Work Text:
Фельпская жара отличалась от жары в Варасте или даже в Кэналлоа. А может дело было далеко не в жаре, а в соляных озёрах. Неестественная тишина этого места, в свою очередь, заставляла замолкать остальных.
Плоскогорье Гальбрэ. Ушедшее в никуда море, оставившее небу лишь своё дно. И Озёра. Рокэ чуть поморщился из-за усилившейся головной боли. В воздухе словно бы что-то звенело.
Какой-то древний, почти забытый рык.
Эхо.
Отзвук.
Лошади посланцев из Фельпа сдержанно и недовольно фыркали. Рокэ ехал сразу за ними и мог заметить, как нервно дёргались их хвосты. Да и напряжение своего полумориска ощущал всем телом. Чтобы посмотреть на сопровождающих, пришлось скосить глаза. Слева и чуть позади держался полковник Ричард Окделл. Его гнедой недовольно фыркал с тех самых пор, как они въехали на территорию соли и пустоты. Справа, отстав сильнее, ехал юный Валентин. На одном лишь упрямстве он цеплялся за пристойный вид, даже если от этого пристойного вида остались лишь рубашка и колет, хотя сдался даже его эр. Варастийская кампания научила Валентина осторожности — бледнокожий, без широкополой шляпы и перчаток он попросту сгорал под раскалённым южным солнцем.
Позади на приличествующем расстоянии ехали капитан Бенито Финелли и Марсель, а также Герард Арамона. Рокэ и сам не понимал, какой Леворукий дёрнул его взять двоих последних. Будто ненавидящего его Окделла и странного Придда ему во время Варастийской кампании не хватило.
Мрачность этого места влияла на всех, даже на кэналлийцев и варастийцев. Судя по доносящемуся голосу Марселя, либо его не проняло, либо же как раз наоборот, и он, в своей столичной манере, пытался забить тяжёлое молчание своим голосом.
Не получалось. Вода, вопреки обыкновению, поглощала его голос и топила даже цокот копыт.
И всё же тишину что-то разбило.
Что-то настолько подходящее этому месту, что вода отозвалась и разнесла дальше.
Голос.
Молодой. Мужской. Несколько сиплый.
Песнь на языке, который казался одновременно смутно знакомым, но при этом каким-то иным.
Рокэ оглянулся в поисках источника звука.
Валентин всячески скрывал, что ему плохо от жары, и, кажется, Рокэ стоило позаботиться о северном графе, не привыкшем к югу. Его хватил тепловой удар, иначе объяснить неожиданное пение не получалось.
И всё же песнь казалась какой-то странной. Рокэ поймал вопросительный взгляд Ричарда. Хотелось сказать: «Это ваш оруженосец, молодой человек, сами с этим что-нибудь сделайте». Хотелось съязвить. Что угодно.
Затем запел Марсель. Ту же мелодию. Отсутствующий взгляд в никуда. Лошади опасливо прижимали уши и беспокойно ржали.
Запели и другие. Ричард растерянно смотрел на остальных и собирался что-то сказать, но Рокэ покачал головой.
Узнать мелодию не получалось, но она пелась словно песнь памяти, что-то погребальное, что-то, что отзывалось в самых костях и молило вспомнить мёртвых.
Молило их отпустить.
Внезапный порыв ветра сдул шляпу с головы Валентина, и Рокэ уставился на него. В тени, под широкими полями, его глаза казались тёмными и ничего не отражали, но сейчас на свету они выглядели ярко, неестественно зелёными.
Из воды медленно поднимались человеческие — бывшие когда-то человеческими — фигуры. Слишком расплывчатые, чтобы различить определённые черты. Ричард взвёл мушкет, Рокэ перехватил свой, но что-то ему подсказывало, что стрелять нужно не в фигуры, а в Валентина.
Раздались всхлипы.
Стройный хор голосов разносился на хорны и отдавался шёпотом от солёной воды мёртвых озёр.
На полуслове — Рокэ так показалось — песнь оборвалась.
Выбравшиеся из воды наполовину, подошедшие ближе к дороге фигуры распались и обдали всех неправильно холодными солёными брызгами.
Валентин моргнул и растерянно посмотрел вокруг. И сразу же ровный хор распался. Однако что бы ни пряталось в воде, оно допело песнь до конца.
— С возвращением, юноша, — сказал Рокэ, чтобы хоть что-то сказать.
Ричард отстал, чтобы поравняться с оруженосцем, который всячески пытался скрыть растерянное, мальчишески испуганное выражение. Марсель вытирал слёзы и бормотал что-то про ужасный воздух. Капитан Финелли выглядел подавленным и как-то нехорошо смотрел на Валентина.
— Нельзя здесь петь, — проговорил он и осенил себя знаком Создателя, как и некоторые другие.
Прелестно.
До Фельпа доехали в полном молчании, а у ворот стало не до того.
