момента, как он покинул Гусу. И он уже скучает по месту, которое ему и домом-то не было?
Кувшин наполовину пуст, когда начинается ливень, с силой стучащий в окна, будто за ними поднялась целая армия лютых мертвецов. Деревенские, всего секунду назад собиравшиеся домой, усаживаются обратно и просят у хозяина ещё вина и закусок.
Снаружи всё ещё льёт, когда под стон петель открывается дверь, и внутрь входят двое, отряхивая с волос воду, словно промокшие собаки – капли с шерсти.
— Ох, проклятая буря, — говорит один из них, снимая накидку и вешая её на колышек у двери для сушки. — Хозяин, — зовёт он, — остались ещё свободные комнаты?
Его спутник молчит, тщетно оглядываясь в поисках свободного стола. Не успев задуматься, Вэй Усянь поднимает руку и манит их к себе.
— Здесь есть место! — говорит он с улыбкой, его голос прорезается над общим гвалтом.
Мужчины — не заклинатели, но их одежда крепко сшита и ухожена, а вечер Вэй Усяня мог пройти хуже, чем незаметно помогая собеседникам купить побольше вина за долгим разговором. Кто знает, может быть, ему перескажут местные сплетни. Когда он пересёк порог Облачных Глубин, чтобы помочь Лань Чжаню взойти на пост Верховного Заклинателя, разговоры были исключительно о делах орденов заклинателей, и теперь ему не терпится узнать, что происходило в остальном мире во время его недолгого отсутствия.
Мужчины переглядываются, а затем снова смотрят на Вэй Усяня, который салютует им чашей с вином и показывает на два свободных места.
— Благодарю, молодой господин, — говорит старший, кланяясь, прежде чем занять место напротив Вэй Усяня. Теперь, когда они подошли ближе, семейное сходство очевидно — перед ним, скорее всего, отец и сын. Молодой человек усаживается сбоку от Вэй Усяня и также склоняет голову. — Буря застала нас в пути к Гусу. Хвала небесам, что мы нашли это место.
— Гусу? — при этих словах Вэй Усянь садится чуть ровнее, освобождаясь из объятий стены. — А я как раз оттуда. И какое дело ведёт вас туда?
— Боюсь, печальное дело, — говорит старший мужчина. Он говорит со знакомым Ланьлинским переливом, четкой речью образованного человека. — Простите нам недостаток манер, молодой господин. Я — Чжон Цияо, а это мой сын Чжон Ли. Мы идём в Гусу, чтобы испросить аудиенции у Его Превосходительства.
Вэй Усянь проглатывает своё вино, прежде чем у него появляется шанс пролиться не в то горло.
— И что же за дело у вас к достопочтенному Ханьгуан-цзюню? — спрашивает он, постаравшись принять спокойный вид. — Как известно, в Облачные Глубины нелегко попасть... По крайней мере, так мне говорили.
Он машинально тянется в карман своего верхнего ханьфу, сжимая пальцы вокруг нефритового жетона. Лань Чжань вручил ему этот жетон, молчаливо дав понять, что Вэй Усяню всегда будут рады, если он решит погостить.
— В нашем городке уже несколько месяцев происходят странные вещи, — объясняет Чжон Цияо. — Люди пропадают, а из заброшенного поместья доносятся странные звуки. Мы отправляли послания в Ланьлин, просили помощи, но из-за всего произошедшего никто так и не пришёл. И мы, будучи близко к границе с Гусу, надеемся, что Его Превосходительство сможет вмешаться...
Вэй Усянь, опираясь на локти, наклоняется вперёд, улыбка играет в уголках его губ.
— Думаю, вам не стоит беспокоить этим Его Превосходительство.
Он вспоминает о полном монет мешочке, ведь Лань Чжань отказался отпустить его без средств для существования хотя бы на ближайший месяц. Но небольшой дополнительный доход не помешает, а если он избавится от напасти, терзающей город, люди будут охотнее покупать его талисманы.
— Вам нужен бродячий заклинатель, и так уж вышло, что один такой как раз сидит перед вами.
Слова жгут язык сильнее, чем он ожидал. Вспоминать о том, что у него больше нет дома, всегда больно. Но это уже неважно. Что сделано, то сделано. Он возвращает свои мысли к текущему разговору, продолжая:
— Если вы возьмёте меня с собой, я решу вашу проблему. Мне нужно только немного еды и место для ночлега.
Молодой мужчина — Чжон Ли, вспоминает Вэй Усянь — смотрит на него с подозрением.
— Простите, молодой господин, — говорит он, и его хорошее воспитание берёт верх над очевидным недоверием. — Мы должны поверить, что вы в одиночку справитесь с работой для целого отряда заклинателей из Ланьлина?
Вэй Усянь взмахивает рукой с палочками.
— Насколько я понимаю, из Ланьлина так никто и не пришёл, — говорит он, откидываясь на стену. — Так что, если выбирать между мной, ими и попыткой попасть в Облачные Глубины без приглашения, я — ваш самый выгодный вариант.
В итоге они соглашаются проводить его в свой городок, в двух днях пути по дороге на северо-запад. Вэй Усянь всё ещё видит настороженность в глазах Чжон Ли, но его отец, кажется, доволен их уговором.
Набив живот вином и едой, он уходит к себе в комнату ещё до полуночи, но, как только его голова касается подушки, вся сонливость улетучивается. Кровать слишком холодная и пустая, слишком большая для одного человека. В Облачных Глубинах у него было время привыкнуть ко сну в одиночестве, но теперь, снова в пути, его тело словно вспомнило, что отсутствие другого человека рядом — неправильно.
Он ёрзает и ворочается, говорит себе не глупить; никто больше не будет спать рядом с ним.
Сон постепенно приходит, но стук в дверь будит его в несусветную рань.
— Молодой господин, — слышится голос Чжон Цияо с другой стороны. — Мы отправимся в путь, как только вы будете готовы.
Вэй Усянь со стоном вытаскивает себя из постели и торопливо одевается, прежде чем схватить пожитки и спуститься вниз к своим новым спутникам. Уже практически десять утра; Лань Чжань избаловал его, позволяя спать до полудня и не присылая младших учеников будить его в гостевые комнаты, и теперь Вэй Усянь привык нежиться в постели до неприлично позднего утра.
Какие пересуды вызвала бы весть, что в кошмарном распорядке дня Вэй Усяня виноват Ханьгуан-цзюнь! Он развлекает себя этой мыслью, спускаясь проверить Яблочко, который счастливо поглощает охапку сена и громко оповещает о своём недовольстве, когда Вэй Усянь оттаскивает его от еды, чтобы оседлать.
— Ну, ну, — говорит он, поглаживая его по морде. — Немного терпения, в конце этого путешествия тебя ждут целые бушеля яблок. И не то, чтобы тебя в Облачных Глубинах ими не кормили. Сколько раз я видел, как Лань Цзынъи таскал тебе яблоки.
В ответ Яблочко только ревёт и упрямо отказывается идти. Вэй Усянь вздыхает и наклоняется, оказавшись с осликом чуть ли не нос к носу.
— Неужели нельзя быть чуть дружелюбней? — упрашивает он.
— Молодой господин? — позади слышится голос, и, разумеется, когда Вэй Усянь поворачивается, Чжон Цияо стоит сзади, с любопытством смотря на открывшуюся ему сцену.
Вэй Усянь лишь смеётся и тянет поводья Яблочка, похлопывая ладонью по крупу, чтобы заставить животное двигаться.
— А, не обращайте внимания, — говорит он. — Просто этот ослик — самое упрямое существо на всём белом свете.
— Вы всегда можете его продать, — предлагает Чжон Ли, присоединяясь к отцу и Вэй Усяню снаружи. — И приобрести лошадь.
Одна мысль о том, чтобы оставить Яблочко позади заставляет что-то в его груди сжаться. Он отмахивается.
— О, ни за что, — говорит он с улыбкой. — Мы вместе через столькое прошли.
В итоге они выбираются на дорогу, которая первый день вьётся по долине к северу, прежде чем Чжон Цияо берёт левее на развилке, и ведёт Вэй Усяня по доселе неизведанной тропе. Это хорошо, размышляет он. Для того он и покинул Облачные Глубины — чтобы, освободившись от всех преград, свободно бродить по миру.
— Молодой господин, — говорит Чжон Цияо, когда они останавливаются разбить на ночь лагерь, ведь постоялых дворов поблизости нет. — Я только сейчас понял, что мы даже не спросили, как вас зовут. Можем ли мы узнать, с кем столкнулись?
Эти люди чересчур доверчивы, думает он.
— Вэй Чжань, — отвечает он, слова легко срываются с его языка, пока он занимает руки растопкой костра. Талисман быстро сгорает дотла, и секундой спустя маленькая стопка прутьев и сухой травы начинает дымить.
— Откуда вы, господин Вэй? — невозмутимо продолжает мужчина.
Вэй Усянь обводит окрестности широким жестом.
— Отовсюду, — говорит он. — Много лет назад у меня был дом, но такова уж жизнь одинокого бродячего заклинателя. Мы идём туда, куда зовёт нас дорога.
Чжон Цияо степенно кивает в ответ.
Вэй Усянь прячет смешок в рукав. Затем он вспоминает Сун Ланя, бродящего по миру вместе с собранными в мешочек цянькунь остатками души Сяо Синчэня, и улыбка пропадает с его губ.
Городок Хэньи охватывает окраину леса с одной стороны и небольшое озеро — с другой. Они прибывают к закату, и Чжон Цияо указывает Вэй Усяню, где находится заброшенное поместье, прежде чем они с сыном оставляют его располагаться на ночь в местной таверне. Кровать всё ещё слишком велика, а вокруг слишком тихо. Но это неважно. Он свыкнется.
Утро приветствует его туманной дымкой и облаками, нависшими над самым горизонтом. Ткань его штанов липнет к ногам в горячем, спёртом воздухе, и даже хозяйка таверны, которая была очень дружелюбна ещё вчера вечером, едва удостаивает его и словом в ответ. А ведь ещё даже не наступил сезон дождей.
Таверна на удивление пуста, несмотря на то, что через город проходит небольшой торговый путь в Молин. Но, раздумывает Вэй Усянь, если пошёл слух, что городок оказался во власти потусторонних сил, неудивительно, что купцы предпочитают столкнуться с непогодой, но не оставаться здесь на ночь.
После завтрака он направляется к заброшенному поместью, возвышающемуся над остальными постройками с холма, на котором его когда-то построили. Ворота поместья закрыты и заграждены деревянными брусьями шире, чем половина обхвата его бедра, но Вэй Усянь просто взмывает в воздух, чтобы как можно тише приземлиться на другой стороне. Он чувствует клубящуюся по ту сторону дверей энергию затаённой злобы даже с середины двора. Что бы там ни было, это существо — древнее, могучее и разъярённое.
Не желая отпирать дверь, старую и с наверняка скрипящими петлями, он залезает внутрь через окно, мягко приземлившись на ноги.
Яогуай, который, как он вскоре выясняет, принял облик пантеры, возвышается над ним. В темноте его глаза горят красным, в горле бурлит низкое рычание.
Вот, думает Вэй Усянь, и объяснение странным звукам и пропадающим людям.
Когда он позже выбирается из дома, волоча за собой мертвое, безжизненное тело пантеры, на его руке глубокая рана от яростных когтей: он не смог вовремя уклониться. И он не может не думать, что такого точно не случилось бы, будь Лань Чжань рядом. Он полагался на меч Лань Чжаня и смертоносные ноты гуциня с самого возвращения в мир живых, и на одно мгновение он представляет: столкновение стали и когтей, вспышка белых одеяний перед ним, Лань Чжань, принявший удар на себя. И это было бы не в первый раз.
Это детская, капризная мысль, потому что у Лань Чжаня слишком много дел, чтобы бесцельно скитаться по окрестностям с Вэй Усянем забавы ради. Но он никогда не говорил, что ведёт себя соответственно своему возрасту.
На соседних улицах появилось больше людей, когда он появляется из-за ворот, и взгляды и шепотки следуют за ним до самой таверны, где он в полдень должен встретиться с Чжон Цияо и Чжон Ли. В кои-то веки люди не смотрят на него со страхом и недоверием, даже если некоторые отступают при виде трупа, который он тащит за собой. Это, должен признать Вэй Усянь, перемена к лучшему.
— Это был яогуай, — объясняет он, как только Чжон Цияо усаживается за стол напротив него, его сын рядом. — Энергия затаённой злобы захватила тело пантеры, которая, должно быть, в какой-то момент спустилась с гор, и устроила логово в заброшенном поместье. Но теперь она мертва. Я оставил тело снаружи, если вам нужны доказательства.
Впервые с момента знакомства с лица Чжон Ли пропадает настороженное выражение.
— Благодарю вас, господин Вэй, — говорит он. — Я не должен был в вас сомневаться.
Вэй Усянь проводит в таверне следующие два дня, залечивая свои раны. Ему больше нечем заняться, а рана от когтей всё ещё отзывается на каждое прикосновение, так что он решает оградить себя от дорожных неудобств на какое-то время. В конце концов, в этом путешествии нет ни пункта назначения, ни срока, к которому надо куда-то дойти.
Как он и думал, на второй день люди начинают приходить к нему за талисманами и защитными заклинаниями, и ко времени, когда он покидает Хэньи, в его мешочке больше денег, чем было в момент прибытия.
Если подумать, не так уж плохо. Кроме пятен крови на его нижнем ханьфу и нательной рубахе, которую было уже не спасти.
Оттуда он идёт дальше на север, в Ланьлин. Он идёт длинными участками дороги, распростёршейся в полях и пробирается через траву, которая щекочет живот Яблочка, когда Вэй Усяню наскучивает протоптанная тропа. Таким уж он всегда был, живущим вдали от широкого пути. И нет причин останавливаться, особенно, когда местность настолько красива, а погода благоволит ему.
В дороге он коротает дни, неспешно поигрывая на флейтой, превращая отдельные переливы нот в мелодии, цель которых — развлекать, а не уничтожать. И это тоже приятная перемена.
Одна неделя пути превращается в две, две — в три, и Вэй Усянь понимает, что ему нравится эта бесцельная дорога, по крайней мере, в данный момент. Он знает, что придёт время, когда желание пустить где-нибудь корни, скорее всего, вернётся, но сейчас ему хорошо.
Когда он проходит через города и деревни, лежащие вдали от главных дорог, всегда находится работа: избавиться от лютых мертвецов, продать талисманы, изгнать озлобленных призраков. Он называет различные имена, когда его просят представиться, но никогда — своё собственное. Это старая привычка, от неё трудно избавиться. Чаще всего он называется Мо Сюаньюем. Ему нравится думать, что так он платит за подаренный второй шанс, о котором и мечтать не смел. Когда-то юный Мо Сюаньюй хотел стать заклинателем, прежде чем пожертвовать свою жизнь в обмен на жизнь Вэй Усяня, и теперь люди будут вспоминать молодого бродячего заклинателя с его именем, который пришёл в их деревню и оставил её чуть более безопасной. Этого должно быть достаточно.
Не проходит и месяца с их с Лань Чжанем расставания на границе Гусу, как он пишет первое письмо.
Дорогой Лань Чжань,
спорю, ты не ожидал, что я так задержусь с письмом! Ты, верно, очень занят со своей работой Верховного Заклинателя, и у тебя нет времени читать мои бессвязные письма, так что я старался сдерживать себя столько, сколько мог, но погода снова испортилась, а я умираю со скуки в таверне городка на северо-западе от Молина и жду, когда дождь, наконец, закончится. Подумать только, на дворе всё ещё лето! Хотя я уже чую в воздухе запах осени, и Яблочко со мной согласен, если судить по его возросшему упрямству. Он словно чует, что впереди суровая пора.
Я направляюсь в Ланьлин по живописной дороге, надо ведь как следует помозолить глаза моему единственному любимому племяннику. Может быть, в этот раз меня даже не вышвырнут из Башни Кои! Поистине впечатляющая перемена — хоть раз уехать без ранений.
Моя ужасная привычка спать до полудня никуда не исчезла, и это — целиком и полностью твоя вина. Если бы ты не был так мягок со мной в Облачных Глубинах, я, быть может, смог бы образцово выполнять правила ордена Гусу Лань. Ха! Представь себе выражение лица Лань Цижэня! Я скучаю по многим вещам в Облачных Глубинах, но точно не по этим вашим ранним подъемам.
Кстати, об Облачных Глубинах — как там мои любимые ученики? Я слышал, что они снова отправились куда-то с Вэнь Нином. Я рад, что им нравится его компания, даже если в результате сам я скучаю в одиночестве.
Но зато в дороге мне встречаются интересные люди. Представь себе, только на прошлой неделе я два дня шёл одной дорогой с гадалкой из Балина, настолько суровой, что от одного её взгляда даже твой дядя почувствовал бы себя нарушителем всех пяти тысяч правил. Но и она не смогла устоять перед моим обаянием и обходительностью. Она даже сказала, что меня ждёт долгий, счастливый и плодотворный брак! Представляешь?
Но некоторые вещи всё равно не меняются, и если бы люди знали меня в лицо, многие были бы далеко не так дружелюбны. Ты знал, что Старейшина Илина, по всей видимости, заставил целое стадо скота заболеть и умереть всего за одну ночь? А в другом месте приказал реке затопить пару деревень и небольшой город в отместку за то, что глава местного ордена открыто сопротивлялся его гнусным деяниям! Вот уж не думал, что я настолько занятой человек! Уверен, скоро выяснится, что и курицы перестают нестись исключительно по моей вине. Но должен признать, что эта моя способность вызывать настолько отдалённые бедствия впечатляет даже меня самого.
Лань Чжань, ты знаешь, я люблю пошутить, но не думай, что я настолько беспечен, чтобы забыть о самом важном. Как твой брат? Надеюсь, уединение постепенно принесёт его душе спокойствие и необходимое исцеление. Цзэу-Цзюнь слишком хороший человек, чтобы так страдать. Наверное, это у вас семейное.
Бумага почти закончилась, а новой у трактирщика не выпросить, так что я вынужден остановиться. Надеюсь, что письмо найдет тебя в добром здравии и не слишком измученным от упрямства досточтимых глав орденов, которые, вне всяких сомнений, становятся причиной твоей головной боли. Ты — чудесный Верховный Заклинатель, и я уверен, что даже самые упёртые из них постепенно одумаются.
Надеюсь, что скоро дождь закончится и я продолжу свой путь. Этот городок, эта таверна и эта комната сводят меня с ума, но мокнуть под дождём тоже не хочется. Уверен, скоро я напишу снова, потому что даже если Яблочко и рад моей компании, собеседник из него не очень.
А до тех пор — береги себя.
Твой,
Вэй Усянь.
Спустя два дня погода наконец-то улучшается, и Вэй Усянь покидает маленький, сонный городок, отправившись в Ланьлин дорогой на север. В этот раз он не сходит с дороги, понимая, что земля в полях будет слишком сырой и непроходимой после четырёх дней непрерывных ливней.
Облака разошлись, и из-за позднего летнего солнца он потеет под своими одеяниями, и в полдень понимает, что почти мечтает о ледяных водах холодного источника в Облачных Глубинах.
На третий день дороги он натыкается на пруд, спрятанный за скалистым выступом. День жаркий, а к полудню станет ещё жарче, и Вэй Усянь тянет поводья Яблочка к ближайшему дереву и раздевается до того, как успевает толком об этом подумать. Под сенью деревьев, где они образуют подобие грота над поверхностью пруда, вода благословенно прохладная, когда он погружается в неё по самые ключицы.
Волосы моментально сбегают из непрочного пучка, в который он завязал их перед прыжком в воду, и тяжелеют от воды, но он просто опускается под воду с головой и, отфыркиваясь, выныривает мгновение спустя.
— Милый ослик, — раздаётся позади него женский голос, и Вэй Усянь оборачивается так быстро, что всё вокруг начинает кружиться перед глазами.
Большая часть его тела скрыта водой, но его одежда лежит на большом камне рядом с прудом, так что он остаётся на месте, смаргивая воду с ресниц. Женщина, одетая в серые одежды с мечом на поясе, не кажется особенно удивлённой своим открытием.
— Ох, если бы знал, что здесь кто-то будет, то привёл бы себя в приличный вид, — слабо смеётся Вэй Усянь.
— Не обращайте на меня внимания, — говорит женщина. — Я лишь хотела набрать воды. А потом обнаружила здесь вас.
Когда она поворачивается к нему спиной, подчёркнуто подходя к тому месту, где Яблочко привязан к дереву, Вэй Усянь бросается вперёд по траве и начинает одеваться.
— Яблочко! — кричит он, завязывая пояс нижнего ханьфу. — Будь милым! Веди себя хорошо!
Услышав это, женщина оборачивается.
— Яблочко? — с удивлением спрашивает она.
Вэй Усянь только с улыбкой пожимает плечами и надевает верхнее ханьфу, а затем завязывает пояс. Если бы одевался Лань Чжань, то на это ушло бы гораздо больше времени, думает Вэй Усянь, если вспомнить абсурдное количество ткани, которое он носит на себе. Но опять же, Лань Чжань не стал бы купаться в пруду голышом посреди бела дня. Хотя и ночью тоже. Вэй Усянь даже не может вообразить себе его за настолько бесстыдным занятием.
Разве что в состоянии опьянения, поправляет он себя мысленно, но Вэй Усяню нравится думать, что если бы такое случилось, он был бы рядом, чтобы вытащить Лань Чжаня из воды и убедиться, что почтенный Ханьгуан-цзюнь не поскользнется и не утонет.
Стоит ему одеться полностью, как женщина окидывает его долгим взглядом.
— Кажется, мы так и не представились друг другу, — говорит она, прежде чем поприветствовать его церемониальным поклоном. — Я — Цзя Дайю из ордена Байин Цзя. Вот уж не думала, что мне выпадет честь встретить знаменитого Вэй Усяня. Но вот он вы, купаетесь в пруду голышом в такой глуши.
— А, — Вэй Усянь издаёт короткий, хриплый смешок и кланяется в ответ. Он не знает, стоит ли ему готовиться к бою.
Орден Байин Цзя был в лучшем случае небольшим с самого своего основания, и он находится западнее, чем Вэй Усяню приходилось бывать, а потому они не были прямо вовлечены в события, последовавшие за Аннигиляцией Солнца. Но, как показывал опыт, это не значило, что на него не затаили обиду.
— А вы меня не боитесь? — беспечно спрашивает он и, раз уж все формальности были соблюдены, устраивается у скалы полулёжа. Он широко расставляет колени, мало заботясь о приличиях. Чэньцин крутится меж его пальцев, пока он наблюдает за отблесками солнечных лучей, проникающих через полог деревьев, чтобы потанцевать на блестящей чёрной поверхности флейты.
— С чего бы мне бояться человека, которого так высоко ценит сам Верховный Заклинатель? – парирует Цзя Дайю, не медля ни секунды. Она подходит ближе и опускается на колени у кромки воды, в её руке зажат пустой бурдюк. Она открывает его и начинает наполнять водой.
— Ах, боюсь, он меня балует, — отмахивается Вэй Усянь, играя с острым краем сорванной травинки. Его рукам всё нет покоя. — Ханьгуан-цзюнь просто слишком хорош для этого мира. Но отсюда до Байина лежит долгий путь, Цзя Дайю. Что привело вас так далеко от дома?
Она молча заканчивает набирать воду и вставляет пробку обратно, затем усаживается на колени рядом с водой.
— Меня отправили в Юэлин с посланиями, а сейчас я возвращаюсь домой к моей спутнице на пути совершенствования, — говорит она. — У неё были дела, и она не смогла пойти со мной. – Она бросает на Вэй Усяня любопытный взгляд. — Уверена, вам это знакомо.
Вэй Усянь не совсем понимает, что она имеет в виду. Скучать по близким в разлуке естественно, а ещё более естественно скучать по кому-то больше, чем по всем остальным, но такой опыт есть не только у них двоих. И даже если он ужасно скучает по Лань Чжаню, у них разные ситуации. Они ведь с ним, в конце концов, не партнеры на пути совершенствования. Это совсем другое.
Прочистив горло, в котором неожиданно образовался комок, он понимает, что, вообще-то, умирает от голода. В седельной сумке достаточно припасов для двух человек, так что он приглашает Цзя Дайю пообедать вместе с ним.
Во время еды они разговаривают, и Вэй Усянь рассказывает ей о том, как они с обедали вместе с Лань Чжанем, и как он пытался подбить Лань Чжаня нарушить пару правил, или как одной фразы Лань Чжаня хватило, чтобы маленький, непослушный А-Юань стал как шёлковый.
— Эти Лани и их десять тысяч правил, — говорит он, качая головой, когда они заканчивают обед. Он полулежит, вытянув ноги и опираясь на локти, ловя легкую прохладу ветерка в тени деревьев. — Удивительно, как кто-то вообще соглашается вступить в их клан через брак.
Цзя Дайю кидает на него ещё один странный взгляд.
— Да, и правда удивительно, — говорит она, а затем добавляет. — Господин Вэй, спасибо вам за обед. Но, боюсь, мне нужно двигаться дальше. Я и так уже задержалась.
Вэй Усянь коротко и тоскливо улыбается, поднимая взгляд, чтобы увидеть, что она смотрит на него.
— О, конечно, — говорит он. — Вас ждёт любимая. Но, прошу, не рассказывайте никому, в каком виде я был при нашей встрече.
Только уголок её рта приподнимается в ответ. С ответной улыбкой Вэй Усянь поднимается на ноги и склоняется в церемониальном поклоне.
— Берегите себя, Цзя Дайю, — говорит он.
— И вы, господин Вэй, — отвечает она с поклоном, а затем вытягивает меч из ножен, и через несколько минут её фигура исчезает за склоном холма.
Дорогой Лань Чжань,
Я все ещё не добрался до Ланьлина. Путь туда неблизкий, но жаловаться не на что. Спешить-то мне некуда. Башня Кои никуда не денется до моего прибытия, когда бы оно ни случилось. Она выдерживала и не такое.
На прошлой неделе я встретил в дороге заклинательницу из ордена Байин Цзя. Её зовут Цзя Дайю, и она возвращалась домой к своей спутнице на пути совершенствования из самого Юэлина. Представляешь? Такая долгая разлука с любимым человеком! Должно быть, это просто ужасно. Эх, кажется, в глубине души я всё-таки романтик.
Вдобавок она мгновенно меня узнала, и это, по-видимому, был первый раз за всё мое путешествие, когда я использовал в разговоре моё настоящее имя. Я почти ждал вызова на дуэль в защиту чести всего мира заклинателей, но вместо этого мы разделили приятную трапезу, прежде чем разойтись. А при встрече она застала меня плавающим голышом в пруду, ведь было жарко, но я заставил её пообещать, чтобы она никому про это не рассказывала, и ты тоже никому ни слова! Ха, представляю твоё лицо сейчас. Ты должно быть думаешь, я совсем стыд потерял. Но было очень жарко, и я парился в ханьфу! И когда я заходил в воду, рядом никого не было.
В последние несколько дней похолодало, и теперь солнце едва выглядывает из-за облаков. Но дождя нет, и Яблочко явно счастлив из-за того, что ему не надо тащить меня на себе в такую жару. Он даже меньше жалуется, когда я седлаю его по утрам. Меньше, но всё равно жалуется. Осень уже совсем близко, в этом я уверен.
Ах, Лань Чжань, я так сильно скучаю по нашим путешествиям! Я так привык к тому, что ты рядом, и теперь мне не с кем вечерами наслаждаться вином, и никто не одёргивает меня, когда я болтаю с набитым ртом. К тому времени, как я снова окажусь в Гусу, мои манеры совсем зачахнут без твоих мягких указаний. Хорошо хоть, что Лань Цижэнь не сможет в наказание заставить меня переписывать правила Гусу Лань. Хотя, если подумать, чисто теоретически ты, как Верховный Заклинатель, мог бы приказать мне заняться этим. Но я надеюсь на твоё милосердие и обещаю вести себя подобающе, когда в следующий раз приеду в Облачные Глубины!
В последнее время я много рисую, чтобы занять себя в пути. Каждый день я вижу столько прекрасных мест и встречаюсь со столькими интересными людьми, что не хочу забывать о них, не запечатлев их на бумаге. Я решил отправить тебе два моих рисунка с этим письмом. Надеюсь, что они дойдут до тебя в целости. На одном изображён водопад, который я видел три дня назад — он напомнил мне о Гусу, и, конечно же, о тебе. Другой рисунок — это твой портрет, нарисованный по памяти, так что прости мне возможные огрехи. Прошлой ночью мне внезапно вспомнился тот раз, когда я рисовал твой портрет вместо переписывания правил ордена Лань в библиотеке, и мне захотелось отдать должное взрослому тебе. Уверен, когда я снова тебя увижу, я сразу пойму все свои ошибки, но пока что это всё, что у меня есть.
Произошла ещё одна трагедия, гораздо более ужасная чем мои недостойные попытки запечатлеть твой образ на бумаге – так далеко на севере от Гусу уже не подают Улыбку Императора! Можешь представить себе всю глубину моей печали?
Иногда мне кажется, что вообще не стоило уходить.
Ах, прости меня, Лань Чжань, я становлюсь слишком сентиментален, и это верный признак, что пора заканчивать письмо и идти спать.
Если я нигде не задержусь, то должен буду добраться до Башни Кои за неделю, может быть, чуть быстрее. Я отправлю это письмо оттуда, чтобы оно добралось до тебя как можно быстрее. В небольших городках и поселениях сложно найти надёжных почтовых, но я уверен, на гонцов ордена Ланьлин Цзинь можно положиться.
Твой,
Вэй Усянь.
Согласно его вычислениям, до Башни Кои осталось четыре дня пути. Он заехал на запад дальше, чем изначально рассчитывал, и его путь в Ланьлин теперь больше похож на крюк, чем на ровную линию, но с тех пор, когда он просто свободно бродил по этим землям, прошло столько времени, и это в точности то, чего он хотел. Свободен, как воздушный змей в небесах, едва привязанный к земле.
Поэтому он не торопится.
Он идёт пешком большую часть пути, ведя Яблочко под уздцы, и когда его ноги начинают болеть, он садится на ослика и проезжает остаток пути на его спине. Иногда он останавливается на час или два, чтобы поесть и порисовать, и дописать пару строк в очередное письмо Лань Чжаню.
Стоило бы перестать беспокоить его своей болтовнёй, но это, право, была бы медвежья услуга. Теперь, с должностью Верховного Заклинателя, жизнь Лань Чжаня в Облачных Глубинах скорее всего стала ещё более нудной и утомительной, и Вэй Усяню нравится думать, что его письма дают Лань Чжаню толику столь необходимого отдыха от политических интриг мира заклинателей и капризов глав орденов. Если подумать, то Вэй Усянь оказывает Лань Чжаню посильную помощь.
Он в двух днях пути до Башни Кои, когда, кажется, он будет вынужден провести ночь под открытым небом, ведь вокруг нет ни одной деревни, а солнце уже практически село. Перед ним лес, простирающийся на север и запад, а его путь лежит дальше на восток, но вскоре ему точно придется разбить лагерь.
Яблочко тоже начинает протестовать, следуя за Вэй Усянем с постоянными паузами и колебаниями, и приходится скормить ему половину яблока из заканчивающихся запасов еды и посулить свежей травы, чтобы заставить двигаться вперёд.
Но вскоре Вэй Усянь замечает вдали узнаваемый отсвет костра. Он осторожно приближается, держа Чэньцин наготове, когда его взгляд замечает знакомые золотые и белые одеяния ордена Ланьлин Цзинь. Они разбили лагерь на небольшой поляне на самой окраине леса, вместе с несколькими заклинателями из других кланов. Вэй Усянь быстро отмечает узнаваемые цвета ордена Балин Оуян и нескольких людей из Лелина.
Приблизившись, первым он видит знакомую фигуру Цзинь Лина за кустом, повернувшегося спиной к Вэй Усяню, чтобы облегчиться.
Вэй Усянь тянет Яблочко за собой, но упрямое создание закапывается копытами в землю. Вздохнув, Вэй Усянь привязывает его к ближайшему дереву и делает три шага к лагерю, прежде чем Яблочко ясно и громко выражает своё недовольство тем, что его оставили позади.
Звук разносится в вечернем воздухе.
— Кто здесь? — требует ответа Цзинь Лин, поспешно поправляя своё ханьфу и потянувшись за мечом.
— Глава ордена Ланьлин Цзинь, — говорит Вэй Усянь, выходя из тени и кланяясь с преувеличенной серьёзностью. — Вот уж не ожидал, что меня встретит такой кортеж, а ведь я даже не сообщил о своём прибытии!
— А, это ты, — Цзинь Лин лишь закатывает глаза, убирая Суйхуа обратно. — Разумеется, это ты. Что ты здесь забыл?
Вэй Усянь делает шаг вперёд и пару раз постукивает по лбу концом Чэньцин.
— Ах, глава ордена, это очень хороший вопрос, — говорит он. — Но у меня есть вопрос получше: что вы здесь делаете?
Цзинь Лин выпячивает грудь.
— Мы здесь по официальному делу ордена Ланьлин Цзинь.
— Должно быть, важное дело, раз сам глава покинул Башню Кои, — говорит Вэй Усянь, лениво прислоняясь к дереву. — И принимает помощь заклинателей из других орденов. Там Оуян Цзычжэнь? — Он кивает подбородком в сторону знакомого юноши, сидящего у костра. Затем он кое-что вспоминает и напрягается. — И где твоя собака?
— Фея? — линия рта Цзинь Лина становится жёсткой. Он оборачивается за плечо и открывает рот.
— Нет-нет-нет, не зови её! — Вэй Усянь зажимает рот Цзинь Лина ладонью, мысленно костеря себя за то, что не догадался попросить Лань Чжаня научить его заклинанию молчания. Но жалеть об этом поздновато.
В лагере Оуян Цзычжэнь поднимается со своего места у костра.
— Господин Вэй? — спрашивает он, подходя ближе. — Мне почудилось, что я услышал ваш голос!
— Не вздумай звать собаку, — шипит Вэй Усянь Цзинь Лину, тыкая ему в лицо указательным пальцем для усиления эффекта, а затем отпускает его и поворачивается на каблуках, чтобы поприветствовать другого юношу с широкой улыбкой на лице.
— Молодой господин Оуян, как я рад нашей встрече! Я лишь здоровался с достопочтенным главой ордена Цзинь.
Из-за спины он слышит фырканье Цзинь Лина. К его удивлению, Оуян Цзычэнь вежливо кланяется, но затем выжидательно смотрит поверх плеча Вэй Усяня.
— Господин Вэй, а Ханьгуан-цзюнь не с вами? — спрашивает он, когда становится понятно, что с Вэй Усянем никого нет.
Вэй Усянь хмурится.
— Лань Чжань? С чего бы? У него куча дел в Облачных Глубинах, — говорит он с коротким грудным смешком. — Он не станет пренебрегать своими обязанностями Верховного Заклинателя только для того, чтобы порадовать меня совместным путешествием.
Оуян Цзычжэнь и Цзинь Лин обмениваются странными взглядами, а затем первый снова смотрит на Вэй Усяня.
— Конечно, — говорит он, но звучит так, словно не до конца верит в это. — Пожалуй, это и вправду было бы неразумно. Но, господин Вэй, что вы здесь делаете?
— А вы как думаете? Разумеется, навещаю моего дорогого племянника! — секунду Вэй Усянь наслаждается тем, как скривилось лицо Цзинь Лина, но то, насколько это выражение знакомо, словно бьёт кулаком по его внутренностям. Он давит в себе эти эмоции. — Но вы так и не рассказали мне, чем вы тут заняты. Неужели жизнь главы ордена настолько скучна, что вы решили сбежать на ночную охоту?
Цзинь Лин прищуривает глаза.
— К твоему сведению, — говорит он, вздёргивая подбородок. — Мы расследуем дело леса-людоеда.
Та часть Вэй Усяня, что не терпит скуки и жаждет приключений, всплывает на поверхность, пока его лицо расплывается в широкой улыбке.
— Лес-людоед? — спрашивает он. — Вот об этом я должен услышать.