Work Text:
- ...отставка ничего не значит, - устало повторяет Е Цю. - Это его слова. Он вернется, когда завяжет с игрой окончательно.
- Но это же... - мать замолкает.
Конечно, конечно. Никто из них не интересуется играми, поэтому никому и не составило труда подсчитать - год отставки закончится в декабре, половина сезона этого ненормального не удовлетворит, значит, надо прибавить еще один... Раньше, чем через два с лишним года, драгоценнейшего наследника дома можно не ждать.
И то только в том случае, если брат не решит надышаться своей мечтой напоследок еще годик, а потом еще один, и еще...
А сидеть сейчас здесь и оправдываться за него должен Е Цю.
И как, спрашивается, не злиться на этот позор семьи?
Особенно когда мама так потерянно переглядывается с помрачневшим отцом.
- Хорошо, - повторяет беспомощно. - Хорошо... Какой он сейчас?
Тощий. Бледный. Руки в карманах, ноги волочит, голову не поднимает. Только кругов под глазами и трясущихся рук не хватает, чтобы за наркомана принять.
Ладно, насчет рук перебор. Яблоко у них с хозяйкой только так по кафе летало.
Ну и...
Хорошо, насчет остального перебор тоже.
- Немного худее меня, - честно отвечает Е Цю. - Сутулится, правда, не знаю, как сильно на самом деле - отсутствие манер он, похоже, при мне преувеличивал специально.
Мама тихо вздыхает. Старший сын и манеры были больной для всех темой с самого детства.
- Держится просто, одевается тоже. И подстричься ему недели три назад стоило.
Почему он вообще об этом сказал? Хотя челка, конечно...
Только чудом не лезла в глаза - как только играть не мешает? - и путалась в пальцах Е Цю, когда он убирал ее со лба брата, сам не зная, хочет ли разбудить его прямо сейчас или боится, что тот вправду проснется.
И вновь упала так же небрежно, будто ее годами не укладывали нормально, стоило поднять Е Сю на руки.
И он не только выглядел, он действительно легче Е Цю, и, похоже, в последние годы качал исключительно персонажей.
Но как же стало вдруг больно, когда он, не просыпаясь, привычным, домашним движением уютно полувытянулся-полусвернулся в одеяльном гнезде, как только Е Цю устроил его на кровати в этой жуткой темной кладовке - это и правда была его постель, его комната, босс Чэнь не шутила сама и не подыгрывала этому разводиле...
Как можно там жить?! Так блаженствовать - а с лица брата мгновенно исчезло то несчастное, сдержанно-измученное выражение, при виде которого Е Цю и взялся его перекладывать - на такой койке?
На диване Е Сю точно не было настолько же хорошо.
...ох. Диван!
- Едва не забыл, - Е Цю достает телефон, быстро пролистывает альбом камеры, отдает матери. - Сфотографировал, пока он спал.
И это была очень плохая идея, понимает он, глядя, как меняется ее лицо.
Нет, само фото удачное - хорошее освещение, хорошая резкость, ничего лишнего в кадре. Сделать снимок в светлой чистой гостиной было правильно с технической точки зрения, но сейчас Е Цю осознает, что и почти болезненная бледность, и только во сне ставшая заметной усталость, и весь целиком потрепанный вид Е Сю тоже слишком хорошо различимы.
Диван выглядит хорошо. Сам Е Сю - куда хуже, чем в кафе или даже в кладовке.
Но отбирать телефон уже поздно.
- Вас больше нельзя будет спутать, - грустно улыбается мама, касаясь фотографии с нежностью, куда большей, чем нужна армированному стеклу смартфона. - Твой старший брат действительно старше.
"Он видел жизнь", - хочет сказать Е Цю, но вместо этого только пожимает плечами. Телефон переходит из рук в руки еще раз.
Отец смотрит недолго. Моргает, отводя взгляд.
- Спит в одежде?
"Какой позор!" - комментирует внутренний голос так взбесившим Е Цю вчера тоном, и он вдруг осознает, насколько брат был бы похож на отца, если бы говорил свои гадости тише и строже.
Сейчас, впрочем, не до открытий - надо объясниться, и без промедления.
Хорошо хоть, оправдание даже изобретать не приходится.
- Он уступил мне свою комнату, а сам заночевал в общей гостиной, - быстро отвечает Е Цю. - В двух других спальнях живут хозяйка кафе и еще одна девушка из сотрудников, ложиться раздетым было бы неудобно.
- Значит, на этот раз он поселился уже с двумя женщинами...
О, да!
Палить пьянку вышло бы себе дороже, но этим шансом не воспользоваться Е Цю просто не может.
- Та его первая утром тоже пришла, - сообщает он. - Похоже, они все прекрасно ладят.
"Вот так, братец. Посмотрим, как ты будешь оправдываться, когда наконец-то вернешься".
Внутренний голос молчит.
И отец молчит.
У родителей-то, понятно, нет слов. Они слишком заняты, представляя себе обаятельного, окруженного красавицами, но высокоморального... то есть, конечно, недостойного, позорящего семью бесстыдным поведением сына.
Но Е Сю...
Теперь что, даже воображаемый брат отказывается ему отвечать?
"Эй! Задрот несчастный, я польстил тебе вообще-то!"
Проклятье.
Брат сбежал пацаном. Прошло десять лет. Их нечастые - пару раз в год - обмены новостями в куку Е Цю до сих пор мысленно озвучивал голосом жизнерадостного подростка. Вчерашний, взрослый Е Сю говорил о семье и о ерунде.
Представить, как он воспримет приписанный ему гарем из кассирш и сирот...
Е Цю попросту не настолько хорошо его знает.
"Сволочь ты, братец, - думает Е Цю в неловкой тишине, глядя, как отец скидывает фото с его телефона себе и маме. - Ты же нам все равно не чужой. Возвращайся..."