Work Text:
Люди ми тільки тоді, як дуже сильно любимо.
Бумбокс
Наташа не верит в любовь.
Её с малых лет приучают любить дракона, но тот испускает дух даже раньше, чем она успевает повзрослеть достаточно, чтобы разглядеть кровь на его клыках и испытать страх. Однако лично для неё ничего не меняется. Те, кто владеет её жизнью, намерены во что бы то ни стало взрастить нового дракона на костях старого. Руками таких, как она.
В шесть лет её удочеряют. Алексей и Мелина залегендированы как пара простых столичных интеллигентов. На публику они играют роль любящих приёмных родителей, дома же не скрывают, что Наташа – всего лишь живой реквизит для их представления. Реквизит, с которым они прекрасно обращаются. И который, между прочим, обязан дракону избавлением от необходимости бороться за выживание в детском доме.
Вместо обычной школы её отправляют в балетную, за фасадом которой прячется Красная комната в те времена. Здесь обучают совсем другим искусствам – лжи и смерти, а в перерывах – английскому и всему, что может понадобиться, чтобы хорошо изображать нормальность. Что до лжи, у Наташи уже есть двое отличных учителей. С языком у «родителей» пока дела обстоят хуже.
Через пару лет семья особого назначения эмигрирует в Штаты и оседает в Огайо. На Алексея и Мелину противно смотреть; ещё отвратительнее знать, что маленькая Елена принимает всё за чистую монету. Когда Наташа наблюдает за настоящими семьями, ей кажется, что она попала в луна-парк без единого цента в кармане. И всё же она продала бы душу дьяволу, в которого тоже не верит, лишь бы это длилось вечно. Хотя бы для Елены.
Наташа не верит в любовь.
Парень, который мог бы стать её первой любовью, будь Наташа и вправду обычной девушкой, застает её в объятиях своего отца. Ей шестнадцать, и она на первом задании. На то, чтобы подобраться к бизнесмену-нефтянику, уходит три месяца учебы по поддельным документам в элитной школе вместе с его сыном. Половину срока они мило встречаются. Наташа вхожа в роскошную квартиру в центре Москвы и флиртует с хозяином всякий раз, когда парень не видит. Наконец сопляк чуть не срывает операцию. Войди он раньше...
Когда парень, вместо того, чтобы заорать «Продажная шлюха!», стаскивает отца за грудки с постели и грохает о стену, Наташа роняет челюсть. После чего сжаливается над влюблённым идиотом и доигрывает роль меркантильной сучки. Пускай винит её. Она даже благодарна, что их прервали вовремя: слишком уж мерзок объект соблазнения. Всё равно фотограф на крыше дома напротив уже нащёлкал целую кучу горячих кадров.
Через сутки бизнесмен-нефтяник тайно жертвует кругленькую суму на глубоко засекреченное не пойми что. Конечно, во благо родины. Теперь Дрейкову мало запустить обе руки в государственную казну, – тем более, из неё торчат не только его руки.
Через неделю Наташа сбегает из-под вечного надзора и проводит ночь с первым же симпатичным ровесником, которого цепляет в клубе. Без особого удовольствия и без лишних сантиментов. А на медосмотре получает такую пощечину, что остальные девушки слышат за дверью. За растрату ценного ресурса.
Через месяц наступает – на самом деле наступает – миллениум. Очнувшись от наркоза в новом тысячелетии, Наташа думает, что пути назад больше нет. И тут же поправляет себя: его никогда и не было. После инициации не стало иных путей вперёд.
Наташа не верит в любовь.
Но при планировании операций всегда учитывает, что многие другие верят. Плох тот шпион, который не разбирается в эмоциях: он не сможет предугадывать действия. Вот взять, к примеру, Стива: предсказуем, как швейцарские часы. Так и тянет сломать шаблон специально. Когда она целует его на эскалаторе, Стив застывает истуканом. Не от смущения или потому, что ханжа. Просто целуют, только если хотят поцеловать, а не затем, что «от публичных выражений любви люди испытывают дискомфорт». Коллег не целуют вовсе. Особенно когда за вами охотится группа захвата. Всё ясно, как день.
Впрочем, несколькими годами ранее эта способность Наташу подводит. Она не знает, почему лучник опускает оружие первым, хотя ему в лоб смотрит дуло пистолета. В надежде перевербовать? Бред, они даже не успели заговорить. Из жалости? Ещё больший бред: такой Клинт вряд ли дожил бы до их встречи. Позже он отшучивается, мол, устала рука. Разумных объяснений, почему Наташа опускает оружие второй, она тоже не находит.
Много лет – и бед – спустя впору думать, что Будапешт был промыслом судьбы, но думать на Вормире некогда. Последнее задание Наташа дает себе сама. Это как будто она снова в луна-парке, только уже не одинокой девочкой, а оператором за пультом управления. В её силах сберечь одну семью, – пусть не свою, но и не чужую, – и она это сделает. Загвоздка в том, что Клинт представляет одинокую девочку. И резко против.
В короткой схватке она дерётся так, как не дралась ни в Будапеште, когда хотела выжить, ни в Ваканде, когда должна была убивать. Потому что на этот раз не имеет права на провал. У победы привкус крови и вины: Наташа может дать Клинту шанс на новую жизнь, но не стереть память. Он будет помнить, как его «заноза» выскальзывает из руки.
Наташа не верит в любовь. Зачем верить в то, что видишь прямо перед собой?