Work Text:
Если бы кто-нибудь изволил поинтересоваться мнением Ло Бинхэ относительно демонической политики, он бы с радостью сообщил, что видал её в Бездне. Туда же могли отправляться все, из-за кого ею приходилось заниматься — местечковые кланы, которым не нравился новый режим, их ушлые наследники, которые поднимали восстание то против Ло Бинхэ, то за Ло Бинхэ, то просто так, потому что им было скучно и они хотели похвастаться. И Ло Бинхэ ценил их силу — если бы не приходилось из-за этого бросать все дела и мчаться в свой дворец, чтобы потом часами сидеть в тронном зале и выслушивать нытьё его подданных, которым внезапно надоело приходить жаловаться Мобэю.
Как будто у Бинхэ больше не было дел. Ему нужно было собирать сливы, например — они как раз созрели, и до большей их части уже добрались ручонки остальных учеников, но от пары деревьев он отогнал их чуть ли не когтями и зубами, потому что хотел приготовить учителю что-нибудь из самых свежих фруктов. Да и крышу в бамбуковом доме хотелось бы подлатать, пока не начался сезон дождей. И Нин Инъин недавно подарила новую книгу рецептов, а Ло Бинхэ до сих пор до неё не добрался…
При мысли о том, как он возится на кухне, а через стенку занимается собственными делами учитель — не так давно он почему-то взялся перерабатывать учебники для младших адептов, и теперь постоянно сидел, с головой зарывшись в бумаги, бормотал что-то и с сосредоточенным видом кусал кисть, сам того не замечая, отчего у Ло Бинхэ каждый раз останавливалось сердце — на губах расцвела улыбка.
И сразу же погасла, стоило увидеть прошмыгнувшего мимо демона из слуг, который, пусть и испарился мгновенно, всё же напомнил, что никакой домашней идиллии Бинхэ не светит ещё полмесяца. Ещё и сливы наверняка переспеют…
Ругательство, сорвавшееся с губ, гулким эхом разнеслось по пустующему коридору.
Хотя бы свой двор он уже распустил — полчаса назад, на самом деле, потому что сейчас как раз возвращался в тронный зал, закончив обсуждать с Мобэем план ближайших действий. На западе кто-то опять разжёг очередное мелкое восстание, и как бы Ло Бинхэ ни хотелось пойти и перерезать там всех, учитель давно запретил ему предаваться бессмысленному насилию.
Поэтому сейчас Мобэй отправлял отряд на разведку, а Бинхэ возвращался в тронный зал, где остался учитель, задержавшийся поговорить со своим… с этим… с драгоценным шишу Ло Бинхэ, Шан Цинхуа. Пять минут назад тот вернулся и сказал, что учитель будет ждать Бинхэ в тронном зале — и Ло Бинхэ решил, что всё, хватит с него, вся стратегия подождёт до завтра, а он лучше окажет немного внимания учителю.
Или много, очень много внимания, потому что учитель тоже терпеть не мог дни, когда ему приходилось стоять у трона Ло Бинхэ и выслушивать бесконечные жалобы.
И ведь Бинхэ предлагал поставить ему второй трон; предлагал вообще его не сопровождать — он знал, что у учителя начинают болеть ноги и спина, и хотя делать ему массаж после приёмов Бинхэ обожал, он бы предпочёл, чтобы учитель таял под его прикосновениями немного в другом смысле.
Но когда он заводил об этом разговор, учитель стукал его веером по голове и сурово заявлял, что не оставит Бинхэ на растерзание всем жалобщикам — потому что он его муж. Иногда Бинхэ поднимал тему, только чтобы услышать это.
Впереди замаячили двери тронного зала, и он ускорил шаг, ощущая, как затрепетало в груди сердце — как и всегда перед встречей с учителем, пусть они и виделись в последний раз меньше получаса назад.
В этот раз даже мысли о восстании не смогли подавить улыбку. Набрав в грудь воздуха, Ло Бинхэ толкнул тяжёлые двери.
— Учитель, — начал он, прекрасно зная, что в тронном зале кроме них никого не осталось — впрочем, его бы не волновало, даже будь там толпа, — простите этого ученика за ожидание. На западе опять восстание, я планирую отправиться туда завтра же. Вы составите мне компанию? Говорят, там лучшие горячие источники в царстве, мы могли бы…
А потом подавился и застыл на месте, обрываясь на полуслове, потому что именно в этот момент до него наконец-то дошло, что именно он перед собой видит.
Впереди, на золочёном массивном троне, забросив ногу на ногу и горделиво выпрямив спину, сидел Шэнь Цинцю.
Его изящная светлая рука с зажатым в пальцах веером лежала на колене, затянутом тёмно-зелёной, почти чёрной тканью верхних одеяний, из-под которых выглядывала тонкая, более светлая ткань в привычных бирюзово-зелёных оттенках. Эти одежды учитель надевал только на официальные приёмы, когда выступал в роли не просто хозяина пика, но мужа Ло Бинхэ; привычные по стилю одежды горы Цанцюн, но темнее в оттенках, с рукавами и воротом, расшитыми серебряной нитью, в узорах которой угадывались завитки метки священных демонов.
Ло Бинхэ почувствовал, как предательски раскрывается рот.
Учитель смотрел на него сверху вниз — не мог иначе, ведь трон возвышался над остальным залом; между бровей его залегла едва заметная складка, и он поморщился, когда опустил на пол ногу.
И Ло Бинхэ знал, в чём дело. Знал, что учитель, скорее всего, просто устал — что у него болит поясница — что он не хочет лишний раз вставать, и, может, Ло Бинхэ даже разрешат донести его до их покоев на руках, если получится уговорить, доказать, что он собственными руками отсечёт голову любому, кто только посмеет взглянуть на них — Ло Бинхэ знал это…
Но кровь моментально зашумела в ушах, а дыхание перехватило, и, когда учитель изящным движением поднял веер и поманил Бинхэ к себе, он не успел даже подумать.
Он сам не заметил, как широкими шагами пересёк зал и взлетел по ступеням к трону.
— Не обязательно так спешить, Бинх… — начал было учитель, а потом прервался уже он, потому что Бинхэ тяжело рухнул перед троном на колени.
Не мог иначе — все естество кричало склонить перед ним голову.
В следующую секунду на макушку его легко опустилась деревянная пластина веера.
— И что это значит? — поинтересовался учитель сверху, постукивая Бинхэ по голове — небольно, неощутимо даже, и всё равно он опустил голову ещё ниже, глядя на подол тёмных одеяний. По нему тоже струилась серебряная нить.
Не удержавшись, он провел по ней кончиками пальцев, а Шэнь Цинцю, не дождавшись ответа, легко подёргал его за прядь волос.
— Бинхэ, не валяй дурака, — строго сказал он. — Я просто присел, пока ждал тебя, не обязательно так реагировать. — А потом до ушей донесся едва слышный выдох, в котором Бинхэ различил смешок, и учитель добавил: — Или ты обижаешься, что я занял твоё место?
Ло Бинхэ вскинул голову так быстро, что заныла шея.
— Всё, что принадлежит мне, принадлежит и учителю! — горячо выпалил он, глядя ему в глаза. В них плясали смешинки — и ласка, и Бинхэ пододвинулся ближе, укладывая подбородок учителю на колени, а ладонями касаясь его ноги. — ...Вы устали, учитель?
Шэнь Цинцю помолчал, задумчиво постукивая сложенным веером по губам — привычка, из-за которой Бинхэ иногда очень хотелось поменяться с веером местами, — а потом вздохнул, разминая рукой шею.
— Этот старик бы предпочёл пореже стоять без движения несколько часов подряд.
Бинхэ распахнул рот и вскинулся бы, но ладонь Шэнь Цинцю мгновенно легла ему на макушку, не давая поднять голову.
— Не надо предлагать мне ставить отдельный трон, не надо предлагать мне сидеть у тебя на коленях! — мгновенно сказал он, и Бинхэ оставалось только обиженно надуть губы, недовольно замолкнув.
Между прочим, не было в этом ничего такого — они были законными мужьями, и в целом ни сам Ло Бинхэ, ни весь демонический мир не видел ничего страшного в проявлении собственничества. Но учителю это почему-то ужасно не нравилось, он злился и колотил Бинхэ веером по голове, и глаза у него сверкали при этом так красиво, что хотелось подставляться всё больше.
Обиженно выдохнув, Ло Бинхэ упёрся в колено губами, обхватывая ладонями голень Шэнь Цинцю и надавливая всеми пальцами. Движение было неосознанным — он просто так привык делать массаж учителю, что руки двигались сами собой. Проведя пальцами вниз, он помассировал щиколотку прямо через плотную ткань сапога, и сверху раздался довольный вздох.
— Бинхэ, — сказал учитель, — ну что ты де…
— Позвольте мне, учитель, — перебил он, укладывая на его колено щёку и поднимая на Шэнь Цинцю глаза. Тот прикрывал лицо веером — но взгляд у него был мягкий, и Бинхэ, не опуская головы, прошёлся пальцами по сапогу, чтобы поддержать его за пятку и медленно стянуть с ноги.
Когда пальцы крепко нажали на свод стопы, Шэнь Цинцю слегка прикрыл глаза, хотя напряжение из линии плеч никуда не ушло.
— Что скажут твои подданные, если так тебя увидят? — спросил он, но Бинхэ уже знал, что победил: если бы учитель действительно не хотел, чтобы его трогали, он бы уже отлупил его веером и отругал бы. Вместо этого только его нога слегка подрагивала под пальцами.
— Не позволю им увидеть, — выдохнул он, опустив взгляд и подцепив кончиками пальцев край носка учителя, чтобы медленно стянуть его.
Ступни у учителя были светлыми, с голубоватыми венками, изящными, но крепкими. И пальцы он поджимал забавно — Бинхэ, не выдержав, наклонился и коротко поцеловал подъем стопы, за что моментально получил по макушке рукоятью веера.
— Бинхэ, грязно! — воскликнул учитель, отдёргивая ногу, но Бинхэ успел её перехватить. И тут же поднял голову, чуть сводя брови к переносице.
— Учитель не может быть грязным, — пробурчал он.
Шэнь Цинцю несколько секунд смотрел на него. Затем — тихо выдохнул что-то себе под нос и закрыл глаза, откидываясь на спинку трона, словно сдавался.
— Хватит на меня так смотреть, — пробормотал он. — Делай… делай, что хочешь. — А когда Бинхэ вновь потянулся вниз, кончик веера ткнул его в лоб. — Но не целуй!
Улыбку пришлось прятать в складках одежд учителя.
Ничего, до поцелуев он мог дойти позже, а пока ему достаточно было просто прикасаться к нему; размять стопу, быстро пробежаться пальцами по изгибу, круговыми движениями помассировать косточку у щиколотки. Учитель ничего не говорил больше, но постепенно его дыхание становилось всё громче и спокойнее: он медленно втягивал воздух носом и выпускал его через рот, и там, где раньше в ноге ощущалось напряжение, осталась лишь покорная, мягкая расслабленность.
Закончив со стопой и щиколоткой, Бинхэ перешёл выше, на голень, большими пальцами с силой проходясь по ней до колена, а потом скользя под него, на обратную сторону. Мышцы под его ладонями напряглись, но не так, как раньше — а словно Шэнь Цинцю удерживал ногу на месте, чтобы не податься вперёд. С его губ сорвался тихий хриплый стон, и Бинхэ быстро облизнул внезапно пересохшие губы.
К тому моменту, как он закончил с первой ногой и перешёл на вторую, пальцы учителя вплелись в его волосы. Он отзеркаливал движения Бинхэ — поглаживал его, слегка почёсывал кожу ногтями, массировал её, постепенно сдвигаясь от макушки к виску, а потом к затылку. Бинхэ ощутил, как из волос выскальзывает шпилька, удерживающая заколку, а потом они с тихим металлическим стуком опускаются на подлокотник трона. Тёплые пальцы забрались под хвост, слегка погладив кожу, и Бинхэ застонал сам, упираясь в колено лбом. За ленту потянули — и волосы рассыпались по плечам, а пальцы учителя зарылись в них, и это было так приятно, что у Бинхэ сам собой открылся рот, и с губ сорвался тихий выдох.
Он закрыл глаза, уложил голову учителю на колени, уже не столько делая массаж, сколько лаская стопу, щекоча носок, ощущая, как забавно подгибаются его пальцы, и просто наслаждаясь поглаживаниями по голове. Вскоре к одной руке присоединилась вторая — учитель перебирал волосы Бинхэ, играл с ними, иногда оттягивал пряди, но несильно, и каждый раз по затылку роем разбегались мурашки.
А затем он ощутил кончики пальцев, шероховатые, мозолистые, у себя на висках. На щеках. Большие пальцы огладили скулы, едва ощутимо погладили кончики ресниц. Бинхэ поднял голову, позволяя учителю обхватить его лицо ладонями, и заглянул ему в глаза.
Учитель смотрел на него без улыбки, но рот его был слегка приоткрыт, а нижняя губа влажно поблёскивала. И глаза у него казались совсем тёмными — прямо как одеяния, которые он надевал специально ради Бинхэ.
— Этот учитель очень благодарен, — произнёс Шэнь Цинцю немного сипло — и сам заметил это, видимо, потому что кашлянул. Большие пальцы сместились на щёки. Совсем близко к губам. Бинхэ затаил дыхание; его пальцы сжались на ткани штанов учителя. Он ждал, когда подушечка пальца ляжет на губы — и она легла, погладила их совсем невесомо, даже не надавила. Но Бинхэ всё равно приоткрыл рот и обхватил её губами.
Учитель застыл. Он поджимал губы, когда смущался, словно пытался сдержать эмоции в себе, но в такие моменты его выдавал с головой румянец. Свободная его рука мгновенно взлетела к лицу, он кашлянул, и вторую руку не успел отвести только потому, что Бинхэ мгновенно вобрал его палец в рот, а когда он отдёрнулся — сжал на нём зубы.
За это ему прилетела оплеуха.
— Бинхэ, — прошипел учитель, но тут же судорожно охнул, потому что Бинхэ провёл по его пальцу горячим языком. Остальные пальцы Шэнь Цинцю машинально свернулись под челюстью, сжимая, заставляя приподнять голову, но Бинхэ всё равно не отпустил. Даже когда ему надавили на язык; он лишь мотнул головой, чуть-чуть отстранился, посасывая теперь только первую фалангу.
Язык покалывало солоноватым привкусом кожи. Слюна, скопившаяся во рту, сглаживала шероховатости, и Бинхэ даже не заметил, как начал двигать головой, привычно позволяя пальцу скользить между губ. Осознал он это, лишь когда учитель сжал руку в его волосах, а кадык его заметно скакнул.
Зрачки его практически перекрыли радужку своей чернотой. Ло Бинхэ не мог отвести от него глаз.
И когда учитель раскрыл рот, начал говорить что-то — он подался вперёд, взял его палец так глубоко, что тот уперся в горло.
Плечи машинально содрогнулись, в уголках глаз защипали слёзы, но резкий вдох учителя стоил того.
— Что ты… Бинхэ, что ты делаешь, — прошептал он, пытаясь убрать руку, но Бинхэ подползал ближе, вытягивая голову, пока не упёрся коленями в трон, оказываясь между раздвинутых ног Шэнь Цинцю. Он не сдержал лёгкой усмешки — и учитель, осознав, в каком положении он оказался, всё же смог отдёрнуть ладонь от одного только возмущения.
Грудь у него вздымалась.
— Вы же сами сказали делать что угодно, — сказал Бинхэ, ощущая, как по щеке катится слезинка. Учитель проследил за ней взглядом.
— Но не целовать, — сказал он, тяжело сглотнув.
В ответ Бинхэ подался головой под его ладонь, потираясь о неё макушкой.
— Я и не целовал…
И он снова обхватил кончик его пальца губами, глядя на учителя из-под ресниц.
Тот прошелестел что-то неразборчивое, запрокидывая голову и жмурясь, а Бинхэ подался ещё ближе, вынуждая шире развести ноги, и медленно провёл по ним вверх. Дотянулся до пояса, ловко развязывая его: он прекрасно знал, как быстрее всего раздеть учителя, потому что лично помогал ему одеваться. Но когда его ладонь скользнула под одежды, раздвигая их, палец выскользнул из его рта, и ладонь легла на волосы.
— Ты правда не можешь дотерпеть до постели? — спросил учитель, проводя рукой по голове и лицу. Влажный палец очертил дорожку, оставленную слезой, и Бинхэ едва ли пришлось стараться, чтобы из уголка глаза скользнула вторая. — Бесстыжий.
Он сказал это суховато, но Бинхэ давно, очень давно научился читать настроение учителя. Настроение мужа, на самом деле — мужа, с которым он провёл вместе уже много лет. Поэтому он просто закусил губу, медленно прокатывая её между зубов и не сводя с Шэнь Цинцю взгляда.
— Могу. Но учитель так величественно смотрится на моём троне, — сказал он, добавляя в голос хрипотцы, и ох, как же чудесно в его волосах сжались пальцы.
Какое-то время учитель просто смотрел на него — отстранённо, но с лёгким румянцем на щеках, как будто в голове его одновременно прокручивалось множество ответов. Но все они явно склонялись к положительным — когда Бинхэ предлагал что-то по-настоящему возмутительное, у учителя начинал дёргаться уголок губ. Или уголок глаза. Иногда, в особых случаях, все вместе.
Поэтому сейчас он не стал дожидаться ответа; просто облизнул побаливающую от укуса губу и окончательно раздвинул полы одеяний учителя, укладываясь щекой ему на бедро. Сдержать усмешку было непросто — теперь он прекрасно видел, почему именно учитель не возражает.
— Вам нравится видеть меня на коленях? — спросил он, поднимая на него взгляд и поглаживая кончиками пальцев твердеющий член, натягивающий ткань штанов. Вот теперь губа у учителя дёрнулась, и перед лицом его мгновенно оказался веер.
— Не придумывай чуши! — сказал он, чуть вздёргивая подбородок. — Твои фантазии…
Наверное, он хотел сказать, что они не имеют ничего общего с реальностью, вот только не смог, потому что слова его перешли в изумлённый вздох, когда Бинхэ плавным и медленным движением потёрся лицом о его пах. Пальцы его подцепили край штанов, потянули их вниз, а второй рукой Ло Бинхэ приподнял бёдра учителя, из-за чего тот ещё и поперхнулся.
Но поругаться на него не успели, потому что Ло Бинхэ не стал тянуть — да и зачем, если всё, что он хотел, было прямо перед ним?
— Расслабьтесь, учитель, — пробормотал он, прикрывая глаза, и медленно провёл языком от основания до головки, ощущая, как дёргается и твердеет под его прикосновениями член.
Учитель не расслабился — наоборот, всё его тело напряглось, и вместе с ним пальцы, которые вцепились в волосы Бинхэ мёртвой хваткой. Шэнь Цинцю, скорее всего, сам не заметил этого — зато заметил Бинхэ, и по позвоночнику пробежала сладкая дрожь.
Как бы он хотел, чтобы эти пальцы сжались ещё сильнее, чтобы схватили бесцеремонно и заставили взять его в рот, а потом прижали бы так и не отпускали, как бы Бинхэ ни дёргался; чтобы обхватили за шею сзади, властно и сильно, и показали, кому именно Бинхэ принадлежит, и что он может сделать с ним что угодно, что взбредёт в голову…
Но они лишь потянули назад, и Бинхэ покорно запрокинул голову.
Глаза учителя сверкали, и хотя веер закрывал большую часть его лица, было видно, что скулы его покраснели ещё сильнее.
— Не тяни, — сглотнув, сказал учитель. — Если кто-то сюда зайдёт…
Ло Бинхэ сожжёт весь дворец, если кто-то сюда зайдёт, вот что он сделает. От одной только злости за то, что посмели прервать их — но учителю знать об этом было не обязательно. Поэтому Ло Бинхэ промолчал — а ещё промолчал о том, что, если всё пойдёт по плану, учитель вскоре думать забудет о посторонних.
Он не взял его в рот сразу. Сначала коснулся губами выступающей бедренной косточки, рядом с которой лиловым пятном расплывался недавний засос, легко ущипнул его и охнул, когда его коротко дёрнули за волосы.
— Прости, — кашлянув, пробормотал учитель. Бинхэ сглотнул, чтобы не спугнуть его, выболтав какую-нибудь свою фантазию. Вряд ли учитель захочет потаскать его за волосы по всему тронному залу, если он будет плохо себя вести… — Бинхэ. Хватит думать о всяких непотребствах! У тебя всё на лице написано!
Вскинув на него глаза, Бинхэ покорно скользнул языком по мошонке и остановился у основания ствола, вылизывая его короткими, быстрыми прикосновениями, но не поднимаясь выше, пока член его совсем не затвердел. Тогда он ленивым, медленным движением поднялся до головки и обвёл её самым кончиком языка, чуть склоняя голову.
Он так и не отвёл взгляда от лица учителя, но тот больше не смотрел на него; прикрыв глаза, он крепко прижимал веер к губам и дышал через нос, коротко, сдержанно. Нет, это Бинхэ не устраивало.
— Учитель даже на меня не посмотрит? — спросил он жалобно, упираясь ладонями в пол и чуть прогибаясь, чтобы потереться о головку его члена щекой, скулой, раскрытыми губами — это был даже не поцелуй, один лишь намёк на него, и веки учителя дрогнули, но не поднялись. — Я делаю что-то не так? Учителю не нравится?
Член под его губами ощутимо дёрнулся, когда он снова прижался к нему раскрытым ртом, и Шэнь Цинцю громко сглотнул. Приоткрыл глаза — совсем чуть-чуть, и Бинхэ тут же воспользовался этим, обхватив губами его член.
Он не брал глубоко. Даже не всю головку — лишь плавно задвигал головой, позволяя накопиться слюне, как до этого делал с пальцем. Но здесь кожа была нежнее, бархатнее, горячее, и учитель смотрел на него с едва приоткрытым ртом, зачарованный, дышащий всё чаще и чаще.
С тихим влажным звуком он выпустил его член изо рта, он не сомкнул губы, и скопившаяся слюна прозрачными дорожками потекла вниз — но не успел учитель даже вздохнуть, как Бинхэ поймал её языком, размазывая по всему стволу. Часть слюны всё равно стекла на мошонку и бёдра, и их Бинхэ вылизал тоже, вырывая из горла учителя рваный вздох.
— Так вам нравится больше? — прошептал он и медленно, очень медленно потёрся лицом о член ещё раз — единственным плавным движением, от челюсти до виска, слабо щекоча кожу кончиками ресниц. Губы учителя беззвучно шевельнулись, и Ло Бинхэ был готов поклясться, что он только что выругался.
Тепло, которое разлилось по телу от этой мысли, подхлестнуло вперёд, и он с коротким стоном потёрся о него снова, протянул цепочку поцелуев от основания к головке, слизал выступившую смазку и застонал от удовольствия, сглатывая ставшую солоноватой слюну.
Затем ещё раз коротко взглянул на учителя, улыбнулся ему, заправил выбившуюся прядь волос за ухо и резко насадился на его член до самого основания.
Ноги под его руками дёрнулись вверх, учитель оборвано вскрикнул, и что-то мазнуло Бинхэ по макушке, а потом с тихим стуком упало на трон рядом с бедром учителя. Не отстраняясь, Бинхэ ощупал прохладный камень и усмехнулся — под его пальцами оказался выроненный веер.
С шумным вздохом он отстранился, ощущая, как слюна стекает по подбородку. Рука в его волосах заметно подрагивала.
Вдохнув, Бинхэ насадился на него снова, и в этот раз не задержался даже на мгновение, расслабляя челюсть и начиная двигать головой, скользя губами по всему стволу, едва-едва не выпуская его изо рта, замирая на мгновение на головке и вновь заглатывая так глубоко, что член упирался в горло; он мог бы взять ещё глубже, уткнуться носом учителю в лобок и сидеть так, пока ему не прикажут подняться — и при мысли о том, как бы он выглядел со стороны, на коленях перед троном, с членом учителя глубоко в глотке, по телу прошла дрожь. Он хотел бы, чтобы учитель закинул на него ногу, прижал к себе ещё ближе, чтобы ничего больше не оставалось, кроме как сидеть и не двигаться, подчиняясь безмолвному приказу — но не успела фантазия сформироваться полностью, как над головой раздался стон, и пальцы в волосах резко сжались.
— Бинхэ! — простонал учитель, оттаскивая его от себя за волосы и крупно содрогаясь. Только сейчас Бинхэ понял, насколько тяжело они оба дышат, как потихоньку начинает саднить горло и как горят влажные губы. Член учителя блестел от потёков слюны, и Бинхэ потянулся к нему снова, но был остановлен рукой в волосах. — По… помедленней, — выдохнул Шэнь Цинцю, и Бинхэ легко потёрся носом о его бедро.
— Учитель хочет растянуть удовольствие? — спросил он, пользуясь возможностью и целуя влажную от стёкшей слюны кожу, а потом поднимаясь выше и приоткрывая рот. Так он касался члена лишь губами, и учителю было бы так удобно просто взять и… приподнять бёдра, скользнуть в его рот и двигаться так, как ему заблагорассудится… От одной только мысли собственный член запульсировал, и Бинхэ надавил на него ладонью.
— Сколько раз я тебе говорил, — сглатывая и пытаясь отдышаться прохрипел учитель, — не называть меня так!
Краем глаза Бинхэ заметил, как Шэнь Цинцю нащупывает веер свободной рукой — скорее всего, чтобы снова шлёпнуть его по макушке, — и ради интереса легонько лизнул ствол прямо под головкой. Веер вновь выпал из дрогнувших пальцев.
— Но разве вам не нравится, когда вас ублажает ваш ученик? — спросил он, точно зная, какую реакцию ожидать. И не ошибся — учитель распахнул чёрные от возбуждения глаза и уставился на него с открытым ртом, напрочь забыв про маску отстранённости. Щёки его быстро пунцовели.
— Ты… Бинхэ… что ты!.. — прохрипел он, то сжимая, то разжимая ладонь в его волосах. Явно неосознанно, но каждый раз, когда он стискивал пряди, кожа головы приятно ныла.
— Учитель может делать со мной всё, что угодно, — пробормотал он, спускаясь губами к мошонке, а затем по очереди обхватывая яички губами и выпуская их с влажным шлепком, только чтобы затем податься к ним скулой и вдохнуть запах его тела. — Этот ученик готов исполнить любой приказ, любое ваше желание… — С каждым словом он продвигался вверх, оставляя на члене короткие поцелуи, а когда вернулся в изначальное положение, прижавшись полуоткрытыми губами к головке — снова посмотрел ему в глаза и выдохнул: — Учитель…
— Бинхэ, замолчи…
— Учитель, пожалуйста, используйте меня, как считаете нужным…
— Б-бинхэ, я же сказал!..
— Позвольте этому ученику быть вашим слу…
— Бинхэ, хватит!
Это прозвучало, как приказ, отчаянный, вырвавшийся изо рта почти невольно, но замолчал Бинхэ не поэтому; просто учитель, стиснув волосы у него на затылке в кулак, дернул его на себя, наконец-то вбиваясь Бинхэ в горло.
От неожиданности глаза закатились; он подавился — всё тело непроизвольно дёрнулось вперёд, заставляя насадиться ещё глубже, рот наполнился слюной, в глазах мгновенно защипали слезы, но он даже застонать не успел, как Шэнь Цинцю точно таким же быстрым движением отстранил его от себя.
Он тяжёло дышал и резко, сильно гладил его по голове, словно извинялся за свою несдержанность. И смотрел так, будто сейчас придёт в себя — и извинится вслух, а Бинхэ очень, очень этого не хотел. Но горло горело, и когда из него вырвались не слова, а хрип, он бросил попытки говорить.
Вместо этого уложил ладонь поверх руки учителя, вцепился в собственные волосы и дёрнул вниз, вжимая свою голову в его пах.
Со сдавленным стоном учитель подался вверх, так глубоко, что Бинхэ снова затрясло, и слёзы потекли из глаз уже по-настоящему.
Но руку он убрал, только когда тело почти перестало слушаться; он словно вынырнул, обмякнув между ног учителя. Голова чуть кружилась, и он откашлялся, слабым движением стирая с подбородка ручейки слюны. И тут же вернул руку себе на затылок, но Шэнь Цинцю сбросил её.
— Не надо, — прохрипел он. Но когда Бинхэ посмотрел на него умоляющим взглядом — он сглотнул и аккуратно надавил ему на голову. Закрыл глаза.
Покорно раскрыв рот, Бинхэ позволил направлять себя. Учитель не был грубым; под его пальцами Бинхэ взял его член до основания, а уже через несколько мгновений его потянули наверх. Хотя пожаловаться и всхлипнуть он не успел, потому что член вновь заскользил внутрь, и в этот раз учитель держал его так на мгновение дольше, а потом вновь позволил вздохнуть.
Расслабившись, Бинхэ закрыл глаза и подчинился его ритму.
Сначала учитель не торопился. Кажется, он приходил в себя, и Бинхэ каждый раз постанывал, ощущая пульсацию и дрожь под губами и языком. Всё тело начинало гореть, член болезненно тёрся о штаны, хотелось запустить под них руку, но он пытался сдержаться, цепляясь за колени учителя. А потом тот накрыл его ладонь своей и крепко переплёл с ним пальцы, и Бинхэ едва не подавился стоном от невпопад толкнувшегося в горло члена, сбившего ритм.
Сдерживаться учителю становилось всё тяжелее и тяжелее. Это чувствовалось в ускоряющемся движении руки на затылке, в напряжении бёдер, в сладкой дрожи, то и дело пробегающей по ногам — но не только; каждый раз, жадно глотая воздух в те несколько мгновений, что давал ему Шэнь Цинцю, Бинхэ смотрел на него, широко распахнув глаза.
Учитель сводил его с ума.
Он слегка прогибался в спине, запрокинув голову и кусая алые тонкие губы; заколка его съехала на бок, волосы растрепались, одна прядь прилипла к лицу, но он не обращал на неё никакого внимания. Светлая шея блестела от пота, редкими каплями стекающего под тёмный ворот одежды, тоже перекосившийся, съехавший в сторону. Кадык то и дело скакал, а на каждом выдохе учителя из горла его вырывались стоны, и Бинхэ готов был скулить от желания податься вверх, проглотить их в горячечных поцелуях.
Затем учитель вновь толкал его вниз, и все мысли превращались в пар.
Он чувствовал, что учитель близко. Наизусть знал его тело, все приметы, начиная дёргающимися ногами и заканчивая стонами. Только в такие моменты учитель забывался настолько, что среди сдавленных возгласов проскакивали слова — ругательства, в основном, от которых у Бинхэ плавилось сознание, или его имя. Как сейчас.
— Бинхэ, — учитель срывался на шёпот, слабый и хриплый, — Бинхэ, Бинхэ, Бинхэ, боги, я сей… я сейчас… Ммм!
Он содрогнулся, но в последний момент Бинхэ отдёрнулся от него, почти бессознательно призывая кровяных паразитов и не давая учителю кончить, отчего тот резко согнулся, стискивая руку Бинхэ так сильно, что заныли кости, и уткнулся ртом в собственное плечо, глуша стон такой громкий, что его можно было назвать воем.
— Бинхэ! — рявкнул он, когда смог разогнуться. Лицо у него белело пятнами, а глаза сверкали так, что сердце у Ло Бинхэ пропустило удар и тут же заколотилось сильнее прежнего.
Он чуть отполз от Шэнь Цинцю, путаясь в собственном поясе в попытках как можно быстрее сбросить его, а учитель поднялся на ноги. Полы одежд с шорохом соскользнули с трона, забытый веер, зацепившись за них, тихо клацнул об пол, но учитель не повёл и бровью, возвышаясь над сидящим на коленях Ло Бинхэ.
— Сколько раз я просил не использовать на мне своих паразитов! — задыхающимся, срывающимся голосом произнёс он, сжимая губы в тонкую линию, и Бинхэ неожиданно остро осознал, что если не поцелует его сейчас, то у него случится искажение ци, не меньше.
Пошатнувшись, он поднялся и притянул Шэнь Цинцю к себе. Выдохнул ему в губы — и едва не упал, потому что тот дёрнул его на себя за ворот и поцеловал так, что перед глазами вспыхнули огоньки. Ло Бинхэ заскулил ему в рот, цепляясь за одежду, чтобы прижать его к себе ещё ближе.
— Не ной, — оторвавшись от него на мгновение, сказал Шэнь Цинцю, чьи руки практически сдёрнули с него пояс, а потом и верхнее тяжёлое одеяние, ради снятия которого пришлось всё же разомкнуть объятие, но не разорвать поцелуй. Но потом Ло Бинхэ слегка прикусил губу учителя, и тот отстранился от него и пробормотал: — Вот что мне делать с этим моим учеником…
— Раз вы признаёте меня учеником, я могу называть вас учителем? — тяжело дыша, спросил Бинхэ, а когда учитель возмущённо поперхнулся и уставился на него, то краснея, то бледнея, Бинхэ просто толкнул его обратно на трон, в последний момент успевая поддержать за затылок, чтобы он не ударился о твёрдую спинку.
Он устроился на его ногах, упираясь коленями по обе стороны от бёдер, и практически рухнул вперёд, чтобы поцеловать снова. Учитель отвечал охотно и жадно, а когда обе его руки легли Бинхэ на пояс и притянули ближе, вынуждая потереться о него пахом, тот застонал прямо ему в рот и сам отстранился, потому что воздуха не хватило.
— Вы же не против, да, учитель, пожалуйста? — жалобно проскулил он, ткнулся лбом сначала в его шею, потом ухо, а заодно приподнялся и попытался стащить с себя штаны хоть немного, но запутался в оставшихся одеяниях, и Шэнь Цинцю перехватил его руки, заставляя на мгновение остановиться.
— Спокойнее, — выдохнул он строго, хмуря тонкие изящные брови. Он убрал руки с пояса Бинхэ, но сам дёрнул за завязки его штанов, раздвинув слои одежды, и Бинхэ подавился стоном, когда горячие пальцы обхватили его член.
Запрокинув голову, он толкнулся в кулак Шэнь Цинцю и вздрогнул, ощутив на шее влажные губы. Учитель поцеловал его под челюстью, у кадыка, затем у ключицы, а потом просто упёрся в шею лбом, и Бинхэ почувствовал на коже его горячее сбитое дыхание.
— Как… кхм. Как ты хочешь? — спросил он, не глядя на него, а вместо ответа Бинхэ толкнул его в грудь, прижал к спинке трона, быстро облизал два пальца и завёл их за спину, пытаясь изогнуться, чтобы было удобнее.
Он научился действовать осторожно, когда был с учителем, но с собой не церемонился — сжав зубы, вошёл сразу двумя, подаваясь бёдрами им навстречу.
Свободная ладонь учителя легла на лицо.
— Не спеши, — скомандовал он, хмурясь сильнее и убирая со щёк и подбородка Бинхэ прилипшие к слюне пряди волос. Но Бинхэ не хотел не спешить; с горловым высоким стоном он толкнулся в себя, и все неприятные ощущения заглушила ладонь Шэнь Цинцю, крепко сжимающая его член. Он не пытался довести Бинхэ до оргазма, двигал рукой медленно, но когда палец его скользнул по влажной головке и затем помассировал под ней, Бинхэ зажмурился.
Учитель стёр покатившуюся по щеке слезу. Погладил его по ресницам, и Бинхэ приоткрыл глаза, натыкаясь на его взгляд.
Глаза его блестели так, что Бинхэ бесцеремонно вошёл в себя третьим пальцем, потому что просто не мог больше терпеть.
Подтянув его поближе, Шэнь Цинцю поцеловал его в уголок губ, а Бинхэ схватил его рукой за ворот и буквально впился в них, кусая и вылизывая, и учитель охнул, замычал и отвесил Бинхэ лёгкую оплеуху. Отстранился, сглатывая, и потрогал языком крохотную ранку на губе.
— Простите, — простонал Бинхэ, коротко целуя её, а потом целуя ещё раз, но уже в подбородок, потом над губой, в уголок губ, в щёку, в скулу, в крыло носа, постоянно бормоча извинения, пока учитель не отстранил его от себя сам и не положил руку ему на затылок, чтобы поцеловать нормально.
— Тише, Бинхэ, — пробормотал он, поглаживая его по волосам. — Не торопись…
Голос его звучал так, будто он сам очень хотел поторопиться, и Бинхэ, видимо, был прав, потому что в следующую секунду он обхватил оба их члена ладонью, и Бинхэ содрогнулся, закусывая губу. Возможно, потому что учитель… не совсем обхватывал их — скорее, прижимал член Бинхэ к своему, мелкими, короткими движениями вскидывая бёдра.
Его брови то сходились к переносице, то разглаживались, губы постоянно изгибались — как и всегда во время секса, будто он не знал, какое выражение должно быть написано на его лице. Или знал, просто не мог достаточно расслабиться, отпустить себя — но Бинхэ видел его во время оргазма, видел, как он раскрывает рот и как жмурится от удовольствия, и ему очень, очень хотелось увидеть это выражение снова.
Он вытащил из себя пальцы и упёрся руками учителю в плечи. Тот посмотрел на него с лёгким беспокойством.
— Ты уверен…
Но Бинхэ уже обхватил его член у основания и резким толчком опустился на него до половины, и вопрос учителя перешёл в сдавленный стон.
— Медленнее, — прохрипел он. — Если ты не хочешь, чтобы всё закончилось прямо сейчас.
Бинхэ очень этого не хотел, поэтому подчинился, даже не пытаясь скрыть, как сильно у него трясутся ноги — не от напряжения, от удовольствия. Насадившись до конца, он обнял учителя за шею, часто-часто дыша. Внутри всё горело — от недостатка подготовки и смазки, которой послужила подсыхающая слюна, и от того, насколько восхитительно было чувствовать в себе горячий член учителя.
Рот распахнулся сам собой. Бинхэ даже не стонал, просто прогибался, запрокидывая голову, и пытался подавить желание двигаться, пока учитель не разрешит.
— Можно, пожалуйста? — сглотнув, попросил он, чуть приподнимаясь, отчего член Шэнь Цинцю заметно дёрнулся. — Учитель…
Тот устало застонал, и неожиданно стальные изящные пальцы сжали щёки Ло Бинхэ, заставляя его вытянуть губы трубочкой и опустить голову.
— Муж! — сказал учитель, глядя ему прямо в глаза. — Понял? Повтори!
— Муж, — покорно выговорил Бинхэ, в котором жажда быть послушным пересилила желание возможного наказания. — М-мой муж позволит мне?..
Ох, ему становилось очень сложно говорить связно, но учитель понял и отпустил его щёки, вместо этого укладывая ладонь на ягодицу.
— Бин… кхм. Бинхэ может двигаться, — сказал он, явно пытаясь сохранить лицо. Долго он не продержался, потому что его снова впечатали в спинку трона, от которой он успел отодвинуться, и рот его распахнулся в стоне.
Бинхэ не сдерживался. Совершенно. Не собирался изначально, да и просто не мог — потому что ему скулить хотелось от распирающего чувства внутри, от обжигающего трения стенок, от пальцев, впивающихся в его ягодицы, от того, как его всегда сдержанный супруг закусывает кулак, чтобы сдержать стоны.
Бинхэ хотелось отвести его руку, но он физически не мог разжать объятий — он цеплялся за одежду на его спине так, словно не выжил бы, отпусти её. Поэтому оставалось лишь беспомощно тыкаться губами и носом в его пальцы, и губы, и щёку, бормоча что-то непонятное даже самому себе.
Шлепки кожи о кожу приглушались одеждой, которая, скорее всего, давно уже испачкалась. Ло Бинхэ собирался лично заняться её стиркой — чтобы никто больше даже представлять не смел учителя в таком виде. Он принадлежал ему. Никому больше. Только ему.
Кажется, он бормотал именно это, потому что учитель отвёл руку ото рта, чтобы вновь запустить её Бинхэ в волосы и посмотреть на него.
— Кому же ещё, — сказал он и попытался улыбнуться, но Бинхэ уже целовал его, задыхаясь.
Колени, упирающиеся в камень трона, болели, но Бинхэ не обращал на них внимания, насаживаясь так быстро и глубоко, насколько мог. Поза была не самая удобная — и всё равно ему хотелось выгибаться и царапать учителю спину, кусать его, цепляться за спинку трона, пытаясь контролировать собственные движения, быстрые, резкие, почти что отчаянные.
Учитель вновь приближался к краю, судя по тому, как он подавался бёдрами ему навстречу и как болезненно его пальцы впивались то в ягодицу, то в бедро Бинхэ — так сильно, что должны были оставить синяки, и единственное, о чём Бинхэ жалел — что они не на видном месте.
Кое-как разжав пальцы, комкающие одежду Шэнь Цинцю, Бинхэ потянулся ими к собственному члену, но тут же его шлёпнули по руке, и ствол обхватила ладонь учителя.
— Ещё немного, — через силу выдавил он, и только сейчас Бинхэ заметил, что румянец с его лица спустился на шею. Бинхэ припал к ней губами, целуя и кусая, одновременно толкаясь в его руку и насаживаясь на член. У учителя дрожали ноги. — Бинхэ…
— Сильнее, — выдохнул он, сам не зная, чего именно он хочет — чтобы в него сильнее вбивались или чтобы сильнее сжали ладонь на члене. И того и другого, всего, сразу, хотя учитель и так был идеален — он знал, как сделать Бинхэ приятно, знал, что ему нравится, когда учитель бесцеремонно сжимает его, и очень скоро по позвоночнику забегали искры.
Но он хотел, чтобы учитель кончил первым, и когда дыхание стало таким поверхностным, что в голове опустело, Бинхэ насадился настолько глубоко, насколько мог, и не стал подниматься, вместо этого двигая бёдрами вперёд и назад, сжимаясь внутри, ощущая, как пульсирует член Шэнь Цинцю.
— Бинхэ, я… — выдавил тот сквозь зубы, и Бинхэ часто закивал, вновь двигая бёдрами.
— Да-да-да-да, — забормотал он, раскрытыми горячими губами целуя его в шею. — Пожалуйста, да, учитель…
Он сжался, прогибаясь, и руки учителя на нём сжались ещё сильнее, а лоб внезапно упёрся в горло, и внутри стало обжигающе жарко.
Бинхэ охнул от ощущения — и не успел привыкнуть к нему, как рука на члене задвигалась с бесцеремонной резкостью.
— Давай, Бинхэ, — выдохнул учитель — и всего этого хватило, чтобы Бинхэ высоко заскулил и кончил ему в руку, изгибаясь так, что заболела поясница. Но это он ощутил лишь несколько секунд спустя, когда наслаждение капля за каплей покинуло тело, и он осознал, что провис на руке учителя, поддерживающей его за спину.
Они оба тяжело дышали. Волосы вновь прилипли к лицу Бинхэ — в этот раз от пота; но он не стал убирать их, потому что не мог поднять руки, настолько тяжёлым и непослушным внезапно показалось тело.
Влажные губы Шэнь Цинцю упирались ему в ключицу. Они слегка подрагивали на каждом выдохе, и какое-то время Бинхэ просто наслаждался этим ощущением, позабыв обо всём остальном.
Потом учитель зашевелился.
— Вставай, — сказал он, вытирая руку о штаны, а затем слабо хлопая его по бедру. Бинхэ долго, протяжно застонал. Он не хотел двигаться. Или нет, хотел — так же, как двигался только что.
Увы, учитель быстро понял, о чём он думает.
— Никакого второго раза, — сообщил он и с протяжным хриплым стоном выскользнул из Бинхэ. Но тут же коснулся его входа пальцами, ощупывая, и член Бинхэ заинтересованно шевельнулся. Учитель издал странный встревоженный звук.
— Этот ученик… — Говорить оказалось неожиданно сложно. Скорее всего, не только ему, потому что Шэнь Цинцю только недовольно выдохнул. — Этот ученик сейчас… прикажет согреть воду. Минуту, учитель…
Ладонь учителя легко прошлась по его спине, а затем он коротко и ласково поцеловал Бинхэ в висок. Тот слабо застонал.
— Я сам прикажу. Не спеши, — сказал учитель, осторожно сгружая Бинхэ на трон и вставая. Он склонился над ним, сначала поправляя одежды ему, а затем расправляя их на себе.
Потом, нагнувшись с болезненным стоном, он подобрал с пола веер. Посмотрел на него, затем на Бинхэ, и неожиданно улыбнулся одними уголками губ, той самой улыбкой, которую Бинхэ так сильно любил. Он протянул к нему руку, и учитель склонился, позволяя погладить себя по лицу кончиками пальцев.
— Вам понравилось? — с надеждой спросил Бинхэ. Он знал, что понравилось — видел, как блестят глаза Шэнь Цинцю, какие припухшие и влажные у него губы, какой густой румянец покрывает щёки. Видел поблескивающий пот и выбившиеся из-под заколки волосы, которые он, потянувшись, заправил ему за ухо. Но он хотел услышать подтверждение — потому что тогда можно было бы подумать о повторении сегодняшнего дня… Бинхэ мог бы перегнуться через трон, например, или лечь на него грудью…
Из мыслей его вырвали тёплые губы, коснувшиеся уха.
— Если честно, этот супруг всегда хотел сделать это на твоём троне, — произнёс учитель негромко.
Пока Ло Бинхэ осознавал сказанное, он выпрямился и моментально закрыл лицо веером.
Бинхэ смотрел на него во все глаза.
— Что вы сказали, учитель? — прохрипел он, и теперь член действительно затвердел повторно, слегка выпирая из-под ткани вновь натянутых штанов. Бинхэ видел, как скользит к нему взгляд учителя и как расширяются его глаза.
А потом он отвернулся, закладывая руку за спину, и кашлянул.
— Бинхэ показалось, — сообщил он — и двинулся в сторону дверей ровным шагом, словно само воплощение невозмутимого изящества.
Бинхэ вскинулся было, чтобы последовать за ним… и рухнул обратно на трон, потому что ноги предательски разъехались. На звук Шэнь Цинцю обернулся. Встретился глазами с растерянным взглядом Бинхэ — и тот готов был поклясться, что за веером он улыбается.
— После ванны этот супруг согласен сделать Бинхэ массаж, — сказал он. Потом добавил: — Но только обычный, — и вышел. Двери за ним захлопнулись.
Выдохнув, Бинхэ развалился на своём троне, закрыл лицо руками и сдавленно застонал.