Chapter Text
«Мы очень мало знаем о ситхах. Мы знаем, что они жестоки и властолюбивы, что их очень трудно убить, что гнев и страх они используют точно как же, как другие используют топливо для костра. Они искажают течение Силы, они лгут самим своим существованием. Но мы не знаем, почему они таковы, каковы есть. «Темная сторона», — говорим мы. Все дело в Темной стороне. В нашем представлении ситхи погружены в непрерывную злобу – точно так же, как мы должны быть погружены в непрерывное умиротворение. Но разве мы таковы?.. «Они не способны на любовь», — говорим мы. Но любовь – это эгоистичное, крайне индивидуализированное чувство, которое лишь принято считать светлым. Свет свету рознь… В конечном счете мы просто не знаем, кто такие ситхи и на что они способны…»
Из личного дневника джедая Бол Чатак, 10-й год после Великой Ресинхронизации
После возвращения в Центр Империи ежедневным занятиям с лордом Вейдером пришел конец; теперь Шира проводила время в компании его личных тренировочных дроидов.
И в компании голокронов, которые вызывали у Ширы довольно противоречивые чувства: вечно от них хотелось то сбежать куда подальше, то разбить их вдребезги, а то вдруг ее одолевала жажда знаний, и она впитывала информацию обо всех этих странных, страшноватых тайнах, будто воду пила после долгого жаркого дня. Пила и не могла напиться.
В разведке ей предоставили отпуск по состоянию здоровья. Выполнение опасного задания и общая выслуга лет подарили Шира звание майора. Вызвав в свой кабинет, Йсанне Исард долго разглядывала ее лицо. Сказала только:
— А мальчик-то непрост. От Кеноби он взял куда больше, чем казалось поначалу. Ты знаешь, о ком я?
Солнечный свет лился в высокие окна. Просторный кабинет, две женщины — друг напротив друга, женщины, разделенные меньше чем десятком лет.
— Историю Войны клонов я помню, — сказала Шира.
Исард покивала задумчиво, провела пальцем по губам.
— Порой жизнь выкидывает такие коленца, что поневоле уверуешь в судьбу. Жестокость — вряд ли свойство, которое наследуется генетически. Однако ему можно научиться. Он учил их обоих, знаешь ли. И отца, и сына.
С этой точки зрения Шира о Кеноби еще не думала. Впрочем, она вообще о нем редко думала.
— Что говорят врачи по поводу твоих шрамов?
— Ничего, — ответила Шира после некоторой паузы.
— Не хочешь их сводить?
— Я напичкана электроникой и металлом с головы до ног. Прибавить к этому кукольное лица, и я сама поверю, что я не человек, а эскорт-дроид.
— Справедливости ради, Шира Элан, твое лицо никогда не было кукольным, — Исард слабо, отрешенно улыбалась. — Впрочем, такому типу красоты шрамы как раз не помеха. Ну что же... Вы свободны, майор. Отдыхайте, набирайтесь сил.
И Шира отправилась набираться сил в компании боевых дроидов.
---
Лорд Вейдер почти не наблюдал за ее тренировками. Пришел только однажды, встал в дверном проеме — все здесь проектировалось под его рост, и в дверных проемах нагибаться ему не приходилось. Сказал:
— Ближе к полуночи я освобожусь. Если хочешь, можешь прийти.
Шира оглянулась на него и пропустила удар, полетела на пол, здорово приложилась головой. Дроид перехватил ее ногу и сильно вывернул, потащил к себе.
— Будь повнимательнее, — сказал Вейдер и ушел.
К вечеру хромать она так и не перестала. На скуле расцвел багровый кровоподтек. Глянув напоследок в зеркало, она только грустно посмеялась: что и говорить, красавица. Прошла знакомым до боли коридором, пересекла пустой темный кабинет.
Жилое помещение — ей давно уже казалось, что именно тут он и живет, в этом огромном пространстве, меж медицинских дроидов, манипуляторов и рабочих электронных верстаков, — в этот раз было ярко освещено. Дом инженера и вечного пациента.
Не верилось, что он приводил сюда женщин. Да и были ли они вообще, те женщины...
Разве что Йсанне Исард еще можно было здесь представить — с ее лукавой прохладной улыбкой, с ее манерой невзначай говорить о личном.
— Шира, — раздался глуховатый голос. — Хватит думать о глупостях, иди сюда.
Полураздетый, до пояса укрытый черным своим плащом, Вейдер сидел в своем обычном кресле. Мерцала развернутая перед ним проекция ионного двигателя.
Шира прошла прямо через проекцию и остановилась перед ним. Положила руки на его обнаженные плечи.
Глаза в глаза. Наверное, со стороны это даже красиво: зелень и золото. Или нелепо. Пристальный взгляд в упор, бледные изуродованные лица, напряжение неживых рук.
Вейдер потянул ее к себе. Прикосновения его Силы стелились по коже, будто вода. Он расстегивал на ней китель, стягивал нательное белье, а Сила обтекала ее нежными, ласкающими движениями.
Шира не стала трогать его дыхательную маску. Нагнувшись, поймала губами шрам на его шее, нерешительно коснулась языком. У его кожи был сухой медицинский привкус. Шира проследила языком шрам на всем его протяжении, от шеи до ключицы. Перешла на другой шрам, потом еще на один, целуя, облизывая.
Вейдер стиснул ее руку — до боли, до протеста в искусственных рецепторах. Плащ сполз, открывая нагое тело: сильные бедра, возбужденный член.
Кресло трансформировалось в подобие медицинского ложа; Шира уткнулась лицом в грудь Вейдера, легла щекой на выступающий ввод какого-то из имплантов.
Секс, наверное, всегда немного нелеп. Соединение тел — будто штекер воткнуть в подходящее для него гнездо. Обмен физиологическими жидкостями, учащенное дыхание, влажная от пота кожа. Время, когда любовь низводится до биологической составляющей, когда все разумные становятся немного животными, возвращаются к своим истокам.
Шира перестала думать. Принимая в себя его член, двигаясь в такт его торопливым, сильным толчкам, она лишь ощущала. Ни единой связанной мысли не осталось в ее голове. А Вейдеру еще хватала самоконтроля, чтобы продолжать ласкать ее Силой; его металлические руки праздно лежали поверх ее тела, постепенно согреваясь. Немалым грузом лежали, к слову сказать.
Темп нарастал. Они оба вспотели; Шира сцеловывала с его груди и живота капли пота.
Когда ее настигло, Шира вцепилась в его плечи изо всех сил, даже и не задумавшись, настолько болезненной может оказаться хватка ее протезированных рук. Лежала, вздрагивая, жадно хватая воздух. Постепенно приходя в себя, она обнаружила, что глаза ее полны слез, а на груди Вейдера рядом с ее щекой алеет след свежего укуса.
Вейдер кончил следом за ней. Он сбивчиво дышал, грудь его часто вздымалась и опадала. Шира осторожно поцеловала след укуса, успокоено положила голову ему на грудь.
Дыхание Вейдера постепенно выравнивалось.
Медленно, расслабленно текли минуты. Разгоряченное, вспотевшее тело остыло; Шира начала мерзнуть. Она приподнялась — под грузом двух расслабленных, бревнами лежащих дюрасталевых протезов — и переместилась вперед, заглянула в лицо Вейдеру: он спал.
Он выглядел таким умиротворенным. Шира подцепила с помощью Силы плащ, валявшийся на полу, и накрылась их обоих. Уткнулась головой Вейдеру в плечо, закрыла глаза. Сама не заметила, как задремала.
Когда Шира проснулась, на ложе она была одна. Вейдер, полностью одетый, разве что без шлема, снова сидел с проекцией двигателя.
— Освежитель — вторая дверь слева, — сказал Вейдер, не оборачиваясь.
Шира слабо улыбнулась. Села, кутаясь в плащ. Вейдер все еще казался непривычно умиротворенным. В Силе его спокойствие разливалось теплым бархатным морем: ложись, покачайся на волнах.
Шира посидела немного, глядя на его затылок, рассеченный грубым шрамом, а потом отправилась в освежитель. Вейдер явился туда следом за ней.
Пока она стояла под струями воды, Вейдер спокойно ее созерцал. Никакого эротического подтекста в его внимании Шира не чувствовала — ну разве что совсем немного. На голую он смотрел так же, как мог бы смотреть на одетую.
Потом вдруг сказал:
— Я сделаю из тебя ситха, девочка. После моей смерти ты продолжишь линию Дарта Бейна. — Странно, невесело улыбнулся. — Леди Люмия.
Шира оперлась рукой о стену, посмотрела на свои ноги. Поврежденное вчера колено немного распухло, а впрочем — ерунда.
Наверное, ни одному из ситхов еще не давали имени в подобной обстановке. Она вообразила на мгновение, как Его Величество врывается в освежитель к тогда еще Анакину Скайуокеру: «Отныне, сынок, звать тебя будут Дарт Вейдер. Не переживай, штаны успеешь надеть и потом».
Подумала, что знает теперь, кто придумывал имена его детям. Люк, Лея, Люмия — ряд казался очевидным.
Люмия — совершенно нелепое имя для ситха. Слишком... светлое.
Вслух Шира сказала только:
— Милорд, вы и в самом деле думаете, что после вашей смерти я буду в состоянии продолжать хоть что-то?
— Будешь.
Как приговор.
Шира покачала головой, но спорить не стала.
---
Прошло больше месяца, промелькнуло, пролетело. Шира постепенно привыкла — к своему изменившемуся телу, к своему новому, обостренному восприятию Силы, которое каждый день становилось все более чутким. Потом ее вызвала Исард и сообщила, что Люк Скайуокер сумел оправдаться перед Альянсом.
— Он нашел доказательства того, что ты была нашим агентом. Обнаружил место, откуда ты отправляла донесения, и оттуда сумел взломать твое досье.
Шира только бровь приподняла. Ее задание не предполагало отправку донесений, но это еще ерунда. Взломать же ее досье...
Она ведь не с улицы в разведку явилась, ее досье было засекречено с самого детства.
— Так бывает, — сказала Исард. — В случае с некоторыми индивидуумами этого скорее следует ожидать. Инстинкты порой сильнее всего остального. Ты понимаешь меня?
— Да, — ответила Шира, — пожалуй.
— Это не умаляет проделанной тобой работы. К слову, твоими успехами заинтересовался Его Величество. Думаю, лорду Вейдеру будет приятно об этом узнать, ты все-таки его протеже.
Лорд Вейдер на эту внезапную новость отреагировал лишь меланхоличным кивком.
— Да, я знаю. Но раз уж Исард передает привет, немного ускоримся. Я представлю тебя Его Величеству как потенциальную Руку Императора. Об остальном ему знать не нужно.
— Да, милорд.
— На самом деле он прекрасно понимает, как обстоят дела, но это наши с ним игры. Тебя это не коснется. Ты пилот и майор имперской разведки. Твоя чувствительность к Силе помогла тебе выжить после взрыва твоего истребителя. И ты готова служить Его Величеству в любом качестве.
— Я понимаю, милорд.
— На самом деле для тебя окажется большой удачей, если он согласится тебя использовать. Руки Императора работают с ним в тесной связке. Наблюдая за его работой, можно очень многому научиться. Он большой мастер.
— Вы думаете, он... Я его не заинтересую?
— Ты пилот и боевик, Его Величество ценит в своих Руках несколько иные качества. Хотя есть среди них и пилоты. Видишь ли, девочка, если б ты интересовала его, он заполучил бы тебя гораздо раньше. И сейчас дело тоже не в тебе, дело во мне. Он считает, что я отыскал себе новую игрушку, и желает на нее посмотреть. Если он захочет в пику мне отобрать тебя, это будет очень удачно. Он может научить тебя тому, чему я не научу. Он подлинный мастер в работе на полутонах, в плетении лжи, которая окутывает все вокруг, в подталкивании событий исподтишка. Может быть, это характерная особенность старых ситхов, которые всю жизнь были вынуждены скрываться. Мне, к счастью, такой жизни не досталось.
— А я...
— А у тебя за плечами полтора года в Альянсе.
И три года в институте, где она молчала намертво о своей жизни в секретной программе и о человеке, который...
Шира мимолетно удивилась. Она всегда казалась себе прямодушной.
— А... когда?
— Сегодня вечером. Его Величество милостиво согласился нас принять.
---
Шира много раз видела Его Величество Императора Палпатина. И издали видела, и вблизи. Впрочем, его внимание лично на нее, кажется, не обращалось ни разу. Она всегда оставалось ребенком из толпы.
Теперь ей предстояло встретиться с властителем галактики лицом к лицу.
Но прежде Шира столкнулась с совершенно другим человеком. На пороге тронного зала, прямо в распахнутых дверях. Лорд Вейдер прошел вперед. Невысокая рыжая девица посторонилась, пропуская его, мазнула неприязненным взглядом по Шире. Отвернулась было — и снова оглянулась.
Очень недолго, может быть, только несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Зеленые в зеленые — под сенью одинаковых светло-рыжих ресниц.
Шира даже не помнила ее имени.
Знала о ее существовании, но чаще всего просто забывала. Их поразительное сходство с годами не исчезло; Шира будто бы взглянула в искаженное отражение своего собственного лица — такого, каким оно было до столкновения с Люком Скайуокером.
— Ступай, Марочка, — раздался старческий мягкий голос. — Ступай. А ты иди сюда, мальчик мой, покажи, кого же ты ко мне привел.
Шира почувствовала, как девушку напротив окатила мучительная, злая ревность.
— Иди, Мара.
Девушка развернулась и ушла.
Просторный тронный зал казался слишком большим для одинокого старика. К Его Величеству лорд Вейдер подвел Ширу, держа за плечо, но перед самым троном отпустил ее и преклонил колено.
— Мастер.
— Встань, мой мальчик. Привел мне подарок? Мило с твоей стороны. До сих пор ты тщательно скрывал от меня свои игрушки. Ну что же. — Император встал с трона, спустился по ступеням, глянул на Ширу из-под капюшона. — Сходи немного погуляй, а мы тут пока побеседуем. В приватной обстановке.
— Как пожелайте, мастер.
Край его плаща мазнул Ширу по ногам. Вейдер ушел. В полутемном огромном помещении Шира осталась наедине с Императором галактики.
Но вместо того, чтобы проникнуться важностью этого момента, Шира думала о какой-то ерунде, о мелочах, которые сейчас не имели никакого смысла. О предполагаемой сестре она думала, и еще о том, как Его Величество назвал Вейдера мальчиком. «Мой мальчик» — то ли ласка, то ли ирония, не поймешь. Казалось, это обращение им обоим давно привычно. Его Величество будто и не замечал, настолько странно звучит это его «мальчик» в адрес сорокапятилетнего человека двухметрового роста.
Подумалось еще, не отсюда ли взялась привычка Вейдера звать ее девочкой. «Моя» он не прибавлял, это ведь и так было ясно.
А Его Величество улыбался, глядя на нее. Обошел по кругу, будто некий неживой предмет. Сказал насмешливым, ласковым тоном:
— Ты ведь не думаешь, что ты у него единственная, а, Широчка? Вейдер любит собирать детишек и морочить им головы. В нем есть особое обаяние, правда? На впечатлительные детские души оно действует безотказно. Вейдер учит их и бросает в бой. Со мною в бой. Милый мой мальчик, он знает, как вредно мне расслабляться. А тебе известно, что последним экзаменом ситха, тестом на способность называться «мастером», является убийство учителя? Лю-ми-я... — он засмеялся тихим старческим смехом.
Шира молчала, не представляя, что сказать. Она не была ни напугана, ни смущена, однако совершенно нелепая картина завладела ее воображением: Шира представила, как по всей галактике спрятанные дети дожидаются внимания лорда Вейдера.
Император снова засмеялся.
— Прекрасно, прекрасно. Все так и есть. Неужели ты не ревнуешь? Вот Марочка ревнует.
— Не думаю, что я вправе ревновать, Ваше Величество.
— Программа КОМПОНПа дает прекрасные результаты. Жаль, что я так рано Марочку оттуда выдернул. Однако смирение — вовсе не то свойство, что требуется ситху. Лю-ми-я... — Смех легкий, будто крылья бабочки. — Быть ситхом — это значит вечно пылать, гореть огнем до небес, так, чтобы всем вокруг было жарко. Впрочем, это Вейдер тебе еще объяснит. Учить он умеет, этого у него не отнять...
От удара светового меча, появившегося будто ниоткуда, Шира увернулась, еще даже не успев ничего осознать. Тренированное тело среагировало само.
Император, невысокий старичок, умел, оказывается, невероятно быстро двигаться. Он стремительно наступал; Шира уходила от его ударов, изумленная его скоростью. Лорд Вейдер в бою был словно шторм, накатывающий с неумолимой мощью; Его Величество оказался похож скорее на жалящее насекомое, чей укус смертелен, и от которого совершенно невозможно отбиться. Он был повсюду, алое лезвие его меча порхало, очерчивая границы ее тела. Шира не вполне была уверена, действительно ли ей хватает реакции на то, чтобы уворачиваться, или Его Величество ее просто щадит.
Разряд молнии заставил ее припасть на одно колено. Боль была та еще; Шира стиснула зубы. Она успела испугаться, что не выдержит электроника. Но электроника устояла, и Шира устояла тоже.
На какую-то долю секунды она ощутила прикосновение воли Вейдера, обнимающее ее, будто сильные руки.
Лезвие светового меча погасло.
— Ах, Вейдер, — сказал Его Величество, посмеиваясь. — Дело он свое знает. И так легко привязывается. Сердце у него все такое же мягкое. Ты знаешь, кто его искалечил? Он еще тебе не рассказывал? Однако не обольщайся. Неважно, сколько лет он с тобой возился, неважно, что ты ему почти как дочь... — Император склонился к ней. — Ты не дочь ему. На свою родную кровь он променяет тебя в любой момент. Ну что ты молчишь? Лю-ми-я.
— Ваше Величество...
Пренебрежительный жест.
— Встань. Ты не ранена, и боль ты терпеть умеешь.
Шира поднялась на ноги, склонила голову.
— А вот и Вейдер. Проходи, мой мальчик. Я позволю тебе и дальше играть с твоей куколкой. Она неплоха. Посмотрим, что ты сможешь из нее сделать. — Император как-то по-птичьи склонил голову набок. — Может быть, и я с ней немного поиграю. Марочку тоже нужно держать в тонусе. Ступайте.
---
«Быть ситхом — это значит вечно пылать...»
Шира сидела над древним голокроном, касаясь его граней ладонями. «Вечно пылать...»
Может быть. Может быть.
Она достаточно знала Дарта Вейдера, чтобы понимать — ему это определение подходит слишком хорошо. Когда-то он казался ей воплощением идеального имперца, олицетворением самого духа Нового Порядка — того самого, о котором ей говорили на уроках в детстве. Вечно пылать, действовать с искренней страстью, всего себя отдавать своему делу...
Смешно.
Странно.
Она отвела руки от голокрона. Пригладила волосы нервным, полудетским движением.
В детстве казалось, повзрослеть — это означает сделаться кем-то иным. Каким-то другим, совершенно новым человеком. Но вот она повзрослела, а суть ее, сама основа ее личности осталась прежней. Может быть, она успеет состариться, а где-то глубоко внутри все равно останется маленькой девочкой, которая смотрела на алые замена, реющие на ветру. На символ нового, справедливого мира.
Как все это было давно. И как недавно.
Шира разглядывала грани голокрона.
«Вечно пылать...»
«Покой — это ложь, есть только страсть...»
Если задуматься, то это и в самом деле так. Никогда и нигде не бывает покоя; жизнь, само мироустройство основано на вечном движении. Зерно прорастает, чтобы породить новые зерна; рождаются и умирают разумные; хищники и травоядные плодятся под светом различных солнцах, на планетах, несущихся по своим орбитам; движутся континенты; вода и ветер трудятся над самым твердым камнем, превращая его в песок; все живет, все меняется, и, умирая, меняется тоже.
«Покой — это ложь. Эмоции, которые я проживаю, закаляют меня, делают крепче, и, окрепнув, я обретаю энергию для того, чтобы действовать. Только действие может привести к победе. Побеждая, я освобождаюсь от того, что сковывало меня раньше. Делая каждый следующий шаг, я становлюсь немного свободнее...»
Тень человека за ее плечом, черная-черная тень, отразившаяся в голокроне, накрывшая собой половину маленькой спальни. Механическое дыхание.
— Я все хотела спросить, милорд...
— Да?
— Почему вы не учили меня раньше?
Не то чтобы это было очень важно, но Ширу и в самом деле интересовало: почему? Она годами болталась в пределах его досягаемости, он учил ее летать и ругаться по-хаттски, но даже до уровня Инквизиторов не подумал ее дотянуть.
Шира со своим голокроном расположилась на полу. Вейдер прошел мимо и, не став подвергать опасности стул, сел на кровать.
— Ну скажем так — ты не была готова.
Шира слабо улыбнулась.
— Я годилась в джедаи, но не годилась в ситхи?
— Джедаи... Видишь ли, девочка, можно взять младенца и напичкать его любой идеологией. Какой угодно. И, повзрослев, он будет во все это верить, но до определенного предела. Однажды его личность, его подлинные устремления могут вступить в противоречие с навязанными убеждениями.
— Считаете, что учить лучше взрослых?
— Возможно. По крайней мере, действительно серьезным вещам. Как тебе объяснить... Ты была ребенком, который не знал ни страха, ни боли. Ни сильных привязанностей. Тебе не случалось бороться за свое существование или голодать, ты не скучала по своим родным, потому что их не знала. Чему я мог тебя научить — тому, что жизнь жестока? Этому жизнь и сама учит каждого.
— Вы не правы... по поводу привязанностей... — только и сказала Шира.
— Об этом, — произнес он вдруг, — я тоже хотел с тобой поговорить.
— Да, милорд?
— Я хочу, чтобы ты понимала. Я любил свою жену больше жизни. Мне так казалось. Я был готов перевернуть ради нее весь мир. Но — я — убил — ее, — проговорил он раздельно. Голос его был бесстрастен. — Я — убил ее. Беременную. И только чудом не убил своих детей. Я хочу, чтобы ты понимала, что ты не застрахована не от чего. Моя привязанность тебя не защитит. От моего гнева — нет.
Шира смотрела на него во все глаза. Он не понимает?
Он даже не осознает, что делает с окружающими?
С того самого дня, когда в Храме джедаев он решал, кому из юнлингов жить, а кому умереть, с того самого дня он держал ее жизнь в своей ладони и лишь из прихоти не сжимал кулак.
Он держал так многих и многих. И его ненавидели за это — или поклонялись ему, как ногри. За то, что не убивает, хотя может. За то, что спасает, хотя волен обречь на гибель.
Шира не знала, что сказать. Не находила слов. Он думал, она верит в свою неуязвимость? Как его жена верила? Знали ли она вообще, та несчастная женщина, за кого вышла замуж? Он не умеет лукавить, но, бывает, разумные существа сами себя обманывают.
И вдруг ей на ум пришло: Люк. Шира тоже не знала, не представляла, что он может улыбаться своей солнечной улыбкой, а потом ударить в спину.
Но это Люк. Его отец же... Его отец...
Шира наконец нашлась со словами:
— Моя жизнь всегда была в вашей власти, милорд.
— Пока ты так думаешь, ситха из тебя не выйдет.
Странное пренебрежение в голосе Вейдера ее задело. Не то чтобы Шира стремилась к тому, чтобы сделаться ситхом, это было его решение. Но все же...
— Никому нельзя отдавать власть над собой, — сказал Вейдер. — Никому, Шира. Из любви, из верности, из признательности — все это ничего не стоит перед свободой. Я не купил тебя на рынке. Я требую подчинения, а не претендую на собственность. Я не владею тобой. Ты это понимаешь?
Она не понимала. Ее воспитывали иначе; она всегда знала, что нет у нее никакой личной воли, что Империя важней любой свободы и любых желаний. Детей, попавших в спецпрограмму, растили для служения. Он же знал это, не мог не знать.
Или поэтому он и заговорил о младенцах, которым можно внушить любую идеологию?
— Я родился рабом, — сказал он вдруг. — На Внешнем Кольце, во владениях хаттов.
Глаза Ширы невольно распахнулись. Не так уж и важно было, где и в какой семье родился бывший джедай; многие из них, наверняка, были выходцами из низов, ведь у благополучных граждан меньше соблазнов отдать своего ребенка.
Но вообразить его — рабом, бесправным созданием? Он — наследник имперского трона, второй человек в галактике.
— А я думала, — сказала Шира, — джедаи обычно не знали, откуда они родом.
— Бывало по-всякому. Но я попал в Храм довольно поздно по их меркам. Мне было девять, когда я наткнулся на одного джедая. На джедая и девушку, очень юную, но мне она тогда казалась недосягаемо взрослой. У них были проблемы, и я им помог. За это джедай взял меня с собой. Свою свободу я заработал, никто мне ее не дарил. — Он помолчал, прибавил негромко. — На той девушке я потом женился.
Шира невольно вздрогнула. Вейдер отмахнулся от ее движения, от ее удивления.
— Я не о том. Рабство бывает разное, Шира. Когда я был ребенком, в моем теле стоял чип со взрывным устройством. Такой внедряли рабам, чтобы исключить побег. Но в те годы никто не мешал мне думать так, как я хочу. А потом я попал к джедаям... Худшее рабство — это рабство мысли, девочка.
Ей казалось, он говорит не о джедаях. Не только о джедаях. Имперская пропаганда, специальная программа Комиссии по охране Нового Порядка, в его глазах выглядели явно ненамного лучше джедайских методов.
Но подобную точку зрения Шира не готова была принять.
---
Однажды лорд Вейдер вручил ей кристалл для светового меча. Желтый камень в его металлической ладони выглядел странно, будто бы сияя собственным светом. Не то чтобы Шира повидала в жизни множество кристаллов для световых мечей, но свой меч лорд Вейдер разбирал при ней совсем недавно. Этот кристалл был крупнее и светился удивительно ярко.
— Это Сигил. Он редкий и довольно мощный, мощнее большинства природных кристаллов.
Словно солнце заключено было в его гранях. Шира не могла отвести взгляд от странного камня. Разве природные кристаллы — не для джедаев?
— Я думала, я должна буду сделать кристалл сама.
— Сделаешь, если понадобится, — ответил Вейдер. — Бери.
Кристалл упал в ее протянутую руку — теплый, словно нагретый живой рукой.
— Никто не заставляет нас пользоваться определенным видом кристаллов, девочка. Ситхи предпочитают синтезировать их, потому что это практичнее. Намного проще и быстрее собрать специализированную печь, чем лететь на отдаленную планету и бегать там по пещерам, разыскивая маленькую искорку среди множества бесполезных булыжников. Но если уж кристалл попался, почему бы не воспользоваться.
Шира прикусила губу, спросила неловко:
— Он — ваш?
Он хмыкнул.
— Не совсем. До моего нынешнего меча у меня было еще два, оба я, скажем так, потерял. Первый — перед тем, как впервые лишиться руки. А второй — с остальными конечностями. Люк им пользовался одно время, видимо, Оби-Ван в свое время прихватил меч с собой.
Шира вздрогнула. Тот меч, который одно время таскал с собой Люк, она помнила. Оби-Ван, значит?..
— Не делай такие глаза. Это дела давно минувших лет, девочка. А кристалл я просто нашел, в пещерах, где в древности их добывали, но месторождение давно считалось исчерпанным. Тебе тогда было лет десять.
Шира так и не спросила, что Вейдер там делал. Он бывал в самых неожиданных местах и чаще с намерениями отнюдь не мирными. Странно, что он столько лет хранил этот кристалл — и ведь не для себя же.
Металлические пальцы накрыли ее сомкнутую ладонь.
— Бери, девочка. Он твой.
---
Шира должна была отправиться на Зиост, одну из самых древних ситхских планет. Перед самым отлетом лорд Вейдер вызвал ее в свои личные апартаменты. Он ждал ее — полностью одетый, но без маски и шлема.
Шира хотела подойти, обнять. Но он обернулся и сказал сухо:
— Сядь.
Шира опустилась на подвернувшийся стул — низкий, с металлическим сиденьем. Бледное лицо Вейдера ничего не выражало. В гневе ли, в радости, но мимика у него всегда была живая, а сейчас он словно застыл, оцепенел. Или пытался не дать воли чувствам.
Он дождался, пока Шира усядется, и заговорил равнодушным, странным для него тоном:
— Для тех, кто способен направлять Силу, есть много способов предвидеть будущее. Даже тем, кто никогда не стремился к этому специально, будущее порой является во время медитаций или во снах. Способность предугадать следующее движение противника — это тоже предвидение. Как любой талант, предвидение дано кому-то в большей степени, кому-то в меньшей. Способности к нему можно развить, но природная одаренность тоже имеет значение. Есть целые ордена, которые считают эту способность главной из тех, что дала нам Сила.
— Пророки Темной Стороны. Я знаю.
О пророках ей было известно — пусть и немногое — как и всякому, кто был вхож в Императорский дворец. Их отыскал где-то Император и приблизил к себе; во дворце их прозвали императорскими магами.
— И есть ордена, которые не придают этой способности никакого значения. Но предвидение так или иначе свойственно нам всем.
Вейдер замолчал. Прошел мимо нее. Повинуясь его жесту, отъехала в сторону стеновая панель, открывая панорамное окно. Вейдер остановился перед ним, заложив руки за спину, лицом к лицу с бескрайним небом. Империал-сити лесом многоэтажек тянулся снизу, но Скайхауз был слишком высок — тянись, не дотянешься.
Вейдер долго молчал. Шира, чуткая к перепадам его настроения, сидела, насторожившись.
— Всю жизнь, — сказал он наконец, — мне снятся смерти моих близких. Я никогда не предвидел радостных событий, только смерть. И мои сны всегда сбывались. Я видел, как пытали мою мать, видел, как моя жена умирает родами...
«Я убил ее», — вспомнилось Шире. Это он имел в виду? Вот это?! Банальную смерть при родах?
— Что бы я ни делал, я не могу ничего изменить. Будущее для меня всегда определенно и неизменно. Но я не могу просто ждать. Смирение — худший грех из возможных.
— Что вам снится, милорд? — спросила Шира. Ей казалось, она уже поняла.
— Твой поединок с Люком.
Вот как.
Вейдер на нее не смотрел. А Шира не могла отвести от него взгляд. Небо, огромное, ненастное, и фигура человека, такого маленького рядом с этим небом. Такого маленького — и вместе с тем такого глобального.
Значит, она все-таки встретится с Люком.
— Тебе есть, за что его ненавидеть, — сказал Вейдер тяжело. — Но я прошу тебя, не убивай моего сына.
Он наконец обернулся, и ее будто резануло: у него были серые глаза. Не золотые — серые.
У него в молодости были глаза голубыми, которые наверняка могли выглядеть и серыми, но сейчас, после привычного полыхающего золота, этот тусклый серый цвет напомнил ей пепелище. Казалось, в нем все отгорело.
— Не убивай моего сына. Обещай мне, Шира.
Она не могла. У нее не поворачивался язык.
— Обещай мне.
«Иначе что?» — хотела спросить она. Не спросила. Его серый взгляд казался невыносимым — так может смотреть отгоревший костер, так может смотреть ненастное небо.
— Обещай. Он моя кровь, Шира.
Казалось, он не замечал, как давит. Ментальный напор возрастал. Шира сидела и смотрела в его невеселое бледное лицо. Подумала, что если его сны всегда предвещают смерть и если умрет не Люк, то значит...
Вейдер подошел и сел рядом на пол. Обхватил ее за шею, притянул к себе. Лбы их соприкоснулись, близко-близко Шира увидела его набрякшие веки и серо-голубые непривычные глаза.
Вспомнилось вдруг: «На свою родную кровь он променяет тебя в любой момент». Шире казалось, она замерзает. От дюрасталевых пальцев на ее шее расходился по телу холод. Темная Сторона — не всегда огонь.
— Он моя кровь, — повторил Вейдер.
Может быть, ему казалось, что это все объясняет. Однако для Ширы кровное родство никогда не было значительным фактором. Она просто не понимала.
Сама мысль о том, чтобы позволить Люку себя убить, добровольно уступить ему, представлялась Шире оскорбительной.
Но отец Люка сидел перед ней. Человек, которого она любила — или думала, что любила. В детстве она воображала, что однажды отдаст за него жизнь. Однако никогда не думала, что это будет вот так.
Наверное, это и есть мера любви. И на такую любовь Шира не считала себя готовой.
В его глазах, усталых и незнакомых, расплывались краснотой лопнувшие сосуды.
— Я обещаю, — сказала Шира. — Обещаю.
Он закрыл глаза. И сидел так долго-долго, сидел и не отпускал ее.
---
Это произошло мгновенно. Только что все было как всегда, и в секунду мир вдруг выцвел, и словно бы исчез воздух, гравитация сделалась сильней. Шира упала на одно колено, оперлась рукой — в ладонь впились мелкие камешки. Шира ничего не видела, свет перед ней померк. Она чувствовала, как саднит колено и ладонь. Она дышала — сухой воздух наждаком проходил в горло. Размеренно билось сердце.
Все было как всегда. И воздух был на месте, и свет, и гравитация, и местное солнце все так же сияло с местных небес. Зиост, планета-кладбище, планета-колыбель, хранилище дивных и страшных тайн, размеренно бежал по своей орбите. Но в Силе сделалось пусто. То, что казалось ее сосредоточием, осью, на которую нанизывалось остальное мироздание, нечто самое важное — просто исчезло.
Сила опустела. И опустела галактика.
Дарта Вейдера не стало.
Вот когда Шира поистине познала, что такое — Темная сторона...