Chapter Text
Первое, что чувствует Дилюк после пробуждения, — это чужую руку. Глаза еще привыкают к яркому свету в палате собора Фавония. Здесь всё по-прежнему. Пахнет настойкой каллы и застиранными одеялами; такая ткань всегда кажется мягкой наощупь. Уже лучше различая всё вокруг, он продолжает щурится, игнорируя легкую боль от света. И силуэт, загородивший солнечные лучи, словно принимая облик солнца, становится четче, превращаясь в знакомый образ. Облик Джинн чем-то схож на его собственный. Уставший, со спутанными волосами, но по-своему спокойный. Дилюк вновь невольно щурится, улыбаясь лишь уголками губ от ощущения тепла рядом с ним.
Внутри палаты умиротворенно. Из приоткрытого окна тянется запах утра. Легкая влажность ощущается от росы за окном, и запах утра проникает через открытые ставни вместе с душевным освобождением. Дилюк вдыхает полной грудью, прикрывая веки, стараясь выйти из полудремы. Свежий ветер обдувает его лицо, помогая проснуться. Дилюку не нужно глядеть на часы, он и так знает — сейчас нет и шести утра. Не сложно догадаться, что Джинн оказалась здесь с момента, как они вернули Кли в город и до сих пор не выходила из собора наружу, оставаясь с Дилюком и Кли. Он открывает рот, желая что-то сказать, но тут же закрывает при виде её лица. Немного осунувшееся, с виднеющимися мимическими морщинками. Для Дилюка она, словно совсем не изменилась, все такая же изможденная и улыбчивая. Как во времена их рыцарства. Прекрасная, как это утро.
Затекшие плечи и спина дают о себе знать после неудобного, но необходимого сна. И Дилюк потягивается, сам не замечает как зевает, передавая зевоту и Джинн, отчего оба немного смеются. Несколько движений помогают привести тело в легкий тонус. Он почти готов встать со стула, на котором просидел пол ночи. Однако маленькая рука на его ладони вынуждает остаться на месте, что Дилюк и делает. Тревога мурашками пробегает по спине. Успокаивающая рука ложится на его напряженные плечи. Джинн лишь мягко намекает, что с Кли все в порядке. И то верно. Она жива. Она рядом. Она дома. И Дилюк кладет свою ладонь поверх руки Джинн.
Кли мирно сопит, как всегда ворочаясь во сне и забавно хмуря брови. Её дыхание спокойное и размеренное. Синяки на её руке выглядят куда хуже, чем есть на самом деле. На детской коже любая травма проявляется в разы ярче, нежели на взрослом. Слегка фиолетовые, они выглядят болезненно, и только запах нанесенной мази напоминает о важном. Кли в городе, Кли в безопасности. Сейчас бы она стойко доказывала, что никакая боль ей не страшна, и вообще синяки — это повод для гордости. Доказательство того, что Кли справилась с трудностями и все преодолела. И кто же научил её этому…
От собственных мыслей Дилюку становится легче и немного спокойнее. В палатах собора всегда было тихо и мирно. Здесь заканчивались самые страшные вылазки, сюда приводили провинившихся офицеров для помощи, здесь он понял, что серьезно влюблен в Джинн. Дилюк поворачивается к ней, вспоминая неловкие разговоры и избегания друга в юношестве. Тогда у Кэйа была еще одна возможность поиздеваться над братом. И было так же тихо внутри этого многолетнего здания раньше.
Воспоминания мелькают перед глазами выборочно, напоминая о решениях которые он принял и деяниях, которые совершил. И сожаления вместе со стыдом от собственных поступков напоминают, что же сформировало его как личность. Однако Дилюк почему-то не чувствует себя ужасно, скорее слегка потерянно. Дышит как-то тяжелее и застывает взглядом на объекте. Попытки Джинн привести его в чувство заканчиваются неудачей.
Сомнения никогда не покидали голову Дилюка. Ни во время его бурной юности, ни во время преследования Фатуи, ни, тем более, по возвращению в Мондштадт. И, казалось, этот порочный круг невозможно остановить, не уничтожив самого владельца. Почему-то только сейчас чувство стыда, разрешающееся на частицы, куда-то исчезло, будто бы растворившись в утренней росе. И никакой вины за произошедшее вовсе не было. Он знает, что охотники наказаны, его дочь в порядке. Как и была всегда, оставаясь со своими родителями. Даже если сами родители опасались чего-то неизведанного, накручивая себя за каждый совершенный проступок.
Наверное, Дилюк всегда имел право на ошибку. Как и любой человек в Тейвате, судимый архонтами или временем. Он никогда не отрицал грешность своих действий — ни линчевание, ни скрытные подпольные махинации не делали Дилюка героем. И уж, тем более, не делали хорошим отцом. За опрометчивый и глупый поступок, за эту связь, он никогда не считал себя хорошим человеком. Такая хрупкая, похожая на Лиюэйский фарфор, Кли была изумительным ребенком. До мелочей безумно похожая на свою мать. Эти маленькие ямочки на щечках, появляющиеся у нее при улыбке. Накручивание на палец выпавшие пряди, что невольно становились волнистым локоном. Желание стоять на своем, даже если она не права. Хотя, наверное, это общая черта обоих родителей.
Дилюк смотрит на Джинн с удивлением, получая в ответ немного расслабленный взгляд. Она наконец-то смогла достучаться до него. Как можно аккуратнее он освобождает свою руку из цепких пальчиков Кли, и целиком поворачивается к Джинн, вставая со стула. Разница в росте кажется заметной, как и различие в усталости каждого. Точнее переутомление одного из них. Но даже с этой усталостью в глазах, Джинн выглядит спокойной. Её прежде напряженные плечи опускаются, в ответ на прямой взгляд Дилюка, она лишь непонимающее моргает. Светлые локоны, слегка вьющиеся на концах от природы, забавно качаются, когда она наклоняет голову. Яркие глаза, похожие на пасмурное небо, смотрят прямо на него. И эти грубоватые от использования оружия руки, касающиеся его щеки. Дилюк любил в ней всё, с самого детства. Когда он целует ее ладонь, Джинн смущается, и легкая улыбка служит ответом на действия. И, наверное, впервые за долгое время Дилюк осознает, что именно с этими людьми он хочет провести свою оставшуюся жизнь. Не нести груз своих мыслей, словно обязанность, а быть частью семьи, создавая единое целое. Сжимая руку Джинн, Дилюк делает то, что кажется очевидным.
Говорит о том, что накопилось за долгие годы.
Это был ответ на поверхности, который никак не хотел укладываться в его голове. Дилюк еще долгое время будет ощущать себя недостойным счастья. Считать, что не сделал ничего для собственного спокойствия. Дилюк всегда думал, что совершил слишком много ошибок: когда на эмоциях, иногда будучи с холодной головой. Но что-то всё равно не входило в его концепцию самопознания, сильно давило на сердце, разрывая голову до боли в висках. Он никак не мог понять — почему люди, получившие от него тонну боли, всё ещё тянутся к нему, давая шанс на исправление. Почему даруют возможность жить и быть частью их жизни. Хотя ответ был прозрачен: они были рады вернуть его в свои судьбы, и вместе залечить старые раны — создавая новую историю. Кэйа никогда не забудет своего брата. Джинн не разлюбит в глубине души свою девичью любовь. Кли будет и дальше обожать своего папу. И даже сейчас, после ужасных событий, кажется, что все идет правильно и спокойно. Оглядывая палату в родном городе, как тогда, во время рыцарства, он улыбается, отчего у Джинн пробегают мурашки, словно кто-то отмотал время назад. Будто с лица Дилюка исчезает та грусть, что копилась годами. От его слов у неё всё сильнее краснеют щеки, хотя, смотря прямо на нее, Дилюк этого не замечает. И в его жизни наступает рассвет — он может продолжить писать ту историю, которую сам захочет.
Когда Дилюк заканчивает говорить, у Джинн в голове не остается и мысли. Жар в палате ощущается каждой частичкой тела, не помогают и открытые окна разогнать эту духоту. Его ранее расслабленные ладони в её руках, немного сжимают пальцы от волнения. Выдохнув после длительного монолога сам Дилюк еще не до конца понимает, почему Джинн выглядит лишком растерянно. Будучи ранее спокойной она выглядит совсем иначе. Дилюк и сам теряется от чужой реакции, и осознав все сказанное, понимает. Рука сама невольно тянется ко рту, от удивления. И, поднимая брови, он едва не делает шаг назад, но сдерживается.
Кажется, Дилюк только что сделал Джинн предложение.
В ту секунду палата больше походила на кухню, потому что таких вареных раков едва ли видел хоть один повар Тейвата. Каждому из них требуется время для осознания. Для принятия случившейся истины, такой же очевидной, как бабочки в животе. Слова, которые хочется добавить, даются тяжело, замирая где-то на кончике языка. Но это должно быть необходимым этапом. Солнце мягкими лучами добирается до окон собора, освещая фигуру Джинн перед ним. И без того светлые волосы отливают золотом, обрамляя её образ. В его глазах она была более чем божественна. И, наверное, это правильно, что мысли, тяготившие его столько времени, обрели голос. Остывая, Дилюк смотрит прямо в глаза, продолжает монолог. И кажется ничто не способно помешать этому случиться. Он говорит, что любит ее, более осознано и немного в своей манере:
— Позволь мне помочь тебе и Кли со всем, чем я смогу, — И Джинн думает, что уже однажды она слышала эту формулировку, но не перебивает, слушает, — Давай станем семьей…
Пускай его взгляд был сосредоточен, ничто не выдавало волнение Дилюка сильнее, чем трясущиеся ладони в её руках. Шумно сглатывая, он считает секунды, словно не желая предугадать её ответ, который все никак не доносится. И сердце, стуча в ушах, мешает здраво мыслить. Джинн не говорит — всхлипывает несколько раз. На секунду Дилюк мешкается, думая, что все это глупость и надуманные мысли. Но только когда он ощущает её крепкие объятия, сбежать из которых невозможно, понимает — всё это правильно. До каждого действия. Объятия такие жесткие, до боли в костях, но сейчас Дилюку любое прикосновение Джинн дарит эйфорию.
— Не уходи больше никогда, — говорит она между всхлипами, содрогаясь в плечах, отчего у него пробегают мурашки. И болезненный ком застревает в горле, но, перебарывая себя, он все же сглатывает. И ладонь проходится по спине Джинн, когда вторая аккуратно ложится на ее волосы.
— Я не разочарую, — говорит Дилюк с толикой совести.
— Просто будь рядом.
— Я буду — всегда, — и Джинн сильнее обнимает его, выдыхая скопившееся напряжение. Проходит пара минут, прежде, чем она расслабляется. Тогда он позволяет себе оплошность, целуя ее в лоб, осторожно, спрашивая разрешения легким движением. Затем еще раз в переносицу, и еще раз в нос. Подставляя губы Джинн не думает, просто отдается ощущениям. Дилюк за талию прижимает ближе к себе, аккуратно, не разрывая поцелуя. Мягкие, немного обветренные губы Джинн — вторая по величине награда в его жизни. Важнее Джинн и всего, что было в жизни Дилюка, стояла только их дочь…
— Значит, Кли справилась… — хриплый смех едва проснувшейся Кли, заставляет взрослых гуще покраснеть, чем раньше. Но смущение быстро теряется среди вопросов подбежавших родителей с расспросами, где что болит и как ее самочувствие. О, у нее ужасные мешки под глазами. И Джинн берет маленькие и трясущиеся от слабости ладошки в руку. От множества слов у Кли начинает болеть голова, и Дилюк подрывается за врачом, пока Джинн нежно поглаживает ее по голове.
— Да, милая, ты дома, все будет хорошо, — говорит Джинн мягко, — Ты со всем справилась и справишься.
— Мой суперплан самый супер-пупер — восхищенные, но уставшие глаза смотрят на Джинн с детским восторгом.
— Что же за план такой? — спрашивает она, желая разрядить обстановку. И воодушевленная Кли рассказывает, пока Джинн потирает ее запястья большими пальцами.
Она говорит о сказках, в которых всегда есть счастливые концы, где герой спасает всех, чтобы обрести семью. Чтобы заслужить свое «долго и счастливо». После которого не бывает грустных дней без семьи и без веселья. Где «долго и счастливо» долгое и счастливое. Не встречаясь редко на выходных на берегу моря или одном совместном ужине. Аделаида говорила, что все сложнее, чем просто два прилагательных с радостной идеей. Но все герои, проходя трудности, объединяются перед лицом опасности. Значит и Кли и ее семья сможет. Только оставалось найти опасность. Поиск лучшего варианта отнял у нее много времени.
Она знала, что из дома убежать — не самая лучшая идея. Поэтому ее план был хитер и гениален: супер-пупер, как она сказала Джинн третий раз. Оставшись дома одна, она просто хотела пойти к соседке и спрятаться, и, конечно, поесть вкусных блинов тетушки Миры в соседнем доме. А когда мама придет домой, поволнуется и побежит вместе с папой ее искать. Тогда Кли вернется обратно, и точно будет целая настоящая семья, как у той девочки, с которой она часто встречается на соборной площади. А может и братик, хотя Кли бы хотела сестричку. О своем похищении Кли ничего не помнит, только то, что открыла дверь и вышла из дома. И почему-то болят запястья и темечко. Но, кажется, все удалось? Папа сказал, что они будут семьей. Значит, план был действительно супер-пупер!
Когда Кли заканчивает Джинн ничего не говорит, не отвечает на ее вопросительную интонацию о супер-плане. Мама обнимает свою дочь крепко, насколько может, прижимая ребенка к себе. Шум в ушах не позволяет услышать еще один радостный немного хриплый вскрик. И объятия позади Джинн, окутывающие их с Кли вдвоём, кажутся необычными. Чувствуя, как щекочут щеки чужие волосы с обоих сторон, Джинн ощущает себя лучше, позволяя слезам выползти наружу. И Кли продолжает что-то щебетать про обещанные — еще одни выходные на море.
— Семье стоит отойти от пациента, — шутливо говорит Виктория, все же желая осмотреть Кли, — вы еще успеете наобниматься.
Они потом проведут с ней суровую беседу, говорят опять о том, как важна безопасность. Сейчас главное, что все целы и ее семья снова вместе. А значит, все будет хорошо, долго и счастливо.
***
Трепет похож на натянутую надо упора струну. Тянется по всей душе, дергаясь ярким высоким звуком каждые три секунды. Джинн всегда переживает обо всем, но сегодня это переживание кажется достигает предела.
— Ты сейчас лопнешь от напряжения, — бурчит Лиза предлагая Джинн еще один стакан воды, но та лишь улыбается, отказываясь.
Сегодня один из важных дней в ее жизни, о котором думала каждая девушка хотя бы раз. На ней серьги семьи Гунхильдр и, пока что, только помолвочное кольцо семьи Рангвидров. А еще маленький кулон, который купила для нее Кли, сказав, что он подходит глазам мамы. Не смотря на различие вещей, они сочетаются, дополняя образ Джинн как невесты. О чем в сотый раз говорит ей Лиза вместе с Барбарой. И Джинн соглашается, пускай и смущаясь от комплиментов.
В любой другой день Джинн казалось, что время течет ужасно долго, но сегодня хотелось насладиться каждой секундой. И едва успокоив свое сердце, она слышит стук в дверь, приглашающий на собственный праздник. Торжество, где Джинн одна из героинь своего романа. Как девочка, читающая только книги с счастливым концом. Дилюк подает ей руку осторожно, сжимая женскую ладонь немного сильнее не то от собственного волнения, не то для поддержки. Одетый в такой же белый костюм, он поправляет растрепанные волосы, заплетенные в толстую косу. По виду кажется, что он немного озабочен этим элементом своего внешнего вида, и уже, наверное, пожаловался Кэйа на свое несоответствие собственным стандартам. Однако сейчас, Джинн не находит на его лице привычно знакомого раздражения. Словно она видит перед собой молодого амбициозного капитана кавалерии, которого уважала в начале рыцарского пути. Или маленького мальчика, который ужасно нравился юной Гуннхильда до пылающих щек. Как же Кли на него похожа. Взяла из этой улыбки самое лучшее. Джинн отдаст все, чтобы видеть их счастливые лица чаще. И в ответ на его улыбку Джинн пылает все такой же радостью в ответ. Она берет его руку уверенно, полностью обхватывая ладонь пальцами. В своей речи не раз скажет, что готова идти с ним рука об руку куда угодно. И готова начать прямо сейчас.
Когда они входят под звуки торжественной музыки, каждый приглашённый человек видит их счастье. Сегодня без титулов и громких формальностей они выглядят просто, как обычные люди. Как Дилюк и Джинн. Волнение не скрытое от глаз, сливается с наслаждением от момента. Лиза сжимает локоть Кэйа сильнее, когда молодые проходят мимо них. Каждый замирает, животрепещуще наблюдая. Они не были бы собой, если бы не заучили речи наизусть, но, как в случайностях рождается смех, так и несколько неловких ошибок дают возможность расслабиться. Среди слов молодых проскальзывает еще одно яркое, звонкое имя, и Шеймус просит подойти главного помощника. Кли входит в зал немного торопясь, преодолевает такой же длинный путь на глазах всех присутствующих, как и ее родители. Милое легкое платье с воздушной юбкой и небольшие банты покачиваются в такт движений Кли. В детских глазах читается явное желание поскорее добежать, но, будучи взрослой девочкой, она себя сдерживает, и, расправляя плечи, уверенно идет на встречу к близким, хоть и шустрые ноги выдают ее с лихвой. По мере приближения Кли, оба родителя опускаются на корточки. И улыбки родных только подстёгивают ее быстрее дойти до них. Кли почти прыгает в объятия родителей, и они отвечают на тепло ребенка своим. Лишь когда взрослые поднимаются в полный рост, церемония продолжается и Шеймус вновь обращается ко всем присутствующим с должным уважением и торжественностью. Но Кли лишь тихонько хихикает, замечая, как накренилась шапка дедушки. Назло ей только собственная челка также лезет на глаза. Поправить бы хотелось, да только руки заняты. Лишь в конце длинной церемонии на нее все обращают внимание, и девочка делает, что должна. С особой любовью она надевает на родителей пару венков, что несла в своих руках Кли. Из свежих цветов венки пахнут особенно: свободой и вольным бризом. Совершенно не дурманя голову — Кли знает, с самого начала церемонии носит такой же. Если не с самого начала дня. С утра пришлось встать немного раньше, чтобы успеть сделать венки каждому члену ее семьи. Нужно было сделать так, чтобы они не увидели раньше времени. Спасибо барду бродяжке, что на удивление оказался так близко, принеся с собой несколько горных сисилий с долины Звездопадов. И венки на их головах чудно дополняют их костюмы. Видеть их счастливые лица Кли только в радость. Под звуки торжественной музыки Дилюк и Джинн соглашаются быть частью друг друга. В знак закрепления клятвы Джинн и Дилюк целуются, отчего Кли куксит лицо, но смеется, так ярко и по-детски. И, держа Кли за руки, новобрачные слушают объявление Шеимуса об окончании церемонии. В городе ветров становится больше еще на одну семью. Зал заливается бурными овациями с всплесками криков поздравлений и желаний благополучия молодой семье. Каждый из них чувствует себя по-настоящему счастливым.
Когда на площади Дилюк ведет Джинн на танец, она, подбирая платье, вступает в такт, как в шутливый бой. И звуки лиры, доносящиеся, словно из воздуха, подстёгивают в их импровизированном первом за много лет танце. Выбежав из собора, будто два молодых рыцаря, осторожно держа Кли за руки, они танцуют, позволяя адреналину разлиться в кровь. Пусть обоих учили не тем па, что выдавали их тела. Сегодня они похожи на людей, отдающихся музыке в пабе, просто наслаждающихся моментом. И напряжение отпускается само собой. Особенно, когда в ритм включается самый юный член семьи. Хватая родителей за руки Кли смеется и радуется, как и положено радоваться ребенку. Хихикая, она раскручивает обоих взрослых под новые звуки музыки. В моментах недоговоренности и непонимания ощущение давление садится на плечи. И как приятно осознавать сейчас, спустя сотни слов и недомолвок, ощущать себя счастливым. Рядом с близкими. И завершая танец они поднимают Кли на руки, целуя ее в обе щеки, получая бурные овации где-то на фоне. День новой семьи только начался, а Кли уже хочет пережить эти моменты еще раз. И еще и еще. А возможно лизнуть повторно начинку торта, который они съедят через несколько часов. Но сначала обнимет родителей, которые рядом с ней, вместе, наслаждаются временем. Как настоящая семья. И только в завершении танца Кли спрашивает, отчего оба родителя впадают в ступор:
— А что такое плодовитость, которой пожелал тот дяденька, он тоже хочет сок из плодов?
Кажется, их действительно ждет ещё один долгий разговор…