Work Text:
*
(сейчас)
Все в комнате для допросов раздражало сильней чем обычно. Сухой из-за кондиционера воздух неприятно царапал носоглотку. Свет резал чувствительные после жалкого количества сна глаза. Сэм говорил слишком громко, теряя от волнения гласные. Джеймс, сидящий справа от капитана и качавшийся на стуле, слишком громко думал. Его чисто выбритое против обыкновения лицо выражало неодобрение, а закушенная нижняя губа покраснела, отвлекая от без того мало интересной речи.
«Мир нуждается… некоторые затруднения… МЕЧ мог бы…»
МЕЧ мог бы не пытаться нажать на него, используя этих двоих, по-своему небезразличных ему людей, и сделать предложение о сотрудничестве открыто. Вместо этого Сэм, не владеющий полной информацией и какими-либо полномочиями, неуклюже мялся, уговаривая его kupit kota v meshke в третий раз за месяц. И так и не удосужился изучить условия содержания, включающие в себя проверки системы сигнализации в пять утра.
Вера капитана в то, что они отбывали заключение в одинаковых условиях, и Мстителям не досталось никаких привилегий, оставалась непоколебима.
Сэм устало вздохнул.
— Ты точно ничего не хочешь попросить?
— Оставлять меня хотя бы иногда с выключенными камерами?
— Зачем?
Он искренне не понимал — светлый, неиспорченный человек… Джеймс догадался, к чему все идет, сразу же. Уголки губ растянула особая, развратная улыбка, видимая только Гельмуту.
Ножка стула лязгнула о пол.
Соблазн разочаровать его был велик, но желание уязвить Сэма победило:
— Чтобы мои сеансы самоудовлетворения хотя бы иногда не снимали?
Благодушие Сэма сменилось шоком. Он оглянулся на Джеймса, надеясь, что ослышался. Тот не оставил ничего от этой надежды:
— В приставленной к тебе команде психологов есть специалисты, делающие выводы на основе сексуального поведения. Лишать их работы крайне невежливо! — Судя по тону, наличие таких «спецов» в команде доставляло ему неимоверное удовольствие.
Знание, что еще могло бы принести удовольствие Джеймсу и заинтересовать сексологов, сегодня особенно тяготило.
Как и его внешний вид.
Тонкая черная футболка тесно обхватывала мышцы груди и пресса. Кожаную куртку, выгодно подчеркивающую широкие плечи и узкую талию, Гельмут выбрал сам — перед походом в клуб Селби вечность назад.
И во время ее примерки они занимались сексом так, что воспоминания не поблекли до сих пор.
*
Тесное пространство кабинки.
Глаза, призывно блестящие за волнующе длинными ресницами.
— Как тебе? — завершившееся кратким появлением языка.
Одобрение, которое Гельмут не нашел нужным скрыть.
— Тогда выберу другую.
Дразнящее выражение на скуластом лице.
Опустившаяся на пояс между полами пальто рука, теплая и тяжелая.
— Или можешь убедить меня ее оставить. Заплатки на твоих коленях не только для украшения, верно?
Отпечатавшаяся в памяти развилка между «да» и «нет», потрясением и покоем, жизнью и забвением.
— Не уверен, что куртка стоит усилий. На тебе слишком много привлекающей внимание одежды. Если она останется одна, может быть, мое мнение изменится.
Принимающий вызов взгляд.
Стриптиз, сжатый армейской выучкой до считанных секунд.
Джеймс, отразившийся в трех висящих на стенах кабинки зеркалах полуобнаженным, а затем и
— задыхающимся — когда Гельмут, опустившийся перед ним на колени, нашел так необходимый ему ритм,
— неверящим — после того, как ему предложили обвести контур его же члена сквозь тонкую плоть щеки,
— потрясенным — тем, что разрешает с собой делать, стоило перестать мять покрасневшую ягодицу правой рукой и проникнуть в тело — горячее, податливое и отчаянно нуждающееся в том, чтобы быть заполненным.
Осторожное движение навстречу.
Отчаянно громкий стон.
Прикрытые подрагивающие веки.
Умоляющая о вознаграждении доверчивость.
Гельмут освободил рот.
Полюбовался остановившимися на его лице черными от желания зрачками.
Щедро смочил слюной и своим предсеменем пальцы левой руки и заменил ими пальцы уже двигающиеся внутри Джеймса.
Тот трогательно выгнул брови.
Снова поддался назад.
Застонал громче — пальцев стало больше.
И все еще недостаточно.
— Не торопись, — посоветовал Гельмут и нежно коснулся языком истекающей смазкой головки.
*
Семя суперсолдата ничем не отличалось от семени обычного мужчины, но Джеймс, которого после оргазма захлестнула нежность, точно был уникальным. Робкий и одновременно с тем глубокий благодарный поцелуй, казался таким невинным, несмотря на вкус. Их первый поцелуй…
Куртку явно выбрали не случайно. Но то, каким образом она могла поменять его мнение о работе на МЕЧ, ускользало.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Сэм, и даже в глазах Джеймса мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее тревогу.
— Да. И мое решение осталось прежним. — Гельмут обратился к охраннику — Томас, не вернете ли вы меня обратно? Отведенное для встречи время вышло, а у меня пока остаются мои гражданские права. Например, право хранить молчание. Джентльмены…
Оба проводили его помрачневшими взглядами и, не успел он скрыться за дверью, принялись обсуждать произошедшее.
— Не стоит ждать, что он расскажет о своих желаниях, Сэм. Нужно самому предложить что-то от чего он не сможет отказаться.
О, Джеймс определенно знал, о чем говорит.
Он часто находил…
***
(тогда)
Подозрение, что у их сделки может появиться неожиданный бонус, возникло еще в Берлинской тюрьме, когда взгляд Джеймса опустился на его приоткрытые губы. Короткая, ничем не обусловленная задержка, спровоцировала некий внутренний конфликт. Зрительный контакт прервался. Челюсть поджалась в отрицании. Большие пальцы легли в шлейки тесных джинс в жесте наигранной уверенности.
Подобную реакцию Гельмут уже видел. В их первую встречу, за стеклом сдерживающей «Солдата» капсулы, после еле заметного интереса к внешности «психолога»: удивление и мягкое неуверенное сопротивление, едва ли вызванное полом объекта — бисексуальность была указана в красной книге, — или неуместностью в той ситуации.
От «Солдата» слишком долго требовали подавлять сексуальные желания. Джеймс следовал приказу по инерции и одновременно с тем не желал ему следовать. Ни тогда, ни сейчас.
Будоражащая уязвимость, так и манящая ей воспользоваться.
— Как я и сказал, что-то в тебе осталось, — Джеймс напрягся. — Готовые сценарии для выполнения задач вроде организации побега. Привычка полагаться на специалистов, обладающих другим уровнем доступа к информации… — Широкие плечи расслабились снова.
Гельмут достал из кармана очки для чтения и надел их под ставшим растерянным взглядом:
— … и многое другое. — Улыбнулся.
Джеймс понял, что его маленькая слабость замечена, и красиво вспыхнул. Кажется, от ярости.
— Например, умение убивать. Не играй со мной. Встретимся в подвале дома через дорогу.
На объяснения своего плана он не потратил ни слова.
Удачно, что те не понадобились.
*
Когда они оказались в том самом подвале, Джеймс отозвал его в сторону, чтобы обыскать, и подозрение превратилось в уверенность.
Где-то в отдалении Сэм, не знающий немецкого, пытался заказать такси.
Одетые в кожаные перчатки руки, тем временем, споро скользили по форме охранника тюрьмы, пока Гельмут упирался ладонями в какой-то стол.
Единственной предосудительной вещью из найденных Джеймсом оказалось их обоюдное возбуждение. Предсказуемый результат, учитывая многолетнее вынужденное воздержание, тактильный голод и близкий физический контакт после вспышки адреналина — с обеих сторон.
Гельмут посмеялся бы над чужой недальновидностью, если бы челюсти не свело от желания. Джеймс, лица которого он не видел, но горячее учащенное дыхание чувствовал шеей, остановился ровно на границе между обыском и прелюдией. Его пальцы держались за форменный пояс, как за спасательный круг. Возбужденный член давил на левую ягодицу.
Не без усилий, челюсти удалось разжать:
— Сэм упрям и все же скоро придет к нам за помощью. Не знаю как ты, но я предпочел бы встретить его в состоянии способного мыслить существа, что крайне затруднительно, пока мы остаемся в подобном положении.
Раздавшийся рядом с ухом сдавленный звук можно было принять за согласие, если бы одна из рук на поясе не потянулась к груди, чтобы ее сжать. Вторая, куда более тяжелая и — способная снести стену — устремилась к паху. Там, вопреки опасности, или благодаря ей, все выражало готовность к сексу.
Джеймс нащупал сосок и головку члена одновременно, ничего более не предпринимая.
Хмыкнул.
С крайне высокой вероятностью он — издевался.
Гельмут усмехнулся и сделал несколько движений вперед-назад, притираясь к ладоням и члену. Насладился тем, как увеличились паузы между вздохами и выдохами Джеймса, уже не так уверенного в победе своей силы воли над физическим влечением.
— Я предоставлю тебе возможность поквитаться в более подходящих обстоятельствах. А сейчас отпусти меня или я разобью тебе лицо затылком.
— Не успеешь.
— Хорошо. Разобью лицо себе. Сэм вряд ли оценит.
— Он поверит мне.
Сомнительное утверждение с учетом недавно подслушанной ссоры.
— Можешь продолжать себе врать.
Раздался смешок и подавляющая и такая приятная тяжесть исчезла.
Джеймс подал ему фуражку, свалившуюся во время «обыска» на стол, насмешливо улыбаясь.
Его глаза радостно блестели.
Он считал случившееся своей победой.
Поразительная при их биографиях наивность.
Или намеренная провокация.
Гельмута устраивали оба варианта.
*
В гараже его сопровождающие ощутимо насторожились.
Сэм и прежде лучше Джеймса понимал, насколько их возможности ограничены в сравнении с его — они не могли пренебрегать законом и им было что терять. Увидев, воссоединение с оружием, он лишь острей ощутил эту разницу, но предсказуемо не потребовал остаться беззащитным. Губительное уважение ко второй поправке.
Джеймса же явно впечатлили пробелы в известном ему досье. Глаза, выцветшие здесь до металлически серых, впились в маску. На красивом, пусть и не ухоженном лице, мелькнула тень тревоги.
Интересно, что именно за ней скрывалось? Понимание, насколько он недооценил чужое безумие? Или смутно осознаваемая истина, что у «Земо» с «Мстителями», также носящими маски, больше общего, чем ему бы хотелось?..
— Сэм, нам опять понадобится такси.
— Но любой из вас вызовет его быстрее!
— Я собираюсь перелопатить весь его арсенал и гардероб. Хочешь взять это на себя?
Сэм не хотел и не из брезгливости по отношению к убийце, а из эмпатии. Он чувствовал, что для Джеймса почему-то важно заниматься этим лично и не собирался ему мешать. Если бы он только знал…
Гельмут позволил себе предвкушающую улыбку. Джеймс отреагировал мгновенным возбуждением. Рот смягчился из-за расслабившейся челюсти, выдавая готовность активно его использовать. Движения утратили резкость — секс для него подразумевал осторожное, бережное обращение с другими людьми…
Яркий, выразительный язык тела спешил раскрыть секреты своего владельца. Еще одна слабость, зная о которой, Джеймс намеренно застывал чертами или в статике, желая что-либо скрыть.
Военная хроника сохранила его другим. Куда более гибким и не менее соблазнительным, но того надломленного пленом мальчика Гельмут не стал бы трогать, чтобы окончательно не сломать. Джеймса — пропустил в подсобку первым и запер двери.
Помещение, в котором легко мог бы разместиться любой из его автомобилей вместе с командой техников, озарилось белым электрическим светом. На стенах висели инструменты. На полках пылились коробки с деталями. Оба верстака были свободны.
Джеймс забрал у него сумку и стал выкладывать ее содержимое на ближайший из них так медленно, словно они и в самом деле пришли сюда ради тщательного досмотра.
— Для того, чтобы надеть новую одежду, сначала надо снять старую. Ты, кажется, собирался переодеться?..
Гельмут пожал плечами и быстро избавился от всего, включая белье и обувь. Быть голым ему нравилось больше, чем в казенной одежде, вобравшей в себя запахи тюрьмы. Бетонный пол холодил босые стопы, но вознаграждение обещало искупить неудобство, если его инстинкты не ошибались.
Джеймс посмотрел на него и остановился, впитывая наготу. Стоило подойти, встать рядом и потянуть сумку на себя — качнулся навстречу и носки ботинок уперлись в пальцы ног.
Взгляд сверху вниз — подозрительно серьезный — предвещал что угодно, кроме удовольствия.
— Зачем тебе это?
— Кроме очевидного? — Они еще не касались друг друга, а кровь уже прилила к паху.
— Да.
— Ты часто мне снился, особенно в начале срока. Я не успевал с командами или ошибался в их произношении. Умирал, снова умирал, — Джеймс жадно внимал каждому слову, не скрывая злорадства, — пока кошмары не стали эротическими и возмездие не обрело другие формы. — Глаза удивленно распахнулись. — Пришлось выводить их из области бессознательного, представляя разное наяву. Это помогло, но фантазии оказались живучими. Мне бы хотелось избавиться от них совсем. Разочароваться…
— Вряд ли получится. — Самоуверенная усмешка.
— … или заменить настоящими воспоминаниями. «Желание», «Ржавый»…
Джеймс заткнул ему рот рукой.
— Это ничего не изменит.
Он мог врать себе сколько угодно.
Гельмут прикусил перчатку, и пальцы изменили положение. Обвели рот, смяли губы, нажали ямку на подбородке, предупреждая — нежности не будет.
Словно она была кому-то здесь нужна.
— Время ограничено. Поспеши, если хочешь получить не одни лишь прикосновения.
— А кто говорил, что я собираюсь что-то делать?
Еще один вызывающий взгляд.
Баки оперся на верстак бедрами и раздвинул ноги, безмолвно предлагая начать.
— Не расскажешь, за что оторвешь мне голову?
— Нет. Ты кажешься догадливым.
Гельмут пожал плечами и придвинулся вплотную, встав между ног. Расстегнул куртку и толстовку, скрывающие тело и дающие чувство ложной защиты слои. Прижал ладонь к ширинке, проверяя, что возбуждение никуда не делось, несмотря на прорезавшуюся во время «раздевания» ненависть. Джеймс, судя по выражению лица, искренне хотел его придушить, но сохранял неподвижность, словно команды прозвучали и подействовали.
Похоже, в своем стремлении справиться с травмами он дошел до техник, подразумевающих воспроизведение ситуации, в которой те были получены.
Новые позитивные впечатления действительно могли помочь…
— Ты, вижу, тоже не собираешься?..
Вместо ответа Гельмут расстегнул ширинку, приспустил белье вместе с узкими джинсами и погладил нежную, уже обнажившуюся, мокрую головку. Джеймс потерянно вздохнул, осознавая реальность происходящего.
— Спешка и удовольствие несовместимы.
Ему хотели возразить — помешало уверенное движение сжавшегося на члене кулака. Взятый ритм — слишком быстрый, — определенно мешал думать. Джеймс прикусил губу и сдвинул брови. Не от боли — от интенсивности ощущений. Скорость упала до мучительно низкой. Выросла снова. По телу прошла вибрация стона, оставшегося неуслышанным. У Джеймса сокращались мышцы на бедрах, верстак медленно прогибался под пальцами левой руки, но он молчал.
— Ты всегда такой тихий?
— Ты ждал гимна?
— «Здесь». «Ниже». «Быстрей». «Осторожней». — На скулах проступил румянец. — Просьбы, которые я смогу исполнить.
— Заткнись и подрочи себе.
Гельмут выполнил команду — нарочито медленно, давая зрителю прочувствовать движение. Выругался — вспышка отложенного удовольствия оказалась слишком сильной. Смежил веки на миг, а когда открыл, Джеймс уже забыл о сдержанности и больше не хотел только смотреть.
— Кажется, правой у тебя не слишком получается.
— Я вполне уверен в обратном…
Поверх его пальцев на его же члене легли другие.
—… в перчатках не та чувствительность.
Джеймс стянул перчатку зубами и засунул сразу три пальца в рот, показывая, как в его исполнении выглядел бы минет: весьма захватывающе. Губы налились красным, подчеркнувшим их безупречную форму… Уже смоченными пальцы вернулись на член. Осторожно обхватили головку, и способность думать изменила уже Гельмуту. Он убрал свою руку в простом стремлении почувствовать больше.
— Так лучше?
— Немного.
— Немного?.. — Очередную насмешливую улыбку сопровождало тщательно выверенное движение сверху вниз. Он застонал. Рука другого человека не просто ощущалась иначе и сжимала его под более удачным углом — Джеймс откровенно наслаждался процессом: тактильными ощущениями — размазывая семя по стволу, лаская нежную кожу или обводя кончиками пальцев вены, его выражением лица, меняющимся при каждом нажатии…
— А где твои «здесь, «ниже», «быстрей»?
Гельмут уперся в его плечо лбом и пристроил правую ладонь под футболкой на горячей пояснице.
— Сильнее. И займи чем-нибудь вторую руку.
— Если вспомнишь, что ты делал левой.
Он вспомнил.
Джеймс прикусил ему ухо в награду, едва не спровоцировав преждевременный финал.
С каждым размашистым движением их кулаков контроль над ситуацией куда-то уплывал. В предоргазменной дымке это почти не беспокоило. Даже когда бионическая рука, которую он попросил использовать сам, сомкнулась на его шее ниже затылка, и Джеймс впился зубами в правое плечо. Сейчас Гельмут мог бы позволить и больше, выходя за поставленные себе самому рамки… У них определенно неплохо получалось… Они могли бы…
— Эй, посмотри на меня…
Гельмут прислушался к просьбе, увидел Джеймса сам — находящегося на грани, с подрагивающими губами и ресницами, — и кончил, нелепо покачнувшись. Его бережно придержали. Чужой пропущенный оргазм осел теплым на коже живота…
— Я же говорил — не разочарую. — Джеймс довольно улыбался, наслаждаясь зрелищем. Обе его руки гладили ягодицы, запуская новую волну возбуждения. Лишенная перчатки ладонь оставалась мокрой и то, что по сути ее вытирали о кожу самого Гельмута, лишь поднимало эту волну выше…
В дверь поскреблись.
— Бак, признайся честно, ты его убил?
— Нет, он дышит. Прищемил себе молнией кое-что нежное. — Джеймс едва не засмеялся и удивил снова, подав пачку влажных салфеток из его же сумки.
— Я жив, Сэм.
Удивительно, но это было более чем правдой. Он чувствовал себя живым впервые за долгое время.
Джеймс чему-то хмыкнул, надел солнечные очки и отвернулся, чтобы ему не мешать.
***
Сэм не заметил ни запаха секса, ни того, как именно они друг на друга смотрели. После эпизода с записной книжкой и «придушением» и вовсе сосредоточился на том, чтобы восстановить перемирие, которому едва ли что-то угрожало: Джеймс ставил долг выше личных разногласий и не собирался прекращать затеянную ими игру. Стоило его товарищу задремать, поднялся и кивком позвал следовать за собой — в хвостовую часть самолета. Там кроме кресел находился диван. Понимание, что в других обстоятельствах они могли бы устроиться на нем и повторить, здорово отвлекало.
Направление его мыслей, должно быть, легко считывалось со стороны — рядом знакомо хмыкнули. Джеймс опустился на светлую обивку, снова расставил ноги и хлопнул ладонью рядом. Подчиняться Гельмут не собирался, как и поддаваться страху, пробудившемуся после того, как искусственные пальцы сомкнулись на его горле. Вместо этого он сократил расстояние, положил руки на плечи и, когда никаких кар не последовало, оперся коленями на бедра, устраиваясь сверху.
Джеймса его наглость и — гибкость -, кажется, восхитили — бедра немного сдвинулись, позволяя устроиться с большим удобством, но на дне глаз все еще догорала злость.
— Не боишься за здоровье своего дворецкого?
— Озник видел и не такое. Мой отец часто испытывал его терпение в юности.
— А ты нет?
Они обменялись знающими полуулыбками.
— Из уважения — намного реже. Что ты хотел обсудить?
— Что ты не в такой уж скверной физической форме.
Джеймс легко погладил его поясницу и обвел тазовые косточки сквозь одежду. Прикосновения и скользящий по телу голодный взгляд возбуждали одинаково сильно, выжигая остатки страха.
Как ему и хотелось.
— Необходимое условие выживания.
Взгляд вернулся к лицу, становясь серьезным:
— Зачем устроил шоу с книжкой?
— Проверял реакцию.
— И как?
— Чрезмерно острая.
Мышцы под ним напряглись. От продолжения зависело, как минимум, не окажется ли он на полу, поэтому большинство выводов остались невысказанными. Чрезмерность указывала на то, где болит сильнее всего. Само наличие книжки при Джеймсе — что он цепляется за свою вину. Легкость, с которой ту можно было потерять или украсть, выдавала подсознательное желание от той же вины избавиться.
— Ты довольно эмоционален в сравнении с тем, кого из тебя пытались сделать. Не уверен, что наш маскарад не провалится, если мы встретим людей, знавших «Солдата» прежде. Не знаю, замечает ли кто-либо твой прогресс, но он не вызывает сомнений.
— Пытаешься меня приободрить? — Джеймс усмехался, пусть и понял — он не договаривает.
Напряжение ушло.
— Почему бы и нет? Мы не враги, а союзники.
— Ситуационные*.
— В конечном счете ты преследуешь те же цели. Другими методами.
Джеймс закатил глаза и, наконец-то, сжал его задницу, притягивая ближе. Колени проехались по горячим бокам. То, что им обоим тесно в одежде, стало очевидно.
— И что мы будем делать с этим?
— Решим, когда окажемся наедине. Если ты мне поможешь, Сэма будет проще отвлечь. И ему не придется опять вызывать такси.
Джеймс едко улыбнулся, оценив шутку, и без предупреждения поднялся с дивана, удерживая его на руках.
— Зачем ты?..
— Облегчаю тебе задачу. Сам ты с меня не спустишься. — Звучало не как предположение о затекших ногах, а как очередное хвастливое обещание, вызывающее неожиданно сильный отклик. До смешного сильно хотелось проверить, исполнят его или нет, несмотря на все связанные с этим риски.
— Спущусь, если ты не будешь меня удерживать.
Джеймс облизнулся, поставил его на пол и не без сожаления разжал руки.
***
В магазине за безумной примеркой последовала щедро приправленная стыдом покупка. Консультантки, даже если бы ничего не услышали, поняли бы все по их внешнему виду — оба они были одинаково взбудоражены, растрепаны и казались пьяными. Особенно Джеймс, наблюдавший за тем, как он рассчитывается, с порядочного расстояния и со странным выражением лица. Кажется, так прорывалось осознание произошедшего. Как только он приблизился к осознанию, добавилась похоть.
— На мне что-то осталось?..
Джеймс принял у него пакет и отрицательно помахал головой:
— Просто ты мило болтаешь с девушками после того, как отсосал мне. И держишь карточку теми же пальцами, которыми…
Гельмут его перебил:
— Я понял. Зайдем по пути в уборную.
— Ага. Здорово, что возможность подвернулась не там. Никогда не понимал, как можно трахаться…
Дело было не в внезапном приступе откровенности — то, как Гельмут смущался, похоже, приводило Джеймса в восторг.
— Помолчи, пожалуйста.
Ему широко улыбнулись. Ненадолго воцарилась блаженная тишина, но искушать этот возмутительно привлекательный мужчина умел и молча…
*
Поначалу уверенность, что они справятся с соблазном, ничто не омрачало. Джеймс быстро ополоснул лицо и руки. Машинально обошел периметр. Стоило начать умываться, остановился, внимательно отслеживая каждое движение в зеркалах. К концу действия расстояние между ними сократилось до нескольких шагов.
Джеймс опять был возбужден. Ему явно не хватило случившегося…
Гельмут отбросил в сторону бумажное полотенце, которым вытирал шею, и спросил, старательно скрывая свой интерес:
— Передумал?..
— Не обязательно здесь. Ты же планировал привести нас куда-то.
— В этом здании есть комнаты для массажа. Но у нас не осталось свободного времени. Если хочешь, могу тебя ударить, чтобы отвлечь…
Джеймс, вместо того, чтобы помрачнеть, широко и дразняще улыбнулся:
— Не поможет. Я бы не отказался от небольшой трепки**.
Показалось — знание английского изменило. Затем стало ясно, что речь идет о сексуальной практике, а не об избиении… Внутри поднялась буря, грозящая утопить в вожделении последний островок осознанности.
— Вижу, ты не против…
От капитуляции его спас появившийся Сэм, сбежавший от консультанток, которым доплатили за навязчивость. Покупки он забыл на кассе. Джеймс вздохнул, хлопнул бурно делящегося впечатлениями приятеля по плечу и повел обратно, бросив на ходу:
— Не отставай.
***
До знакомства с Шэрон он верил, что скрывает влечение вполне успешно. Единственная ее обращенная к нему напрямую реплика избавила его от этого заблуждения:
— Хороший вкус.
Джеймс услышал. Не сговариваясь, они решили держаться подальше друг от друга, что оказалось мучительно — особенно в клубе, — и до самой поездки из Мандрипура в одном автомобиле, на соседних креслах, не оказывались рядом. Ничего удивительного, что к моменту, когда они доехали до аэропорта, адреналин переплавился в возбуждение.
Джеймс держался подчеркнуто холодно. Едва машина остановилась, обратился к Сэму:
— Оставь нас на пару слов.
— Обещаешь обойтись без членовредительства?
— Угу.
Угроза наказания каким-то образом лишь усилила желание.
Похоже он и сам бы не отказался от «небольшой трепки»…
Сэм выбрался из машины. Отошел, прижал к уху смартфон, отворачиваясь.
Бионическая рука легла Гельмуту на бедро, медленно оглаживая от колена до паха и обратно. Прошлась по внутренней стороне, забираясь высоко и сбивая дыхание. Жар, без того бродивший под кожей, усилился до едва выносимого за секунды…
Джеймс встретил его глаза своими:
— Если бы ты не пристрелил того мудака, я бы отсосал тебе в этой тачке. — Убрал руку и, красуясь, выскользнул из машины, не открывая дверей.
Будь у них счет побед и поражений, эта партия бы точно осталась не за Гельмутом: на то, чтобы прийти в себя, ушло какое-то время…
***
В самолете взгляд сам собой останавливался на Джеймсе. Полирующем руку. Не способном заснуть. Серьезном. Сопереживающем.
И дело было не в физическом притяжении, эстетическом удовольствии или любопытстве, а в рожденном их сочетанием чувстве. То, что у него не было никаких шансов расцвести, неожиданно вызывало грусть.
От Джеймса внимание не укрылось:
— Не пялься. Почитай какую-нибудь из своих книжек. Вздремни.
Испытывал ли он что-то подобное, оставалось загадкой.
Скорее всего нет.
Почему-то это не утешало.
***
В Риге оказываемое Джеймсом влияние усугубилось. В домашней, располагающей к праздности обстановке подсознание вписало его едва ли не в любовники. Постоянно приходилось себя одергивать, чтобы оставаться в заданных реальностью рамках: не касаться, мимолетно лаская, не выражать заботу, не смотреть дольше необходимого.
Принимаемые сигналы ничуть не помогали. Да, Джеймс старался держаться подчеркнуто враждебно, но стоило Сэму оставить их наедине, хотя бы на минуту, чужое желание становилось практически осязаемым, а фантазии будто сообщались телепатически.
Вот и сейчас, едва он оперся о край стола бедром, взгляд Джеймса, сидящего на диване, стал весьма говорящим.
— Этот стол не настолько крепкий.
— По-моему в самый раз. Вот диван бы не выдержал. Или стекла.
Воображение жадно насадилось на все предложенные крючки разом с одним важным изменением: если бы вел Гельмут, предметам мебели ничего не угрожало — он был бы с партнером намного осторожнее. Даже витражи уцелели бы, а как красиво окрашенный ими свет смотрелся бы на спине Джеймса, поддающемуся ему навстречу…
Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Спросил, скорее из любопытства, чем из желания поддержать тему:
— Ты сейчас и правда думаешь о сексе?
— Не думаю. Вижу варианты. Хотя опираться на что-то вовсе необязательно. Я — вполне надежная опора.
Похоже, его снова дразнили. В этот раз, чтобы отвлечься…
Интересно.
Гельмут усмехнулся:
— Как и я.
Джеймса их воображаемая смена ролей не смутила:
— Ты не настолько выносливый.
— Ты удивишься.
Вернувшийся Сэм странно на них посмотрел:
— Мне скинули координаты их лагеря. Я думал, вы уже собрались?..
— Он переоденется за минуту. Да, Земо?
— Если мне не мешать.
— И в мыслях не было.
— Надеюсь вы закончили, потому что мы торопимся?.. Спасибо.
*
В переулке у здания, в котором исчез Сэм, Джеймс начал назревший разговор первым:
— Давай попробуем вести себя прилично. Ради дела.
— А мы разве ведем себя иначе?
— Сэм спрашивает, что между нами происходит. Он не слепой.
— И что ты отвечаешь?
— Что мы находим удовольствие, испытывая друг друга на прочность. Его беспокоит, насколько далеко мы готовы зайти.
— А тебя?
— Снова лезешь мне в голову?
В глазах напротив не было злости. Лишь спокойное ожидание ответа.
— Как и всегда. — Гельмут кивнул, принимая предложенные условия: — Постараюсь.
Джеймс дернул уголком губы. Постоял на месте, словно собираясь добавить что-то еще. Передумал и отправился расспрашивать местных о Доне — впечатляюще неуклюже.
Похоже эту часть их с Сэмом работы тоже следовало взять на себя…
*
Джеймса то, что он хочет придержать им же добытую информацию, ожидаемо не обрадовало. И все же вспышка ярости оказалась сюрпризом, словно не его часы назад душили в самолете, и разделенная с тех пор близость избавляла от физической угрозы.
Опасная, ни на чем не основанная доверчивость.
Почти такая же, как у Сэма:
— Я не требую перед ним извиняться. Просто поговорите, чтобы я не гадал, сцепитесь ли вы за моей спиной.
— Но мы именно это сделаем, как только ты уйдешь. Посмотри на него — явно держит код наготове!..
Сэм встретил очередной поток сарказма приподнятой бровью и продолжил стоять на своем:
— Лучше сейчас, чем во время беседы с Карли.
— Ладно.
— Надеюсь, вам хватит десяти минут.
— Надейся.
Дверь за Сэмом закрылась.
Джеймс обернулся к нему, стоящему в центре гостинной, с выражением досады на лице:
— Извиняться не буду.
— Я тоже.
Досада сменилась хулиганской улыбкой:
— Тогда чем займемся?
В качестве наказания стоило бы напомнить про уговор вести себя прилично или спросить о проблемах с агрессией, но время заканчивалось — не отмеренный Сэмом отрезок, а выделенный жизнью этому приключению. Гельмут поставил кружку на кухонный островок, бросил пальто на диван и кивком позвал за собой в ванную. Там Сэм точно не мог ничего услышать из коридора.
Джеймс неуверенно потянулся следом. Позволил вжать себя в стену за плечи. Приоткрыл рот, подставляясь под поцелуи, и мягко притянул его к себе, забираясь руками под водолазку, чтобы погладить лопатки.
— Давай, хотя бы один раз без игр?..
— Ничего не могу обещать…
*
Водолазку они снимали в четыре руки. Джеймс растянул горловину, чтобы точно не причинить ему боли, снимая вещь, и пугающе заботливо поправил волосы после.
С остальными вещами они обошлись менее деликатно.
Снесли полку с косметикой и та, разлетевшись по всей ванной, часто попадалась под ноги в неловком танце между стенами.
Искали самую удобную.
Закончили у самой узкой — между раковиной и ванной, хотя опирался он в основном на добившегося своего Джеймса, когда не проваливался в удовольствие от простых прикосновений. Обе руки блуждали по его телу, лаская и исследуя, пока он сам пытался сосредоточится на взаимном трении. И очень скоро он перестал их различать…
— Сколько же у тебя эрогенных зон?..
— Это тактильный голод…
— Ага, конечно. — Слова разделяли легкие поцелуи над ключицами, отдающие прямо в пах. — Может все-таки разрешишь мне встать на колени? Я не против потрогать самую чувствительную из твоих точек горлом…
— Меня все устраивает…
Смешок коснулся шеи нежной щекоткой.
К животу, оставляя мокрый след, прижалась мокрая головка.
Он накрыл ее ладонью, согревая.
В ухо вздохнули.
— Я бы мог провести так часы, но нас возложена важная миссия. Спустить пар, а не копить это безумие дальше. Помощник из тебя пока не очень…
— Можем прекратить…
— Вот еще… Иди сюда… Просто сжимай, пока я двигаюсь, окей?.. Не так, будто хочешь меня довести, как можно скорее… Черт…
Гельмут отпустил осторожно прикушенный им сосок и изменил положение руки, сжимающий их члены.
Спросил с улыбкой:
— Почему ты остановился?..
Джеймс поцеловал его и продолжил скользящее движение, телом к телу, разрешая себе стонать… Уперся в стену рукой ради удобства и — плитка знакомо щелкнула, а ванная бесшумно сдвинулась в сторону, открывая закрытый решеткой люк под ней.
— Что?..
Гельмут выругался и разжал пальцы, совершенно не готовый к тому, что сейчас все прекратится… Джеймс не отпрянул — прижался ближе.
— У тебя есть черный ход. Какой сюрприз. — Губы коснулись уха, скользнули по шее. — Не то, чтобы я не догадывался… Продолжим?..
Он, все еще не веря, что обошлось, коснулся чужого живота и — в дверь постучали.
В этот раз выругался Джеймс. Витиевато, грязно, по-русски.
— Просто скажите мне, что вы оба там. — Сэм звучал самодовольно. Словно они попались в расставленную им ловушку.
Похоже, Джеймсу в голову пришла та же мысль: тихое «ах, ты…» закончилось громким:
— Да.
— Земо?..
— Здесь.
Теперь в голосе Сэма слышались смешанные в одинаковых пропорциях ужас и веселье:
— Тогда у вас еще десять минут, чтобы закончить … Жду на кухне.
Джеймс закусил губу — растерянный и смущенный. Гельмут опустил руку с его пресса на все еще возбужденный член, напоминая о насущном.
— Как насчет душа? Ради экономии времени?
— Только душа?..
— А еще твоего члена между моих бедер и твоих пальцев у меня во рту?..
— Принято…
Первым во рту, впрочем, снова оказался язык Джеймса, и куда раньше, чем они забрались под воду.
*
Сэм смотрел на них, вышедших из ванной вместе, с очень сложным лицом. Он сидел все за тем кухонным островком и пытался успокоиться с помощью ромашкового чая. Заварочный чайник испускал пар и нежный аромат…
Гельмут, подчеркивая обыденность происходящего, налил себе чай в им же оставленную кружку.
Джеймс, нервно дернув плечом, потянулся к шкафу за виски, мимолетно его задев.
Раздался тяжелый вздох.
— Кажется, я не готов говорить об этом. И никогда не буду готов.
— Как удачно! Мы тоже не особо хотим. — Джеймс, несмотря на напускную браваду, вглядывался в Сэма с затаенным страхом. Плеснул себе виски чуть ли не до краев и за раз выпил половину стакана.
Осуждение на лице Сэма так и не появилось.
— Отлично. Главное, что никто из вас никого не принуждал, верно?..
Джеймс чуть не подавился.
— Как ты себе представляешь…
Гельмут остановил набирающую обороты речь, сжав бионическое плечо. Сэм издал странный звук — что-то среднее между стоном и вздохом. Пришлось отстраниться.
— Нет, Сэм, не принуждал. Не о чем беспокоиться.
— Я бы поспорил. Выбор, что не говори, специфический. Со стороны Баки, я имею в виду.
Джеймс поставил стакан, по которому вдруг прошла трещина. Он, кажется, не представлял, насколько сильно его заденет мнение Сэма.
Гельмут вздохнул и поддался импульсивному желанию его защитить:
— Речь едва ли идет о взвешенном выборе… Физическое влечение, плюс влияние момента…
— Заткнись. — Джеймс смотрел на него так, будто собирался разбить и новую кружку тоже — о его голову. — Конечно, это взвешенный выбор. Я осознаю, чего хочу и с кем. И, если ты не заметил, первым проявил инициативу. Давайте закроем тему и сосредоточимся на стоящей перед нами задаче. Окей?
— Я не имел в виду…
— Карли Моргентау, Земо. Сэм?..
— Ладно, продолжим потом, — согласился тот.
Земо допил налитый Джеймсом виски, догадываясь, что «потом» не застанет.
При виде Уокера с помощником догадка превратилась в уверенность.
***
(сейчас)
Единственное, о чем из произошедшего он жалел, так это об упущенной возможности извиниться и быть услышанным. За все остальное хотелось кого-то поблагодарить. Последний глоток жизни перед заключением, воспринимавшимся намного тяжелей первого срока, прошедшего в разных тюрьмах, между горем и ненавистью.
И все же он предпочел бы не видеть Джеймса снова и не испытывать всех этих смущающих чувств. Желать продолжения, в ситуации делающей его невозможным, было пыткой…
Впрочем, никто его мнения спрашивать не собирался, и через сутки его снова доставили в комнату для допросов.
Джеймс ждал его один.
Сидел за столом, сложив руки в замок, и напряженно о чем-то думал. Взъерошенный, серьезный, без перчаток. Та самая куртка висела на спинке стула. Ключицы, выступающие над воротом футболки, притягивали взгляд.
— Сэм подойдет позже?
— Нет. — Уголки губ дернула знакомая дерзкая улыбка: — Это свидание на двоих.
— Но охрана…
— Будешь цепляться к мелочам или сядешь?
Он сел. Тряхнул цепочкой наручников. Те зазвенели.
— Опять же не самый странный аксессуар. Сэм как-то пил кофе с девушкой, которая носила вместо браслета живую змею.
— Сэм?..
Джеймс хмыкнул. Посмотрел тяжело, испытующе, будто пытаясь прочитать мысли:
— Почему ты не хочешь дать МЕЧу шанс? Можно выслушать условия и свалить, а не отказываться до того, как что-то узнаешь. Утратил любопытство?
Сердце против воли взволнованно забилось. Надо же, Джеймсу не было безразлично, что он чувствует…
Пока его чувства угрожали безопасности мира, разумеется.
— Почему тебя это интересует?
— Ты вычеркнул себя из моего списка. А не я. Мне важно знать, что ты не сходишь с ума от скуки и завел себе социально-одобряемое хобби. С Карли получилось. Тебе понравилось. Может, получится с кем-то еще.
— Может, но я не ищу искупления.
— Ты ничего не ищешь. В том и проблема. Ты не в порядке.
Гельмут с удивлением понял, что не хочет слышать продолжения, а сердце до сих пор ускоряется.
— И упрямо следуешь выбору, сделанному годы назад. Отказываясь принимать все, что идет с ним вразрез.
— И на основании чего ты сделал столь блестящие выводы?
— Наблюдал. Думал. Общался с людьми, знающим тебя намного дольше. Твой старик не единственный уцелевший. У него, кстати, тоже есть мнение.
— Он бы не стал им делиться.
Джеймс усмехнулся:
— Я пересказал ему нашу беседу у мемориала, и твое стремление умереть ему не понравилось.
Внутри поднялась волна гнева.
Ничто не давало Джеймсу права вмешиваться.
— Не нужно было…
— Нужно. Ты злишься и, наконец-то, выглядишь живым. Сэм, в первый раз поговорив с тобой, переполошился. Притащил меня посмотреть насколько все плохо.
— Потом он приходил один…
Джеймс глубоко вздохнул:
— Я наблюдал со стороны. И мне не понравилось. Настоял на личной встрече. Ты взбодрился, но до того, с кем я, — губы лукаво изогнулись, — «путешествовал», все еще далеко. За пределами этих стен есть люди, которые о тебе беспокоятся. У тебя остались незаконченные дела. Например, мы так и не доиграли.
Теперь в буре разбуженных разговором эмоций преобладало удивление:
— Что?..
Джеймс коротко облизнулся и прижался к его колену своим.
— Не доиграли. Мне бы хотелось закончить партию. Проиграть. Отыграться. И для этого ты, опять же, должен пойти МЕЧу навстречу.
Ладно, Джеймс не зря называл себя сумасшедшим, и вполне мог иметь в виду, то, что говорит, но…
— Меня никогда не выпустят.
— Ты все еще не знаешь, что тебе хотят предложить. Соглашайся. Не заставляй меня использовать последнее средство…
Между губ снова мелькнул язык.
В сопротивлении не было смысла.
Гельмут хотел знать.
И на что-то надеяться.
И жить.
— Какое?..
— Ты меня не простишь.
— Пусть.
Смартфон со снятой блокировкой лег ему в руку. На снимках в открытой фотогалерее никого, кроме Джеймса, не оказалось. Снимки, особенно сделанные крупным планом, не только взывали к воспоминаниями, но и несли много нового…
Голос предательски осип:
— Это пирсинг?
Джеймс, взволнованно и жадно следивший за его лицом, усмехнулся:
— Выберешься — узнаешь. Так ты согласен?
Гордость еще что-то лепетала.
Сил прислушиваться к ней и дальше он не находил.
— Да. Ты умеешь убеждать.
В награду ему широко улыбнулись и погладили руку, забирая смартфон.
***
Уже через полгода Гельмут познакомился со всем представленным на снимках лично.