Work Text:
– А еще вы загрязняли окружающую среду, вот, посмотрите на график…
Джозеф Боксхолл посмотрел на график. График посмотрел на него: это был уже сотый или двухсотый или тысячный показатель его жизни.
Большинство были желтыми: небольшой минус.
Один-два зеленоватыми: профессионализм ему удалось отбить, хотя странный джентльмен в этом не менее странном посмертии и сообщил, что “один график погоды не изменит”.
Этот же был красным: пик красноты как начался в 1912, так и не закончился. Еще одно ухудшение было вовсе через несколько дней после смерти, а это уже ни в какие рамки не шло…
– Я не могу продолжать загрязнять окружающую среду, когда уже умер. Вообще любое преступление должно заканчиваться со смертью, разве нет?
– Многие так думают, но нет, тело-то остается, дела там всякие, репутация, книги – вы думаете, что Гитлер сошел с крючка лишь потому, что самоубился? Нет, нет и еще раз нет!
Сравнение с Гитлером злило: где он, скромный моряк, и где чертов нацист, втянувший весь мир в очередную кровавую бойню?
– И все-таки масштабы явно несоизмеримы, – предложил Боксхолл, с трудом подавляя гнев.
– В чем-то да. Впрочем, вы тоже оставили огромную груду металла и более полутора тысяч тел на океанском дне, – улыбка джентльмена была абсолютно мефистофельской. – Здесь, в Лучшем мире мы следим за подобными ошибками!
“Да вы за всем следите, бляди,” подумал Боксхолл, стараясь не вспоминать ничего о той ночи.
При жизни она чуть подернулась дымкой – он даже фильм консультировал, встречался со вдовой Лайтса, с кем-то из пассажиров… – а сейчас очень живо встала перед глазами.
Желтые мигающие уже огни на палубе.
Чертов огонек телеграфа “Калифорнии”, оператор которого совершенно не понимал, что они тут тонут.
Чья-то гавкающая собака.
Приказ командовать шлюпкой и собственное облегчение, такое противное, что тогда, что сейчас – он знал, знал уже тогда, что любого из коллег может уже больше не увидеть, но чувствовал лишь злость на чертов корабль вдалеке, да на айсберг, и облегчение, что вот он может выжить, разрешили.
А потом – желтый, теплый свет на мостике “Карпатии” и его собственный доклад: “Утонуло больше тысячи человек, сэр”.
Гораздо больше тысячи.
– Я думаю, ваше посмертие очевидно, мистер Боксхолл, – улыбнулся в последний раз джентльмен, представившийся в начале Майклом.
***
– Оно действительно засирает океан, – вздохнул Боксхолл, смотря на довольно однообразный пейзаж вокруг.
Они – все семь помощников, капитан Смит уплыл куда-то за подлодкой с воплями “вы слишком глубоко”, а господа Эндрюс и Исмей опять ругались где-то на уровне прогулочной палубы, – сидели на крыше офицерских кают.
– Зато не все синее, – философски заметил Питман.
Вокруг медленно ржавеющего “Титаника” действительно расползалось желтое пятно.
– Не понимаю, почему мы тут сидим. Вон, кэп уже сколько времени отсутствует? Давайте махнем на поверхность, посмотрим, вдруг кто плывет? – предложил Лайтоллер.
Он невероятно воодушевился после того, как Боксхолла угораздило рассказать не просто про фильм о крушении – про фильм, где Лайтс был главным героем. Наравне с самим кораблем!
– Может, лучше представим, что тут все сухо, чисто и светло? Может быть, надо как раз семеро, – предложил Мёрдок.
– В смысле, надо семеро? – спросил Боксхолл.
– Если очень захотеть, картинка реальности чуть меняется. То есть я знаю, что я утонул, Уайльд знает, что замерз, Муди тоже что-то знает, но мы могли сесть в кружок и представить себя, например, в офицерской столовой, чайник стоит под чайной бабой, каша исходит паром, хлеб появляется из воздуха…
– Никто из нас не вспомнил, какой же стюард носил нам еду, а ходить и спрашивать Мёрдок отказался, – добавил Уайльд.
– Почему это должен был делать я?
– Потому что я это вам делегировал!
– Вообращаемое было желтое. Как фото, которое плохо проявили. Желто-коричневые тона, мерзко как-то даже, – закончил объяснение Муди, пока Мёрдок с Уайльдом увлеклись вопросом того, играет ли роль корабельная иерархия, если даже палубы корабля сложились в единое целое, а корма где-то в полумиле лежит. – И они часто так спорят. Вроде к тридцатым затихли, а потом в начале пятидесятых пришел Лайтс и все опять началось по новой.
– И что? Вы пытались дальше? – Боксхолл смотрел на кольцо желтой, ржавой воды кругом ржавого металла самого знаменитого в мире корабля и думал, как же он видит желтый в темноте.
– Да. Оказалось, что если люди точно помнят, что где находилось и как выглядело, это немного восстанавливается. Иллюзией, миражом – если спуститесь вниз, под третий слой ила, там электрики сидят. Они говорят, что дают нам свет, но света-то нет, а я и с мистером Эндрюсом ходил, он-то все должен помнить, и все равно просто кружок мужчин в иле… – Муди вздохнул и замолчал.
Замолчали и Мёрдок с Уайльдом; краем глаза Боксхолл заметил, что между ними явно по привычке сел Лоу, куря трубку – трубка честно дымилась, значит, с воображением у него все было в порядке.
Семь помощников “Титаника” сидели в ряд на крыше офицерских кают и смотрели, как ржавеет сталь их корабля.
Судя по всему, смотреть было еще долго.