Actions

Work Header

если вы накидали мусора, то могли бы за сорок лет и убрать

Summary:

Джозефа Боксхолла после смерти распределяют в нужное посмертие. На "Титаник", конечно, благо гнить кораблю еще долго.

Notes:

(See the end of the work for notes.)

Work Text:

– А еще вы загрязняли окружающую среду, вот, посмотрите на график…

Джозеф Боксхолл посмотрел на график. График посмотрел на него: это был уже сотый или двухсотый или тысячный показатель его жизни.

Большинство были желтыми: небольшой минус.

Один-два зеленоватыми: профессионализм ему удалось отбить, хотя странный джентльмен в этом не менее странном посмертии и сообщил, что “один график погоды не изменит”.

Этот же был красным: пик красноты как начался в 1912, так и не закончился. Еще одно ухудшение было вовсе через несколько дней после смерти, а это уже ни в какие рамки не шло…

– Я не могу продолжать загрязнять окружающую среду, когда уже умер. Вообще любое преступление должно заканчиваться со смертью, разве нет?

– Многие так думают, но нет, тело-то остается, дела там всякие, репутация, книги – вы думаете, что Гитлер сошел с крючка лишь потому, что самоубился? Нет, нет и еще раз нет!

Сравнение с Гитлером злило: где он, скромный моряк, и где чертов нацист, втянувший весь мир в очередную кровавую бойню?

– И все-таки масштабы явно несоизмеримы, – предложил Боксхолл, с трудом подавляя гнев.

– В чем-то да. Впрочем, вы тоже оставили огромную груду металла и более полутора тысяч тел на океанском дне, – улыбка джентльмена была абсолютно мефистофельской. – Здесь, в Лучшем мире мы следим за подобными ошибками!

“Да вы за всем следите, бляди,” подумал Боксхолл, стараясь не вспоминать ничего о той ночи.

При жизни она чуть подернулась дымкой – он даже фильм консультировал, встречался со вдовой Лайтса, с кем-то из пассажиров… – а сейчас очень живо встала перед глазами.

Желтые мигающие уже огни на палубе.

Чертов огонек телеграфа “Калифорнии”, оператор которого совершенно не понимал, что они тут тонут.

Чья-то гавкающая собака.

Приказ командовать шлюпкой и собственное облегчение, такое противное, что тогда, что сейчас – он знал, знал уже тогда, что любого из коллег может уже больше не увидеть, но чувствовал лишь злость на чертов корабль вдалеке, да на айсберг, и облегчение, что вот он может выжить, разрешили.

А потом – желтый, теплый свет на мостике “Карпатии” и его собственный доклад: “Утонуло больше тысячи человек, сэр”.

Гораздо больше тысячи.

– Я думаю, ваше посмертие очевидно, мистер Боксхолл, – улыбнулся в последний раз джентльмен, представившийся в начале Майклом.

 

***

 

– Оно действительно засирает океан, – вздохнул Боксхолл, смотря на довольно однообразный пейзаж вокруг.

Они – все семь помощников, капитан Смит уплыл куда-то за подлодкой с воплями “вы слишком глубоко”, а господа Эндрюс и Исмей опять ругались где-то на уровне прогулочной палубы, – сидели на крыше офицерских кают.

– Зато не все синее, – философски заметил Питман.

Вокруг медленно ржавеющего “Титаника” действительно расползалось желтое пятно.

– Не понимаю, почему мы тут сидим. Вон, кэп уже сколько времени отсутствует? Давайте махнем на поверхность, посмотрим, вдруг кто плывет? – предложил Лайтоллер.

Он невероятно воодушевился после того, как Боксхолла угораздило рассказать не просто про фильм о крушении – про фильм, где Лайтс был главным героем. Наравне с самим кораблем!

– Может, лучше представим, что тут все сухо, чисто и светло? Может быть, надо как раз семеро, – предложил Мёрдок.

– В смысле, надо семеро? – спросил Боксхолл.

– Если очень захотеть, картинка реальности чуть меняется. То есть я знаю, что я утонул, Уайльд знает, что замерз, Муди тоже что-то знает, но мы могли сесть в кружок и представить себя, например, в офицерской столовой, чайник стоит под чайной бабой, каша исходит паром, хлеб появляется из воздуха…

– Никто из нас не вспомнил, какой же стюард носил нам еду, а ходить и спрашивать Мёрдок отказался, – добавил Уайльд.

– Почему это должен был делать я?

– Потому что я это вам делегировал!

– Вообращаемое было желтое. Как фото, которое плохо проявили. Желто-коричневые тона, мерзко как-то даже, – закончил объяснение Муди, пока Мёрдок с Уайльдом увлеклись вопросом того, играет ли роль корабельная иерархия, если даже палубы корабля сложились в единое целое, а корма где-то в полумиле лежит. – И они часто так спорят. Вроде к тридцатым затихли, а потом в начале пятидесятых пришел Лайтс и все опять началось по новой.

– И что? Вы пытались дальше? – Боксхолл смотрел на кольцо желтой, ржавой воды кругом ржавого металла самого знаменитого в мире корабля и думал, как же он видит желтый в темноте.

– Да. Оказалось, что если люди точно помнят, что где находилось и как выглядело, это немного восстанавливается. Иллюзией, миражом – если спуститесь вниз, под третий слой ила, там электрики сидят. Они говорят, что дают нам свет, но света-то нет, а я и с мистером Эндрюсом ходил, он-то все должен помнить, и все равно просто кружок мужчин в иле… – Муди вздохнул и замолчал.

Замолчали и Мёрдок с Уайльдом; краем глаза Боксхолл заметил, что между ними явно по привычке сел Лоу, куря трубку – трубка честно дымилась, значит, с воображением у него все было в порядке.

Семь помощников “Титаника” сидели в ряд на крыше офицерских кают и смотрели, как ржавеет сталь их корабля.

Судя по всему, смотреть было еще долго.

Notes:

Джозеф Боксхолл, четвертый помощник капитана, умер последним из выживших помощников, и успел побывать консультантом на съемках фильма "Гибель "Титаника" ("A Night to Remember"). Кроме того, он вычислил место последнего упокоения самого "Титаника" (емнип, почти не ошибся, примерно там и нашли обломки) и завещал развеять свой прах над океаном в этом месте.
А "Титаник" ржавеет так активно, что в его ржавчине нашли новый вид бактерий, питающихся сталью, но об этом Боксхолл не знал, поэтому и не использовал как аргумент против некоторых из обвинений.
А вообще, вините товарища Кэмерона, он и товарищ Пратчетт -- спонсоры моей веры в "каждому после смерти то, во что веришь". А человек, который реально завещал развеять себя над местом крушения конкретного корабля, явно должен был об этом корабле думать часто...